Мелиан. Охота Дикой Кошки

Хмарь. Тяжёлое сизое небо, нависшее над головой. Оно практически всегда затянуто клубящимися серыми облаками, днём и ночью сочащимися стылой влагой. Иногда идёт настоящий дождь, приходится сидеть дома, замирая от непонятной сосущей тоски и наблюдая, как по стеклу стремительно стекают прозрачные капли. Дождь редко обходится одним днём, и мы в свете понурившихся свечей коротаем время за шитьём, пересказами одних и тех же скудных деревенских сплетен и долгими промежутками сна. Земля такая же серая и неприветливая, как небо. Холмистая, угрюмая местность испещрена булыжниками и окаменелыми ракушками, меж которых попадаются пучки жухлой тёмно-жёлтой травы. Кое-где торчат чахлые деревья, листья на которых быстро опадают, как только лето начинает клониться к закату. Угрюмые кряжистые дольмены, позеленевшие от времени. Они разбросаны по всему острову, и ни одна душа в точности не может сказать, кто оставил их после себя. Говорят о каком-то народе, поклонявшемся столь жутким древним богам, что даже их имена было запрещено произносить. Теперь этих богов помнят только маслянисто-чёрные жирные жуки, что нашли убежище в ноздреватых камнях дольменов. Серые океанские волны, с мерным шумом омывающие берега. Иногда они выбрасывают на скользкий песок обломки кораблей, обрывки одежды и изредка трупы, разбухшие в солёной воде. Это значит, что какому-то кораблю близ наших берегов опять не повезло. Это моя родина. Моя Коннемара. *** Сколько я себя помнила, мать никогда не говорила мне ласковых слов. Она любила лишний раз подчеркнуть, что старшая сестра заслуживает родственного к ней отношения, а я - нет. Порой, дождавшись глухой коннемарской ночи, я подолгу ворочалась и всхлипывала в соломенную подушку, гадая, чем же заслужила такое отношение. Мать и сестра старательно делали вид, что ничего не замечают, однако наверняка прекрасно слышали мой плач. Только молчали. Возможно, разгадка крылась в моей внешности. На острове я считалась кем-то вроде выродка. Жители Коннемары – это непослушные рыжие волосы, взбитые мириадами кудрей, и плотная сеть веснушек, накинутая на белоснежные лица. Одна я раз за разом видела в осколке зеркала, давным-давно найденном на берегу, тёмные волосы, только слегка завивающиеся на концах, загар, намертво въевшийся в кожу (сколько ни терла, он не желал отходить), и желтовато-карие глаза. «Выродок, как есть выродок», - шептала я про себя. Маленькой я постоянно накручивала на палец пряди, щипала себя за щёки, натиралась золой и мыльным корнем, чтобы хоть как-то избавиться от ненавистной внешности. Один раз даже попыталась посыпать волосы тлеющими углями, рассудив, что они придадут им нужный огненный оттенок, но мать вовремя оттащила меня от очага. Причину своей непохожести на других силилась понять не только я. За спиной злые языки кумушек-соседок нашёптывали о купцах с Коралловых островов, что лежат у второго материка. У них, говорили женщины, были точно такие волосы и глаза. Однако богатые купеческие корабли, похожие на огромные стручки фасоли, последний раз заглядывали в наши края сто пятьдесят лет назад - вряд ли моя мать прожила столько времени, а подобных мне в нашем роду не было. Торговцы, заглядывающие в нашу глушь, чтобы купить очередную партию овечьих шкур и шерсти (коннемарская порода высоко ценилась зажиточными гражданами Алдории), завидев меня, цокали языками и, не таясь, сообщали, что я очень красива. Красива? Я? Как может быть красива головёшка, вытащенная из потухшего очага? Подобные заявления немедленно поднимались на смех коннемарцами, а мне оставалось только плакать и со всех ног нестись домой, слыша презрительный смех и улюлюканье за спиной, не зная, чего ждать от будущего. Оно виделось туманным и далеким, напоминая предрассветную дымку на берегу; скорее всего, мне было предначертано закончить свои дни в полном одиночестве где-нибудь на окраине нашей деревни, как безумная старуха Молли-Энн, живущая в покосившейся лачуге, кромкой крыши касающейся земли, и не показывающая носа за пределы своего дома до наступления темноты. Едва верхний край солнца скрывался за горизонтом, старуха выскакивала из своей норы и принималась носиться по деревне, время от времени разражаясь бессвязной бранью и швыряя в стены домов пригоршни гальки, обильно сдобренные слюной. Жители деревни боялись выходить из домов с наступлением сумерек, опасаясь попасться бесноватой Молли-Энн по дороге. Мне кажется, с её смертью эта традиция не закончится, и ещё долго люди будут сидеть ночью за плотно задвинутыми деревянными ставнями, шёпотом поминая сумасшедшую Молли-Энн и не пуская на улицу детей после захода солнца. Иногда после особо тяжёлого дня, когда ведро ледяной воды, вытащенное из колодца, казалось весом с корову, а тюленьи шкуры покрывались мерзкой коричневой коростой, резавшей пальцы при попытке выделки, мне казалось, что вся моя дальнейшая жизнь - неизбежная унылая дорога в серую даль, в конце которой маячит домик Молли-Энн. Так я думала ровно до того момента, когда мне стукнуло семнадцать. В тот год невиданная засуха выкосила траву меж камней, а южный ветер принес в Коннемару страшную заразу, от которой овцы мерли одна за другой. Даже