***
Окей, Стайлз мог официально заявить: его жизнь не задалась. Нет, может, когда-то вначале, когда мама еще меняла ему памперсы, а он, счастливый и нихера не знающий о несправедливости этого мира, радостно сосал свою соску, еще было нормально. Попозже, правда, он начал сбивать колени, сдирать кожу, стукаться обо все поверхности любого размера и расположения, просто падать, в конце концов. И сколько бы мама не пыталась удержать его на месте, Стайлз всегда находил, куда бы свалить. Он всегда любил двигаться, всегда любил активный образ жизни, чтобы и по дереву поползать, и по городу побегать, и в озеро да с головой. И когда однажды, лет в тринадцать, с какой-то сраной банкой арахисового масла в руках, удирая от копов, он внезапно прибавил скорость и полетел так, что в ушах засвистело, он почти не удивился. Нет, ну как. Удивился, конечно. Да он охренел, если уж по-честному говорить. Выронил разнесчастную банку и испугался до дрожи: ему тринадцать, а он в какой-то жопе города и совсем-совсем не знает, каким именно образом в нее попал. Конечно, он был говнюком и, распробовав полученные силы на вкус, Стайлз старался ими пользоваться, как только мог. Тем более что лишний пакет молока, стащенный из магазина, никогда, на самом деле, лишним-то и не бывает. Особенно, когда твоя вредная сестра ест только мюсли. Наверное, именно потому, что он был говнюком, судьба и наказывала его за грехи самыми жестокими, мать ее, способами. Именно поэтому его непосредственным куратором, человеком, с которым Стайлзу предстояло провести наибольшее количество времени за последние несколько месяцев, стал Дерек Хейл. То есть, разумеется, в группе Хейла был не только он, еще примерно два десятка человек точно так же, как и он, бога ради, просиживали на уроках штаны и безразлично жевали жвачку, пока сам Хейл распинался о мировом искусстве. Но почему-то только ему — только ему, боже! — выпал удивительный и замечательный шанс испытать всю злость Великого и Ужасного Росомахи на себе. — Стилински! — зарычал в очередной раз мистер Хейл. На самом деле, Стайлз никогда не звал его в мыслях «мистером Хейлом». Он был либо просто Дереком, либо просто задницей, в зависимости от настроения самого Дерека. Ну, конечно, чаще всего задницей. — Мистер Хейл? — бодро отозвался Стайлз, стряхивая с себя пыль и пепел. Дерек очень — в смысле, прямо ну очень тяжело выдохнул, а Скотт, все еще валяющийся в обрывках сожженной бумаги, жалобно заскулил. Стайлз много слышал о Росомахе. Его подвиги и в устном виде, и в письменном, и даже иногда в пантомиме ходили по штатам. Все, кто не боялся, восхищались. А кто не восхищался, в основном, получал по морде от того, кто восхищался. Ну вот как Скотт. Он не восхищался и исправно ловил тычки и лещи от Стайлза, потому что Стайлз, о, он восхищался. Так восхищался, что смазки на восхищение порой не хватало. И Стайлз знал, что мысленно превысил лимит слова «восхищаться», но, черт, как же он был восхищен, боже правый! Так вот, из того, что он слышал о Дереке Хейле, пожалуй, самым жутким, но от того не менее потрясающим, было то, что у Дерека имелись какие-то там проблемы с контролем гнева. Джексон много возмущался, что таким людям вообще нельзя преподавать, особенно, когда у них между костяшек вылезают охуенно острые когти из адамантия. Но Джексон по жизни был трусливой курочкой (и его крылышки были тому доказательством), так что Стайлз просто фыркал. Сейчас, правда, наблюдая за тем, как гневно трепещут ноздри Хейла, Стайлз фыркать не хотел. Он мысленно прикидывал, в какую сторону и с какой скоростью нужно бежать, чтобы не напороться на когти, но поймал полный отчаяния взгляд Скотта и перестал. Ну правда, не оставит же он своего бро на съедение хищнику. — Какого хрена тут произошло, — произнес Дерек лишь с намеком на вопросительную интонацию. Его голос дрожал от сдерживаемой злости. Стайлз показательно осмотрелся по сторонам. Что ж, не фонтан, сказал бы он, совсем не фонтан. Преподавательский стол, распиленный на три части, скромной кучкой возвышался в углу; манекену, с которого они частенько срисовывали человеческую фигуру, тоже не повезло: он лишился головы и ног. Чистая бумага и некоторые рисунки планировали по воздуху в виде серых обгорелых хлопьев, где-то позади догорал последний маленький костерок, и, как свидетельство чужого присутствия, на парте преспокойно лежало белое пушистое перышко — Джексон оставил, когда ретировался через окно. Дереку, правда, было совершенно плевать на это перышко, как и на то, что, в общем-то, Стайлз в принципе не умел стрелять огненными кольцами, в отличие от Скотта, и не имел за спиной крыльев, в отличие от Джексона, снесшего взмахом все стулья и пороняв книги. Но почему-то именно его прожигали злющим взглядом. Вот она, мировая, чтоб ее, справедливость. — Что ж, — начал Стайлз, нацепив запредельно серьезное выражение лица. — Мистер Хейл. Мы проводили экспериментальное действие, способное доказать, что мы умеем работать в команде. — Как я понял, оно не увенчалось успехом, — сделал очевидный вывод Дерек. По правде, глядя на этот хаос, Стайлз бы тоже пришел к такому выводу. — Напротив! — горячо возразил Стайлз. — Мы вышли победителями из этой схватки. — И с кем же вы сражались, позволь узнать, — медленно закипая, уточнил Дерек. — С моим столом? Или, может, с манекеном? Чем вам не угодили картины? Стайлз, на которого чужая агрессия почти всегда действовала как-то очень однозначно, не решился ответить. Лишь помолился, чтобы в отличие от реальной росомахи, у Дерека не оказалось потрясающего обоняния, способного различить его, допустим, стояк. Дерек вообще раздражался как-то очень сексуально. Почти запретно сексуально. В смысле, такую злость нужно бы запретить законом. Конституцией! Он напрягался сразу всем телом, становился тут же злой