Пираты Амарантайнского моря

Хонбину повезло с самого рождения. Его семью уважали и ценили при дворе, все его предки верой и правдой служили своему королю. Вот и его отец был одним из приближенных Его Королевского Величества, а старшая омега входила круг личных помощников мужа короля. Маленького Хонбина с детства растили во дворце, готовя занять место подле наследного принца, учили всему, что должен был уметь королевский приближенный. Сам король не чаял души в очаровательной, большеглазой омеге, отличавшейся кротким нравом и послушанием. Хонбин любил балы, любил сидеть в тени густых деревьев в королевском саду, шумные ярмарки, на которые его брали родители. Но единственное, что вызывало в нем разочарование, так это наследный принц. Они были одногодками, но наследник был слишком шумным ребенком. Он искал приключений, часто сбегал из-под присмотра нянек, стремясь увидеть больше, чем показывали ему. Хонбин качал головой и возвращался к изучению иностранных языков, чтобы в будущем быть полезным своему королю. Когда омеге исполнилось шестнадцать, его приставили к принцу. В силу своего положения у него не было друзей, а Ли подходил на эту роль идеально. Хорошо воспитанный, из уважаемой семьи с чистым прошлым, король лично выбрал Хонбина среди других юношей, которых родители хотели приблизить к трону. Отец гордился сыном, гордился, что тот продолжает их дело — служить королю. Он подарил омеге семейную реликвию, передававшуюся из поколения в поколение, — кольцо с искусно ограненным рубином, а для юного графа подобное назначение хоть и было лестным, но радости вызывало мало. В замке говорили, что с возрастом характер принца лишь ухудшился, парень стал безмерно капризным и наглым, и Хонбин с трудом представлял, как сможет выдержать хотя бы сутки с таким омегой, хоть он и был его принцем. Он шел к покоям наследника, а ноги словно прирастали к полу при каждом шаге. Ли боялся молодую омегу, такую неспокойную и переменчивую в настроении, но его выбрал сам король, и отказаться было нельзя. В противном случае он поставил бы под удар всю семью. Стража у дверей учтиво приветствовала графа и впустила в покои. Комната была просторной и светлой. Солнце, проникающее сквозь большие окна, занавешенные тонкими шторами из органзы, касалось, кажется, каждого уголка покоев, освещало большую дубовую кровать с балдахином цвета сливочного крема, плясало зайчиками, отражаясь от зеркала в тяжелой раме. Дорогие картины в позолоченных рамах на стенах, дубовая мебель, камин со стоящими перед ним мягкими креслами — покои наследника так отличались от его собственной комнаты, чуть меньшей размером и не с таким богатым убранством. Хонбин встал у окна, наслаждаясь горячим летним солнцем и легким ветерком, штора мягко коснулась его лица, оставляя щекочущее ощущение на коже, а потом вздрогнул от испуга. Из-за большой ширмы, разделявшей комнату, послышался полный недовольства голос с истеричными нотками. — Паршивый пес! — что-то с глухим ударом упало на пол. — Кто вообще позволил тебе стать королевской швеей, если ты иглу в пальцах кривых удержать не можешь?! Пошел вон! Вон, я сказал! Омега, стирая слезы с лица, выбежала, споткнувшись о край ковра. Юный граф замер и приготовился к худшему, постоянно глядя на дверь, чтобы покинуть покои наследника. Принц твердой походкой вышел из-за ширмы, под не застегнутым камзолом виднелось исподнее из тончайшего шелка. Хонбин низко поклонился. — Что замер, как статуя в саду? Подойди и помоги мне одеться! Ли глубоко вздохнул и закатил глаза. Так значит, слухи оказались правдой. Характер у принца оказался ужасным, просто нестерпимым. — Ваше Высочество, я — граф Ли Хонбин, приставлен к Вам… — Граф, барон, герцог. Какая разница? Просто подойди и помоги Моему Высочеству одеться! — наследник зло посмотрел на омегу, и его рука потянулась к заваленному украшениями и косметикой столику. Хонбин с места не сдвинулся, продолжая стоять и смотреть на то, к какому кошмару его готовили шестнадцать лет. Да лучше бы он был безродным деревенщиной, выращивающим пшеницу для королевского двора, чем находиться в одной комнате с принцем. Когда ответа не последовало, Хаген схватил со стола тяжелую коробочку и с силой швырнул ее в сторону юного графа. Пролетев мимо его головы, она стукнулась о стену и упала на каменный пол, разламываясь на две части. В сторону отлетело дорогое ожерелье, несколько камней выпало из оправы. Капризный, истеричный наследный принц. Неудивительно, что у него не было друзей. Хаген собирался запустить в него еще одним украшением, но Хонбин снова низко поклонился. — Простите мое неуважение, Ваше Высочество, — омега говорил это, а внутри все сжималось от жалости к самому себе. — Я сейчас же Вам помогу. — Вот так бы сразу, — принц вскинул подбородок и проследовал за ширму. Ли, сжав ладони в кулаки, поспешил за ним. Так начался первый лист их истории. Хаген графа ни во что не ставил, обращался с ним чуть ли не хуже, чем с прислугой, не стеснялся использовать брань в своих выражениях. Для него омега был очередной приставленной к нему нянькой, которых он не терпел с детства, и теперь всячески изводил юного Ли, который, с трудом набираясь сил, выполнял любую прихоть наследника. Тот мог потребовать его к себе в покои глубокой ночью и приказать принести с кухни фруктов. Хонбин ругался себе под нос, но приказ выполнял, с каждым днем ненавидя принца все сильнее и сильнее. Он желал, чтобы его отстранили от этой, как оказалось, унизительной должности, но при отце Хаген расхвалил юного графа, и, казалось, выбраться из этого плена было невозможно. Ли был привязан к наследнику, ходил за ним куда угодно, в том числе и на встречи с отцом. И лишь тогда он начал понимать принца. Король был строг с сыном. Когда супруг объявил о первой беременности, то мужчина ждал альфу, сильного, крепкого, готового занять место отца на троне. Но родился Хаген — прекрасный, но нежный и изящный омега. Старший альфа, вначале разочарованный такой подножкой судьбы, со временем свыкся и, как только сын подрос, приставил к нему нянек и учителей, чтобы подготовить к будущему царствованию. Пятилетнего Эна обучали языкам, игре на музыкальных инструментах, танцам — как омегу. А как только ему исполнилось десять, сменились учителя, и теперь он был вынужден забыть про беготню в саду с детьми аристократов, про чтение в кресле у камина или танцы в своих покоях. Он был вынужден познавать военное дело, политику и законы, которые возненавидел всей душой после первого же урока. Он сбегал с занятий, прятался в темных кладовых замка, нашел даже старые подземные ходы, ведущие в королевскую конюшню. Но раз за разом его находили и возвращали в покои, чтобы снова рассказывать об основных военных силах королевства и учить читать карты. Принц рос, а отношение отца к нему становилось лишь жестче. Старшая омега пожимала плечами, не в силах что-либо сделать, ночами жалела сына, а король продолжал муштровать наследника, превращая