старый знахарь Эйсон не мог ничего поделать, стали поговаривать о гневе безымянных богов. Летом того же года на горизонте показались белые паруса корабля, который принёс роковые перемены в мою жизнь. *** - Корабль! Корабль! Босые пятки Эмхина-младшего, сына кузнеца, дробно простучали по вытертым доскам крыльца. Вихрастый мальчишка влетел в комнату. Мелиандра, месившая тесто в деревянной кадушке, схватила ложку и, поймав Эмхина за шиворот, с размаху залепила ему по затылку. - Ай! Мальчишка завертелся на месте, злобно глядя на мою сестру и шипя угрозы, но её это совершенно не смутило. - Я сейчас ещё наподдам, если будешь так орать! - рявкнула она, вытирая руки о передник. - Что ты ещё придумал? Какой корабль? Эмхин украдкой вытер ладонью слезы, бросил ещё один злобный взгляд на сестру и угрюмо буркнул: - Почём мне знать! Я видел только одно - паруса белые! Он далеко, только из-за горизонта показался. - С какой именно стороны показался? Вопрос слетел с моих губ так неожиданно, что я сама растерялась. Обычно в моих предпочтениях заниматься делом в стороне от любых разговоров, не привлекая лишнего внимания: так было проще. И спокойнее. Сестра и Эмхин вздрогнули и уставились на меня. Повисло тяжёлое молчание, и меня сковало острое желание забиться куда-нибудь в угол. В глинобитном очаге треснул уголёк, и это немного разрядило напряжённую обстановку. - С запада, - нехотя сказал мальчик. - Значит, он направляется со стороны Туманных островов(1), - тихо предположила я, перебирая овечью шерсть. Мелиандра подавила зевок и пробормотала с досадой: - Какая разница, откуда он прибыл? - Я слышала, что Туманные острова облюбовали работорговцы, - пробормотала я. - Читала об этом в летописях нашего храма. Если корабль действительно оттуда, то нужно подготовиться. Мне кажется, они держат курс на наш остров, чтобы... - Мелиан! – резко оборвала меня сестра и швырнула комок теста на доску, взметнув в воздух белые клубы муки. - Что-то ты слишком разговорилась. Возьми-ка кувшин и отнеси отцу, наверняка он уже есть хочет. И поменьше болтай, болтливых никто не любит! Эта внезапная вспышка совсем меня не удивила. С каждый годом отношение сестры ко мне становилось всё хуже и хуже. В последнее время её придирки стали просто невыносимы. Подозреваю, что виноват в этом её жених Квинлан. Никогда не отличавшийся шибко далёким умом, он брякнул в её присутствии, что не будь я "черна, как головёшка", то была бы весьма недурна собой. В тот момент Мелиандра промолчала, но после этого травля усилилась. Ответом ей служило молчание и иногда слабые колкости, что злило сестру ещё больше. В этот раз я тоже молча кивнула, взяла кувшин и вышла за порог. Вслед полетело недовольное бормотание сестры, скрип старого стола и голос Эмхина: мальчишка вновь принялся разглагольствовать о таинственном корабле. *** На улицах Коннемары царила непривычная суматоха. Я невольно остановилась у ограды, поняв, что не только меня взволновало судно, появившееся на горизонте. Люди сновали туда-сюда, изредка останавливаясь, дабы перекинуться друг с другом последними слухами. Спешно захлопывались и запирались ставни; домашняя скотина, несмотря на сопротивление, загонялась в стойла. Из-за околицы показалась отара овец, подгоняемая пастухами. Животные недоуменно блеяли, мотали головами и смешно подёргивали куцыми хвостами. На меня никто не обращал внимания, и я, не увидев нигде отца, поймала пробегающего мимо Квинлана за рукав: - Что происходит? Ты не видел Шеймуса? Шеймусом звали отца. Я питала слабую надежду, что он где-нибудь поблизости, чтобы не пришлось покидать деревню. Наверное, лёгкая паника, витающая повсюду, оказалась заразной, и высовываться за ворота совершенно не хотелось. Квинлан замедлил шаг, пару мгновений разглядывая меня пустыми глазами, затем собрался с мыслями и протянул: - А, Мелиан, это ты... Нет, Шеймуса я не встречал. Последний раз мы здоровались утром, он отправился на берег чинить снасти. - Твой отец до сих пор на берегу, - прогудел позади чей-то бас, и я узнала эддре(2) Лэйдона, главного жреца маленького коннемарского храма Лиара(3). - Спасибо, эддре, - пробормотала я. Лэйдон сочувственно посмотрел на меня с высоты своего внушительного роста. - Я думаю, что он уже взрослый человек и вполне может добраться до деревни сам. Не стоит тебе сейчас отправляться на берег. - Почему? - с невольным любопытством спросила я, как всегда зачарованная его низким звучным голосом. Эддре глянул на меня с ласковой снисходительностью, с какой любящие матери смотрят на своих не в меру расшалившихся детей, и спокойно сказал: - В храмовых свитках Коннемары часто встречаются упоминания о кораблях, которые направляются к острову. Оборачивается это всё грабежами, разбоем и прочей дрянью, которую творят пираты. Я крепче прижала к себе кувшин. Ничто не пугает так, как твои подспудные опасения, высказанные кем-то вслух. - Вы всерьёз думаете, что это пираты? Эддре невесело усмехнулся. В уголках его рта залегли глубокие морщины. - Кэйлин(4), не хочу тебя пугать, но это действительно либо контрабандисты, либо пираты. У торговых судов не те паруса, а больше в нашу глушь заглядывать некому. Я поделился своими опасениями с нашим