Исповедь пьяного барабанщика

      «Иви была особенной. Все это видели. И я видел. Если обойтись без высокопарных фраз и говорить сухими фактами, то начать следует с того, что она была привлекательна, понимаешь? То есть не просто привлекательна, а привлекательна привлекательна. Как модель».       Шеннон полулежа развалился на диване в гостиной брата, разместив ноги на журнальном столике и неуклюже обхватив стакан с виски, угорожающе накренившийся над белой обивкой дивана. Он уже успел где-то надраться до приезда сюда, и теперь фактически не мог сфокусировать взгляд ни на лице Джареда, ни на чем-либо другом, и его голос плавал как звук винила на сломанном проигрывателе.       «Среди сотни фанатов на мит энд грите в Нью-Йорке в тот день она выделялась, и я думал, какого черта такая красотка потратилась на билет, когда я бы абсолютно бесплатно обеспечил ей автографы, фото, угостил бы выпивкой, если б она не возражала, а дальше как пойдет. Мне даже хотелось вернуть ей деньги. Честно. И не нужно так смотреть на меня, Джей! С таким укором, хорошо? Не тебе судить меня за неравное отношение к фанаткам. Ты, любитель вытаскивать на сцену хорошеньких блондиночек и обжиматься с ними для селфи! … Да Иви и не была фанаткой. По крайней мере той их разновидностью, с которой мне и тебе приходится сталкиваться чаще всего: визжащими малолетками с толстыми не по годам задницами, втиснутыми в неженственные джинсы, в оттоптанных кедах, футболках с круглыми пятнами пота под мышками и с головы до ног в мерче. Ну ты меня понимаешь. Да еще и гордящимися этим , словно приятно их таких лицезреть.       Иви определенно была другой. Из серии «Что я здесь забыла?». Ни боевых полос на лице, ни браслетов с глифами. Тонкая, хрупкая. Лет двадцати или чуть старше. С острыми ключицами в вырезе белой майки, с бесконечными ногами от ушей в леггинсах и в ботильонах – таких рокерских, с кучей ремешков, знаешь? На каблучищах сантиметров в 13. И ее волосы – О Боже – это что-то. Как она капризным движением руки отбрасывала назад всю эту каштановую копну… И не смотрела на меня… Неа. Занималась своими делами, в сумочке копалась. Хах. Знал бы я тогда, что, черт, именно я нравился ей. Не ты, а я.       Я еще не говорил, что она русская? Ах да, ты же знаешь. Всё время забываю. В общем, о чем я… Я еле дождался того момента, когда до нее дойдёт очередь подписывать плакат. Я, конечно, понимал, что в этом конвейре рассчитывать на общение не придётся. То есть как раз на минимизацию общения с фанатами этот новый порядок организации и был рассчитан, так ведь? Но как же я пожалел об этом в тот момент, Джей! Пожалел о тех былых митах в прошлом, когда можно было остановиться поболтать с интересными девочками и ребятами чуть дольше, тет-а-тет, если можно так выразиться. Тогда в Нью-Йорке я бы с превеликой радостью вернул эту традицию, чтобы прощупать почву с Иви. Но, как ты знаешь, пара секунд глаза в глаза – вот так прозаично – всё, чем мне пришлось довольствоваться. Вопреки своим правилам я, правда, спросил ее имя. «Ив» - ответила она. То есть ты понимаешь, бро? Это она мне задачу облегчила. Знала, что мне ее русское имя ни за что ни выговорить, ни написать. Да я и как «Ив» пишется и то мог только догадываться. У тебя много знакомых, которых зовут «Ив», Джей? Вот и у меня.       Я накалякал ей на плакате что-то вроде «Ив от Шеннона», оригинально, да? И отдал его ей, вложив в свой взгляд максимум чувства, чтобы ей было, над чем поразмыслить. Я решил: ну хоть потискаю ее хорошенько во время фотографирования. Но когда она встала между нами с тобой, ты помнишь, и так аккуратно и почти невесомо положила руку мне на спину, и я учуял какой-то мандариновый парфюм от нее, я буквально возненавидел себя за свою озабоченность.       