цельной махиной, способной придавить до смерти. У него начинали бегать желваки, гневно и быстро, а взгляд становился горячим и холодным одновременно. Таким, от какого Стайлз тек, как портовая шлюха. — Маккол, пошел вон, сейчас же, — сказал Дерек своим совершенно, блядь, спокойным тоном, и если бы он кричал, если бы орал, захлебываясь слюной, Стайлз бы боялся намного меньше. Он сглотнул, чувствуя, как от напряжения сводит колени. Нет, ну может быть, он был немного мазохистом. Может быть. Самую малость? Скотт поднялся с пола, принялся отряхиваться, но замер под испытующим взглядом, а затем вылетел из кабинета, словно пробка. Стайлз неловко помялся, оставшись наедине с героем своих кошмаров. На самом деле, он гораздо чаще становился героем мокрых снов, но сейчас Стайлзу лучше было об этом не вспоминать. Черт. Дерек еще секунду стоял, прожигая его взглядом, а затем невозмутимо прошел вглубь класса, поднял стул, пододвинув его к одной из парт, и уселся проверять тетради с таким видом, будто не собирался убить их всего пару минут назад. — Эм, мистер Хейл? — несмело позвал Стайлз. Дерек в ответ приподнял брови. У него была ужасная, но при том совершенно потрясающая привычка делать все наперекор другим. Этим он напоминал Стайлзу самого себя. Профессор Пэрриш много раз талдычил ему, что на занятия нельзя приходить во вчерашней футболке, прокуренной и воняющей пролитым виски. Нельзя носить кожаную куртку, тогда как остальные преподаватели старались одеваться сдержано. Нельзя, господи боже, приходить на работу, воняя женскими духами, и как ни в чем не бывало объяснять литературу. Но… Дерек делал именно это. И какую бы заочную ненависть Стайлз не испытывал к обладательнице этих духов, его иррационально заводила подобная распущенность. В любом случае, Дерек не был похож на человека, которого интересовали бы долгие отношения, так что Стайлз тихо радовался, когда Дерек прямо на уроке отклонял чужие звонки. — Так я могу идти? — уточнил Стайлз. Дерек написал что-то в одной из тетрадей, гневно и печальным красным цветом, а затем поднял голову и многозначительно оглядел свой кабинет. — Сразу после того, как уберешься здесь, — ответил он. Стайлз кивнул — он ожидал подставы, так что, в общем-то, был к ней готов. Он уже поднял ногу, чтобы хорошенько разогнаться и убрать этот хаос за пару минут, но его отвлек голос Дерека. — О, и, Стилински, никакой супер-скорости, — сказал он издевательски. — Но, мистер Хейл! — воскликнул растерянный Стайлз. — Тут же работы на весь день. — Вот именно, — пожал плечами Дерек и вновь склонился над тетрадями. Стайлз готов был поспорить, что видел блеск превосходства в его глазах за секунду до. Он раздраженно выдохнул, сходил за шваброй и тряпками и принялся за работу. И все-таки это было нечестно. Стайлз мог признать, что имел отношение к произошедшему. Непосредственное отношение — можно сказать, он отвечал за концепцию плана, был кем-то вроде креативного директора, и его план был прекрасен. И итог бы вышел просто сногсшибательным, если бы Джексон не начал ехидничать, а раскрасневшийся и обиженный Скотт не полез к нему с подзатыльниками. В его плане был потрясающий горящий клубок, окруженный огненным кольцом, зависший в воздухе, словно маленький Сатурн. Стайлз продумал все до гребанных мелочей. И в итоге Стайлз разбирал завалы, которые учинил даже не он. Это было совсем не по-братски. В смысле, если они вместе начали творить херню, значит, и последствия этой херни они должны были разгребать вместе, разве нет? Стайлз тоскливо потер пятнышко копоти на стекле окна. Во дворе все было зелено и солнечно, небо ясным голубым одеялом накрывало мирную пастораль их жизни, и ей, в общем-то, было абсолютно насрать на отбывающего свое наказание Стайлза. Она текла размеренно и чисто, почему-то игнорируя напрочь чужие проблемы и беды. Время, оказывается, не останавливалось, когда на какого-то там Стайлза Стилински нападала тоска. Джексон за окном паясничал, что-то шептал Лидии на ухо и смеялся так громко, что Стайлз слышал даже через стекло и на расстоянии. Лидия его энтузиазма не поддержала и в какой-то момент подхватила Эллисон за руку и увела в другую часть двора. Джексон растерянно проследил за ней взглядом, а затем повернулся к окну, продолжив, тем не менее, паясничать. Стайлз вздохнул — почему, спрашивается, он вообще дружил с этим идиотом? Как так вышло? Он приложил к окну сжатый кулак с отставленным средним пальцем и постарался сделать самое скептическое выражение лица, на которое был способен. Джексон в ответ ухмыльнулся и потыкал языком во внутреннюю сторону щеки. Еще и кулачком помог, придурок. Стайлз отвлекся на пепел, густо осыпавшийся на подоконнике, а когда вновь поднял голову, Скотт и Джексон уже валялись на земле, сцепившись комком. Наверняка, рычащим. Только трава в сторону отлетала, да перышки. Со стороны это могло, конечно, показаться очень смешным — чел с ангельскими крыльями пиздит чела, умеющего пуляться огненными кольцами. Но Стайлз, переживший в процессе взросления не одну такую драку, знал наизусть, что если Джексон реально разозлит Скотта, всем будет большая, большущая пизда. — Ой, — только успел сказать Стайлз. Дерек тут же поднял голову. А затем Скотт — в смысле, Скотт, который нихера еще не научился контролировать и направлять свою силу, — выпустил кольцо. Джексон взмахнул крыльями, отлетая подальше, а кольцо, выбрав себе направление, летело ровнехонько в окна кабинета Дерека. Каждый раз, когда Стайлз ускорял свои движения, его разум ускорялся вместе с ними. Мир как будто бы становился медленным и невероятно сонным, текучим, вязким, словно смола. А он сам скользил в этой смоле, словно горячий металл. Раньше Стайлз думал о своей способности, как об обычной сверхскорости, он просто быстрый, вот и вся фишка. И только пару лет