старостой, и он немедленно велел людям прятать скарб. Я прикусила согнутый палец. Эддре Лэйдон всегда производил впечатление уравновешенного мудрого человека; он, как и отец, в общении никогда не подчёркивал мою непохожесть на других. За это я была им обоим очень признательна. Я доверяла эддре Лэйдону больше, чем кому бы то ни было. Если он сказал не совать нос за деревенские ворота, так и следует сделать. *** С моря потянуло вечерней свежестью, а солнце покатилось к закату, вырывая в низких тучах окошки оранжево-золотого света. Все ценные вещи были рассованы по тайникам, дети - закрыты в домах, а женщины наравне с мужчинами похватали оружие, которое только можно было найти в домах. Почти всё взрослое население Коннемары высыпало на улицу, облепив низкую деревенскую стену. По домам остались лишь дети да древние старики, которым было не под силу перешагнуть порог. Лишь безумная Молли-Энн, почуяв беду, носилась по осиротевшим улицам и что-то выла, встречая в ответ лишь тревожное мычание коров и блеяние овец. Странное это было зрелище: вереница людей, ощетинившаяся короткими ножами, вилами, косами и топорами. Кое-где даже мелькали давно не чищенные широкие мечи, чудом сохранившиеся с незапамятных времен. Бурые пятна ржавчины покрывали их изогнутые лезвия, но обладатели мечей держались так гордо, словно держали не заржавелую железку, а бесценный ранаханнский(5) клинок. Я стояла неподалеку от ворот, положив локти на забор, и неотрывно глядела на замерший в море корабль. Ветер донёс до берега громыхание цепи и плеск от упавшего в воду якоря, после чего воцарилась тишина. Корабль едва заметно покачивался на волнах, и больше ничего не происходило. От этого в груди медленно разгоралось взволнованное напряжение, разливая боль прямо под рёбрами. Никто не переговаривался; только изредка вспыхивали взволнованные шепотки. - Как думаете, чего они ждут? - тоже шёпотом спросила я у стоящего рядом старосты Рэмма. Что-то словно сдавило горло и мешало разговаривать в полный голос. Он дёрнул узким плечом и ответил, не поворачивая головы: - Хэлль(6) их знает. Может быть, что-то обсуждают. - Или готовят лодку, - послышался сзади по-прежнему спокойный голос эддре Лэйдона. Оказывается, всё это время жрец стоял рядом, а я даже не обратила внимания. Староста бросил на него неприязненный взгляд, но от дальнейшего разговора воздержался. - Мелиан, а где твоя семья? - неожиданно спросил эддре. Я поджала губы и ответила, стараясь, чтобы мой шёпот звучал как можно более безразлично: - Мама с сестрой остались дома, а отец стоит где-то там, - я махнула рукой влево. - Мы пришли сюда вместе, но началась суматоха, и мы потеряли друг друга. На лице эддре отразилось недоумение: - А зачем ты пошла? Я же предупреждал тебя. Кэйлин, если это действительно пираты, то молодой девушке лучше держаться от них подальше! Я опустила голову и проговорила: - Почувствовала, что не смогу сидеть в четырёх стенах в такой момент. Мне жутко, когда я думаю, что снаружи вот-вот произойдет что-то страшное, а я не смогу вовремя спасти себя и родных. Это… это глупо звучит, знаю… Я смешалась и покраснела от стыда за то, что невольно открыла Лэйдону свои потаённые страхи, но он только серьёзно кивнул и одобрительно потрепал меня по плечу. Староста повернулся к нему, явно желая что-то сказать, но его прервал истошный крик: - От корабля отошла лодка! *** Они подошли к деревенским воротам, когда уже смеркалось, и синие сумерки размыли очертания предметов. Трепещущее воображение рисовало вооружённых до зубов головорезов, и меня даже постигло разочарование, когда перед стеной появились три безоружных человека обычного худощавого телосложения с плохо различимыми лицами. Об их принадлежности к морским путешественникам говорили загар, намертво въевшийся в кожу, и одежда. Двое носили простые куртки и укороченные штаны, какие любят матросы в алдорских портах. Их товарищ выделялся белеющей в темноте рубашкой, поверх которой был накинут тёмный плащ. Так обожали одеваться капитаны купеческих судов, которые закупали в Коннемаре шерсть. Незнакомцев встретило напряжённое молчание. Люди выжидающе вглядывались в незваных гостей, гадая, что они принесли с собой: добро или зло? Что это - визит вежливости или же коварная ловушка? Я привстала на цыпочки, отчаянно пытаясь получше разглядеть того, что в белой рубашке. Смутное предвкушение чего-то рокового, зародившееся в груди и вытеснившее страх, подсказывало мне, что это очень важно. Тем временем, он, не подозревая о моём интересе, вскинул обе руки и громко заговорил: - Достопочтенные жители Коннемары! Видит Пресветлый Лиар, мы не желаем вам зла! Простите за вторжение, но наш корабль направляется к Аэдагге(7), и у нас закончились запасы пищи и воды. Всё, о чем мы просим - дать нам немного еды и наполнить бочки водой. Клянусь всеми подвигами, что совершил Лиар, мы покинем ваш остров и больше никогда не бросим якорь у этих берегов! Его приятный, с хрипотцой, голос резал густой вечерний воздух, как раскалённый нож - масло. По спине побежали мурашки. Толпа всколыхнулась в едином вздохе, но уже без враждебности. Скорее это был вздох облегчения, смешанного с недоверием. Незнакомец стоял, покорно