Отказ от вредных привычек

      — Здравствуй, папа.       Кристине хотелось поведать обо всем, что с ней приключилось за столь короткий срок. Хотелось излить душу самому родному человеку, единственному, кому она могла полностью довериться, ведь на то он, Густав Даае, ее отец.       Но вместо пылких признаний в воздухе повисла гнетущая тишина. У Кристины не осталось больше слов.       Она собственноручно почистила надгробную плиту от пыли и грязи, привела могилу в надлежащий вид и присела возле нее на промозглую землю, не терзаясь мыслями о том, что может простудиться или испачкаться. Кристина полностью погрузилась в воспоминания, когда она была ребенком, когда отец был жив, когда она была по-настоящему счастлива. Ох, как давно это было! «Как будто в прошлой жизни», — подумала женщина с горечью. А потом она вспомнила те дни, когда болезнь сгубила отца. Они проходили как будто в тумане. Единственное, что Кристина помнила отчетливо — это бледное лицо Густава Даае — Гиппократово лицо*. И ужас, необъяснимый ужас, пронзивший ее детской тельце. «Папочка! — рыдала девочка, когда Густава не стало. — Зачем же ты оставил меня? Почему не забрал меня с собой? Я хочу уйти вместе с тобой, я пропаду без тебя!»       Кристина всхлипнула — то ли из-за холода, то ли из-за боли в груди. Она до сих пор не может смириться со своей утратой.       — Ах отец, я все такая же плакса, какой и была! — простонала Даае, чувствуя, как по щекам бегут горячие слезы. Она бегло вытерла их ладонью и попыталась улыбнуться — Густав хотел, чтобы она улыбалась. Кристина все же рассказала ему об Ангеле Музыки, о Призраке Оперы. Об Эрике.       — Раньше я боялась его, боялась до одури. Ох, папа, видел бы ты его лицо! Лицо Смерти… Он забрался мне в душу, схватил своими пальцами сердце… Я не могу его оставить, и он не может. — Вдруг Кристина ощутила внезапный прилив сил. — Он вытащил меня из бездны отчаяния, в которую я угодила. Он — тот самый Ангел Музыки, которого ты мне обещал. Он не оставит меня, он позаботится обо мне!       О том, что Эрик требует все ее внимание и любовь, доводит до изнеможения своими скандалами и, пожалуй, сам медленно тащит ее в эту бездонную пропасть отчаяния, Кристина умолчала.       Она просидела еще какое-то время с отцом, пока на небесах не затянулись свинцовые тучи, грозившиеся излить на Париж проливной дождь. Женщина покинула кладбище и поспешила в Оперу, где ее ждали репетиции и Эрик.