назад, когда он начал интересоваться физикой, Стайлз открыл для себя новые возможности. Что можно ведь ускорить не только тело, но и реакции, организм, мысли. И с тех пор он почти никогда не был быстрым. Мир был для него медленным. В этот раз у него не вышло. Стайлз лишь на мгновение представил, что будет, если кольцо достигнет Дерека быстрее, чем он сам. А затем его разум отключился. Или… стал медленным, в отличие от тела. Стайлз метнулся, словно молния, сбил Дерека на пол, под парту, и закрыл собой. Кольцо со звоном разбило окно и прорезало воздух у них над головами, стукнулось о стену, оставив черный обугленный росчерк, и исчезло. Откуда-то с улицы раздалось растерянное «бля-я-я». Стайлз расслабил плечи. А затем вскинулся, вспомнив, что сбил Дерека на скорости, и это, вообще-то, охуеть как больно. — О боже, ты в порядке? — прошептал Стайлз, забыв о существовании субординации и правил, потому что он волновался, окей? Он собирался извиниться и встать, но Дерек вдруг извернулся и перевернул их, прижав его к полу своим телом. Что, в общем-то, не делало ситуацию менее волнительной. Может, даже более. — Стилински, — гневно прошипел Дерек, и из его ладоней, которые он прижал к полу прямо рядом с лицом Стайлза, просто к слову, полезли когти. На какое-то мгновение остро пахнуло кровью, а затем, видимо, регенерация подействовала. Стайлз скосил взгляд — буквально в миллиметре поблескивало лезвие. Затем перевел его обратно на Дерека. Почему-то он оставался неописуемо прекрасным в момент глухой ярости, и хотя Стайлз не понимал, в чем он виноват, не понимал, за что его так ненавидят, не понимал этой простой несправедливости, ему ужасно хотелось приподнять подбородок, прижаться на мгновение к сухо сжатым губам. Коснуться измученных ладоней. Попросить спрятать когти, а потом перецеловать каждую ямочку между костяшками. — Почему из-за тебя всегда неприятности? — продолжал шипеть Дерек, и Стайлзу внезапно стало обидно почти до слез. — Я же ничего не сделал, — тихо и растерянно сказал он. Создавалось такое впечатление, что, спаси он вдруг мир, и Дерек все равно продолжил бы на него злиться. Непонятно только, за что. Дерека, казалось, это совсем не урезонило, только еще больше разозлило. Он так сильно сжал пальцы, что Стайлз отчетливо услышал скрип кожи. Щеки коснулось острие лезвия, прорезало кожу тоненькой царапинкой. Скорее всего, не специально, но Стайлз перепугался до дрожи. Защита включилась самостоятельно. Мир замедлился. Дерек перед ним двигался настолько медленно, что можно было добежать до Китая, пока он бы поднимался. Убегать он, правда, не собирался. Стайлз взял его за запястья, отвел руки в сторону, не удержавшись, оставил быстрый неуклюжий поцелуй на губах, провел по заросшему темной щетиной подбородку и только затем выбрался из-под нависшего угрозой тела. Стайлз знал — знал и помнил, что у этого человека проблемы с контролем гнева. Что у него случаются вспышки ярости, неконтролируемые вспышки, и что это, вообще-то, очень серьезно. Что таких людей стоит сторониться и винить лишь себя в случае чего. Он все это помнил, да. Только Стайлз жрал опасность и риск на ланч вместо сэндвичей. Ему было страшно, как и всем нормальным людям, но его отличие от них было в том, что он этот страх любил. Любил и нежил, словно дитя, потому что страх — это единственное, что могло показывать ему черту. И когда становилось страшно, означало, что пора завязывать. Но почему-то, глядя на Дерека, Стайлзу хотелось, чтобы этот страх отсосал. Чтобы шел куда подальше, потому что чего ему не хотелось, так это завязывать с Дереком. Секундная стрелка громко щелкнула. За окном жизнь текла медленно и тихо, и Стайлз на мгновение испытал злорадное удовлетворение. Он быстро убрал все книги, стер пепел, подмел осколки и куски обгорелой бумаги, привел в порядок стулья и парты. Вынес в несколько заходов распиленного на отдельные конечности манекена и стол на свалку, а когда вернулся, Дерек уже поднимался. Все еще очень медленно, словно усиленно преодолевая сопротивление, но, вообще-то, это было очень быстро для человека. Стайлз замер, когда уловил его выражение лица: испуганное и виноватое. Он пялился туда, где лежал до этого Стайлз, и выглядел виноватым. Вау. И из-за того, что Стайлз замер, мир вновь стал таким же быстрым, как и он сам. Дерек поднялся, обалдело оглянулся, а затем поймал взглядом Стайлза и нахмурился. — Ты в порядке? — спросил он, просканировав его взглядом и остановившись на щеке. Та немного щипала, но, кроме этого, не доставляла никакого дискомфорта. Стайлз совсем не злился за это. Может быть, он был немного обижен за те резкие слова, но, тем не менее, он не имел никакого права выказывать свое недовольство, так что… — Да, порядок, — кивнул Стайлз, неловко топчась у разбитого окна. Еще он знал, что Дерек был из тех людей, которые очень не любят извиняться. Так что он вполне понимал это напряжение, когда вроде бы нужно что-то сказать, но не можешь. Дерек тоже кивнул. Виноватое выражение давно смылось, но какая-то робкая, едва-едва проглядывающаяся сквозь хмурость пристыженность была. Стайлз даже посмаковал ее пару секунд, а затем ободряюще усмехнулся. — Я тогда пойду, — сказал он, махнув на дверь. — Иди, — сказал Дерек. — Да, ладно, — ответил Стайлз, облизнул губы и вышел. В конце коридора, топая и ругаясь, неслись Скотт с Джексоном. А Стайлз, чувствуя себя очень усталым и, может быть, чуточку разбитым, побежал. Мир не замедлился, лишь он стал очень быстрым.***