склонив голову и опустив руки. Он ждал. - Кто ты такой? – взвился над головами звонкий вопрос. Это подала голос Марта, моя двоюродная тётка по отцу. В западной части Коннемары они с мужем держали лучших овец в деревне. Мужчина резко вскинул голову: - Не стану таиться! Мы - честные пираты, никогда не обидевшие ни женщины, ни старика, ни ребенка. Моё имя - Моррис Сокол. Толпа зашепталась, а от моего сердца окончательно отлегло. В Коннемару доходили слухи о Моррисе Соколе. Торговцы рыбой рассказывали, как его команда грабила суда. Однако никто ни разу не упоминал о том, что капитан Моррис был жесток к их экипажам. Конечно, он не был благородным разбойником, швыряющим мешки золотых дориев(8) к ногам бедняков, но не вздёргивал людей на реи, как Эдьярд Красный, и не вспарывал пленникам животы, наполняя их морской водой, как Пьетро Волчья Пасть. Вполголоса посовещавшись с кем-то, Рэмм громко объявил: - Мы согласны помочь тебе, но с некоторыми условиями. Моррис кивнул. - Будет ночлег твоим людям, но только тем, что сейчас стоят рядом с тобой. Остальные проведут ночь на корабле. Поутру мы отправим туда еду и пресную воду. На ночь мы выставим стражу. Не обессудь, но незваным гостям мы не верим. Моррис поднял руки ладонями вверх. - О каких обидах вы говорите? - воскликнул он. - Поверьте, мы бесконечно благодарны вам, и на вашем месте я бы поступил точно так же! Ни с того ни с сего меня охватило острое желание посмотреть на пирата поближе, и я принялась проталкиваться к воротам. Люди недовольно шикали, расступаясь с большой неохотой. Напряжение покидало толпу, и она, как огромный ёж, довольно ворча, убирала колючки, почуяв, что опасность миновала. Староста повелительно взмахнул рукой, призывая к тишине, и люди неохотно подчинились. - Капитан Сокол, - сказал он. - Вы можете переночевать в доме Шеймуса. Я потрясенно застыла на месте и почувствовала, как мои ладони вмиг заледенели. Совпадения казались мне чем-то из области фантастики, но то, что наш дом, далеко не самый просторный в округе, станет прибежищем для пиратского капитана именно в тот момент, когда мне захотелось получше рассмотреть его, казалось слишком невероятным. Я замерла на месте, растерянно массируя пальцы. События не думали ждать: через пару ударов сердца стало известно, что спутников капитана приютят Конрад и Шейдэр - два рыбака. После этого замысел старосты стал понятен: все наши три дома находились в разных концах деревни. Конечно, крайне наивно было полагать, что капитан и его товарищи не найдут способа встретиться при надобности, но что они, безоружные, смогут предпринять втроём против целой деревни? Ворота распахнулись, и к ним хлынул людской поток. Никто не хотел пропустить даже самую малейшую возможность развлечься, а в Коннемаре редко происходит что-то интересное. Готова держать пари, что визит Морриса Сокола будет обсуждаться ещё долгие годы. Конечно, если сегодня ночью всё пройдет гладко. Я тоже рванулась к воротам, но меня быстро оттёрли в сторону. Поняв, что ещё чуть-чуть, и мне перемелют руки и ноги, я развернулась и начала проталкиваться в обратную сторону, стремясь как можно быстрее покинуть бурлящий и хрипящий поток. В конце концов, что терять? На капитана можно посмотреть и дома. *** Чистое бельё поскрипывало, покачиваясь на ветру. Мелиандра стояла спиной к улице и швыряла в ивовую корзину простыни, ловко перекидывая их через верёвку. Калитка скрипнула, и сестра резко обернулась. Мне стало не по себе, и я робко улыбнулась: - Отец уже дома? - Можно подумать, ты с ним не встретилась, - процедила Мелиандра сквозь зубы. Я покачала головой: - Разве ты не слышала, что произошло? Сестра рванула простынь с верёвки, и та жалобно заскрипела: - Ты думаешь, я просто так с бельем вожусь? Она выпрямилась, вытерла раскрасневшееся лицо рукавом и с прищуром оглядела меня. Я невольно попятилась. - А где кувшин? - неожиданно спросила она. - Какой кув... ох! - сердце обмерло, и я инстинктивно прижала ладони ко рту. Когда началась паника, я, поддавшись всеобщему порыву, кинулась к стене, а кувшин с молоком оставила где-то по пути. Лицо Мелиандры помрачнело ещё больше, и я поёжилась, кожей ощущая стремительно надвигающуюся грозу. Однако сестра сумела удивить: вместо того, чтобы метать громы и молнии, она лишь буркнула: - Возьми в доме второй кувшин, тот, что с отколотым краем, и ступай к вдове Дельме. У неё должно было ещё остаться молоко. И упаси тебя Лиар потерять ещё и этот кувшин, дурища! Я стрелой влетела в дом, схватила глиняный сосуд и выскочила за калитку. Вдогонку полетел пронзительный крик сестры: - Пошевеливайся! Не заставляй нашего гостя ждать! *** Стемнело. На улицах запахло едой и ночной гвоздикой, что цветёт едва ли не круглый год. На Коннемаре так мало цветов, что они стремятся продлить свой срок жизни как можно дольше. Улицы опустели, а в окнах тускло зажглись лучины и магические светильники. Кое-где на подоконниках виднелись блюда с мелко нарезанными морскими рачками - знак благодарности Эниоху(9) за спокойное море. Где-то вдали слышались нестройные песни. На тёмной глади моря едва заметно колыхался спущенный белый парус. В отличие от нашей деревни, корабль Сокола тонул во