***

      Когда Опера опустела, Кристина выскользнула на улицу, придерживая рукой капюшон, чтобы защититься от пронизывающего ветра, так и норовящего проникнуть под одежду и заморозить молодую женщину. Но та, дрожа от холода, продолжала свой путь и вскоре добралась до калитки, ведущей в подземные тоннели — туда, куда ей и надо. Едва Даае коснулась металлических прутьев, как к ней совершенно неожиданно выступил из тени человек, но тотчас же отшатнулся обратно к стене, испуганно извиняясь.       — Мадемуазель! Пожалуйста, простите, я не хотел так пугать вас! В темноте я подумал на мгновенье…       Мужчина замолчал в растерянности и огорчении, и почему-то Кристина сразу же забеспокоилась.       — Кого вы ждали здесь так поздно, мсье? — спросила она, удержав его, чтобы не ускользнул.       — Никого! — ответил он с откровенным испугом. — Никого я не ждал, мадемуазель, уверяю вас!       — Эрика? Вы ждали Эрика?       Человек застыл на месте.       — Вы знаете Эрика? — в ужасе прошептал он.       — Я должна встретиться с ним сейчас на берегу подземного озера.       Мгновенье мужчина смотрел на Кристину, потом медленно перекрестился. Когда он неловко пошарил в кармане и вынул маленький пакетик, в его глазах блестели слезы.       — Благослови вас Господь, мадемуазель, — произнес он с чувством. — Пусть светит вам благодать Его до конца ваших дней. Так, значит, это вы — его маленький ангел. Когда он попросил меня заказать все эти женские платья, я так боялся, что от одиночества и… и этого, — он многозначительно похлопал по пакетику, — он лишился рассудка, — подчиняясь внезапному импульсу, мужчина схватил руку женщины и поднес к губам. — Мадемуазель, не могу выразить вам, как я счастлив с вами познакомиться. Не могу выразить, как я рад… — он резко замолчал, как будто его смутила собственная несдержанность. — Передайте ему это, — мужчина со вздохом протянул Кристине пакетик. — Полагаю, вы знаете, что это, но вы не отчаивайтесь, право, не стоит. Ради вас он найдет в себе силы остановиться. Думаю, ради вас он бы сердце из груди вырвал… но вы-то, конечно, это знаете. Надеюсь, вы не сочтете меня бесцеремонным, если я скажу, что Господь, конечно, избрал вас в своей мудрости так же, как когда-то Он избрал Святую Деву. Мадемуазель… сегодня ночью я обоих вас помяну в своих молитвах…       Он снова стиснул руку Кристины, а потом, не в силах справиться с чувствами, он внезапно умчался по улице Скриба, вскочил в экипаж, ожидавший его, и уехал, провожаемый недоуменным взглядом м-ль Даае. Когда же незнакомец исчез из виду, Кристина перевела взгляд на пакетик.       Морфий.       Почему Эрик сам не пришел за ним? Он не мог забыть о такой важной встрече.       Кристина распахнула калитку и помчалась по темным тоннелям к озеру. Над водой было сыро и холодно, и свеча, которую Даае разожгла, едва разгоняла густую мглу над берегом. Женщина оглянулась по сторонам — никого.       — Эрик? — ее голос потусторонним эхом разнесся в темноте, прозвучав неестественно громко в гигантской пещере. Ответа не было, и Кристину охватил ужас. Она не знала, не подозревала, что все зашло так далеко. — Эрик… ты здесь?       Тишина. Ее охватила паника, руки затряслись, и свет, исходящий от свечи, замерцал.       — Эрик, где ты? Эрик!       Когда ей на плечи легли чьи-то руки, бедняжка выронила свечу и завизжала. В отчаянии она сбросила с плеч ледяные руки и отскочила назад, не до конца понимая, кто находился за ее спиной.       — Это я, Кристина, успокойся, — Эрик протянул к ней костлявые пальцы, но помедлил и, смутившись, неуверенно убрал за спину. А Кристина схватилась за сердце, в исступлении уставившись на мужчину и как будто бы смотря сквозь него. Она некоторое время не могла успокоиться и придти в себя.       — Дорогая… — начал было Эрик, но замолчал, когда взгляд его прошелся по дрожащим рукам женщины, сжимающим пакетик с порошком.       — Почему вы не пришли на встречу с тем мужчиной? — Кристина старалась говорить ровно, но не сумела скрыть дрожь в голосе.       — Был занят, — сухо ответил Эрик, неестественно выпрямившись и глядя на протеже сверху вниз. Мужчина не счел нужным объясняться перед ней, тем более о встречах с беснующимся Дарогой ей знать необязательно.       — Что у вас в руках? Кажется, это принадлежит мне, — также сухо продолжил мужчина. — Извольте отдать это мне, дорогая. — Он вновь протянул руку, обтянутую перчаткой, Кристине.       Даае в ужасе уставилась на руку Маэстро, и ее обуяла буря эмоций: гнев, ярость, страх, разочарование, горе смешались в ее душе, и девушке показалось, что она вот-вот задохнется. Как давно он принимает морфий? Как часто? Господи, неужели его положение настолько безнадежно?       Ни жива ни мертва, Кристина протянула мужчине пакет, но цепкая рука Эрика, тем не менее, не успела его выхватить. Кристина сжала пакетик и разорвала, рассыпав порошок на пол и подол своего платья.       — Что ты наделала?! — воскликнул Эрик, и Даае почувствовала, как ее грубо схватили за плечи и встряхнули. — Глупая девчонка, ты хоть знаешь, во сколько мне он обошелся?       — Да что ты такое говоришь… — прошептала девушка, не вслушиваясь в гневную тираду мужчины. Даае вдруг вспомнила утро на кладбище, когда она призналась отцу. «Он забрался мне в душу, схватил пальцами мое сердце… если он уйдет, он вырвет его, он вырвет мое сердце, он оставит меня, я этого не перенесу!», — в ужасе подумала Кристина.       — Эрик, не оставляй меня! — с отчаянием воскликнула она.       Мужчина умолк и отпустил ее, непонимающе взглянув на девушку.       — Эрик, я… — Кристина подняла на него свои большие, слезящиеся глаза и осторожно протянула дрожащую руку к белой маске. Вот он здесь, перед ней, совсем рядом. Она может его коснуться, может даже снять с него маску, может обнять, но в следующее мгновение он испарится, он уйдет так же, как ушел отец, и она ничего не сможет с этим поделать!       Кристина уткнулась личиком в грудь Эрика и горько зарыдала.       — Милая моя… — он, пораженный, не в силах что-либо сказать, лишь осторожно обнял девушку, гладя по кудрявой головке и находя это до безумия приятным. Гнев и злоба сошли на нет, осталась лишь нежность и бесконечная любовь к этой несчастной девочке, жавшейся к его груди и скованной его ледяными объятиями.       — Кристина, я никуда не уйду и уж тем более не оставлю тебя.       — Оставишь. Оставишь так же, как отец, а все из-за этой дряни! Сначала опиумная палка, теперь морфий! — горько возразила Кристина, не отнимая лица от груди Эрика. — О это чувство, терзающее мою душу! Это бессилие… Невыносимо!       — Так вот кто похоронил мою опиумную трубку, — догадался Эрик и тепло рассмеялся.       — Как вы можете смеяться, когда речь идет о вашем здоровье? — воскликнула Кристина, возмущенно взглянув на мужчину.       — Мне плевать на здоровье. — Признался Эрик. — Зачем продлевать свою жизнь, если ты совсем один в этом мире?       — Прекратите баловаться этой дрянью, вы вовсе не одни в этом мире! — требовательно заявила м-ль Даае, чем немало удивила Эрика — никогда прежде она не разговаривала с ним таким тоном!       — Я буду пытаться. — Ответил он. — Я сделаю все для вас, если вы не покинете меня. Обещайте, что не покинете меня!       — Пообещайте и вы, что не оставите меня.       — Обещаю.       — Обещаю.