— Неплохо, Стилински, — кивнул Дерек. Стайлз, уже успевший грустно понурить голову, вскинулся. — Неплохо? — уточнил он. — В смысле, не «отвратительно», не «ужасно», не «невероятно ужасно», а «неплохо»? Вы уверены? Дерек терпеливо вздохнул. На самом деле, в исполнении Дерека «терпеливо» обычно обозначало до предела раздраженно и невероятно утомленно, и выглядел он еще при всем при этом так, будто одна только минута его времени стоила больше, чем некоторые жалкие жизни в принципе. Но Стайлзу почему-то казалось, что именно так он и проявляет терпение. Потому что в ином случае, ну, если бы это терпение кончилось, Стайлз бы висел, нанизанный на лезвия когтей, да кряхтел. — Да, Стилински, я уверен, — произнес он, чеканя слова. — Вы можете присесть к остальным студентам, успешно сдавшим экзамен. Стайлз взглянул на абсолютно пустую, одинокую и наверняка холодную скамеечку. — Боюсь, мне места не хватит, — не удержался он. — Если не хватит, вы всегда можете сесть на скамью для пересдачи, — утешил его Дерек и едва слышно усмехнулся, когда Стайлз замотал головой и поспешил занять себе местечко. Прямо напротив стояла вторая скамеечка, точно такая же, как и та, на которой сидел Стайлз. Только вот на ней позорными ментальными буквами значилось «ты лузер, чморина, ты не сдал экзамен, тупица», тогда как на его лавочке вполне себе реальными буквами было выбито «красавчик». Должно быть, кто-то с прошлых курсов постарался. Конечно, главным отличием между скамьями была вовсе не надпись. — Хватит лыбиться, придурок, — поморщился Джексон со своего места на скамье лузеров. Он неописуемо грациозным движением почесал местечко за сложенным крылышком, ткнул фыркающего Скотта локтем и устало откинулся на стену. — Вообще-то, Уиттмор, — осклабившись, начал Дерек. — Стилински вполне имеет право лыбиться. Он-то свое задание выполнил, и его человек не умер в страшных муках. В отличие от вашего. — Это просто манекен, — фыркнул Джексон. — В следующий раз это будет не манекен, и у вас не будет права на ошибку, — строго припечатал Дерек. — Тоже будете отмахиваться? Джексон упрямо сжал губы и отвернулся. Впрочем, взгляд его потускнел. — Мисс Мартин, — позвал Дерек. Лидия, робко сидящая на самом краешке скамьи, поднялась на ноги. Она была бледна, с темными залежами под глазами и красными, опухшими веками. Косметика не спасала от недосыпов и нервов. — Вы почти успели, — сказал Дерек. — Почти, — раздраженно выдавила Лидия, на секунду поджав пухлые губки. — Но не успела. — В следующий раз я жду от вас лучшего результата, — предупредил Дерек и, дождавшись кивка, кивнул в ответ. — Вы все свободны. Стайлз, уже как минут пять представляющий, с каким наслаждением он выпьет свое какао, бодренько подскочил со скамьи. — Кроме Стилински, — уточнил Дерек. — Опять наказание? — недоверчиво спросил Стайлз. Этот мужик прикалывался что ли? — Может, как-нибудь перенесем на менее праздничное время? — Я, вообще-то, хотел поставить вам зачет, но раз в другой… — О, — глупо выдал Стайлз. – Да, зачет это отлично. Круто! Зачеты нужно ставить сейчас же. Дерек насмешливо вскинул брови, а Стайлз как-то разом поглупел. В его присутствии Стайлз, вообще-то, всегда глупел. Словно Дерек был каким-то опасным радиофоном, действующим на человеческий разум так разрушительно. Или, может, только на разум Стайлза. Или это Стайлз просто был таким придурком, а Дерек, на самом деле, просто ходячая булочка с корицей. — Стилински, — вздохнул тот в реальном времени. — Либо вы дадите мне свою зачетку, либо я распишусь на вашем лбу. Или все-таки он не был булочкой. Может быть, если только очень черствой и хмурой, с чем-нибудь горьким и обязательно кислым, непереносимым на вкус. Разве что вот так. — Эм, мистер Хейл, — скомкано начал Стайлз, шлепнув зачеткой о маленький стол в самом углу бункера. — Насчет того случая… — Стайлз, — выдохнул Дерек. Рука с ручкой замерла над графой. — Если хочешь пожаловаться, жалуйся, но не нужно тыкать меня носом в случившееся. — Я не собирался жаловаться, — растерянно пробормотал Стайлз. — И уж тем более, я не собирался тебя… тыкать! Дерек тяжело вдохнул, видимо, приготовился к чему-то длинному и шипяще-злому, но Стайлз уже перешел в стадию наступления. — И вообще, нужно еще поспорить, кто из нас тыкает, знаешь ли, — сказал он, неосознанно склоняясь ближе. — Ты думаешь, я не понял, почему именно я стал единственным сдавшим экзамен? Если ты таким образом извиняешься… — Я поставил тебе зачет, потому что ты лучше всех справился, а не потому, что я чувствую вину, — прорычал Дерек, медленно закипая. — То есть ты ее не чувствуешь? — уточнил Стайлз. Дерек сжал зубы так, что у него желваки заходили, гневно и потрясающе сексуально. А Стайлз только тогда понял, что склонился к сидящему Дереку так близко, что видно было карие крапинки в его глазах. А еще тоненький белесый шрамик у самой губы, будто нитка, тянущийся от уголка и почти до носа. Вкусный. — Даже если и чувствую, она никак не скажется на твоих результатах, — уверил Дерек. Вскинул взгляд, на секунду остановил его на губах, подвижных и розовых, а затем отвел его в сторону, разом погрустнев. Грусть у Дерека проявлялась странно. Вот Стайлз, когда грустил, становился похожим на тухлую грушу: такой же посеревший, такой же размякший, такой же омерзительно гнилой изнутри. А Дерек закрывался. Не то чтобы он до этого был сильно открытым, но сейчас захлопнулся намертво, и взгляд у него стал тоскливый-тоскливый. Стайлз почему-то был уверен, что это грусть. — Простите, — сказал он. И вовсе не потому, что он раскаивался, вот еще. Просто грусть на лице Дерека видеть было неприятно и обидно, а еще совершенно неуместно и глупо. И Стайлза топило в нежности и ответной тоске. Дерек кивнул, быстро расписался в графе, захлопнул зачетку и подвинул ее к краю стола. Стайлз сунул ее в задний карман. С сегодняшнего дня у него официально начинались каникулы, а это значило, что при желании — то есть, если, конечно, Дереку не надоест играть в придурковатые подростковые прятки, — оба месяца Стайлз мог бы в принципе с ним не сталкиваться. Если бы у Стайлза было, куда ехать на период каникул, они бы