тьме. Я немного постояла у забора, глядя на него. Завтра его мачты исчезнут за горизонтом, оставив после себя пересуды и домыслы, которым будет суждено обрасти бородой вымышленных подробностей и пополнить копилку деревенских сказок. Я так до сих пор и не увидела капитана. Мелиандра велела мне поторапливаться, но я решила ослушаться сестру и до наступления темноты бездумно бродила по деревне, обнимая кувшин и глазея на окна. Во мне боролось любопытство и неясное чувство опасности, отзывающееся тянущей резью в сердце. Оно до последнего заставляло меня оттягивать возвращение домой, но больше тянуть было нельзя. Впереди показалась знакомая калитка, на которой маленькая я, балуясь, вырезала изображение котёнка отцовским рыбацким ножом. Тогда мне крепко влетело от матери, было велено убрать рисунок, но линии от ножа не сотрёшь рукой. Котенок так и остался на калитке, доверчиво взирая на мир единственным глазом. Со временем он потемнел и поблёк, но контуры всё ещё угадывались среди трещин. Машинально погладив старого знакомого рукой, я толкнула калитку, шагнула во двор и замерла. У самого крыльца нашего дома скорчилась тень, похожая на огромный бесформенный мешок. Она бесшумно скользнула ко мне. Неверный свет, льющийся из окна, выхватил из темноты сморщенное подобно печёному яблоку лицо и безумные выпученные глаза. Седые волосы свисали клочьями, падая на жилистые щеки, а рука, схватившая подол моего платья, была больше похожа на паучью лапу - такая же угловатая и высохшая. Крик застрял в горле, когда я узнала сумасшедшую старуху Молли-Энн. - Что вы тут делаете? - пролепетала я, пытаясь вырваться. Руки дрожали. Старуха подняла голову, и по телу пробежала мелкая дрожь: её глаза были закачены, обнажая белки, блёклые, как брюхо снулой рыбы. - У кошечки лапки мягкие, а вот коготки острые, - проскрипела Молли-Энн, неумолимо надвигаясь на меня и перебирая цепкими руками по подолу. Её напор был силен. Отшатнувшись, я едва не упала. - Лучше птице с кошечкой не играть да не попадаться под её острые коготки! Меня обдало смрадной волной из разверстого рта старухи: Молли-Энн придвинулась ко мне вплотную. - Послушайте, - жалобно заговорила я, чуть не плача. - Что вам от меня нужно? Я вас не понимаю... Старуха оборвала своё бормотание всхлипом. Её бельма пропали, сменившись вполне осмысленными глазами. Мы разглядывали друг друга несколько ударов сердца, и Молли-Энн заговорила вновь. На сей раз старческое дребезжание куда-то делось, уступив место красивому грудному голосу. - Берегись птиц, крошка, - с расстановкой промолвила она, поглаживая меня по щеке. – Птицы несут тебе беду через океан. Ну, а коли уж ввяжешься в переделку, ищи Синеглазого. Он поможет. Хриплый кашель оборвал речь старухи. Подол платья выпал из её ослабевших пальцев. Воспользовавшись моментом, я отпрянула от неё и понеслась к дому. Уже стоя на крыльце и лихорадочно дёргая дверную створку, я обернулась. Двор опустел. *** Захлопнув за собой дверь и накинув щеколду, я постояла пару минут, прислонившись к стене. Сбивчивая молитва Лиару немного успокоила, но сумасшедшее бормотание Молли-Энн упрямо звучало в ушах. Я в отчаянии зажала их ладонями и затрясла головой, пытаясь выбросить из памяти всю ту чушь про птиц и кошечек, что услышала только что. Сердце больно колотилось в горле. Отдышавшись, я отряхнула платье, поправила волосы и поставила кувшин на окно. Из глубин дома то и дело доносились обрывки бойкого разговора, громкий хохот сестры и уже знакомый мужской голос. Похоже, моя семья стремится показать капитану Соколу всё своё радушие. Интересно, это распоряжение старосты или желание матери? Осознание присутствия в доме гостя, приправленное вновь вспыхнувшим любопытством, вдохнуло новые силы. Унылый призрак старухи растворился в ночи. Я шагнула вглубь дома. - Я припозднилась, изви... - я осеклась на середине фразы. В столовой внезапно установилась звенящая тишина. Капитан пиратского судна медленно поднимался со своего места, неотрывно глядя на меня. *** Я никогда не верила в любовь с первого взгляда. Когда Мелиандра созывала подружек на посиделки при тусклом свете лучин, они заводили бесконечные пересказы древних алдорских легенд и мифов. Чаще всего выбирались те, где говорилось о неземной любви древних принцесс и рыцарей, начавшейся с первого мгновения знакомства. Я сидела в стороне, перебирая шерсть и посмеиваясь про себя. Как же так - казалось мне - разве можно полюбить человека, толком его не узнав? Оказалось, можно. Щёки словно что-то хлестнуло, и те заполыхали. Сердце замерло и, подпрыгнув, заколотилось, как бешеное, разливая сладкую истому по всему телу. По меркам нашей деревни капитан Моррис Сокол не был красив, но меня неудержимо потянуло к нему. Захотелось припасть к широкой груди пиратского капитана, крепко-крепко прижаться и почувствовать, как его сильные руки обвивают мою талию, отгораживая от всего мира. Я стояла, приоткрыв рот, и бесстыдно разглядывала длинные тёмные волосы Сокола, его смуглую, как у всех бывалых моряков, кожу и орехово-карие глаза. Спустя пару ударов сердца я поняла, что и он неотрывно смотрит на меня, на меня и только на меня. Вокруг нас замкнулся невидимый круг, все, кого я