Десять действенных советов

— Прошу внимания! — спотыкаясь, Марк добрался до ближайшей поверхности. Кажется, это был стол, но это не так важно, главное, что на него удобно взобраться, чтобы уж окончательно обратить на себя взгляды местной паршивой интеллигенции. Именно паршивой, потому как Туана вечно воротило от этого тошнотворного смрада десятков дорогих парфюмов в одном только гребанном помещении. Приторный и густой запах давил на легкие, голову, вызывал тошноту и желание уносить ноги. Пока Джексон ошарашено наблюдал за внезапно хмельным юношей, где-то со стороны дальнего окна раздался несдержанный смех, немного лающий, в котором сквозил интерес даже ярче, чем сияла пьяная улыбка Марка. Женщина рядом с Ваном задала тихий настороженный вопрос, но осталась и без взгляда в ее сторону. Хотя бы потому что Джексон не мог перестать смотреть на любимого придурка даже сейчас. И даже сейчас не мог перестать чувствовать глупое восхищение, удивление, возможно, легкий фанатизм, смешанный с испугом. Он же свалится со стола! — Ахх, этот вечер, — взбираясь, Туан наступил ботинком во что-то сладкое и скользкое, отчего сморщился и попытался скинуть мешающую тарелку. Да и та не сопротивлялась, полетела на пол и оставила на полу крупинки стекла, смешанные с розовой глазурью. — Черт, — прошипел парень и выпрямился, сразу едва не упав. — Марк, — тронувшись с места, Джексон двинулся к зоне опасности, по ходу осторожно обходя мешающие фигуры в дорогих смокингах и платьях. — Нет, стой, стой, стой! — Марк поспешил сделать шаг в сторону по столу и опять во что-то вляпался, но более не придал виду. Но и вынужден был признать, что крайне отвратно чувствовать у себя в носках глазурь. Розовую. — Я просто… Я просто сказать хотел. У нас же свадьба скоро, здорово, правда-а? — протянул Туан с абсолютно глупой, милой и до смеха забавной улыбкой смотря на будущего мужа. — Джексо-о-он, понимаешь? Я ведь не хотел говорить тебе «да». У меня были такие планы, ахх, — мечтательно закатил глаза, как это делают великие гурманы, попробовавшие нечто сказочно волшебное. — А сейчас я такой стою, понимаешь, и думаю… Я такой глупый, — заметив, что Ван приблизился, протянул тому руки, чувствуя в себе необыкновенную нежность. Только алкоголь позволяет ощущать ее. Ради такого и печень посадить можно, в чем только что убедился Туан. — Марк, ты же свалишься… — Джексон с готовностью потянул парня вниз на себя и получил ярое сопротивление под желанием не спускать ног с этого чертовски привлекательного стола! — Нет! Я не все сказал! Джексон, я же… Ты же так заботишься обо мне, — уже влюблено и растерянно пролепетал Марк, опуская зад на испачканную скатерть и смотря с новыми для себя чувствами на своего личного принца. — Я такой дебил… Все бегаю от тебя, бегаю, капризничаю, раздражаю, игнорирую… А потом не понимаю, почему ты меня терпишь. Почему, Джекс? Я уже сам себя бешу, — выдавил, не замечая, что заготовленная речь плавно сменила направление и вместо «моя буся, как я обожаю этого чувака», получалась вполне искренняя речь. — Марк, пойдем в комнату… — Джексон протянул руки к его талии, желая снять со стола, а Туан осторожно шлепнул по ним, закусывая губу в легкой улыбке. — Но я же не договорил! — возмущение вышло каким-то совсем не возмущением, а растроганным бормотанием, ставшим неожиданностью даже для самого Марка. Ван обессилено выдохнул, боясь предпринимать попытки возразить. Пьяный Туан ему кажется еще более странным и пугающим, чем вредный и абсолютно трезвый. — Мне все равно, что они смотрят. Я хочу, чтобы ты поцеловал меня прямо сейчас. И сказал, что не злишься за мои бзики. Джексон, ну… иди ко мне, — где-то внутри прозвучал голос Джуниора, говорящий, что Туан — тряпка, но был быстро заглушен трепещущим при виде настороженного лица с плохо скрытой влюбленностью в глазах, бурлящим в крови алкоголем. И