не столкнулись точно, но у Стайлза не было. Поэтому приходилось надеяться на обстоятельства и теорию вероятности. Тем более, их комнаты разделял целый этаж! Бога ради, они не обязаны встречаться. Стайлз еще раз убедительно внутри своей головы повторил, что они не увидятся до осени, покивал, мол, да, точно, так и будет, а затем решительно подался вперед, преодолевая сантиметры между их лицами, и поцеловал. Мир в этот момент двигался с той же скоростью, что и он сам, и от того было страшнее в десятки раз; страшнее, медленнее, мучительнее, но, сука, насколько же слаще! Губы под его губами были тонкими и крепко стиснутыми, чуточку обветренными, но все равно мягкими. Стайлз не удержался, схватился за чужие щеки влажными ладошками, щетина щекотно оцарапала кожу. Стайлз обвел большими пальцами линию скул и удивленно застонал, когда Дерек в ответ нерешительно приоткрыл рот. Стайлз ощущал себя какой-то бешеной лисицей, дорвавшейся до добычи и теперь беспощадно ее грызущей, жрущей плоть по лоскутам, словно конфеты, наслаждающейся вседозволенностью, млеющей от теплой, солено-сладкой крови. Стайлз-то сам крови не ощущал, зато проникся ролью настолько, что только спустя несколько секунд понял, что впивается ногтями Дереку за ушами с такой силой, что у самого пальцы судорогой свело. Дерек, кажется, не возражал. Его ладони по-хозяйски и, скорее всего, неосознанно облапили Стайлзу бока, пальцы заползли под рубашку и трепетно поглаживали полоски открывшейся кожи. Стайлз, ощутив, наконец, это касание, взвыл зверем и вгрызся в чужие губы с таким отчаянием, что самому страшно стало. Язык и ноздри щекотал настойчивый вкус и запах металла, Стайлз на мгновение замер, испугавшись, а затем расслабленно позволил Дереку кусать себя в ответ, зло и неистово. Под задницу внезапно толкнулся край стола, Стайлз с готовностью на него заполз, расставил колени и едва не отгрыз Дереку язык, когда его руки медленно и очень горячо — в прямом смысле жарко, черт возьми! — поползли вверх по бедрам. Ширинка давила на пах, сердце колотилось где-то в горле, жар накатывал волнами, губы ныли, обкусанные и зацелованные. Руки Дерека шарили по его спине, касаясь кончиками пальцев линии позвоночника, сползающие к ямочкам на пояснице. А у Стайлза почему-то совсем не получалось выдать хоть что-то, кроме жалобного хныканья и скомканного «прошу». И как только словечко, в плохо различимой форме, сорвалось с его губ, Дерек вмиг отстранился. Сразу стало холодно и плохо, и неудобно, и стыдно, и губы тупо ныли и пульсировали, наверняка ужасно распухшие и красные. Спина и бедра все еще горели от прикосновений больших, умелых ладоней. — Я, — хрипло начал Дерек, глядя куда-то в пол. Пятна румянца густо окрасили ему скулы, кончики ушей и даже немного шею, губы припухли, порозовели, а глаза томно и пьяно смотрели в одну точку, и вроде бы при таких составляющих вообще сложно выглядеть враждебно, но у Дерека вот получалось. — Какого хрена? — прорычал он в итоге. Стайлз облизнулся, убирая беглые капельки крови. — Простите, — повторил он вскользь и рванул прочь, пока кому-то из них не пришло в голову сказать что-нибудь, несомненно, глупое и испортить все окончательно.***
— Что-то мне подсказывает, что вам уже хватит, парни, — просительным тоном начал Скотт. Джексон пренебрежительно фыркнул, влил в себя очередную стопочку и занюхал почему-то плечом Стайлза. Стайлз, правда, был слишком пьян, чтобы возражать, так что он лишь слабо вякнул и обратно завалился Джексону на колени. — Я не сдал экзамен, понял? — уточнил Джексон, не слишком ровно разливая текилу по стопкам. У них и все остальное в принципе-то не слишком ровное было — соль была рассыпана, лимонный сок натек, смешался с солью, так что вся столешница была усрана чем-то вязким и воняла сыростью и кислотой. – Я, блядь, имею право нажраться, Маккол! — Да нажирайся, — отмахнулся Скотт. — Я к тому, что еще пять минут, и вы тут точно трахнетесь. Сядьте хотя бы на разные стулья, ну. — Уиттмор не в моем вкусе, — слабо возразил Стайлз, выпав из хмельной апатии. Время от времени его метаболизм начинал работать настолько быстро, что все выпитое внезапно становилось просто жидкостью. Никакого опьянения и в помине. Джексон, с единственной автоматической зарубкой в пьяной башке, тут же черпнул пальцем в мокрую соль, окунул его в открывшийся рот Стайлза, позволил слизать. Поддержал за подбородок, помогая опрокинуть в себя стопочку, а затем насильно впихнул кусочек лимона. Стайлз лениво пососал кислую дольку, выплюнул ее на пол и зарылся лицом Джексону в бедро. Лежать так было уютно и тепло. — В твоем вкусе бородатые, злостные задницы с геном доминирования, мы в курсе, — кивнул Джексон, зарываясь пальцами ему в волосы. — Фактически, ты подходишь под описание, — задумчиво сказал Айзек, ковыряясь в тарелке с орешками. — У меня нет бороды, — скривился Джексон, хлопнул его по рукам и отобрал тарелку. Скотт только фыркнул, когда он начал озабоченно чистить фисташки и пихать их в рот полусонному Стайлзу. Тот жевал медленно, с неохотой, но благодарно терся щекой о чужую ладонь каждый раз. — Поэтому он с тобой и не трахается, — пожал плечами Айзек, отобрал обратно тарелку и принялся щелкать скорлупкой. Скотт коротко простонал что-то похожее на «пошли вы» и спрятал лицо в сложенных руках. — У тебя есть борода, и я скажу тебе «да»! — принялся кривляться вновь оживший Стайлз. — Если бороды нет, то и «нет» мой ответ! — Ты ведь не станешь реветь, Уиттмор? — уточнил хихикающий Айзек. Джексон в ответ оскалился, показав белые зубки, и у Стайлза внезапно возникло желание поводить по ним пальцами. Айзек зашуршал мелкими осколками скорлупы, собрал их в ладонь, а потом зашвырнул в Джексона. Тот, успев поднять хмельные глаза, подумать, видимо, не успел. Взмахнул крыльями, укрывая себя и лежащего