Гараж

Никто из сейлоров, включая даже Мичиру, точно не знал, откуда у Тено Харуки взялся этот гараж. Гараж располагался где-то на самой дальней окраине Токио, которые в народе звались у «черта на куличках» и находился в организации, носившей странное и непонятное название: «Автогаражный — строительный кооператив № 202». Дорога туда по невыясненному стечению обстоятельств всегда упиралась в пару-тройку самых печальных и длинных токийских пробок и поэтому занимала кучу времени, но, несмотря на это, Харука свой гараж любила самой преданной любовью и всякий раз отказывалась на предложение Мичиру или кого-нибудь из друзей купить себе что-нибудь поближе и пошикарнее. Гараж строила она сама, у него была крыша, которую она лично покрывала гибкой черепицей и тщательно проливала стыки между ней горячим гудроном. Чтобы в сезон дождей не залило. И еще в гараже был собственноручно ею сделанный погреб, двухъярусный, очень просторный и глубокий, словно бомбоубежище времен Второй Мировой. Нет, Харука, как граф Монте-Кристо, не вгрызалась в него с киркой и ломом несколько лет, просто однажды, придя к решению о погребе, она гениально воспользовалась ворлдшейкером, придав ему вместо горизонтального вертикальное ускорение. А уж ближе к  той осени, вернувшиеся с гастролей из Африки и проигравшиеся Харуке в карты группа «Три звезды», вздыхая и пыхтя, как редкие белые носороги, притащились в гараж с битумом, мешками песка, рубероидом и прочими вещами, необходимыми для строительства подвалов и утепления погребов. И, наверно, именно в те промозглые осенние недели вражда, которую Харука и старлайты на протяжении довольно долгого времени испытывали друг к другу, именно тогда она и начала незаметно превращаться в крепкую дружбу, потому что совместный труд для чьей-то одной пользы, как известно, всегда объединяет. Нет, Харука при этом совсем не сидела на продавленном гаражном диване сиднем, раздавая указания и наблюдая, как Сейя, Тайки или Ятен таскают мешки с песком или размешивают раствор для штукатурки. Харука сама сверлила, мешала, вбивала в стену какие-то железные штыри для опалубки, в общем, управлялась с любым инструментом не хуже любого спеца, а кроме того, как приглашающая сторона, еще успевала в перекурах накрыть для парней поляну из собственноручно приготовленных бутербродов, печенюшек, конфет и нескольких термосов горячего кофе. Гараж был ей дорог как память. И не только как память, потому что строить она его начинала вместе с отцом, с самого первого кирпичика. «Я выросла в тени большой любви», — любила говорить Харука про своих родителей, когда в компании заходила речь о родственниках, и девочки порой жаловались на своих мам и пап, которые заставляют их возвращаться домой в десять, контролируют переписку в социальных сетях и вообще жутко ограничивают в свободе и маневрах с парнями. Родители у Харуки со всех точек ее зрения были замечательными. Особенно папа. Начать с того, что, будучи известным спортивным тренером, он женился на Харукиной (будущей, конечно же!) маме, чемпионке среди юниоров по боксу во втором полулегком весе, полностью отдавая себе отчет в том, что берет в жены девушку с одной стороны готовую всегда постоять за себя с помощью кулаков, а с другой — совершенно ничего не умеющую делать по хозяйству, уже один этот факт можно было приравнять к подвигу и наградить орденом Мужества. Да и когда, скажите на милость, учиться катать роллы или варить рамен девушке, которая с пяти лет проводила дома не более двух недель в году, а все остальное время моталась по сборам, международным соревнованиям, больницам (такое тоже случалось) и разным углам боксерского ринга? Но, несмотря на это, мама Харуки очень старалась быть хорошей женой, потому что карьера боксерши была для нее закончена, ну, а кроме того, она очень любила своего мужа. Ведь хозяйство — это дело наживное, даже тогда, когда кажется, что руки растут совершенно не из того места и поэтому все из них валится.  — Дорогой, я пожарила на ужин рыбу, — рапортовала мама Харуки, попутно заматывая пластырем пострадавшие кончики пальцев. И уже тише и грустнее добавляла. — Только… только она вся какая-то получилась черная и пахнет не очень… в общем…  — Ты моя умница! — неподдельно восхищался Харукин папа и, не моргнув глазом, поглощал угольно-черные кусочки плохо прожаренной трески. — Очень, очень вкусно! Я в восторге! Обязательно сделаешь еще раз, на следующей неделе, я тебе помогу! А что наши ручки? Болят? Обожгла? У, ты моя маленькая, иди к своему котику, он подует…  — Я помыла в комнате пол, — докладывала мама. Пол она мыла, как учили всегда всех спортсменов на сборах, чтобы не тратить на мытье драгоценного времени — на пол выливалось пару ведер воды, а потом тряпкой вода выгонялась на улицу или собиралась обратно в ведра. Правда, в новеньком доме Тено вода сгонялась на улицу плохо — мешали порожки между дверями, поэтому в комнате развелась какая-то чавкающая мокрая слякоть. Устав елозить по полу тряпкой, папа Харуки вышел передохнуть на кухню, чтобы выпить холодной воды. Когда он вернулся в комнату, воды там почти не было. Мама торжественно выжимала в ведро тряпку. В ведре воды тоже было не так много. Папа очень удивился. Куда делась вода?  — А я в полу дыру пробила, — ответила мама, показав на какую-то толстую железяку, похожую на лом. — Может, и в кухне тоже сразу пробьем? На будущее?  — Не надо, так мы весь дом продырявим, — пугался папа Тено и, целуя не очень чистые, но такие сильные ручки жены, приговаривал. — Ты такая великолепная хозяйка, кисонька. Никто не может, как ты, так гениально мыть полы. Я тебе куплю моющий пылесос. Непременно. И еще посудомоечную машину. И парочку стиральных… А что это у нас с пальчиком? Заноза? .. От лома попала? Ох, ты моя заинька… В общем, может быть, это фразы про то, что Харукина мама — великолепная хозяйка и никто, как она так не умеет готовить/стирать/убираться, а может, большая взаимная любовь вместе с заботой и лаской уже спустя пару лет сделали из ничего не умеющей, вечно роняющей и спотыкающейся на ровном месте молодой жены, вполне сносную домашнюю хозяйку, у которой рубашки мужа были довольно прилично выглажены, а стряпня — довольно съедобной, а иногда даже вкусной. Тем не менее, папа Тено очень мечтал о дочке. Он представлял себе какое-то смутное облако розовых и белых кружев, в сердцевине которых будет улыбаться маленькая принцесса с нежными щечками, пуговкой-носиком и светлыми глазками. А, когда подрастет, она будет прибегать к нему на колени с своей разодетой куклой, и он будет медленно и ласково, перебирая прядку за прядкой, гладить ее по белокурым длинным волосикам… И никакого бокса. Никаких молотков и ломов. Его дочка будет самой лучшей, самой замечательной невестой, великолепной хозяйкой, в нежных и уверенных пальчиках которой будет само спориться любое домашнее дело… Еще заранее не зная, кто у них родится, Тено в предвкушении купил вагон кукол, набор для бисероплетения и заказал детскую кухню, до кучи дополненную мейсеновским фарфоровым сервизом, который стоил ему целую кучу йен. Над прекрасно обставленной детской комнатой он собственноручно оборудовал небольшой зал для занятиями бальными танцами, то тут случилась неожиданность. У известного тренера Тено родился мальчик. Здоровый, круглощекий, голубоглазый мальчик. В общем, сын!