Джексон не находил слов. Последнее время это бывало все чаще, когда Марк менялся на глазах, то становясь колючим ежом, то, подобно нежному цвету распустившейся сирени, притягательно теплым и мягким, словно забывая о внутренних капризах. Две личности меняли друг друга даже чаще, чем скакала градусная отметка вечером. Ван не знал, в какую личность Туана был влюблен. Он даже не хотел знать, потому что все, что его интересовало и интересует — радостная улыбка на потрескавшихся губах. Может быть, еще блестящие счастьем глаза или искренний смех. Он мог потратить ужасающее количество денег, сил и чувств, но останется вполне довольным, если будет хотя бы осознавать какой-то частью мозга, что они стали ближе. Джексон Ван не понимал, что становится идеальным с тем, за кого отдаст всё. — Пошли в комнату, — наконец произнес Ван, уверенно стягивая Туана со стола и поднимая плохо стоящее на поверхности тело на ноги. — Я не хочу-у, — пытался руками оттолкнуть Марк, сам, в общем, не понимая, зачем ему сдался этот дьявольский стол и почему тот так манит! Половина гостей наблюдала это и смеялась, понимая и поддерживая смущение Джексона за мужа, были и шокированные побольше Вана. Например, мама Марка и мама Джексона, стоявшие рядом с бокалами минеральной воды в руках. Но был еще Джэбом, откровенно ржущий Енджэ в плечо, посылая Вану мысленно сил терпеть это и давая смачные пинки. — Марк, — уже решительнее произнес Джексон, через силу утягивая того подальше от стола, думая, что со стороны может казаться грубым и злым. Хотя в такой ситуации не злиться кажется уже абсурдом. — Прекрати. Пойдем в комнату, и там ты мне все расскажешь. И это не предложение, а описание твоих ближайших действий. Где ты нажрался вообще? — шипел, почти впервые чувствуя, что начинает выходить из себя. От родителей за эту выходку Марка достанется жестоко, в этом он не сомневался. — Не пойду, не пойду, даже не думай, Ван, — усиленно пихаясь и лягаясь, Марк-таки добился свободы и феерично рухнул на пол, не забыв описать выразительный пируэт, чем вызвал припадок истеричного ржача Джэбома, привлекшего уже никак не меньше внимания. — Боже, — подала голос госпожа Туан, едва не роняя бокал и двигаясь в сторону вырубившегося посреди зала сына. Прежде чем женщина оказалась в зоне близости, Ван подхватил пьяную тушу на руки и вынес из общего помещения, направляясь в свою комнату. Не было никаких нежных прикосновений и теплых взглядов. Джексон просто до ярости хотел окатить этого кретина ледяной водой и выставить за дверь, но понимал, что это желание пропадет, стоит только Туану улыбнуться. Поэтому сейчас он очень против того, чтобы Марк просыпался и выходил из своего пьяного сна. В комнате уложил Туана на кровать и убрал подальше наполовину выпитую бутылку, дабы тот случайно не нажрался вновь. Удалился в уборную и принес с собой стакан воды вместе с таблеткой от головы. О боже, какой глупой головы. Через несколько часов закат утратил привлекательность. Красота вечера, наполненного нежными тонами розового, оранжевого и зеленого, сменилась тучами и грозовым небом, изредка сверкающим яркими вспышками и линиями. Злость менялась на усталость, усталость на злость, и так сотни раз по замкнутому кругу, пока Ван не понял, что из-за пережитых волнений не остается сил и на глубокий вздох. Оставив на балконе воспоминания о вечно прекрасных пейзажах, вернулся в комнату и прикрыл за собой дверь, не впуская вечерний холод к спящему парню. На которого из-за вялости и злиться не хотел. В голове сотню раз уже пронеслись его слова в зале, заставляя еще больше теряться от непонимания, хорошо это или плохо. Но столь чистую, подпорченную только алкоголем, искренность Джексон не мог заставить не беспокоить сердце. Которому было совершенно плевать на все капризы. Оно просто любило сквозь злость, сквозь обиды и сквозь все встречное