1
20 августа 2015 г. в 15:40
«А-а-а!»
Истошный вопль, переходящий в скрежет трансформационных цепей, прозвучал только в воображении Фармы. Толстое стекло, отделявшее объект эксперимента от двух автоботов, не пропускало звуки. Но ужас на фейсплейте, до разрыва металла распахнутый рот и энергон, сочащийся из образовавшихся от давления микротрещин вокруг оптики, производили достаточно сильное впечатление.
Ферст Эйд раздраженно хлопнул планшетом по ладони.
– Анализ? – резко спросил он.
Фарма скользнул взглядом по данным на экране, не обращая внимания на продолжавшего мучительно медленно трансформироваться кона.
– Сканирую, – Фарма щелкнул по клавиатуре. – Его защитные программы подавили вирус.
Часть корпуса объекта уже трансформировалась – ноги разделились на угловатые детали, но процесс шел тяжело, цепи искрили. Он извивался в паутине кабелей, пронзивших штекерами не только его медпанель, но и все статистические инфоразъемы. Перед полноценным переводом на тестирующую аппаратуру обычно отключают нейросеть, но так как данные Ферст Эйду требовались самые точные, Фарма оставил все как есть. Процессор кона разрывали бесцеремонные аналитические скрипты, но если до начала эксперимента оборвать провода не давали блокираторы, то теперь – боль.
– Идет разложение энергона, причем довольно быстро. Кликов через пять он отторгнет твой коктейль, – Фарма взглянул на трехмерную схему, потом на анализ пробы энергона, взятый автоматически прямо из подкамерного шланга два клика назад.
– Шлак, – подвижная маска Ферст Эйда бесшумно перестроилась, выражая раздражение. Тонкие темные пальцы заметались над планшетом: глава Дельфи уже начал размышлять над изменением формулы.
Идеи Ферст Эйда не всегда реализовывались с первого раза, но в скрупулезной доработке и терпении равных ему сложно было представить. Фарма не восхищался – скорее констатировал факт. Его шеф, пожалуй, хотел бы создавать совершенные ужасающие вирусы с первого раза, по велению искры, по вдохновению, но за каждым разработанным в Дельфи кибербиологическим оружием стояли месяцы работы и десятки неудачных экспериментов.
Зато Ферст Эйд никогда не останавливался. Ему было чем гордиться: рано или поздно, в том или ином виде, все его разработки пополняли арсенал автоботов.
Очередной проект подразумевал создание вещества, которое превратит трансформацию в болезненный саморазрушительный процесс, заканчивающийся деформацией ти-кога. Пока что объекты получали его через загуститель топлива, но в перспективе, знал Фарма, вещество должно стать практически неотличимым по составу от стандартного энергона.
В отличие от электронных вирусов, почти всегда требовавших более-менее точечного воздействия, подобный яд мог бы получить широкое применение при подготовках к массовым зачисткам. Расширить возможности для диверсии. Ферст Эйд синтезировал несколько формул, и пока ни одна не дала предполагаемый эффект. Он хотел добиться разрушения ти-кога без возможности восстановления, полной деформации цепей, но какие бы реакции ни вызывала изобретенная им формула, шестерня трансформации оставалась целой. Ну, или, по крайней мере, легко восстановимой. Это Ферст Эйда не устраивало.
При других обстоятельствах можно было бы сказать, что кону повезло. В его ложементе ничего не взорвалось, и даже способность трансформироваться осталась. Но Фарма точно знал: на самом деле это не везение. Испытание завершилось неудачей, зараженный корпус никому здесь не нужен, и кона ждет неминуемый дезактив.
Боль, которую он сейчас испытывает, ничего не стоит. Разве только означает, что еще через пару-тройку недель за стеклом будет корчиться кто-нибудь из его товарищей, по топливопроводам которого будет течь новый яд.
– Остановить процесс? – Фарма медленно положил пальцы на рубильник.
Он как будто все еще слышал крик. Тот становился сиплым, дрожащим, резал по аудиодатчикам.
Ферст Эйд качнул головой:
– Нет. Доведем до конца, – он искоса взглянул на объект.
Едва ли он надеялся, что прототип вируса все-таки уничтожит ти-ког. Он всего лишь хотел получить максимум сведений. Для него это были не чьи-то страдания – лишь логи ошибок и скачки в энергосети, которые можно изучить.
Десептикон уже почти завершил трансформацию. Кабели, попавшие между перестроившимися деталями, заскрипели. Фарма смотрел на то, как они натягиваются, и слышал этот скрип, как будто был внутри карантинного отсека.