на его коленях Стайлза от града мелкого мусора. Рядом невнятно вякнул Скотт, послышался глухой звук удара об пол, а затем звонкий хохот Айзека. — О, мой герой, — застонал Стайлз, когда Джексон сложил крылья. — Укрывший меня от опасности! — Твой герой скинул твоего лучшего друга с дивана, — возмущенно заявил Скотт, потирая ушибленный затылок. Айзек, как раз только отхлебнувший из своей бутылки, хрюкнул, пиво полилось носом, и в этот раз захохотал уже Джексон. — Придурки, — обреченно выдохнул Скотт. — Вам бы уже выдвигаться. — Если моя консьержка вас засечет, — начал Айзек, отфыркиваясь. Он обвинительно ткнул пальцем в Джексона. — Особенно тебя, божье создание. Меня точно выселят. — А я-то что? — обиделся Джексон. Стайлз утешающе похлопал его по коленке. — Ты у кого-то еще видишь крылья за спиной? — уточнил Айзек, показательно оглядываясь. – Ох, точно, вот те парни из твоей лиги. Стайлз послушно перевел взгляд в указанное направление. Одинокий шкаф одиноко стоял на фоне светло-синей стены, и выглядело это все… весьма одиноко. Никаких парней там, разумеется, не было. — Заткнись, человечишка, — высокомерно произнес Джексон. — Ой, ну и что ты сделаешь, курочка? — прыснул Айзек. — Заклюешь меня? — Расслабься, — шепнул Стайлз напрягшемуся Джексону, поднимаясь. — И пошли давай, курочка. Джексон послушно сполз со стула, отряхнул футболку от соли и, разворачиваясь, напоследок взмахнул крыльями. Айзек, не слишком прочно сидящий на табуреточке, покачнулся, замахал руками, но все же удержался, зацепившись за подоконник. Джексон оскалился. — Вот почему он Стайлзу не говнит? — возмутился Айзек. — У них сегодня перемирие, — заявил Скотт. — Это ненадолго, не переживай, скоро они оба будут друг другу говнить. Они с Айзеком остановились в коридоре, наблюдая за натягивающими обувь Стайлзом и Джексоном, и оба синхронно фыркнули, когда совершенно ужранный Стайлз, на которого вдруг в одночасье свалился весь хмель, закачался, прислонился к стеночке, а Джексон, подползший к нему на коленях, уперся лбом ему в живот и принялся завязывать шнурки. — Ты уверен, что их можно оставлять одних? — тихо уточнил Скотт. — Хрен их знает, — пожал плечами Айзек. — Ну трахнутся, и ладно. Не наша забота. — Вот именно, бля, — огрызнулся Джексон. — Не ваша забота, отъебитесь, стервятники. Стайлз вдруг представил себе Айзека со Скоттом на парочку, летающими над их с Джексоном подгнивающими телами, почему-то каркающими и хлопающими большими кривыми клювами, и захихикал. — Все, труба, — похоронным голосом сказал Скотт. Айзек мрачновато усмехнулся. — Уиттмор, бога ради, не урони его, блядь. — Пошел ты, сам криворукий, — вполне миролюбиво ответил Джексон. Поднялся с колен, отряхнул их от песка, который они сами и принесли, а затем потянул Стайлза на себя. Стайлз, который был до предела увлечен вопросом, какие звуки, на самом деле, издают стервятники, бессмысленно заморгал. — Мы с тобой каким путем? — уточнил Джексон. — Пешочком или полетаем? — Ой, — скривился Стайлз. Его мутило только от мысли о полетах. — Пешочком. Точно пешочком. Джексон кивнул. — Чао, лузеры, — махнул он рукой на прощание. Стайлз вякнул что-то невразумительное, да и сам не понял, что именно. Айзек, закрывающий за ними дверь, красноречиво показал им обоим средний палец. Ну, в общем, попрощались. — Давай погуляем, — предложил Стайлз, когда они вышли на улицу. Небо сменило закатный багряный оттенок на черноту, какую-то ненастоящую и всепоглощающую, но отчего-то очень красивую. Почти волшебную. Звезды, редкие и едва ли поблескивающие в этой черноте, светили слабенько, неохотно проступая сквозь серые туманности. Где-то вдалеке еще остались голубовато-бурые прорехи, щедро покусанные темнотой. Но лучше всего было прямо вот тут, где они стояли, потому что рядом совсем-совсем никого не было, только ветер выл в трубах, да шатал ближайшие деревья. И пахло сладко и свежо, как всегда пахнет ночью после дождя, когда прохлада остужает душный воздух. — Завтра погуляем, — отмахнулся Джексон. Закинул руку Стайлзу на плечи и повел прочь, к школе. — Завтра у нас кончится перемирие, — запротестовал Стайлз. — Мы уже не погуляем. — Сейчас три ночи, — напомнил Джексон. — По идее, оно уже закончилось, так что радуйся, что я вообще иду с тобой. — Тебе это нравится, — фыркнул Стайлз. — Может быть, — уклончиво ответил Джексон. Когда они добрались до школы, Стайлз уже едва шел. Идея просто рухнуть тут же на землю и продрыхнуть в прохладной травке показалось ему безумно заманчивой, но Джексон все тащил его и тащил, а когда, наконец, дотащил, рухнуть, падлюка, не дал. — Оставь меня, — попросил Стайлз, сморщившись. — Не драматизируй, — фыркнул Джексон. — Я такой жалкий, да? — Если только самую капельку, — уверил Джексон. Стайлз захихикал. Если бы они не объявили перемирие сегодня днем, Джексон на его вопрос ответил чем-то вроде «Стилински, ты самое жалкое существо на планете, почему я с тобой вообще дружу». Может быть, он бы еще добавил «неудачник», но вряд ли Стайлз бы стал спрашивать, не будь у них перемирия, так что… Оправданно. — Мы с Дереком целовались, — поделился Стайлз тихонько и очень доверчиво, почти в самое ухо Джексону. Тот на секунду выпучил глаза, очень комично, словно утка из тех стареньких мультиков Луни Тьюнз, а затем скривился. — Ты не будешь посвящать меня в свою сексуальную жизнь, нет, — ответил он резко. — Он мне очень нравится, знаешь, — вздохнул Стайлз. Джексон еще секунду мастерски пародировал приступ рвоты, а затем все же угомонился и покачал головой. — Я бы посоветовал тебе не бегать от него, но ты меня не послушаешь, — пожал он плечами. Стайлз согласно угукнул. Джексон на какое-то мгновение притянул его к себе, невесомо чмокнул в висок и тут же отпрыгнул на добрый фут. — Ну, я домой, — сказал он, расправив крылья. Те