ранимого, чувствительного паренька в альфу. Вот только вместо сильного и выносливого будущего короля он получил капризного, невыносимого ребенка, не признающим никого. Лишь собственного отца он боялся, боялся его гнева и всегда молчал, стоя рядом с ним. Говорить с Его Величеством об этом было бесполезно, он считал подобное проявлением слабости и усложнял занятия, иногда лично проверяя достижения сына. Хаген плакал ночами, уткнувшись в подушку, выкидывал в окно отцовские подарки, которые утром прислуга возвращала в покои, и ненавидел каждого, кто приближался к нему. В итоге, к шестнадцати годам наследник умел только то, чему научили в детстве, да закатывать сцены, которым позавидовала бы иная актриса королевского театра. К очередной встрече с отцом Эн готовился со страхом. Он прятал его за руганью на прислугу, срывался на Хонбине, но юный граф заметил мелкую дрожь в руках и испуганный блеск глаз. Он помог наследному принцу одеться, поправил воротник тяжелого камзола, не так давно пошитого, пригладил топорщащиеся волосы. Всего на секунду принц расслабился от мягкого касания теплых пальцев к его голове, но затем снова надел маску избалованного наследника, указывая Ли, что тому нужно переодеться. Граф поклонился, сообщая, что нет на это времени, король уже ждет их в тронном зале, и Хаген хлопнул его по руке, демонстрируя свое недовольство, и вышел из комнаты, громко стуча каблуками сапог по каменным полам. Хонбину только и оставалось, что поспешить за ним. Перед массивными дверями тронного зала наследный принц замедлил шаг, и юный граф остановился за его спиной. Возможно, Эн молился или же сыпал проклятиями в адрес отца, но спустя несколько минут он вошел в зал, останавливаясь ровно в его центре. Отец неторопливо спустился к нему по широким ступеням и рассмотрел со всех сторон, заставляя сына крутиться вокруг своей оси. — Разве этому я тебя учу, Хаген? — омега вжал голову в плечи. — Новые костюмы, прически, украшения. Ты займешь мое место, должен думать об этом, а не о развлечениях. У тебя нет времени на всякую ерунду, ты должен усердно заниматься военным делом и политикой. Под твоим началом будет целое королевство, а ты все в игрушки играешь. Это недостойно будущего короля. Хонбину стало жалко принца. Сейчас он не выглядел наглым и хамоватым, избалованным наследником. Больше был похож на маленького ребенка, которого отчитывают за то, что он ребенок. Эн послушно выслушал все претензии отца, а после быстро удалился в свои покои, лишь подол камзола мелькнул, и снова раздалось громкое эхо шагов. — Ваше Величество, — молодой граф поклонился, привлекая к себе внимание. — Мне кажется, Вы слишком строги к принцу. Он еще так юн, позвольте ему иногда быть тем, кем он является. — Единственное, кем он является, это наследник королевского трона, — мужчина грозно посмотрел на омегу. — А Ваша задача, граф Ли, присматривать за ним, чтобы он не натворил глупостей. Можете быть свободны. Хонбин торопливо направился к наследнику. Наверное, стоило извиниться за то, что он иногда грубил ему, а еще за то, что на прошлой неделе плюнул в его чай. Хотя, может, этого ему знать и не надо. Он застал Эна в постели, тяжелый камзол валялся на полу, а сам принц плакал, заглушая всхлипы подушкой. На секунду Ли растерялся. Он не знал, должен ли видеть своего принца в таком состоянии, но все равно сел на краю постели, осторожно касаясь темных волос ладонью. Хаген затих, но лишь на мгновение, а затем грубо пихнул графа в плечо, скидывая парня на пол. — Убирайся! — звонкий голос наследника разлетелся по просторным покоям. — Не хочу видеть тебя! Никого не хочу видеть! Хонбин поднялся и снова сел на постель. Он сгреб омегу в объятия, прижимая к себе и поглаживая по волосам. Эн негромко всхлипнул, затем еще раз, а потом разрыдался в голос, сжимая пальцами рубашку юного графа из заморской ткани. Ли тихонько пел, укачивая принца, а когда голос сел, то Хаген уже перестал плакать. Глаза покраснели, щеки были мокрыми и липкими от слез, а сам он немного дрожал, будто от холода. Хонбин поднял с пола камзол и накинул на плечи омеги, стараясь не думать о том, что с ним будет после этого. Но Эн лишь прижался к нему, словно ища защиты, начиная рассказывать, как любил в детстве читать книги о путешествиях, о разбойниках и пиратах, как хотел сам познакомиться с ними, чтобы узнать — действительно ли они такие страшные, как об этом пишут. Юный граф подхватил нить разговора, рассказывая о своих любимых книгах, обещал вечером принести из библиотеки что-нибудь интересное, чтобы они с принцем почитали перед сном. Хаген робко улыбнулся. — Прости, что вел себя так, — Хонбин лишь кивнул, снова вплетая пальцы в волосы омеги. — Сколько себя помню, он всегда старался сделать из меня альфу. А у меня это чесотку вызывает, так невыносимо. Я и сбегаю постоянно, мне не понятно ничего из того, что мне рассказывают. Я хочу бегать в саду, играть с детьми, засматриваться на альф. Но мне ничего нельзя. Я слышал, отец хочет научить меня владеть оружием. Лучше бы с папой старались альфу завести, а не растить из меня абы кого. Ли тихо засмеялся, предложил помочь привести себя в порядок и спуститься на ужин — прислуга уже позвала их. Хаген улыбнулся и проследовал за ширму. — Где ты есть? Я запуталась в этой рубахе! Граф Ли, Мое Высочество запуталось в рубашке и штанах! Хонбин засмеялся уже громче и поспешил молодому принцу на помощь. Их отношения заметно улучшились после того дня. Они сильно сблизились, проводя вместе почти круглые сутки, иногда Хонбин даже оставался на ночь в покоях Эна. Они читали книги, которые юный граф брал в королевской библиотеке, иногда Хаген танцевал — Ли хорошо играл на гитаре и неплохо пел, а когда наступало время отцовских занятий, то наследник витал в облаках, не слушая учителей. Король был недоволен, но не мог найти, как еще надавить на сына. Прислуга в замке лишь удивленно всплескивала руками на то, что юный граф так легко терпел характер наследного принца, но ничего не говорила, разглаживая дорогой костюм и выстирывая исподнее. Хаген поймал Ли за руку в просторном коридоре дворца и потащил к себе. Глаза наследника блестели от счастья, и сопротивляться его желанию поговорить не стоило. Эн велел страже никого в покои не пускать и запрыгнул на кровать, приглашая к себе парня. Хонбин неловко сел на край постели принца и посмотрел на друга. — Давай завтра на рассвете сбежим погулять! — юный граф испуганно вздрогнул и прикрыл рот ладонью. — Ничего страшного не случится, я раньше так уже делал. — Ваше Высочество, если Его Величество узнает, моей семье не сносить головы, а Вас строго накажут… — Что ты как маленький? — Эн обижено надул губы. — Выйдем перед рассветом, а к завтраку уже вернемся. Давай же, Хонбин, не трусь. Граф вздохнул и посмотрел в окно. Вокруг замка сгущались сумерки, скоро подадут ужин, а из Хонбина был ужасно плохой лгун. Внезапно принц насмешливо посмотрел на него и отсел. — Граф Ли Хонбин, Вы — ханжа и трус, — заявил наследник. — Да-да, ханжа и трус. А еще не выполняете приказов Вашего принца. Как Вас вообще могли приставить ко мне, раз в Вас нет ни капельки чувства свободы? Вам бы подле моего отца находиться или папы, они бы оценили такую преданность трону и стенам этого дурацкого замка. Омега вспыхнул. Никогда его еще так не называли. Он вскочил с кровати, закрутился по комнате, не зная, куда себя деть. Это было оскорбительно для него, наследника уважаемой при дворе семьи. Как Его Высочество посмел сказать, что он плохо служит своему принцу? — Хорошо, — Эн довольно улыбнулся и захлопал в ладоши. — Но если король узнает, Вам придется как-то меня спасти. — За это не переживай. Я не хуже отца могу постоять за своих приближенных. А ты у меня такой один. А сейчас давай собираться на ужин, — наследник подошел к дверям покоев и распахнул их. — Прислугу в покои принца! Его Высочество желает переодеться к ужину! Да поживее! Коридоры тут же наполнились голосами, эхом шагов и шуршанием одежды. Хонбин поклонился наследнику и направился привести себя в порядок. Нужно было успокоиться, взять себя в руки, чтобы не выдать планов королю. Хаген пробрался в покои юного графа, когда солнце еще ни одним лучом не осветило землю. Он тихонько разбудил его, и сонный омега недовольно посмотрел на наследного принца. Но, увидев его снова сияющие счастьем глаза, с постели поднялся и направился одеваться. Ему не нужна была для этого помощь прислуги, но голос Эна остановил его. Тот показал ему принесенную одежду, и Ли тяжело вздохнул и закатил глаза. Простые штаны, рубаха и длинный, в пол, плащ с капюшоном. Так их никто не узнал бы, и они смогли бы остаться незамеченными. Хонбин чувствовал себя в этой одежде неуютно, но когда увидел, что Хаген отодвигает большую картину на стене и с силой толкает стену, то потерял дар речи. Перед ним открылся темный проход, от одного вида которого стало жутко. Наследник взял со стола свечу в тяжелом подсвечнике и смело ступил в темноту. Графу ничего не оставалось, как последовать за ним. Эти ходы пугали. С потолка капала вода, ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки, лишь дрожащее пламя свечи освещали их путь. Спустя долгие минуты блуждания в этом ужасе они выбрались в конюшню. Хонбин недовольно стряхивал с волос прилипшее сено и капли воды, и Эн уже подошел к ждущему конюху. Тот, определенно, не первый раз помогал принцу сбегать из замка незамеченным, и подвел к ним двух седланных лошадей. Хаген держался в седле уверено и, как только убедился, что кроме подкупленной им стражи никто их не видит, пришпорил коня, выезжая из ворот. Хонбину пришлось последовать за ним. Дорога заняла около получаса. А когда юный граф понял, что они приехали в Оборотный порт, то испугано вздрогнул. Отец рассказывал, что здесь иногда пришвартовываются пираты, и эта поездка могла стоить жизни им обоим. Но наследник, казалось, и не думает об опасности. Он подошел к еще одному альфе — стражнику порта — и протянул ему мешочек с монетами. Мужчина взял лошадей под уздцы и отвел в сторону, чтобы не привлекать внимание. Хаген тут же схватил друга за руку и потащил между торговых рядов. Хонбин дрожал от страха, но постепенно тоже втянулся, рассматривая на почерневших от воды и солнца прилавках товары местных мастеров. Но принц упрямо тащил его дальше, пока не остановился напротив молодого омеги, ровесника им с графом. Тот предлагал украшения, и Эн подпрыгнул на месте, замечая красивый браслет из самоцветов. Он примерил его на руку, посмотрел, как играют камни в свете рассветных лучей, и протянул парнишке двадцать серебряных. Тот поклонился и спрятал монеты за пазухой, продолжая зазывать покупателей. Наследник снова схватил Хонбина за руку и собирался пойти дальше, как столкнулся с мужчиной. Браслет упал на землю, за ним и мешочек с монетами, а в ответ парень услышал только мягкий, с хрипотцой смех. — Какой неуклюжий омега, — Хаген посмотрел на мужчину, чуть сдвигая капюшон. — Если ты не можешь за своими ногами следить, как же ты работаешь? А Хаген и слова сказать не мог. Он не отводил взгляда от лица альфы, такого удивительного и пугающего. Длинные волосы выбились из хвоста, подчеркивая бледность кожи, а черная повязка скрывала, вероятно, шрам на лице. Эн смотрел и не мог перестать, дыхание перехватило от испуга и восторга, а Хонбин быстро подбирал с земли браслет и деньги. — Простите нас, мы такие неуклюжие, — граф потянул наследника за руку, стремясь увести его из порта. — Простите, пожалуйста. — А друг твой немой что ли, как рыба? — голос мужчины стал грубым и недовольным. — Ему тоже стоило бы извиниться. Не абы с кем столкнулся. А капитан Чон не прощает неуважения. У Хонбина задрожали колени. Одно имя этого альфы вселяло ужас в людей, а столкнутся с ним лично и подавно не давало здраво мыслить от страха. — Да, он немой. Родился таким. Это мой брат, простите его, пожалуйста, капитан. Мы не хотели Вас оскорбить неуважением. Мы пойдем, чтобы не мешать Вам и Вашей команде отдыхать после долгого плавания. Альфа разразился громким смехом, парень за его спиной тут же поддержал хохот, и эти два голоса сливались в один, похожий на жуткую какофонию звуков, от которой уши закладывало, а голова кружилась. Хонбин потащил принца к лошадям, почти насильно заставил сесть в седло и направиться обратно в замок. Не хватало им навлечь на себя гнев капитана Чона, известного своей жестокостью и кровожадностью. Узнай он, что перед ним наследный принц, мог бы обоих взять в плен и требовать выкуп. Когда они вернулись в замок, солнце уже встало, а прислуга испугано искала наследника и его графа, которых звали на завтрак уже дважды. Они торопливо переодевались, Хаген прятал купленный браслет, и только после этого поспешили в зал, чтобы присоединиться к семье. Король был недоволен. Эн все еще не мог начать говорить от удивительной встречи в порту, и Хонбину пришлось выручать их обоих. Взгляд его отца тоже был строг. — Простите нашу задержку, Ваше Величество, — юный граф низко поклонился. — Его Высочество решил показать мне ранним утром, как ориентироваться в королевском лесу. Мы немного увлеклись и потому задержались. Простите, Ваше Величество. Лицо короля тут же просветлело, и он принялся нахваливать сына за успехи в учебе. Хаген лишь кивнул и приступил к завтраку. Его сердце все еще быстро колотилось в груди от одного воспоминания о повязке на лице, скрывавшей левый глаз. После завтра юный граф всеми силами пытался выбить из головы наследного принца все мысли о выходах без замка в неподобающем виде и без охраны. Это лишь сегодня они смогли отделать испугом и вернуться во дворец целыми и невредимыми. В следующий раз подобного чуда могло и не произойти. К счастью Ли на следующий день был запланирован бал, были приглашены множество уважаемых, богатых семей, и омега всеми силами пытался заставить Хагена готовится к торжеству. Наследник недовольно хмыкнул, но костюм примерять