Отказ от вредных привычек

      Жизнь — это лишь череда черных и белых полос. Мгновение — и царит белая полоса. Чудесные дни, наполненные светом, счастьем и ароматом роз, который так любила Кристина. Еще мгновение — и белую полосу затмевает черная, насыщенная не очень радостными, а возможно и грустными днями. В последнее время Кристина была не просто несчастна — она страдала, как может страдать только женщина, на плечи которой помимо жгучей ревности двух влюбленных мужчин добавились проблемы на работе и свои, биологические проблемы. Но отчаявшаяся м-ль Даае все же не сдавалась — это все лишь очередная черная полоса, которую необходимо преодолеть.       Только, кажется, на холст ее жизни Бог пролил слишком много чернил, обреченно подумала Даае, тщетно пытаясь отвлечься от пронизывающей боли в животе и вернуться к Эрику и его занятию. Мужчина громко осуждал свою подопечную за лень и безалаберность, да только несчастную женщину как будто ударили по затылку, и она не могла вслушаться в, очевидно, не самые приятные слова маэстро и хотя бы попытаться сосредоточиться на уроке. Помимо боли утомляли галдеж с улиц Парижа, дневная жара (они занимались в гримерной, а не в квартире Эрика) и духота, липким тяготящим слоем ложащаяся на мраморную кожу Кристины. На лбу выступили редкие капельки пота, и женщина ленивым, вялым движением вытерла их, но лучше не стало: казалась, она сейчас утонет в собственном поту.       — … такой талант, такой голос пропадает зря. Это просто расточительство, ты теряешь время попусту, неразумное дитя, а мне еще столько тебе надо показать..! Кристина, ты хоть слушаешь меня? Кристина… Кристина! — Эрик понял, что дела обстоят совсем плохо, когда его ученица начала съезжать со стула. Мужчина подорвался с места и едва успел схватить свою подопечную, прежде чем она рухнула наземь; черный плащ Призрака вихрем взмыл в воздух, и Кристине на мгновение показалось, что ее окутывает благодать прохладного мрака.             — Ой, Эрик, извини, пожалуйста. Мне сегодня совсем неможется… — слабым голоском пролепетала м-ль Даае. Тем не менее, она собрала последние силы в кулак и поднялась на ноги, придерживаемая заботливыми руками учителя. — Я совсем слабенькая, не находите? — она смущенно улыбнулась, глядя на оторопевшего маэстро: не стоило так распускаться и пугать его.       — Кристина, вы… Я… — Эрик колебался, не в силах выдавить из себя хоть слова. «Моя девочка совсем ослабла, и в том лишь твоя вина, старый ты дурак», — печально подумал Эрик, все еще придерживая «свою девочку» за плечи. Он не спеша провел ее к стоящей неподалеку софе и аккуратно уложил. Потрогал влажный лоб — вроде не горит. Хорошо хоть не жар, но, быть может, это просто усталость, ведь в последнее время он совсем ее извел. Не только занятиями, но и извечными скандалами.       — Все хорошо, маэстро, — уверила его молодая женщина. — Мне бы немножко отдохнуть, и я сразу стану бодрой, как синичка, — говорила она первое, что придет в голову. — Вы не могли бы принести мне стакан воды, пожалуйста?       — К-конечно, — Эрик тут же принес воды, и Кристина, поблагодарив его, мгновенно осушила стакан. Тем временем мужчина закрыл форточку — чтобы дневной гул и духота не проникали в комнату и не тревожили его Кристину — и задернул шторы. Еще раз удостоверившись, что девушке ничего не нужно, он хотел было забрать ее в подземелья, где смог бы позаботиться о ней, но Кристина вежливо отказалась, объяснив, что обещала встретиться с девицами из кордебалета и мадам Валериус. «Я постараюсь навестить вас завтра», — пообещала м-ль Даае, прежде чем порядком расстроенный Призрак Оперы покинул ее.       А Кристина так и осталась лежать на софе. И лежала бы она еще довольно долго, потому что спазмы в животе ослабевали, как и дневная жара, если бы в комнату вихрем не ворвалась Мег Жири.       — Кристина! — высоким голосом воскликнула маленькая балерина. — Опять ты прохлаждаешься? Ох, что за ленивая девица!       «Ну почему все вокруг думают, что я разгильдяйка и ничего не делаю?» — девушка готова была взвыть от несправедливости.       — К слову, я работала как проклятая… — пробормотала она, нехотя поднимаясь с софы и переводя недовольный взгляд на Мегг. — И да, я не забыла вас навестить…       — Я не об этом! — поспешно перебила подругу Жири. — Твоего общества уже неделю пытается добиться сам виконт де Шаньи!       При упоминании о виконте у Кристины перехватило дыхание — ах, она все-таки ему не безразлична! Сердце девушки затрепетало от счастья: при одной мысли о Рауле — о ее дорогом, милом друге — жизнь наполняется радостью и дышать становится легче. А потом тяжелее, намного тяжелее, — как будто грудь сдавило стальными тисками — потому что Кристина вспоминает Эрика и то, что он может сотворить с виконтом, которого и так терпеть не может. Она сразу же помрачнела.       — А я не хочу его общества! — небрежно заявила Кристина, хотя сердце девушки буквально разрывалось от негодования — это неправда, это гнусная ложь! Как она хотела вновь очутиться в компании друга детства, вспоминать прошедшие беззаботные годы и говорить, говорить без устали, без умолку, ведь им так хорошо вместе. Тем не менее Кристина обязана отгородить Рауля от Эрика ради блага обоих мужчин, так яростно и страстно желающих ее внимания.       — Мне вовсе не нужен этот виконт! — продолжала м-ль Даае, не глядя на вытянувшееся от изумление смуглое личико Мег.       — Да что ты такое говоришь, ей-Богу! — всплеснула руками балерина, ужаснувшись. — Это же сам виконт! Кристина, будь благоразумной!.. Или твое общество уже занято… другим? — она хитро ухмыльнулась, и Кристине захотелось ущипнуть подругу, хотя та и была права.       Да, ее общество в последнее время было занято одним лишь Эриком, и хотя дни, когда она была обязана находиться у него, истекли, женщина все равно рвалась в подземелья, и душа ее все время пребывала там, позабыв о других проблемах. Да что там — позабыв обо всем. Хотелось лишь быть с Эриком, радовать его. Хотелось готовить ему обеды и ужины, беседовать обо всем на свете (ведь ее Ангел Музыки так много знает и где только не бывал!), хотелось заботиться о нем, ведь он такой… такой ранимый. Вроде бы и умный (да что там — гений!), но в бытовых вопросах совсем не разбирается. И еще он очень, очень одинокий.       Конечно, Кристина ни за что не оставит своего милого Ангела Музыки, но тогда придется оставить милого Рауля… ах, как все сложно!       Кристина тяжко вздохнула и взглянула на Мег.       — Да, — ответила она. Мегги едва не присвистнула, но, слава богу, удержалась.       — И кто же это? Покажите мне человека, сумевшего вскружить голову целомудренной м-ль Даае, и я, так уж и быть, пожму ему руку! — воскликнула балерина.       — Все вовсе не так, дурочка! — фыркнула Кристина и помолчала, раздумывая, признаться ли Мегги во всем или нет. В конце концов она уже начала — так какой смысл останавливаться? — Он мне очень дорог… но он такой ревнивый. Я просто в ступоре — я не знаю что делать! С одной стороны Рауль, с которым у меня столько детских воспоминаний, с другой — мой… мой друг. Если бы я могла разорвать себя на две части и поделить между ними, я бы так и сделала, да только это невозможно!       — Тогда брось обоих.       — Я и так не могу!       Мегги покачала головой:       — Как все сложно! В таком случае реши, кто тебе милее, и останься с ним. Ты все равно не сможешь выбрать одного, не задев чувства другого.       И хотя подсознание подсказывало Кристине именно этот ответ, девушке надо было услышать его из уст другого человека. И, казалось, это было единственным решением. Только вопрос нужно поставить по-другому: выбери не того, кто тебе милее, а того, кого ты просто не сможешь покинуть.       И ответ был прост.       Эрик.       «Прости меня, Рауль»       — Ты права, — вздохнула Кристина. — Ты как всегда права, моя милая Мег.       Едва Мегги успела ответить, как в гримерную ворвался — ох, нет! — сам виконт де Шаньи, да так неожиданно, что обе девушки подскочили.       — Прошу прощения, — горячо начал Рауль, не отводя страстного взгляда от Кристины, от чего она зарделась. — Но я не могу более терпеть. О Кристина, разлука с вами причиняет мне невыносимые страдания!       Он ринулся к Даае и судорожно сжал ее тонкую нежную ручку.       — Кристина, почему вы так настойчиво избегали меня?       «Ой-ой-ой, что же мне сказать?» — в отчаянии подумала Кристина и бросила умоляющий взгляд на маленькую Жири. Та отреагировала незамедлительно:       — Ох, виконт, дорогой, как невежливо! — притворно возмутилась она.       — Прошу прощения, — повторил де Шаньи. — Но как только я услышал голоса в вашей комнате, дорогая Кристина, я не сдержался.       — Чтож, думаю, это нестрашно, — вставила Даае и тепло улыбнулась юноше. Рауль засиял. — И я бы ни в коем случае не посмела бы избегать вас, но работа, увы, не позволяет отвлекаться ни на что.       — В таком случае не могли бы вы… я… — он густо покраснел и кинул — как и Кристина — умоляющий взгляд на балерину. Но та осталась непреклонна — она только на стороне Кристины, и никакие виконты-красавцы не в состоянии ее переубедить!       — Ой, я совсем заболталась! А у меня дел просто невпроворот… Да и у тебя, Кристина, тоже! — она мимолетно улыбнулась подруге и глянула на юношу. — О виконт, я была бы бесконечно благодарна вам, если бы вы проводили меня! Понимаете… — он указала на свои изящные ножки, прикрытые юбками. — Участь всех балерин — терпеть боли в ногах. Особенно в лодыжках.       — О, понимаю… — протянул Рауль, не в силах вскрыть разочарования в голосе — он ждал помощи от этой хитрой балерины, но раз уж боли в лодыжках… разумеется, он ей поможет. — Конечно, я провожу вас. Был счастлив видеть вас, дорогая, — и он лучезарно улыбнулся Кристине и поцеловал ее протянутую руку. — До свидания, надеюсь, скоро увидимся. — И, едва де Шаньи договорил, его тут же заняла кокетка Жири, сетуя на «просто невыносимые боли» в ногах. — Мадемуазель Жири, а вы уверены, что ваша работа не чревата дурными последствиями? Какая вы храбрая!..       Так, невероятная Мег увела Рауля из комнаты, а Кристина облегченно вздохнула — на щеках ее до сих пор алел румянец.       Внезапная мысль заставила Даае забыть об ушедших гостях. Она извлекла из кармашка платья тот самый список, который составляла в первый день заточения в подземелье, и развернула его. Чтож, оценивая теперешнее состояние Эрика, она с уверенностью готова признать, что маэстро идет на поправку.       Девушка села за стол и принялась увлеченно дополнять список, безостановочно чиркая карандашом.