знала, стали блекнуть и терять свою важность. Недовольное бормотание матери, возмущённый шёпот Мелиандры и растерянный голос отца глохли в густом тумане, наполнившем голову, и я просто стояла и наслаждалась каждым мгновением. - О, боги, - наконец, вымолвил Сокол. - Мои глаза лгут! Не может быть, я просто не верю! Кто бы мог подумать, что в этой глуши я встречу такую красавицу! Как тебя зовут? Красавицу? Это он про меня? Я едва слышно выдавила: - Мелиан. Собственный голос показался чужим и бесцветным. Я опустила голову под обжигающим взглядом Сокола. Сердце колотилось о рёбра в безумном темпе. Всё вокруг плыло. В этот момент в моём сознании подобно птице билась лишь одна страстная мечта: продлить это мгновение до бесконечности. Одна мысль о том, что завтра корабль Сокола покинет Коннемару, заставляла сердце с уханьем проваливаться в чернильно-тёмную бездну отчаяния. - Мелиан, - тихо повторил Моррис, будто пробуя на вкус каждый звук моего имени. - Ну да, Мелиан, - вдруг подала голос моя мать, и мы оба вздрогнули от резкого звука. - Младшая моя. Уж не знаю, в кого такая уродилась - в семье отродясь таких не бывало. Я всю её жизнь сомневалась - уж не подменыш ли? Бывали случаи. Всё это мне доводилось слышать, и не раз, но почему-то именно в тот момент внутри всё вскипело в ответ на несправедливые обвинения матери. В глубине души шевельнулся безумный страх: а ну как Сокол поверит её словам и отвернётся от меня? Капитан недовольно отмахнулся, будто отгоняя назойливую муху. Мать моментально умолкла, исподлобья поглядывая то на меня, то на него. - Такое дивное создание не может быть подменышем, - медленно проговорил Моррис, делая ко мне шаг. Дыхание перехватило. - Даже ранаханнские иллурии(10) меркнут перед такой красотой. Послышался надсадный кашель. Мелиандра чем-то поперхнулась. Капитан протянул руки и крепко схватил мои ладони. От сладкой дрожи, всколыхнувшей кожу мурашками, с моих губ невольно сорвался тихий вскрик. - Мелиан, - нараспев произнес Моррис. - Завтра я покидаю Коннемару... Зачем он напомнил о неизбежном? Хрупкие мгновения счастья рассыпались, тая с печальным звоном. Я поджала губы и опустила голову. Сокол, словно не замечая расстройства, отразившегося на моем лице, неумолимо продолжал: - Ты согласна отправиться со мной? Земля под ногами вздрогнула и завертелась, отчего пришлось приложить усилия, чтобы не упасть. - Ты говоришь всерьёз? - потрясенно спросила я. - Как же так? Мы видим друг друга впервые. Утром ты вообще не знал обо мне! Что я несу?! Сердце рвалось навстречу Соколу, но язык упорно говорил то, что подсказывал разум. Сокол нахмурился и горячо заговорил, крепко стискивая мои руки: - Мелиан, как можно прежде времени узнать о том, что встретишь человека, любовь к которому вспыхнет у тебя внутри, словно пламя на сухом дереве? Стоило мне увидеть тебя, заговорить с тобой, как мне показалось, будто всю мою прежнюю жизнь я знал и искал только тебя! Я молчала, глядя на него широко распахнутыми глазами. Слова потеряли всякий смысл. Сокол же настойчиво продолжал: - Я не могу и помыслить о том, чтобы уехать теперь, оставив на этих неприветливых берегах столь прекрасный цветок. Ты отправишься со мной? Станешь моей подругой? Молю тебя, скажи "да"! Я медленно обвела взглядом комнату. Семья смотрела на нас: мать, недовольно нахмурив брови; отец, подперев щеку рукой, и сестра, в глазах которой полыхала такая ненависть, что мне стало страшно. Неожиданно передо мной отчетливо встала моя будущая жизнь на Коннемаре: унылая, одинокая, ведущая к безумию и печальной смерти. Я перевела взгляд на Морриса и поняла, что готова отправиться за ним куда угодно, хоть к самому Хэллю. Лишь бы он всегда был рядом со мной. Сглотнув тугой комок, набухший в горле, я воскликнула без тени сомнения: - Да! И сжала руки капитана в ответ. *** Я не спала всю ночь, хоть и пролежала, боясь разомкнуть веки. Перед глазами теснились кошмары, сменяемые моментами абсолютного счастья. Мне то хотелось петь в полный голос, то побежать к матери и забиться к ней под старое одеяло, как когда-то в детстве, чтобы не вылезать оттуда никогда. Мать и сестра не сказали мне ни слова после ужина, словно меня не существовало. Отец тоже хранил молчание, грустно наблюдая за мной. Пару раз казалось, что он хочет что-то мне шепнуть, но не решается. Пока я помогала сестре собирать со стола, они с матерью обменялись странными взглядами, в которых читалась печаль, обречённость и странное облегчение. Вот она, волшебная возможность раз и навсегда покинуть этот унылый остров, отправиться рука об руку с любимым в огромный неведомый мир. Но это и страшило меня больше всего: я ещё никогда не бывала за пределами Коннемары. Как я покину родителей? Сестру? Всё, что знакомо мне с рождения? Этот остров – мой родной дом. Кто знает, что ожидает меня за его пределами? А если смерть? Я же буду одна, совершенно одна… «Нет! - твёрдо сказала я себе. - Как я могу быть одна, если со мной будет капитан Сокол?» Одно только его имя разбудило восхитительные, незнакомые прежде ощущения. Низ живота сдавила тягучая судорога, и больше ни о чём другом думать было просто невозможно. - Мне плевать на опасности, - прошептала я, поворачиваясь