отправился, доводя своими сценами истерики прислугу до белого каления и слез. Ему ничего не нравилось, и только спустя долгих четыре часа он остановил свой выбор на первом примеренном костюме. Принц отказался от традиционного золотого шитья, делая выбор в пользу менее броского, но красиво переливающегося в отблеске свечей серебряного узора на темно-синем фоне. Затем он тщательно выбирал украшения, опустошив резные деревянные шкатулки, обитые изнутри винным бархатом. Ему нравилось на балах производить впечатление на альф, которые готовы были стелиться перед ним лишь потому, что он был сыном короля. Многие уважаемые герцоги, графы и бароны представляли ему своих сыновей, надеясь на то, что наследник рассмотрит его как свою партию, но в конце каждого такого вечера Хаген гордо уходил в сопровождении своей свиты, не выказывая ни одному представленному ему юному альфе своего расположения. Отец из-за этого жутко злился, но ругать сына не спешил. Рано или поздно он сам выберет ему партию, подходящую по положению, богатству и политическим мотивам. А сейчас пусть омега хоть пляшет деревенские танцы на герцогах — ни один из них королю все равно не нравился. Слишком мелочными и жадными были их родители. С самого утра в замке было шумно. Суетилась прислуга, вычищая залы и коридоры дворца, хлопотали кухарки, готовя богатый ужин. Хонбин не мог успокоиться — каждый раз его волновали балы, на которых он мог вдоволь танцевать, а сейчас еще и познакомиться с достойным альфой. Его новое положение приближенного принца добавляло веса его статусу, и он надеялся, что Его Величество так же не останется безучастным к судьбе юного графа. Хаген же тихонько посмеивался над волнением друга, читая взятую для него из библиотеки книгу про путешествия на другой край земли. Не понять ему было этого воодушевления перед очередным скучным вечером с музыкой и танцами, заставленными блюдами столами и излишне вежливыми гостями. Чем ближе было торжество, тем сильнее нервничал Хонбин, тем больше веселился наследник. Он потребовал приготовить ему ванную перед балом, и прислуга заметалась по коридорам, боясь гнева принца. Хаген посмеялся над этим и направился в купальню, куда несколько омег уже принесли тазы с горячей водой, чтобы наполнить ванную. Вода расслабила тело, позволила разуму очиститься, а дорогие заморские масла, которыми после ванной омеги натирали его кожу, приятно щекотали нос. Прислуга помогла ему облачиться в выбранный днем костюм, а затем он выгнал всех из покоев, чтобы закончить сборы в одиночестве. Он поправил волосы, закрепляя на виске заколку с самоцветами, подвел глаза, от чего в один миг они сделались лисьими, хитро прищуренными. Хонбин низко поклонился, увидев наследника, выказал свой восторг относительно его внешнего вида и пошел рядом с омегой. Небольшая свита принца шла в двух шагах сзади, обсуждая красоту Хагена и недоумевая, почему еще не выбрана партия для него. Эн шикнул на них, и омеги тут же замолчали, вежливо улыбаясь гостям в зале. Наследнику быстро стало скучно. Взрослые разговоры о политике и экономике, мужчины, стремящиеся познакомить его со своими сыновьями. На каждом балу было одно и то же, и Хаген взял со стола кубок с вином, делая большой глоток. Вино было сладким, оставляли приятное послевкусие на языке, да и не хмелели от него долго. Отец подошел к нему с видным, крепким альфой, за спиной которого шел юноша. На вкус Эна парень был слишком слащав с этими пухлыми губами, большими, раскосыми глазами и преувеличено-очаровательной улыбкой. Но воспитание не позволяло ему высказать свое мнение, и принц вежливо принял приглашение на танец. Хватка сына герцога Пак была слишком крепкой на его талии, и Хаген сквозь зубы попросил ее ослабить. На это альфа лишь пошло улыбнулся и сжал ладони сильнее. Наследник уже готов был закричать на весь дворец, когда музыка внезапно стихла. Двери большого зала с шумом открылись, от каменных стен грохотом отдавалось эхо шагов. Хаген узнал его. Одетый в совершенно другую одежду, без прорех, в новых, скрипящих при каждом движении сапогах капитан Чон все равно был узнаваем. Принц посмотрел через плечо — Хонбин побледнел и оперся на стол, дабы не упасть. Эн отстранился от альфы. — Простите, герцог, моему другу нехорошо, — омега наклонил голову, собираясь уйти. — Ваше Высочество, не торопитесь. В зале полно слуг, ему помогут. — Герцог Пак, вы забываетесь! — Эн повысил голос, стоящие рядом мужчины обернулись. — Вы обязаны убрать от меня руки, как только я этого потребую. Но Вы уже второй раз пропускаете мои слова мимо ушей. Мне попросить стражу выпроводить Вас вместе с отцом из дворца? Король будет недоволен таким отношением к своему наследнику. А сейчас Его Величество обсуждает с Вашим отцом поставку зерна во дворец с Ваших земель. Так мне позвать стражу? Альфа недовольно зашипел, отпуская руку принца. Отец требовал от него любыми путями привязать к себе наследника, но омега пока оказалась ему не по зубам. Хотя юный герцог и получил разрешение на любые действия для достижения цели. Хаген поспешил к другу, который пил вино большими глотками, пытаясь успокоиться. — Ваше Высочество, мне не сносить головы! — зашептал Хонбин ему на ухо. — Король отправит мою семью в ссылку, а меня казнит на рассвете! — Успокойся уже, ничего не случится, — Эн хотел еще что-то сказать, но услышал громкий голос отца «Хаген, подойди ко мне». – Ну, я думаю, что ничего не случится. Хонбин повис на его руке, глаза его были несчастными, а выглядел он жалко. Он постоянно шептал о том, что им всем конец, что их убьют, а принца запрут в монастыре до совершеннолетия. Омега шикнул на юного графа и сладко улыбнулся, оказавшись рядом с отцом. — Хаген, познакомься. Это капитан Чон, единственный пират, которому я благоволю в этих водах, — мужчина осторожно обхватил ладонь наследника, оставляя почтительный поцелуй на ее тыльной стороне. Эн смог почувствовать грубость его кожи и сухость губ. — Иногда он помогает мне в некоторых делах. После того, как ты займешь мое место, тебе тоже придется иметь с ним дело. — Очень приятно, капитан, — Хаген ослепительно улыбнулся, встряхивая волосами. Камни заколки в его волосах заблестели в свете свечей. — Надеюсь, наше знакомство будет полезным государству. Капитан хищно оскалился. — Кажется, я где-то видел Вас раньше, Ваше Высочество, — Хонбин за спиной наследника застонал от страха, зажмуриваясь. – Ну, да ладно. Возможно, случайно видел Вас в коридорах, когда встречался с Его Величеством в прошлое мое возвращение в Оборотный порт. Могу я просить о танце с наследником? И в этот момент Хонбина будто подменили. Он легко потеснил омегу в сторону, стоило королю открыть рот. — Позвольте, я заменю его, капитан Чон, — Его Величество хотел возмутиться, но Ли продолжил. — После предыдущего танца с юным герцогом Пак у принца разболелась голова. Он был скучным и навязчивым, очень докучал в танце Его Высочеству. Надеюсь, Вы не сильно разочарованы? — Ну, что