Strangers when we meet

Смерть. Самое неоднозначное понятие, которое на протяжении тысячелетий удавалось обходить сверхъестественным силам, если вообще таковые существовали. Но, когда у тебя на руках умирает человек, тебе кажется, что смерть действительно неизбежна настолько, насколько о ней отзываются. Кому как ни королю нежити знать об этом. Еще мгновение назад Алукард мог почувствовать движение маленькой, но такой сильной руки под своей ладонью, увидеть этот кристальный блеск в огромных алых глазах, уловить изгиб брови или легкую усмешку на ее бледном лице. Рейвен не шевелилась, умерев второй раз за свою не такую уж и длинную жизнь. Глаза остались открытыми, и вампир никак не мог найти в себе силы закрыть веки девушки, будто что-то от этого изменится. Носферату ни секунды не сомневался в том, что Брук мертва, хотя и не мог не признать, что глубоко внутри он ждет, когда она скажет что-нибудь или же мотнет головой, но она все больше походила на поблескивающую в свете полной луны восковую фигуру. Ночной ветерок не переставал трепать ее черные волосы, поднимая густые пряди настолько, что они почти сливались с длинными волосами мужчины. В голове Алукарда уже ощутимо ерзала мысль о том, чтобы забрать жизнь Рейвен, обрекая ее душу на вечное заточение в нем вместе с другими, и как только он приблизился к тонкой шее, его остановил голос: — Настоятельно прошу не делать этого, — на крыше напротив послышался стук каблуков о каменные черепицы. Алукард медленно поднял голову и увидел незнакомого мужчину, внимательно наблюдающего за ним из-за стекол очков. Он также отметил, что незнакомец был экстравагантен ничуть не меньше него самого, а огромная коса за плечом заставила его скривиться в еле видной усмешке. Конечно, кто как ни жнец мог прийти в эту минуту. — Опаздываете, — хмыкнул Алукард, поднимаясь с колена, — не знаю, какую роль в вашей профессии играет пунктуальность... — Прошу извинить, — жнец поправил очки и в один прыжок преодолел расстояние между крышами. Алукарду не так часто доводилось сталкиваться с шинигами, но за те единичные встречи они успели вызвать у носферату вязкую неприязнь – солдатики на службе у Господа, забирающие души и сортирующие их. Когда узнаешь об их существовании, вся интрига и дикость этого мира уходят, не оставляя простора фантазии, не дающие случая нарушить порядок. Его он видел впервые; длинные седые волосы, некоторые пряди которых заплетены в косы, беспрецедентные фрак и плащ, длинные черные ногти и проколотые уши, шрам с десятком рубцов поперек лица больше всего бросался в глаза, а желто-зеленые радужки глаз, казалось, светились в темноте, — Много работы сегодня. Но этот случай... — седой взглянул на неестественно лежащий труп девушки, — требует особого внимания. — Неужели? А я-то думал, что ты пришел скорее за ним, — повел бровями брюнет, намекая на того, кого он съел меньше десяти минут назад. Тот, кто убил Рейвен даже смертью от руки Алукарда не смог отплатить сполна за то, что сделал. Жнец прекрасно понимал, о ком он говорит, но все равно отрицательно покачал головой. — Нет. То, что жрут собаки, не подлежит даже простой отметке в еженедельном отчете, — он расплылся в улыбке до ушей, обнажая ряд внушающих клыкообразных зубов. Это, несомненно, не задело Алукарда, он ждал чего-то подобного, — а вот она... Рейвен Брук, кажется, — мужчина перебросил косу на другое плечо и открыл из неоткуда появившуюся большую книгу с множеством разноцветных закладок. — С чего такой интерес к мертвым вампирам? — носферату снова глянул на дракулину, которая все никак не обращалась в серебристый прах, как обычно бывает после смерти у их вида. — Так уж получается, вампир, — сделав явный акцент на последнем слове ответил шинигами, — конечно, начальство не интересует, какие именно души мы забираем, но... Ну ладно, скажу тебе, — седой немного нервно усмехнулся, коснувшись указательным пальцем своей нижней губы, — это мой последний год на службе. Пора мне на покой... Хочу завершить свою блистательную карьеру душой вампира, да еще какого вампира! — он снова жутковато усмехнулся. — У нее большое будущее, начальство на нее рассчитывает. Ее душа просто находка для нашей должности, не каждому дано стать настоящим убийцей, таким, как ни странно, можно только