Шлем уже разделился надвое, а фейсплейт почти скрылся под пластинами, когда сработал сброс отравленного топлива. Из распахнутого рта выплеснулась розовая жидкость, забрызгав и броню, и саму платформу. Фарма отметил неестественную консистенцию отравленного энергона, прежде чем активировать слив.
По ту сторону стекла всю жидкость вобрала в себя вакуумная установка, обдав кона сильным потоком воздуха. Следующий этап – дезинфекция. Когда клубы пара заполнили отсек, скрыв тщетно пытавшегося завести двигатель пленника, Фарма повернулся к Ферст Эйду.
– Ты не хочешь попробовать снова ослаблять их иммунитет?
– Мне нужен вирус, который будет работать на стойких и выносливых солдатах, а не на немощных инвалидах, – скривился под маской Ферст Эйд. Фарма точно не знал, есть ли у него под маской лицо, однако хорошо слышал эмоции, да и сузившийся визор начальника выражал его отношение к происходящему достаточно ярко. – Составь мне полный отчет, «заморозь» ти-ког… и пусть Амбулон утилизирует это.
– Вирус слишком быстро действует. Нужно увеличить инкубационный период, – Фарма задумчиво покосился на постепенно рассеивающийся пар. Он с удаленной консоли заблокировал для жертвы возможность завестись и совершить какое-нибудь безумие, например, попытку протаранить бронированное стекло. – Возможно, триггер-трансформация была плохой идеей. Если первая смена формы происходит сразу после получения вируса, тот не успевает адаптироваться к индивидуальным условиям и прижиться в системе и…
– Нет. Это была хорошая идея, Фарма, – возразил Ферст Эйд. – Вирус, дремлющий до активации трансформации, легко и надежно можно доставить по назначению. Вот после трансформации развитие должно проходить медленнее. Чем дольше инкубационный период, тем позже вирус обнаружат. С твоей стороны все в порядке, – повторил он. – Я доработаю формулу, и попробуем еще раз.
Раздражение, которое звучало в его голосе, не было направлено в адрес хирурга Дельфи. Ферст Эйд трезво оценивал идеи, кто бы их ни предлагал, и никогда не претендовал на их присвоение. Умение адекватно реагировать на ошибки и работать над их исправлением, в целом, импонировало Фарме.
А к отсутствию сострадания он привык – за миллионы-то лет в рядах автоботов.
Когда Ферст Эйд ушел, Фарма проверил безопасность отсека и, убедившись, что системы не фиксируют утечек, разблокировал дверь. Та отъехала в сторону, из помещения вырвался горячий воздух, а вместе с ним Фарма услышал надсадный шум кулеров.
«Объект 691» – так значился пленник в документах Дельфи. Шестьсот девяносто первый трансформер, попавший не в медбэй, располагавшийся в надземной части станции, а в тюрьму глубоко под ней, – и пятьсот тринадцатый, кого Фарма убьет.
Цифры – очень простая материя для анализа. Природа жизни куда сложнее.
– Подонок, – донеслось приглушенно. – Ну, как, я испортил вам статистику?.. Шлакорезы...
Вероятно, он успел заметить за стеклом разочарование главного исследователя Дельфи, прежде чем его ошпарило и ослепило.
– Нет, не испортил, – Фарма отключил большую часть соединений, оставив лишь те, что блокировали движения. Статистика и вправду сохранилась, она изначально была не в пользу разработчиков. – Жаль, но тебе придется трансформироваться снова.
Операции по удалению ти-кога протекают легче и быстрее, когда пациент в робомоде.
– Не...
Прежде чем Фарма услышал протестующий всхрип, он передал удаленную команду на трансформацию через медицинские подключения. Он ожидал, что во второй раз процесс пройдет легче, но скрежет и медленное движение деталей свидетельствовали, что вирус успел навредить механизмам. На обнажившихся цепях он заметил тонкую пленку, будто мешавшую трансформации.
Мгновение спустя объект 691 заорал, не в силах вытерпеть боль молча. Он, наверное, был бы рад не приносить мучителям удовольствия слышать его крики, но и терпеть не мог. Голос объекта на высоких частотах оказался еще звонче, чем Фарма представлял, стоя по другую сторону стекла.
Осторожно наклонившийся было к десептикону, чтобы рассмотреть свежий налет, который наверняка будет интересно изучить Ферст Эйду, Фарма отпрянул и нервно отключил запущенный протокол. Детали не вернулись в прежнее состояние, объект, ощерившись отошедшими пластинами, затрясся.
– Как ты... – вокалайзер выдавал помехи, похожие на всхлипы, – вообще носишь... этот знак?!