ж, — альфа улыбнулся. — Позвольте пригласить Вас… — Граф Ли, — Хонбин протянул ему руку и улыбнулся. Снова заиграла музыка. Гости расступились, освобождая центр зала для танца странной пары. Прекрасный юный граф и жестокий капитан с повязкой, закрывающей левый глаз. Аристократы не стеснялись обсуждать это, некоторые из них восторгались смелостью Хонбина, не давшего наследному принцу танцевать с пиратом, а сам Ли громко зашептал мужчине на ухо, как только они закружились в танце. — Если кто-нибудь узнает, я лично найду Ваш корабль и оставлю в нем такую пробоину, что залатать будет невозможно. — Граф, право, Вы слишком напряжены, — Тегун негромко засмеялся. — Или Вы правда думали, что я расскажу королю о том, что видел вчера Вас и Его Высочество в порту, одетых как простолюдинов? Хотя, мне приятен Ваш страх. И ни за что больше не угрожайте мне повреждением моего судна. Никогда не знаешь, что таится ночью за шторой Ваших покоев. Хонбин шумно сглотнул и испуганно посмотрел на мужчину. — Ваш принц безрассуден и любопытен, граф Ли. И я не имею права судить его за то, в чем повинен сам. Но если я встречу вас в порту еще раз, поверьте, не смогу пройти мимо. А сейчас, увы, мне нужно возвращаться на корабль. Не люблю оставлять команду без присмотра надолго. Хорошего вечера, граф. Тегун низко поклонился и так же внезапно покинул зал, как и оказался в нем. Хаген сослался на головную боль, пожаловался отцу на молодого герцога, который снова хищно смотрел на него, и направился в покои, крепко держа Хонбина за руку. Ему нужно было знать, о чем они разговаривали с пиратом, все до мельчайших подробностей. Ли рухнул на постель наследника, его колотила крупная дрожь, а глаза внезапно наполнились слезами. — Он не собирался ничего говорить королю, — Эн с облегчением выдохнул, кидая на пол камзол. — Но сказал, что если встретит нас в порту еще раз, то подойдет. Ваше Высочество, если Вам так хочется, давайте ходить на ярмарки, но не в Оборотный порт. Тем более, когда мы узнали, что сам король благоволит капитану Чон. — Тебе нужно отдохнуть, Хонбин, — принц погладил омегу по волосам. — Попроси слуг приготовить тебе ванную, я велю принести мои масла для кожи. А завтра мы с тобой решим, что делать дальше. Ходить в порт Хаген не перестал. Ли дрожал при каждой их вылазке туда, пару раз чуть не падал с коня, но ослушаться наследника не смел. Капитан действительно сдержал свое обещание и подошел к ним, как только завидел у прилавков с фруктами. И в этот раз принц был разговорчивым. Юному графу только и оставалось стоять позади и смотреть, чтобы ничего не случилось. Эн и этот альфа флиртовали, сначала совершенно незаметно для окружающих, а затем все более откровенно, позволяли себе долгие касания на людях, благо, никто не признавал в омеге наследника. Встречи стали частыми, долгими, Хаген сбегал из замка, как только король засыпал и возвращался с рассветом, чтобы немного поспать и смыть с себя запахи порта и мужчины. Хонбин, как бы не было ему страшно, как бы не осуждал он принца за подобное, всегда с удовольствием слушал его рассказы, краснел до кончиков ушей, когда Эн рассказывал о сладких поцелуях, от которых кружилась голова. А стоило принцу поведать о заветной ночи, проведенной в каюте капитана, как у графа закружилась голова, и он чуть не потерял сознание. Себя он берег для мужа, того же ожидал от наследника, но от волнующих подробностей закипала кровь, щеки заливал румянец, а белье намокало от смазки. Познавший удовольствие чужого тела, вкуса горячей кожи альфы, Хаген изменился. Стал улыбчивым, меньше кричал на слуг, превратился в само очарование. Король списал это на общение с Хонбином, но лишь граф знал, что причиной тому — грозный капитан пиратов, ублажавший наследного принца в маленькой, грязной каюте ночи напролет. А потом Эн изменился снова, когда Тегун отправился в плавание. Замкнулся в себе, ни с кем не разговаривал, кроме друга, и тому кидая лишь несколько фраз за день, плакал в подушку от заката до рассвета. Он больше не сиял на балах, танцуя неуклюже и неумело, будто и не делал этого никогда. Хонбин утешал омегу, обещал, что капитан обязательно вернется, хоть и сам почти не верил в это. А когда через два месяца корабль снова вошел в порт, то первым прибежал сообщить принцу новость. Они сбежали в эту же ночь, и юный граф стоял на стороже на пристани, пока Хаген снова и снова поддавался сильным рукам и вдыхал запах соли с бледной, неподвластной жгучему солнцу кожи. Он хранил его тайну пять лет. Им было уже по двадцать три, шли годы, а связь между наследным принцем и капитаном не заканчивалась, лишь становилась сильнее с каждым возвращением корабля в Оборотный порт. Хонбин завидовал омеге, завидовал его бесконечной любви и бескрайней преданности, но радовался настолько сильно, что никогда не смел высказать своего возмущения от долгого ожидания на холодной пристани. Много раз Тегун предлагал ему погреться на корабле, но Ли лишь морщил нос и отказывался, не желая оказываться в компании грязных, пьяных пиратов. А потом вся их счастливая жизнь рухнула в один момент. Жизнь принца оказалась под угрозой, недовольные аристократы готовили покушение за покушением, и Хагену было запрещено выходить из замка. Он рыдал в голос, корабль капитана должен был простоять в порту еще один день, а потом они уплывали в Амарантайн. Хонбин, как мог, утешал омегу, но все попытки его были тщетны. Ничто не могло унять его боль. Эн ел совсем немного, больше размазывая еду по тарелке, перестал появляться в коридорах дворца, под глазами залегли тени, а щеки впали. Он исхудал, король пригласил лучших лекарей, но те лишь разводили руками. Юный граф пытался помочь, но никакие деньги не могли подкупить стражу, чтобы впустить ночью капитана в замок. Об этом своем провале принцу он решил не сообщать, чтобы не усугублять его состояние, просто находился постоянно рядом, читая вслух книги и тихо напевая ночами, дабы подарить наследнику хоть несколько часов беспокойного сна. Через два месяца стало совсем тяжело. Хагена насильно заставляли есть, но затем его выворачивало в покоях, и Хонбин всерьез озаботился, не носит ли под сердцем наследный принц ребенка капитана. Подозрения оказались бессмысленными, но изрядно помотали нервы графу, который тоже потерял сон, не зная, как будет объяснять беременность Эна королю. Враги проникли в замок, их трижды ловили, омега кричал и бился в постели, требуя хоть немного свободы. Когда отец все-таки позволил, Хаген, в сопровождении вооруженной до зубов охраны, направился на прогулку в королевский лес. Но и там его нашли. Стрела не попала в наследника, глубоко вошла в шею его коня, и тут же пришлось вернуться в замок. Решетка ворот опустилась, никого не впуская и не выпуская, все тайные ходы из дворца оказались перекрыты. А о том, что придется отправиться в Красный мыс, Эн и Хонбин узнали в ночь отплытия. Все давно было решено, оставалось собрать вещи, и омеги безрадостно