разметались, огромные, белые и абсолютно потрясающие. В другое время Стайлз бы добавил «в отличие от самого Джексона», но… в общем, он не добавил. — Пока, — улыбнулся Стайлз. Джексон быстро кивнул, взмахнул крыльями и ловко зацепился за карниз, толкнул незакрытую раму и юркнул в свою комнату. Стайлз еще минутку потоптался, пытаясь сфокусировать все еще плывущий взгляд. Вот сейчас так нужный ему метаболизм почему-то отказывался работать быстро. Все-то у него не так, господи боже. Он выдохнул, попрыгал на месте, встряхнулся, а затем сорвался с места, забегая на стену и… через два этажа запас его энергии резко кончился, а сам он совершенно неловко и с жутким грохотом ввалился в чужую комнату, больно приложившись копчиком. — Ой, — пискнул Стайлз, потирая ушибленное место, и совершенно не к месту подумал, что Джексон наверняка там весь уржался, этажом выше. — Стайлз? — растерянно позвал голос позади. Стайлз, который все еще не отошел от попойки, еще и оглушенный таким вот выпадом, даже не обернулся. — Все в порядке, — заверил он, кряхтя и пытаясь подняться с пола. — Уже ухожу, уже меня здесь нет, уже я вот… — Стайлз, — настойчивее позвали за его спиной. — Ох, ну что? — поморщился Стайлз. Лишние громкие звуки колотили по вискам. Он неохотно развернулся, придерживаясь за копчик одной рукой и за подоконник — другой. Дерек перед ним стоял в одном только полотенце, с влажными после душа волосами. По груди у него ползла маленькая капелька, и как только Стайлз подумал о том, что не прочь ее, в общем-то, слизнуть, она тут же упала, скрывшись в треугольнике темных волос. От этого треугольника клином шла дорожка, расходясь и редея между кубиков и тут же густея ниже пупка. Полотенце держалось на бедрах, и Стайлз был бы рад больше, держись оно, например, на талии, потому что так Стайлз бы грезил только чудесной широкой грудью и этими потрясающими кубиками. Тогда как сейчас он мог бы прийти к себе в комнату, забраться в собственную душевую и представить выпирающие тазовые косточки, острые и будоражащие в Стайлзе позабытые за день желания. — Что ты тут забыл? — рявкнул Дерек, впрочем, тут же снизил тон — не хватало еще, чтобы кто-то из соседних комнат их услышал. — Да я просто упал, — сконфуженно ответил Стайлз. — Откуда? — тупо спросил Дерек. — Ну, я бежал, — начал Стайлз, наглядно показывая, как он бежал, только в супер-замедленном действии. — Бежал такой себе вверх, а потом бах! На «бахе» он рухнул на пол, прокатился кувырком, нарочно еще раз стукнулся копчиком, зашипел и развел руками, как бы показывая, что вот, он тут. Дерек невольно фыркнул. — Но я уже ухожу, прямо ухожу, — пообещал Стайлз и сделал усилие, чтобы подняться, но на полу, вообще-то, оказалось просто потрясающе удобно. Стайлз обратно откинул голову, отказываясь размышлять о том, на что это похоже, и раскидал руки-ноги в разные стороны. Во, вот щас прямо заебись было. — Ты что, пьян? — уточнил Дерек скептически. — Щу-щуть, — хихикнул Стайлз. — Господи, — выдохнул Дерек. — Почему от тебя всегда неприятности. Стайлз хихикать тут же перестал. Эти слова уже один раз сильно резанули по его самолюбию и слабенькой надежде на взаимность, а сейчас, когда разум и гордость и так сильно покачнулись под тяжестью хмеля, стало очень тоскливо. Так тоскливо, что губы непроизвольно плаксиво скривились и задрожали. — Я же не делал ничего, — тихонько сказал Стайлз, как говорил до этого. А что он, по правде, сделал? Ну втрескался по самые по уши, так что теперь, рычать на него денно и нощно? — Тебе лучше уйти, — заметил Дерек, даже к двери подошел, чтобы открыть, наверное. Глядите-ка, галантный какой. Стайлз упрямо свернулся на полу в клубочек, повернулся так, чтобы видеть его лицо, и сделал самое воинственное выражение лица, на какое был способен. — Нет, я не уйду, — заявил он. — Ты, правда, думаешь, что я не смогу тебя отсюда выкинуть? — уточнил Дерек. — Я надеюсь, — просто ответил Стайлз и вжался спиной в теплую батарею — все же с окна поддувало, а вот у батареи было очень тепленько. — Я хочу лечь спать, Стайлз, — произнес Дерек. — Ложись, — пожал плечами тот. Ну, насколько в таком положении вообще возможно было это сделать. — Надеюсь, я не твое место занимаю? Дерек ошеломленно моргнул. — Ты в курсе, что я все еще твой преподаватель? — Я пьян, — резонно заявил Стайлз. — Мне сейчас абсолютно похер, кто ты. Я просто знаю, что хочу слизать эти дурацкие капельки с твоей груди, вот и все. Дерек растерянно глянул на свою грудь, как-то смущенно повел плечами, а затем горделиво вскинул подбородок. Наверное, неосознанно, но очень забавно. Стайлз снова глупо захихикал. Дерек утомленно вздохнул, и, кажется, Стайлз уже говорил, что именно собой представляет это утомление. Подошел к комоду, вытащил оттуда чистые плавки и скрылся в ванной. Через минуту вышел уже без полотенца, но, чтоб их, в трусах. Стайлз разочарованно вздохнул. Надо же, всего минут десять назад Джексон дал ему бесценный совет и, в общем-то, был уверен, что его проигнорируют. Да что там, Стайлз и сам собирался его игнорировать и послушаться, ну, примерно никогда. А что сейчас? Вот он, пьяный и удивительно бодрый, как какой-то идиот последний, лежал на полу чужой комнаты и наблюдал за движением мышц под кожей. Понятное дело, тоже не своих. Вот она, ирония мироздания. — Ты собираешься встать с пола? — спросил Дерек, уже забравшись под одеяло. Стайлз оглядел выглядывающие широкие, золоченные загаром плечи, сильную шею, ключицы, все еще острые и упрямо выдающие возраст, крепкие грудные мышцы, покрытые коротенькими темными волосиками, и покачал головой. — Здесь, вообще-то, довольно удобно, — пробормотал Стайлз. — И виды хорошие, так что нет. Дерек помолчал, искоса задумчиво поглядывая на Стайлза. — Отсюда виды не хуже, — наконец, сказал он. — И здесь все же удобнее. — Откуда? Где? — тупо