дерьмо. Юноша улегся рядом, заранее не избавляя себя от лишней одежды. — За что ты мне такой проблемный достался? — сквозь вздох произнес, пододвигая спящее тело ближе к себе и обнимая за хрупкую талию так просто, что вовсе не заметно, будто внутри него бушуют ураганы и бомбят фейерверки. Во сне почувствовав суматоху, Марк попытался повернуться на бок, но оказался только ближе и неосознанно перекинул руку через чужую шею, о чем уже через пару часов пожалеет... Когда проснется. — За что я только люблю такого проблемного? — вновь спросил и сразу прикусил губу: это звучало грубовато. Пусть очаровашка и спит крепким нетрезвым сном, не подозревая о рядом развалившемся Джексоне. Чем лучше второму. Нежность чужой кожи, именно всю ее красоту, ее трогательность и очарование можно понять, когда хочется наслаждаться одним ее цветом, взирая на каждую неровность, каждый шрам и небольшой рубец, когда недостатки на ней кажутся сладкой особенностью и только когда ее запах заставляет чувствовать себя вампиром ну или хотя бы извращенцем. Джексон не мог избавиться от осознания собственной ненормальности всякий раз, как сейчас, проходясь губами по горьковатой из-за стекаемых ранее по ней струек коричневого виски и утренних следов брызг парфюма коже. Оставил осторожный укус, рядом влажный след от языка, небольшое розовое пятно, говорящее само за себя, что этот красавчик занят и освободится еще очень нескоро, потому что Джексон Ван его навряд ли отпустит. — Некрофил, — слабо пропыхтел Туан, уворачиваясь от теплых губ на бок. — Не понял, — честно ответил уже не так сильно злившийся Джексон. — Кретин, — продолжил сыпать бессменными оскорблениями Марк, сонно глядя перед собой, пытаясь окончательно проснуться. — Ну и почему же? — сказал Джексон и приподнялся на локте, любопытно взглянул на озадаченное такими же странными проблемами, как и сам Марк, лицо юноши. — Ты на меня не злишься. Вообще, — и звучало это так, словно действительно являлось проблемой! В этот момент Джексон подумал: только самый настоящий сумасшедший может злиться из-за того, что кто-то не злится. Если бы он хотел видеть перед собой обиженное лицо постоянно, разумеется, он только бы и делал что бесился. Но следом пришли мысль, тихая и слабая, что он все равно видит это чертово лицо обиженным! И сразу захотелось пнуть что-нибудь, ну или хотя бы уткнуться носом в подушку. Она, кстати, уже Марком пропахла. Это заставило Джексона иронично улыбнуться своим мыслям. — А должен? — слукавил Ван, в общем, понимая, что поводы есть и не абы какие. — Да, Джекс, должен, — Марк сел на кровати и решительно повернул разъяренное лицо на чужое, совершенно спокойное и лишь слегка заинтересованное. — Ты делаешь все, что я хочу, ты принимаешь все мои капризы, более того — ты их выполняешь. Не жалуешься на меня, не ноешь, как я достал со своими закидонами, поступаешь в минус себе, а еще находишь силы и эмоции, чтобы быть нежным и обнимать меня, когда холодно! — Марк старался не повышать голос, потому что каждый лишний децибел бил по мозгам похлеще молотка. — Ты слишком правильный, Джексон Ван! — таки визгнул парень и пнул Джексона, едва сдерживающего смех после этой глупой речи. — Это раздражает. — Родной мой, тебе париться не о чем? — Ван развалился на кровати, обняв живот руками и тихо трясясь в беззвучном смехе. — Лучше бы подумал, что делать теперь с репутацией моей семьи. Из-за одного пьяного придурка она испорчена, ты в курсе? — Джексона это отнюдь не расстраивало — он сам давно хотел выкинуть что-то подобное, правда, родителей жалко. — Я хотел тебе насолить. На остальное мне плевать, — кисло выдавил Марк, немного удивляясь, чувствуя внутри тень странной радости, что Ван не отвернулся от него из-за выходки. Он все еще здесь, все еще необычайно и до глупости слепой и наивный. А еще, черт бы его побрал, жутко красивый. И Марк