укладывали свои наряды и украшения в сундуки, стараясь брать не слишком много. Их нарядили простолюдинами, королевский посланник ехал с ними в одной повозке, испуганно озираясь по сторонам. А Хагену было все равно. Два месяца он был заперт в замке, не имел возможности куда-либо ходить без стражи, а о том, что он не видел уже целых шестьдесят дней своего альфу, принц пытался не думать. От этого глаза наполнялись слезами, а сердце замирало, пропуская удары. Когда они оказались в порту, то наследник снова загорелся. Щеки его покрыл румянец, а глаза заблестели, стоило ему увидеть сходящего на пристань Тегуна. Он готов был в тот же момент кинуться ему на шею, целовать сухие, обветренные губы, но капитан сделал вид, будто ничего особенного и не произошло, хотя его собственное сердце в груди билось застрявшей в силках птицей. Хонбин улыбнулся, радуясь и за друга, и за то, что путешествие обещало быть безопасным с командой капитана Чон, но радость его быстро померкла, когда он увидел, каким жадным и вожделеющим взглядом пожирает его облаченную в длинный плащ с капюшоном фигуру один из пиратов. Стало не по себе, по телу прошла дрожь, и он неосознанно сделал шаг назад. — Вонщик, приведи ребят покрепче, нужно опустить груз! Рави, селедочные твои мозги! Хватит пялиться, не по тебе рыбка! Приведи парней! Хонбин позволил себе улыбнуться этому и взошел на корабль, сжимая ладонь принца в своей. На секунды он перестал бояться. Плавание оказалось сложным для молодого графа. Этот самый Вонщик не упускал момента, чтобы посмотреть на омегу или отпустить грязную шуточку в ее адрес. Ли перестал выходить на палубу днем, но и с заходом солнца не было ему покоя. Альфа словно чувствовал и оказывался недалеко от него, чтобы снова прожигать взглядом в спине дыру и обсуждать с другими пиратами изящное тело, спрятанное под плащом. Хонбин до того устал от этого, что ночью пожаловался Хагену, прося того что-нибудь сделать с этим. Наследник лишь хмыкнул и обнял друга, притягивая к себе для поцелуя в макушку. — Он тебе ничего не сделает, не переживай, — граф вопросительно изогнул бровь. От этого его лицо приобрело забавное выражение, и принц прыснул от смеха. — Приказ капитана не обсуждается, а выполняется без промедлений и изменений. Тегун потребовал, чтобы к нам не приближались. Исключение — угроза жизни или наше разрешение. Так что, пока ты не разрешишь ему подойти к тебе, он лишь будет издалека смотреть и говорить. Не обращай внимания. Обо мне он тоже много что говорил, но тронуть не смел. Все боятся капитана. — Кроме тебя, — Хаген довольно кивнул, протягивая омеге яблоко, принесенное ему альфой. — Лишь ты на этом корабле позволяешь себе так с ним обращаться. — У нас другие отношения. Тебе ли не знать. Хонбин кивнул, слегка покраснев. Не хотелось вновь выслушивать подробности столь личной жизни наследника. Сам он в свои двадцать три даже и не целовался, этого требовало воспитание, но с каждым днем, особенно после рассказов Эна, ему все больше хотелось ощутить сильную хватку рук на своем теле, горячие губы, касающиеся кожи. Хонбин затряс головой, отгоняя дурные мысли. Он не должен был об этом даже думать. Отец, наверное, уже нашел ему подходящую партию, да только познакомить не успел. — Не переживай, Хонбин, — наследник обхватил его ладонь пальцами. — Пусть тебе будет приятно внимание со стороны взрослого мужчины. Он оценил тебя как омегу, это должно согреть твое самолюбие. — Меня согреет, если он перестанет говорить, что моя задница похожа на спелое яблочко, которое так и хочется укусить. Хаген громко засмеялся, затыкая себе рот подушкой, чтобы не разбудить спящего в соседней каюте капитана. — Это он еще ласково выражается, — Эн с трудом подавил смех. — Ты не слышал, что мне говорил Тегун пять лет назад. Например, что я как молодая куропатка, так и хочется взять, ощипать и зажарить. Молодой граф сначала засмеялся, а затем густо покраснел, отводя взгляд. Это было слишком для него. Но совету друга он решил последовать, пытаясь наслаждаться вниманием грязного моряка, вечно бранящегося и распивающего по вечерам вино. Прогулка в Кровавом порту изначально казалась Хонбину самой плохой идеей в жизни. Он с детства был пугливым, а идти в компании пиратов среди разбойников и убийц было для него равносильно самоубийству. Но отказать принцу он не мог, был обязан следовать за ним везде и всюду, поэтому, скрепя сердце, собирался вместе с ним. Ли чувствовал, что произойдет что-то немыслимо ужасное, поэтому пропускал безостановочную речь Вонщика мимо ушей. Лишь маленькая омега за огромным прилавком растрогала его сердце, и он согласился купить у нее браслет и несколько фруктов, чтобы порадовать себя после такого испытания. Когда Тегун вступил в спор с другим капитаном, у Хонбина колени задрожали, а дыхание остановилось. Он не помнил, как Рави тащил его в самый центр драки, как потом вел до корабля. Сознание и рассудок вернулись к нему только тогда, когда он почувствовал обжигающие ладони на своей коже через рубаху. Он, кажется, отвесил пирату пощечину, хоть и не мог это вспомнить, а потом закричал. — Не смей так со мной обращаться! Я граф! Убери от меня свои грязные лапы! Смех мужчины стал отрезвляющим. А вот касания его рук уже не вызывали отвращения. Лишь смущающее тепло разлилось по телу, когда пальцы скользнули по его бедру, останавливаясь на животе. От этого ощущения почему-то стало щекотно, а пират больше не казался мерзким животным. — А ты красивый. Я таких омег, как ты, еще не видел. Такой весь аккуратный, ладный. Я бы душу за тебя отдал, но капитан ее съел еще при наборе в команду. Хонбин негромко засмеялся, покраснев до корней волос и опустив взгляд. Чужие объятия были приятными, теплыми, хоть и раздражал запах сильного тела. Вонщику стоило бы помыться, прежде чем приставать к нему. Его ладони снова касались спины и боков, от этой ласки кожа покрывалась мурашками, Ли, наверное, даже задремал в этой неге, раз не заметил, как близко оказались их лица. Поцелуй вышел коротким и неловким — простое соприкосновение губ. Молодой граф громко взвизгнул, оттолкнул мужчину и попытался открыть дверь. Рави клялся, что не будет плохо себя вести, обсуждать его спелое яблочко, если омега согласится всего час вечером посидеть с ним на корме за бутылкой отличного амарантайнского вина. Хонбин крикнул что-то невразумительное, в узком коридоре налетел на капитана, а после заперся в их с принцем каюте, устраиваясь с наследником на одной кровати. Но долго не мог уснуть омега, вспоминая ласки грубых рук и касание сухих губ, такое волнующее и будоражащее кровь. Когда уже давно стемнело, и они с Хагеном съели свой ужин, молодой граф все-таки решился принять предложение пирата. Он, осторожно ступая по лестнице, вышел на палубу, глубоко вдохнул холодный воздух, приятно заколовший нос, и попытался разглядеть Вонщика. Тот сидел на корме, в руке у него была бутылка вина, и мужчина вглядывался в непроглядную темноту, пытаясь