Я привык брать то, что мне нравится. И тех, кто мне нравится. Это так. Но тех, кто мне нравился всегда было так много, ты помнишь, что я не заморачивался, если не удавалось склеить какую-нибудь девицу. Ведь всегда находился альтернативный вариант, я не жаловался.       Вот и в случае с Иви я так решил. Я мысленно попрощался с ней и своими видами на нее. Был уверен, что в этот же вечер в баре отеля подцеплю кого-нибудь, и не хуже.       Но нашел я там ее, братишка. Мою Ив. Она потом говорила мне, что там, на мите, она вдруг поняла, что всё возможно. Что нужно было просто оказаться в нужное время в нужном месте. Представляешь? Так и сказала. Это же… одновременно ужасно расчетливо и в то же время так бесхитростно.       И мне как крышу сорвало. Я тут же помчался снимать какой-то немыслимый номер за такую цену, какую даже мы не можем себе позволить. Помнишь, какой я кипеш поднял? Хотел произвести впечатление. Вроде как ее внешность к этому обязывала. Я никогда не ощущал своего возраста, но стоя рядом с этой девочкой в ту минуту, вдруг ощутил. Увидел себя со стороны. Какой я коротышка. И что пальцы у меня толстые и несексуальные, и все об этом говорят. Моя фишка, блять – пальцы-сосиски! И глаза у меня на тот момент были уже неприлично-блядские. Я еще тогда подумал, что без всей этой показухи с президентским люксом и ящиком Кристалла мне ничего не светит. Что она цену станет набивать или типа того. И всё ради возможности поближе подобраться к тебе, братишка. Это потом мне уже было стыдно за эти мысли, но тогда я…»       Шеннон замолчал, прикрыв глаза, и Джаред затаил дыхание с надеждой, что барабанщик, наконец, отрубится, но когда он потянулся выхватить из его рук стакан прежде, чем его содержимое выльется на мебель, тот вздрогнул, проморгался и хрипло продолжил.       «Но тогда я так думал, клянусь. Хотя чище ее я не встречал. И уже тогда я это понимал глубоко в душе. И знаешь, что забавно? Что у меня были сотни моделей и просто красавиц. Но ни ради одной из них мне не хотелось казаться лучше, чем я есть. Я снял тогда квартиру на Манхэттене. По-хорошему нужно было взять ее в охапку и привезти сюда, в ЛА. Но я боялся чего-то. Черт его знает. Боялся, что она слишком глубоко запустит коготки в мою устаканившуюся жизнь. И вроде ничего такого сверх-замечательного не было в той жизни, но я из какого-то чувства противоречия так цеплялся за нее. За тот отпуск я так и не побывал дома. Торчал с ней в Нью-Йорке, практически всё время в той квартире, злился на себя и совершенно не мог злиться на нее. Чего я только не делал, чтобы она не поняла, как дорога мне. Да и чтобы я сам этого не понял, наверное…       А потом случилась та ужасная история…»       Его голос сорвался, и с минуту он делал усилие над собой, загоняя воспоминания внутрь, достаточно глубоко, чтобы говорить о них без слез.       «Та история, ты помнишь… С моим позорным бегством от нее. Со сменой номера телефона. Ее наркозависимостью. Как она убивала себя. Она ведь и впрямь хотела умереть. И это не была манипуляция, Джей. Она просто не умела манипулировать, даже если бы хотела.       Помню своё прозрение. Свои злые слёзы, ярость, беспомощность…и любовь...       И зачем мы только так часто ругаемся с ней, Джей… Она совсем меня не по-ни-мааа-ет…»       Шеннон зевнул, и в следующую секунду его голова скатилась на мягкий подлокотник.       «Спи, старый болван», - Джаред ласково усмехнулся, накрыл брата пледом и вышел во двор. Начинало светать. Не лучшее время для телефонных звонков, но он знал, что она ждет.       - Привет, Иви! Шеннон у меня, не переживай. Да, спит. Всё как обычно. Напился как скотина и принялся скулить. Ведь мозг мне вынес этой историей о нём и о тебе. Скорее бы уже ваш Эдди подрос, утирал бы папины крокодильи слёзы вместо меня. В общем, привезу тебе его завтра, как только проспится. Не сердись на него. Целую.