все чаще замечает это, хотя старается все сваливать на гормоны и долгое отсутствие секса. — Я думал, ты… — Джексон задумчиво смотрел перед собой, с трудом игнорируя разочарование: Марк обещал, что больше не будет выпендриваться. Джексон улыбнулся, улыбнулся Марк, и Джексон поверил в искренность той улыбки. Словно все, правда, изменится, стоит приложить усилий и потерпеть. Думал, что если он станет увереннее, что-то получится. Он слишком много думает, и это единственная проблема. — Да, Джекс! — вспылил Туан и поднялся с кровати, немного пошатываясь. Поморщившись, юноша сглотнул мерзкий привкус во рту и решительно посмотрел на Вана сверху вниз. — Я уже даже не знаю, что мне сделать, чтобы до тебя доперла простая истина — я не хочу быть твоим мужем! Это все тупая обязаловка, которую я терпеть не намерен, понятно? Какой-то убыточный бизнес родителей, фиктивное замужество абсолютно не по любви, которое вообще никому не нужно! Дебильный эгоистичный поступок мамочек, думающих, что поступают во благо детишек, — хохотнул Марк и отошел на шаг назад, не переставая наблюдать за Джексоном, навряд ли видеть что-то. — Я люблю маму, да, но ее сумасшествие уже за гранью. И ты не лучше… Ты просто невдалбливаемый баран, до которого все дойти никак не может, что я пытаюсь от тебя избавиться всеми существующими способами. И еще… — парень замолчал на несколько секунд, собираясь с мыслями. — Я не буду портить отношения с мамой. Поэтому сам скажи им, что никакой свадьбы не предвидится. Наплети, что я тебя разочаровал и все тому подобное, о'кей? Джексон смотрел перед собой на черно-синее покрытие стены возле книжной полки. Плеча касалась какая-та мягкая штука, кажется, это была подушка. Он даже не трогал Марка, а казалось, что пальцы, губы, щеки, всё еще чувствуют теплоту рядом с собой, какая бывает рядом с Туаном. Это ощущение стремительно ускользало и, как бы Ван ни старался удержать рядом с собой, сделать вид, что ничего не услышал и не слышал ранее, но он устал притворяться безмозглым псом, покорно идущим на смерть ради высшего чувства. И он позволил подумать себе лишь на какой-то момент, потешить себя, мечты, что все не напрасно, что это все взаимно. Но он ошибся. Джексон Ван слишком много думает, и это единственная проблема. Ослепленный собственными стараниями и мнимыми успехами, он искал вину в других: неудаче, плохом дне, черной кошке через дорогу или рассыпавшейся соли, но только сейчас до него дошло, что его просчет в эгоизме, который, казалось бы, начисто отсутствовал. Но будет ли человек, не страдающий эгоизмом, так слепо верить и привязывать к себе, даже догадываясь о плохом исходе? Джексон так не думал. Юноша поднялся с кровати и, отряхнув костюм, и так идеально чистый, двинулся к двери. Открыв ее, кивнул на выход. — Я сделаю, как ты скажешь, — растерянно выдохнул и облизал пересохшие, потрескавшиеся и будто бы опухшие губы. — Поговорю с мамой. А если даже это не изменит ничего, после свадьбы ты будешь иметь полную свободу. Я не стану к тебе прикасаться и уделять больше необходимого внимания. Я все понял. Теперь иди, — вновь кивнул на темный коридор. — Тебя отвезет водитель. Гости разошлись, ты сможешь выйти без проблем. — Правда, сделаешь? — недоверчиво спросил Туан, медленно подходя к открытой настежь двери. - А как же твои чувства? - с любопытством и настороженностью, взбесившими Джексона, нахмурился Марк. — С каких пор тебя волнуют мои чувства? — прозвучало резковато, но Джексона это уже не волновало. Хуже не будет. - Сказал, что сделаю, значит, сделаю, - "я не ты", - добавил мысленно и, чтобы не высказать это вслух, крепко сжал зубы. — Тогда… Ну, спасибо. Позвонишь, как поговоришь? Хотя… Это ни к чему. Мне мама расскажет. До скорого, — Марк вымученно улыбнулся и вышел из комнаты, вдруг поняв, что крайне непривычно покидать дом Ван без поцелуя на прощание.