Фарма невольно коснулся пальцами бронированной темно-лиловой пластины на груди.
– Ты не медик, ты палач! – выкрикнул объект. Из недр кара голос звучал придушенно, глухо. – Фрагов палач!
Он говорил про символ медицинской службы. Конечно. Фарма резко отнял руку от автоботской инсигнии и взглянул на свои ладони. Они вдруг показались ему темно-красными – руками, прочно ассоциирующимися у Фармы с насилием ради насилия. С экспериментами ради эксперимента.
Когда-то Рэтчет пообещал Фарме, что тот не станет палачом. Что он будет продолжать спасать жизни – делать то, что считает своим призванием. Но быть автоботским хирургом в действующей Медицинской Службе означало быть рабом изощренных причуд ее начальника.
У Фармы свело топливные шланги, и он почувствовал, как под воздействием старых воспоминаний энергон подступает к верхнему шлюзу.
Освободившись от Рэтчета, Фарма попал под начало к автоботу, не выказывающему и малейшего признака психопатии, но о спасении жизней речь больше не шла. Только об убийствах.
Объект продолжал поливать его оскорблениями, заглушая собственную боль попыткой быть храбрым. Многие так делали. Кто-то, конечно, хныкал и умолял прекратить, но и бессильная агрессия – обычное явление. В определении реакций на боль Фарма уже стал асом.
– Что? Почему ты прекратил? – ожидание боли бывает страшнее, чем само насилие. Десептикон не обрадовался передышке, напротив, заволновался, потому что не понимал, когда пытка начнется снова. – Давай, продолжай, ублюдок! Ну?! Я же тебе нужен распластанным по платформе?..
Фарма отступил на шаг, прежде чем подать разряд по подключенным кабелям, достаточный, чтобы вырубить процессор. Нервный, дрожащий вызов оборвался на полуслове.
Затем он дернул рукой, вызывая проекцию пациента в его промежуточной форме, и бросил быстрый взгляд на примерную схему расположения комплектующих. Добраться до шестерни трансформации будет нелегко.
Раздвинув детали – они поддались тяжело, со скрежетом, – Фарма увидел закрытую камеру искры. Плотно сомкнутые лепестки почти не пропускали свет. Тремя точными ударами скальпеля Фарма лишил искру питания. Энергон замерцал, покидая околоискровое пространство, просачиваясь через образовавшиеся тонкие проломы. Объект 691 из оффлайна уже не выйдет.
Клацнули детали, пытаясь принять предпочтительную форму, но поврежденные цепи буксовали. В любом случае, для объекта это был альтмод. Даже после смерти десептикон не торопился облегчать своему мучителю работу.
Фарма, шумно выдохнув горячий воздух, курсировавший по системам последние несколько нанокликов и уже начавший обжигать изнутри, опустил руки.
Предстояло еще извлечь шестерню трансформации и участок поврежденной цепи для Ферст Эйда.
– Фарма? – окликнул его негромко Амбулон. – Ого, ты до сих пор тут торчишь?
Фарма даже не обернулся. Амбулон – экс-кон, официально медбрат Дельфи и неофициально менеджер исследовательской базы – редко совался под руку просто так, но сейчас у Фармы не было настроения болтать с ним. Он по локоть был погружен во внутренности объекта 691, а в голове бродили не самые приятные мысли.
Обычно он старался не рефлексировать о своей работе. Она дала ему шанс на относительную свободу – и точка. Это не делает ему чести, но это такая же работа, как и любая другая в автоботской армии. Они все действуют ради разрушения, в той или иной форме.
Но шлаков кон напомнил ему о разговоре, который произошел миллионы лет назад. Об обещании, оказавшемся ложью, о шансе, которым Фарма не воспользовался тогда – а теперь было поздно; и не только из-за карательного отряда, который непременно возьмет его след, куда бы беглый автобот ни направился. Дезактивированными корпусами даже десятой части мехов, умерших за время работы Фармы здесь, можно было бы раздавить его насмерть. И он убивает даже не ради того, чтобы кого-то спасти. Убивает ради того, чтобы можно было убить еще больше.
Кон был прав. Он не может называться врачом.
– Что это он в альтмоде? – проворчал Амбулон, проходя в карантинный отсек. – Как мы его утилизируем в таком виде? Тяжело было заставить его трансформироваться, что ли? Мне же…
– Невозможно, – перебил его Фарма. Ти-ког лег в ладонь, и он вытащил руку из посеревшего корпуса. – Не бери в голову. Я разберусь.