быть изначально. Даже ты, тиран и деспот, настоящее чудовище, даже тебе не было уготовано быть им, стать нашим оружием. Ты справился с этим иначе. Алукард предполагал подобный ответ. Здесь важно не избирательность этих мразей, а то, кем была Рейвен на самом деле. Где-то на задворках ума он признался себе, что его это не волнует – она была человеком. Испорченным, ведомым, невыносимым, но все же человеком. — Твои надежды не оправдаются, она... — начал было носферату, как его тут же перебили: — О, не в этом важность! Будь она хоть самым слабым вампиром в мире. Да и к тому же, лишить такого как ты подобного... — задумался мужчина, потирая подбородок, — скажем так, приза, — вампир тут же нахмурился на этом изречении, уже подумывая, а не пальнуть ли в этого жнеца пару раз серебряными пулями, — доставит мне удовольствие. Забрать душу, – будь она хоть кем, – это слишком просто и неинтересно. Сюда новичка подослали бы для такого поручения. — Только не говори, что... — сложил руки за спиной носферату. — Думаю, начальство не откажется от такого приятного пополнения, — жнец подошел к Рейвен и приподнял ее за подбородок, — вампир на службе у другого вида, прямо как ты! — Знай, я не так терпелив, как можно подумать, — процедил сквозь зубы Алукард, непроизвольно сжав кулаки. Ему было все равно, что говорит его собеседник, но сам замысел привел его в бешенство. Он считал это дикостью; если же он служит людям по собственным причинам и, в каком-то смысле, в связи с определенными обстоятельствами, то у Брук не будет такого выбора, она уже мертва. Или еще нет?... — Да-да, я уже ухожу, — шинигами развернулся к дракулине и приподнял ее, опираясь на рукоять косы, — к сожалению, тебе меня не остановить. Таковы правила. Я и так делаю для нее исключение. — Она не выживет среди таких паразитов как вы, — носферату не отрывал взгляда от безжизненного тела девушки, мысленно ища в этом положительные стороны. Тут как никогда уместна фраза «Время покажет». Уж его в запасе у Алукарда предостаточно, но... Что будет с ней? — По сути, мы занимаемся одним и тем же, правда? — съехидничал он, закидывая Рейвен себе на плечо, а затем малость брезгливо вытирая ее кровь о полы плаща. — Жнец, — фыркнул вампир, сдвигая очки к кончику прямого носа. Рубиновые глаза встретились с зелеными, — твое имя? Буду хотя бы знать, кто оставил меня сегодня без ужина. — Не утруждайся. Вдобавок... Полагаю, мы еще встретимся, тебе вовсе не нужно мое имя, — неоднозначно отказал ему шинигами и уже было хотел скрыться, как тут в него со свистом полетела крупная сверкающая пуля из черного дула пистолета. Седой отпустил Рейвен, которая мирно покоилась на его нешироком плече, и поймал пулю, резко вошедшую в плоть – серебро больно впилось в изящную мужскую ладонь, затянутую в атласную перчатку, кровь потекла по запястью, а затем и под рукава пиджака и рубашки. Он прикусил губу, но косу не отпустил, впрочем, как и девушку. Он поборол жгучее желание снести Алукарду голову за подобную выходку, явно не ожидая выстрела исподтишка. Со стороны носферату это было и вправду низко, но ему такой поступок казался меньшим, что он может предложить жнецу. Вампир ухмыльнулся во весь рот, ожидая нападения, как ни странно, он хотел испытать эту знаменитую косу смерти, о которой ходит тысяча и один слух, но, к несчастью для него, шинигами не вступил с ним в схватку, а лишь прыснул от тонкой усмешки и, развернувшись, умчался вперед, перепрыгивая с крыши на крышу. Алукард остался в полном одиночестве, и единственным источником шума были голоса внизу и стук деревянных колес о каменистую дорогу. Он меланхолично посмотрел на небо, а после на секунду прикрыл глаза. Алый цвет крови, синева ночи, искристость ярко-зеленых глаз жнеца и чернота мокрых от крови шелковых женских волос, все это утонуло в темноте, все поникло, даже в мыслях. Когда закрываешь глаза, все будоражащее сознание, все раздражающее из внешнего мира утихает. Открыв глаза, вампир посмотрел на луну, успевшую поалеть за те несколько мгновений, хотя он не мог сказать, сколько так простоял, две секунды или пять минут. — Прекрасная ночь, — протянул носферату. Уголки его губ снова дрогнули в некой улыбке, и на какое-то время он позволил себе не думать о судьбе своей не совсем почившей слуге.