на бок. - Мне ничего не страшно, если ты будешь рядом! И, уже засыпая, выдохнула: - Любимый… *** За кормой пенилась иссиня-зелёная вода. Пронзительные крики чаек метались по сероватому небу, приветствуя новый день. Неприветливые берега Коннемары медленно таяли в утренней дымке. Я стояла у борта, задумчиво глядя на родной остров. К грусти примешивалась смутная, растущая с каждым ударом сердца радость. Я чувствовала, что встала на правильный путь. Прерывисто вздохнув, я прижалась к Моррису. Он послал мне счастливую улыбку и обнял за талию. Я знала, что больше никогда не увижу свою Коннемару. *** Два года спустя. Побережье Двух Океанов. - Том, старина! Какими судьбами? Старый моряк, смоливший пеньковую трубку, поднял изборождённое морщинами лицо и просиял, увидев старого знакомого: - Ульвиг! Давненько я тебя не видал. Какие новости? Высокий пират, чьё лицо было покрыто россыпью мелких татуировок, осклабился: - Я уже второй год хожу в команде Сокола. Слыхал о таком? Старик не спеша отложил трубку на прогнившую бочку, служившую ему сиденьем, и степенно проговорил: - Как не слыхать. Тот самый Сокол, что ищет Призрака? - Он самый, - важно кивнул Ульвиг, потирая разодранную в клочья мочку уха. Когда-то давно в пьяной драке ему выдернули серьгу вместе с мясом. - По мне, пусть ищет хоть Пожирателя волн(10), лишь бы сполна платил долю. Старый Том с прищуром смотрел на собеседника. Щурился лишь один глаз - левый. На месте правого зияла пустая глазница, которую он и не думал прикрывать. - А правду говорят про его подругу? Ульвиг плотоядно хохотнул. Глаза его маслянисто заблестели. - Да уж. Вроде капитан подцепил её на каком-то островке. Хотел бы я знать, где водятся такие красотки. Фигурка, голосок - прелесть, а не девчонка. Только... - пират заговорщически подмигнул приятелю и умолк. - Только? - Не дело нам тут трепаться, - важно сказал Ульвиг. - Пошли в "Лисицу", там и поговорим. - Пошли, - пожал плечами старик. - Только ты угощаешь. У меня-то в кармане одни медяки звенят. Он с кряхтением поднялся с насиженного места и медленно последовал за приятелем. *** Пока Ульвиг заказывал выпивку в "Пьяной лисице", Том вспоминал всё, что ему было известно о Соколе и его подружке. Старик видел её пару раз. Лицо, дрожа, расплывалось в памяти, но зато он хорошо помнил звонкий смех, искристые золотые глаза, сияющие каждый раз, когда она смотрела на Морриса, и длинные тёмные волосы. А ещё она пела. Мелодичный голос поневоле воскрешал в памяти легенду о морской ведьме, завлекающей моряков своими песнями в пучину на корм подводным чудовищам. Только девушка была совсем не похожа на ведьму. Том всегда поражался тому, как она, живя среди головорезов, не вымаралась во всей этой грязи. Наверное, в том была заслуга Сокола, который неотступно следовал за ней, оберегая от малейших невзгод. Это слегка удивляло Тома: давно знал Сокола и всегда полагал, что тот большой ценитель женщин. Красотки вились вокруг Морриса непрерывной чередой: он не делал различий между простолюдинками и знатными богатейками, если таковые встречались на его пути. Поигравшись с прелестницей пару-тройку недель, он безжалостно обрывал связь и устремлялся к следующей. Однако с этой островитянкой все вышло иначе: шёл уже второй год, как Сокол был с ней. Может, он действительно влюбился? Подумав об этом, Том искренне порадовался за девушку: почему-то одно лишь воспоминание о ней веяло мягким, уютным теплом. Тем временем Ульвиг опрокинул остатки лэя из глиняной кружки и удовлетворенно рыгнул: - Эх, хорошо! Сюда бы ещё красивую бабу и хорошую песню! Том пожал плечами, задумчиво оглядывая таверну. Вокруг шумела обычная для пиратской базы обстановка: пьяный гогот вперемешку с кокетливым женским хохотом и звоном монет; стук кружек о протёртые временем до блеска столы и смачная матросская ругань. Ульвиг наблюдал за бурлящим вокруг действом с жадным удовольствием. - Ты хотел мне что-то рассказать, - напомнил старик. - Ах, да, - пират оттолкнул кружку и, растягивая паузы между словами, деловито сообщил. - Проиграл наш капитан свою подружку-то. Том моргнул: - Как так – проиграл? - Натурально. Сам, что ли, никогда в «Монетку под горой» не проигрывал? У него был выбор: либо "Отчаянный" ставить, либо девчонку. Ну, судном капитан никогда рисковать не станет, ясное дело, а девок вокруг больше, чем устриц в бороде Наронга(12). Да и, кажись, надоедать она ему стала в последнее время. От таких новостей у старика голова пошла кругом. Несмотря на бурное пиратское прошлое, его сердце так и не смогло одеревенеть. Ему стало по-настоящему жаль никому не известную девочку, искренне доверившуюся ветреному красавчику-капитану. Тем временем Ульвиг продолжал развязно болтать, развалившись на скамье: - Сокол ещё никогда к одной бабе так долго привязан не был. Я уж было думал, всё, уйдет наш капитан на покой, ан нет. Он недавно с какой-то богачкой снюхался из Ранаханна. Посудину, на которой она была, мы не так давно почистили, а её Сокол в заложницы взял. Ну и закрутилось, ты же его знаешь. Девчонка Моррисова ничего не знала поначалу, а тут и приятель его подвернулся, Волк из Даэррана(13). Он давно на девку глаз положил, ну и предложил эту