что-то заметить вдалеке. Хонбин опустился рядом с ним и робко улыбнулся, снимая капюшон. Лицо альфы тут же посветлело, и он подвинулся ближе, смеясь над смущением омеги. Ли покраснел, когда их ладони соприкоснулись, он был таким робким и неопытным, что любое внимание мужчины заставляло кровь приливать к щекам, а колени дрожать. Он был не таким смелым, как наследный принц, для которого одно случайное столкновение в порту все решило, он боялся запутаться в этих сетях, словно маленькая рыбка, и не найти из них выхода, медленно умирая от нехватки воздуха, когда придет время расстаться. Но Вонщик, кажется, об этом совершенно не думал. Он протянул омеге бутылку и заговорил тихо, боясь спугнуть робкого юношу. — Мелкими глотками пейте, граф, оно крепкое, не то, что ваше разбавленное пойло во дворце. Хонбин послушался, но все равно закашлялся, когда вино огненным комом прокатилось по глотке. Рави снова засмеялся и поправил сползший плащ на плечах Ли, чтобы тот не замерз. Омега благодарно улыбнулся, но вино уже делало свое дело. Щеки покраснели уже не от смущения, а от алкоголя, делая его чуть более свободным. Вонщик показывал ему звезды и рассказывал о путешествиях, несомненно, приукрашивая некоторые моменты, чтобы выглядеть в глазах юноши героем. — …Вот тогда капитан и потерял глаз, — Хонбин кивнул, внимательно слушая. Ему всегда было интересно, как это случилось. — Но даже с одним глазом принц его любит. Удивительно это. Наш капитан и наследник. Ни в одной сказке не услышишь такого, ни в одной легенде. Их взгляды пересеклись, глаза омеги блестели от выпитого вина, хоть и сделал он всего несколько глотков. В голове было приятно пусто, тело казалось легким, а язык уже не сильно подчинялся одурманенному хмелем разуму. — А ты хорошо выглядишь с двумя глазами, тебе идет, — Хонбин пьяно улыбнулся, и Вонщик громко засмеялся. Таких слов ему еще никто не говорил. Молодой граф прижался к мужчине, укладывая голову на сильное плечо. Было тепло и спокойно вот так сидеть на корме, слушать плеск волн и наслаждаться плавным ходом корабля, когда грубые от работы на судне руки обнимали его, притягивая к себе. Сухие губы коснулись виска, и Ли слегка толкнул альфу, удерживая того от грязных поползновений. — Позвольте проводить Вас до каюты, граф. Боюсь, мое вино не лучший помощник в спуске по лестнице. Разобьете себе голову, а капитан взамен мою снимет. Хонбин негромко хихикнул, но помощь принял, опираясь на протянутую ладонь. Они медленно шли по палубе, кто-то из пиратов вполне определенно намекнул на продолжение ночи, но Рави пригрозил им кулаком, и те вернулись к своим делам, продолжая обсуждать помощника капитана и красивого омегу, что нетвердо стоял на ногах сейчас. Спуск по лестнице был долгим. Они останавливались на каждой ступеньке, Ли так и норовил прижаться к сильному телу, а Вонщик с трудом сдерживал порыв просунуть ладони под рубаху парня, чтобы огладить горячую кожу. Дойдя до двери каюты, они оба тяжело вздохнули. Обычно короткий пусть сегодня был долгим, трудным, и Хонбин привалился спиной к двери, прикрывая глаза. И Рави сдержаться не смог. Припал к мягким губам, коротко целуя, но вместо сопротивления и воплей со стороны омеги он почувствовал, как чуть приоткрылся рот, как сбилось дыхание парня. Руки в тот же момент заключили стройное тело в объятия, а поцелуй продолжился, горячий и сладкий, от него кружилась и без того хмельная голова, а ноги подогнулись. Пальцы молодого графа скользнули по коротко остриженным волосам пирата, приятное покалывание ладони лишь раззадорили юношу, и он прижался еще теснее, позволяя чужому языку скользнуть в его рот. Они не знали, чем бы это закончилось, но из соседней каюты вышел разбуженный шумом капитан, и они оба замерли, не зная, что сказать. Хонбин, на секунду отрезвленный, нырнул в приоткрытую дверь, оставляя мужчин наедине. — Капитан Чон, я приказа не нарушал! — Рави говорил быстро и путано, боясь гнева. — Я предложил, он согласился. Оба хотели, я ничего не нарушал, капитан! Тегун хмыкнул и сонно потер глаза. — Узнаю, что обидел его… — глаза Вонщика расширились от ужаса. – Вот, молодец. Я в любом случае буду все знать, Хаген расскажет. Так что в твоих интересах не вести себя как портовая скотина. Рави кивал головой до тех пор, пока мужчина не скрылся в своей каюте. А после спрятался в своей кровати, пытаясь осознать, что его еще не убили. Оставалось только убедить Хонбина утром, что все было обоюдно. Но молодой граф и не думал жаловаться. Он посылал короткие улыбки пирату, стоя на палубе, и отворачивался, когда получал ответную. Он стал проводить с мужчиной больше времени, сбегая в любой свободный момент, чтобы сладко целоваться на узкой кровати в маленькой каюте и позволять большим ладоням касаться его тела. Плавание подходило к концу, и Хонбин не знал, когда они перешагнут эту черту и перешагнут ли вообще. Возбуждение кружило его голову, близость взрослого альфы подогревала кровь, и когда Ли пришел к нему очередной ночью, за пару дней до прибытия в Красный мыс, то все встало на свои места, будто так и должно было быть. Он не сопротивлялся, когда сухие губы нашли его собственные, такие же обветренные сейчас, когда пальцы, пробравшись под одежду, пересчитали проступающие позвонки, обводя каждый. Вонщик навис над ним, прижимая к кровати, и Хонбин инстинктивно раздвинул ноги. В одну секунду ему осточертело его воспитание, привитые с детства правила поведения. Почему он должен страдать ради какого-то призрачного идеального мужчины, которого найдет ему отец? Почему он должен был терпеть, когда вот он, альфа, от которого в голове пустело за секунды, а дыхание сбивалось, стоило тому приблизиться? Он ничего не потеряет, если позволит себе эту слабость хотя бы раз, родители все равно ничего не узнают, а думать стало так сложно. Смазка пропитывала насквозь белье, когда влажные поцелуи спустились на шею и к плечам, оставляя на нежной коже аристократа мокрые следы от языка. Хонбин обхватил мужчину за шею и притянул к себе, вглядываясь в его глаза. И того, что он там увидел, ему хватило, чтобы позволить стянуть с себя надоевший за время плавания плащ, а следом и рубаху, кидая их на грязный пол. Он лежал под ним, такой открытый и доверчивый, а Вонщик водил пальцами по его груди, обрисовывая выступающие ребра на боках и касаясь затвердевших сосков. Дыхание омеги снова сорвалось, он пытался схватить воздух пересохшими губами, а альфа лишь склонился над ним, касаясь губами худой груди, оставляя на ней отметины. Ли прогнулся в спине, пытаясь зажать себе рот ладонью, чтобы не срывались с губ сдавленные, тихие стоны. Эти ласки были для него новы и горячи, незнакомый с подобным вниманием мужчин он горел от каждого касания, нетерпеливо ерзая на постели. Рави покрывал поцелуями его впалый живот, опускал кончик языка во впадинку пупка, проявляя такую несвойственную ему осторожность в постели с омегой. Хотелось резче и быстрее, но эта неопытность парня