– Да ладно. Это же не твоя работа, – Амбулон оперся обеими руками на столик с инструментами и с интересом оглядел развороченные детали. Кажется, тоже обратил внимание на поврежденные цепи. – Кое-какой прогресс, а?
– Незначительный, – Фарма в упор уставился на него. – Зачем ты пришел?
– Забрать объект и… ты не хочешь проветриться, м? – светло-рыжая, немного блеклая оптика Амбулона сверкнула. – С нами связались из шахты Т-189. У них снова был выброс, есть раненые. Просили прислать медицинскую поддержку, ну, и… ты вроде как не против обычно слетать поработать, – он пожал плечами и добавил: – с нормальными пациентами.
С пациентами, которым нужна помощь врача. Которых нужно спасти, а не умертвить. Фарма несколько нанокликов выдерживал прямой взгляд Амбулона. Тот был прав: обычно он и правда с радостью вырывался из Дельфи, чтобы ненадолго почувствовать себя тем, кем он был раньше. Хирургом, о котором говорили, что он может спасти кого угодно. После операции, которую он провел над Миражом, он ненадолго стал легендой. Никто не вспоминал, что болты Праула бросили его в бункере, который сами же собирались подорвать, никто не знал, чего стоила Фарме новая топливная система. Все только повторяли: он оперирует даже тех, кого не видит.
Интенсивность кулеров снова скакнула, когда он вспомнил о Дельтаране. Фарма опустил взгляд на залитую энергоном руку, в которой сжимал ти-ког. После каждого раза приходилось тщательно проверять собственное состояние, чтобы вовремя прибегнуть к антидоту, если датчики безопасности солгут и вирус не умрет на самом деле.
Но лететь он не хотел по другой причине.
– Нет, – отрезал он, – давай как-нибудь сам.
Амбулон растерялся. Он явно не ожидал такого ответа.
– Но я думал…
– Я не в настроении, – огрызнулся Фарма. – Отправляйся туда и разберись с парочкой ушибившихся шахтеров, это что, так сложно?!
Раздражение клокотало где-то у верхнего шлюза. Фарма хотел, чтобы Амбулон просто убрался и оставил его одного.
– А, – тот приподнял руки, – как скажешь. Я все понял, я только думал, что ты… Слушай, – он невесело улыбнулся, – мне просто надо надвое разорваться. Одна из антенн отключилась, Ферст Эйд терпеть не может, когда мы слепнем на одну оптику… а тут авария. Если бы ты согласился слетать в шахты, я бы наладил антенну. Дезактив можешь мне оставить, я все приберу, – примиряющее закончил Амбулон.
«Коновские интонации» – так Ферст Эйд обычно говорил о манере менеджера Дельфи изъясняться. Его просьбы всегда были похожи на просьбы, сочувствие – на сочувствие, а попытки показаться дружелюбным забавно смешивались с угрюмым в целом характером.
Амбулон работал здесь с Фармой почти половину того срока, который вообще существовала Дельфи. И он действительно мог заметить, что когда станция притворяется настоящим медбэем и принимает пациентов из ядерных шахт, Фарма чувствует себя свободнее и комфортнее, чем когда под толщей льда они с Ферст Эйдом уродуют корпуса военнопленных. Ферст Эйд, должно быть, тоже замечал это, но хотя бы не пытался обсуждать. Может быть, считал это маленькой слабостью, на которую можно закрыть глаза, – у него самого полно было таких слабостей. Может, просто не обращал внимания, как на нечто незначительное. А вот Амбулон не скрывал, что хочет «как лучше».
Иногда это выводило Фарму из себя.
– Я посмотрю антенну, – отрезал он. – Какие координаты?
Амбулон протянул ему датапад. Фарма не мог понять, насколько ему хочется или не хочется лететь в шахты. Несколько лет среди автоботов научили Амбулона хорошо прятать собственные эмоции. Может, он и не против отвлечься от бюрократической текучки Дельфи и помочь кому-нибудь, ведь это было в его прошивке, как и в прошивке Фармы. В рядах десептиконов его рутиной явно не было прибирать дезактивы.
Но даже если нет, он определенно не собирался мешать Фарме побыть наедине с собой, раз тому это нужно.
– Спасибо, – сказал Амбулон, прежде чем уйти.
В конце концов Фарма мог бы воспользоваться своим положением и оставить проблемы и с антенной, и с поддержанием маскировки Дельфи на плечах Амбулона, но не стал. Почему бы не испытать благодарность. Ведь Ферст Эйд шпынял подчиненного экс-десептикона, как будто тот был дроном, а не трансформером.