партию, чтобы капитана, значит, прижать. Только Волку невдомёк было, что Соколу в радость избавиться от надоевшей красотки. Так что, думается мне, скоро она в полное пользование к Волку перейдет. Том промолчал, разглядывая потеки от грязной тряпки на столешнице. Сердце нехорошо щемило. - И где они сейчас? - угрюмо спросил он. Ульвиг отмахнулся: - Да здесь! Сокол её привел, у них с Волком встреча наверху в комнатах назначена. Они перед нами как раз сюда и пошли. Чую, Волк уже развлекается вовсю, - пират глумливо ощерился. Старик хотел что-то сказать, но не успел. Пронзительный крик, переходящий в утробное рыдание, долетел с верхних этажей «Лисицы». На мгновение всё умолкло. Кто-то из пиратов схватился за оружие, кто-то бросился к дверям. Однако вслед за криком ничего не последовало, и шумное веселье возобновилось как ни в чём не бывало. Ульвиг приподнялся и с сомнением пробормотал: - Сдаётся мне, это в комнатах как раз и кричат. Том опомнился и с неподобающей для его возраста прытью кинулся по шаткой лестнице. *** Комнаты в таверне не отличались особой роскошью убранства, скорее, наоборот: изъеденные жуками деревянные кровати, матрацы, из которых торчала воняющая плесенью солома, мутные окошки. Именно такая картина предстала глазам Тома, когда он распахнул дверь ближайшей от лестницы комнаты. Он действовал наугад: это была единственная дверь, под которой трепетал лучик света, однако это ещё не значило, что именно здесь и кричали. Старый пират не ошибся с выбором. Однако ему сразу же захотелось обратного, когда он увидел то, что предстало его глазам. Поперёк кровати ничком лежал Моррис. Том узнал его по длинным чёрным волосам и амулету в виде серебряной подковы, с которым Сокол не расставался. Лицо молодого пирата покрывало что-то тёмное, и, шагнув вовнутрь, старик понял, что это кровь. Спустя удар сердца он догадался, откуда она взялась. На месте глаз Морриса зияли темные провалы. Из одного торчал длинный осколок. Тело Сокола конвульсивно подёргивалось, а красиво очерченные губы кривились в страшной ухмылке. Том очертил вокруг себя знак Лиара и заметил ещё одного пострадавшего. Рядом с кроватью лежал массивный светловолосый мужчина. Его исполосованная грудь ходила ходуном. Рукоять ножа, вогнанного глубоко в правый бок, колыхалась вместе с судорожными попытками вздохнуть. Рядом с ним матово поблескивала, растекаясь, кровавая лужа. - Вот Хэлль! – донеслось от двери. Вздрогнув, Том обернулся и увидел Ульвига, с разинутым ртом наблюдающего за происходящим. - Это ж Волк! – хрипло пробормотал пират, тыча пальцем в светловолосого. - Позови знахаря! – просипел Том, не в силах оторвать взгляд от тел. Ульвиг скептически посмотрел на него: - Да их добить проще! Сокол явно уже к Хэллю отправился, а этот… Постой-ка! Никак говорит что-то! Они замолчали. Слабый стон донесся с пола, и в нём Том разобрал несколько слов. - Кош… кош… ка… - Чего? – удивился Ульвиг. Старик с досадой взглянул на него и опустился на колени рядом с телом. Склонился низко над быстро синеющими губами и почувствовал, как последние мгновения отлетающей жизни касаются его ушей вместе с тёплыми крохами дыхания. - Как кош… дикая кошка кинулась. Будь… будь она прок… Рука Волка, дрожа, приподнялась над полом и впилась в колено Тома, чтобы, спустя удар сердца, со стуком упасть обратно. Тело приятеля Сокола обмякло. Только тут старик понял, что в комнате есть ещё кто-то, и оглянулся в том направлении, куда пытался указать Волк. Он не ошибся и на этот раз. В противоположном углу комнаты, раскачиваясь, как хайаньская куколка(14), сидела темноволосая девушка, крепко прижимающая к груди окровавленные кулачки. Она медленно подняла голову и уставилась на старика, тот вздрогнул, встретившись с ней взглядом. Её огромные глаза, горящие на бледном лице, были абсолютно безумны. Девушка хрипло вздохнула и протянула к старому Тому руки, разжав ладони. На пол упала студенистая окровавленная масса - всё, что осталось от глаз Сокола. 1 - Туманные острова - архипелаг, располагающийся к западу от Первого материка; 2 - эддре - жрец в храме Лиара; 3 - Лиар - бог Света, один из четырех верховных богов в пантеоне Алдории; 4 - Кэйлин - девочка (коннемарск.); 5 - Ранаханн - калифат на краю пустыни, располагающейся на востоке Первого материка; 6 - Хэлль - один из верховных богов Нижнего мира в космогонии Алдории; 7 - Аэдагга - островная база пиратов; 8 - дорий - золотая монета, имеющая хождение в Алдории и на некоторых соседних территориях; 9 - Эниох - бог моря в пантеоне Коннемары; 10 - иллурии - прекрасные девы, живущий в небесном царстве Элоаха - верховного бога в пантеоне Ранаханна; 11 - Пожиратель волн - мифическое морское чудовище. Согласно поверьям пиратов, живёт за краем океанов, разинув широкую пасть, и непрестанно глотает волны, перемалывая зубами корабли; 12 - Наронг - покровитель бурь в верованиях пиратов Аэдагги. Один из низших богов алдорского пантеона; 13 - Даэрран - удельное княжество на северо-востоке Алдории; 14 - хайаньская куколка - традиционная деревянная куколка княжества Хайань, представляющая собой грушеобразную фигурку воина или пряхи. Не падает, даже если её толкнуть, а просто раскачивается на месте.