под ним подкупала, останавливала горячую кровь. Альфа стянул с юноши штаны вместе с бельем, наслаждаясь стройностью длинных ног и очевидным возбуждением омеги. Его было так легко завести, тело вспыхивало от коротких касаний, от самых простых ласк, и Вонщик обхватил ладонью его твердый член, медленно водя по всей длине, задерживаясь на головке. Хонбин громко вскрикнул, вскидывая бедра навстречу движениям руки, и откинул голову на подушку, не в силах справиться с собой. Ласки было слишком мало, от нее лишь сводило тупой болью живот, а альфа все еще не торопился, теперь дразня кончиком пальца истекающее смазкой отверстие. Молодой граф потерял всякий стыд. Он просил, умолял, и когда внутрь его тела проник палец, то с облегчением вздохнул, чувствуя, как растягиваются узкие стенки. Он ждал грубости от пирата, но тот был осторожен, и Ли сам насадился на уже два пальца, легко скользящие внутри него. Так хотелось больше, что было тошно, голова закружилась, а воздух в каюте стал слишком плотным, чтобы глубоко его вдохнуть. Вонщик избавился от одежды, и Хонбин повторил ладонями шрамы, покрывающие кожу на плечах и груди мужчины. Он все еще боялся смотреть на обнаженное тело, но альфа снова навис над ним, ловя его запястье и опуская руку ниже. — Коснись, — голос пирата охрип, стал еще грубее, и от этого пальцы на ногах поджались. — Ты же делал такое с собой, не бойся. Хонбин покраснел, его собственные забавы в иногда невыносимые течки никогда не сравнятся с прикосновением к чужой возбужденной плоти, но он, пересилив себя, коснулся кончиками пальцев нежной кожи, легко скользя по стволу. Лицо Рави искривилось от такого недостаточного удовольствия, и он накрыл ладонь юноши своей, заставляя сжать чуть сильнее и задавая темп. Для Ли уже не существовало ничего. Он, как завороженный, смотрел в лицо мужчины, напряженное и как никогда красивое, и позволил себе коснуться второй рукой твердого, рельефного живота, оглаживая мышцы. Вонщик не мог больше ждать. От возбуждения было нестерпимо больно, он развел ноги, устраиваясь между ними и приставляя головку члена к растянутому, мокрому от смазки отверстию. Хонбин сжал предплечья альфы, когда почувствовал медленное, осторожное проникновение. Ему потребовалось время, чтобы привыкнуть к этой наполненности, чтобы снова начать дышать. Его снова затянули в поцелуй, глотая тихие стоны от первых толчков. Ли обхватил его ногами, пальцы заскользили по плечам, перешли на спину, где оцарапали кожу до крови ногтями, стоило мужчине изменить угол проникновения. Молодой граф не переставал стонать, широко открытым ртом хватал воздух и не смел открыть глаза, боясь увидеть неодобрение или насмешку альфы. Но тот впервые в жизни терял голову от омеги, от ее узости, робости и покорности, и лишь ускорился, заставляя кровать под ними жалобно скрипеть. Он оставлял на шее и плечах краснеющие засосы, которые к утру нальются лиловым, целовал опухшие, покусанные губы, и позволил парню коснуться себя. И Хонбин застонал еще громче, срывая голос, надрачивая себе, пока Вонщик трахал его быстро, резко, почти бездумно. Он сжался, когда оргазм затянул его в свою пучину, мышцы плотно обхватили член альфы, и тот еле-еле успел выйти, кончая на простыню рядом с бедром юноши. Дыхание долго приходило в норму, голова все еще продолжала кружиться. Корабль мягко качался на волнах, свеча на столике почти полностью догорела. Рави обнял молодого графа, позволяя ему устроить голову на своей груди. А потом Хонбин расплакался. Как маленький, он прижался к сильному телу, дрожал всем телом и плакал. Вонщик растерялся. Все его омеги отличались завидным опытом, и вообще он находил их в портах за хорошую плату. Он обнял юношу, притягивая к себе еще ближе, и оставил на мокрой от слез щеке поцелуй. Ли тихо заскулил. — Ты такой хороший, — новый поток рыданий стер окончание фразы. Послышался стук в дверь и угроза капитана, что если пират ему не покажется, то он выкинет его за борт немедленно. Рави спешно натянул штаны. — Я так рад… Хонбин уткнулся в подушку, продолжая дрожать и плакать. Вонщик несколько раз глубоко вдохнул, а потом открыл дверь. — Разорви тебе чудовище, Вонщик! — голос капитана был жестким и разгневанным. — Если ты с ним что-то сделал, я превращу твой череп в свой стакан! — Тегун, — мужчина опешил от подобного обращения, когда он злился и грозился убить. — А Его Высочество Хаген, когда вы в первый раз… Ну, он плакал? Лео на секунду замер, не сразу понимая смысл вопроса. — Нет, вроде. Ты же его не силой заставил? — альфа снова нахмурился, сжимая кулаки. — Как вы могли такое подумать, капитан?! — Вонщик вскрикнул, но тут же понизил голос, чтобы их не услышали. — Он сам захотел, я не заставлял. Лежит теперь, стонет, какой я хороший, и плачет. Тегун негромко засмеялся, хлопая пирата по плечу. Тот вздрогнул, но смело посмотрел мужчине в глаза. — Повезло же графу Ли. Первый альфа у него глуповат немного, — Рави недовольно зашипел. — Еще раз давай, он успокоится. И не надо благодарить за совет. Я буду за штурвалом, если понадоблюсь. Дверь каюты закрылась, альфа с облегчением вздохнул, бросил штаны на пол и снова забрался в постель. Хонбин тут же начал ластиться, касаясь ладонями горячей кожи мужчины и тянясь за поцелуем. Рави не смог отказать, снова подминая омегу под себя и разводя его ноги. Прощание было тяжелым. Молодой граф прятал слезы и ни на шаг не отходил от Хагена, ища у него поддержки. Тот поглаживал юношу по волосам и что-то говорил, пока Вонщик грустно смотрел на линию горизонта. Они пришвартовались в порту и теперь ждали повозку, чтобы вернуть свой ценный груз. Тегун, как мог, ободрял альфу, даже предложил поговорить с наследником насчет места в королевской страже для своего помощника. Но даже эта любовь, так внезапно и быстро закрутившая Рави, не могла отобрать у него его стремления к свободе. Он лишь на секунду представил себя в тяжелом одеянии стражи, и его передернуло. Он не мог променять на это свежесть морского ветра, штурвал в руках и ощущение легкости и полета. Он не мог бросить все ради любви к Хонбину. — Какие у нас планы? — альфа обратился к капитану, прикрывая рукой глаза от поднимающегося над горизонтом солнца. — Отдохнем денек, пополним припасы и вернемся в Кровавый порт. Там обязательно найдется для нас работенка. А ты не переживай. Мы еще вернемся. Я пять лет возвращаюсь назад. Наверное, поэтому еще не потонул по пути за вином в Амарантайн на их проклятых рифах. Вонщик тихо засмеялся. Он верил своему капитану. Его любовь к наследному принцу раньше была чем-то непостижимым для мужчины, а теперь он сам оказался на его месте. В каюте его ждала грязная, скомканная постель, еще хранившая запах омеги. Как только голова альфы коснулась подушки, он провалился в сон, в котором Хонбин был с ним, стоял за его спиной, крепко обхватывая живот и цепляясь пальцами за рубаху, пока сам Рави держал штурвал, направляя корабль в Амарантайн. Они вернутся, он не сомневался.