переспросил Стайлз. Нет, он как бы догадывался, но лучше переспросить, чем выставить себя идиотом, ведь так? — Отсюда, — повторил Дерек и похлопал рядом с собой. Стайлз секунду смотрел туда, где продолжала лежать его ладонь, а через мгновение уже лежал рядом, неловко бухнувшись Дереку под бок. Тот зашипел, вытащил руку из-под тяжести костлявого тельца. — Так и? .. — начал Стайлз, глухо бурча в подушку. — Мы просто полежим, — сказал Дерек. — Ты позвал меня к себе в постель, чтобы просто полежать? — уточнил Стайлз. — Можно я тогда трахну твою ногу? — Стайлз, — прорычал Дерек. — Ладно, лежим, — вздохнул Стайлз, у которого от этого рычания что-то в животе задрожало. Он скосил взгляд на лежащего в напряженной позе Дерека. Тот смотрел прямо перед собой, сложив руки на груди, и, в общем, все это было очень неловко. Стайлз, возможно, в другой раз бы подумал, почему Дерек — в смысле, Дерек Хейл, он же Росомаха, он же божественное существо, он же задница, — в принципе позвал его полежать в своей постели. Прямо под своим боком, касаясь кожей и наблюдая за вздымающейся крепкой грудью. Но никакого другого раза и не пророчилось. А думать не хотелось. Стайлз вздохнул. — Мы могли бы поговорить о том поцелуе, — предложил он, разглядывая чужие иссиня-черные подрагивающие ресницы. — Или не могли бы, — в свою очередь предложил Дерек. — Вообще-то, мы можем, эй, — возразил Стайлз и сполз по подушке вниз, уткнулся носом Дереку в подмышку, где пахло мылом и кожей. Тот дернулся, недовольно свел брови, но не сделал попытки отпихнуть. Что ж, Стайлз мог считать это маленькой победой. — Ну, говори, — мрачно сказал Дерек. — Ты знаешь, что такое диалог, да? — уточнил Стайлз. — То есть, не я должен говорить, а мы оба, типа, обсуждать, понимаешь? — Что ты хочешь со мной обсудить? — взорвался Дерек, сжимая кулаки. — Что мы должны обсудить в этом поцелуе? — Ты хочешь его повторить? — быстро спросил Стайлз. — Ты знаешь, сколько мне лет? — уточнил Дерек. — Что-то около ста тридцати? — улыбнулся Стайлз. Дерек моргнул. — Меня это не смущает. По сути, и мне не семнадцать. — А сколько? — нахмурился Дерек. — По моим подсчетам, — скривился Стайлз, выдирая из сонного разума давние цифры. — Не меньше двадцати пяти. Хотя нужно обновить сведения. — Насколько часто ты замедляешь мир? — догадливо спросил Дерек. — Достаточно часто, — пожал плечами Стайлз. — Просто мой метаболизм не дает мне стареть. Дерек покивал. Стайлз перекатился на живот, робко положил подбородок ему на грудь. — Я давно созрел для того, чтобы кого-то любить, — сказал он тихо. Дерек осторожно высвободил руки, положил их Стайлзу на поясницу, задрав футболку, принялся неспешно поглаживать ямочки пальцами. Стайлз выдохнул, склонился чуть ниже и невесомо коснулся губами чужой груди. — Правда, — честно шепнул Стайлз. — Я не какой-то там тупой сопляк, я знаю, что очень хочу тебя себе. Дерек выдохнул, судорожно и прерывно, провел пальцами вверх по спине, задевая маленькие шрамики, и все же кивнул. Стайлз просиял, подался вперед, но замер, когда в его грудь обвинительно уперся палец. — Что не так? — растерялся Стайлз. — Еще раз ты разгромишь мой кабинет, и наши дорожки разойдутся, я тебе обещаю, — серьезно сказал Дерек. Стайлз фыркнул от облегчения. — В следующий раз ты не узнаешь, — легко ответил он и все же коснулся мягких, желанных губ. Наверное, в его голове все еще плясал хмель, но движения у него выдавались очень медленными, очень ленивыми и почти сонными. Он посасывал, покусывал, облизывал Дереку губы, а тот, будто приняв правила, в ответ лишь шире приоткрывал рот и изредка сталкивался своим языком с языком Стайлза. Стайлз даже глаза прикрыл от прошившего его экстаза. Дерек гладил его спину, щекотно и нежно, и у Стайлза пальцы на ногах поджимались от этой нежности. Правда, сам Дерек лежал, как-то неестественно напрягшись, сжавшись, и руки у него едва заметно подрагивали. Стайлз поспешно отстранился. — Все в порядке? — спросил он. — Порядок, — кивнул Дерек. — Чувак, ты можешь мне рассказать о любом дерьме, которое тебя беспокоит, знаешь, — поделился с ним Стайлз, поглаживая крепко сведенные челюсти. Дерек вздохнул, пару секунд помялся. — Мне сложно расслабиться в такие моменты, — сказал он, морщась. — Ты хотел сказать, что ты не хочешь расслабляться, — поправил его Стайлз. — Я слышал о проблемах с контролем. Не парься. — Я буду париться, когда случайно вспорю тебе брюхо. — Когда мы целовались, там, в бункере, все было довольно мирно, — пожал плечами Стайлз. — Если тебе нужно кусаться, чтобы расслабиться, я не против. — Потом не жалуйся, — предупредил Дерек. Стайлз энергично закивал и с готовностью склонил голову, открывая взгляду белую шею. Дерек тут же присосался к ней, словно вампир, грубо прихватил кожу губами, облизал покрасневшее местечко и вгрызся с жадностью и голодом. Стайлз вскрикнул, схватился за его плечи, потерся горящим пахом о бедро. Дерек взвыл зверем, слизнул натекшие капельки крови, покусал кадык и тут же начал жрать его с другой стороны шеи, прямо под подбородком. Стайлз всхлипнул, уже совсем спятивший от боли и желания, вцепился ногтями в кожу и задвигал бедрами быстро-быстро, отираясь ширинкой о член Дерека. Дерек зарычал. — Ты вибрируешь, ты знаешь? — хрипло спросил он, посмеиваясь. Стайлз, вмиг влюбившийся в эту улыбку, слюняво чмокнул Дерека в губы. — Знаю, — выдавил он, выдыхая через раз. — Можно я тоже тебя укушу? — На мне быстро зарастет, — с сожалением сказал Дерек. — Следа не останется. — Останется, — уверил Стайлз. — Мы оба будем знать, что он там был. Дерек сглотнул и кивнул. Стайлз провел губами по линии подбородка, чмокнул за ухом, мимолетно лизнув мочку, проследил открытым ртом дорожку от самого уха и до основания шеи, добрался до так волнующих его ключиц и с силой укусил. Он знал, что кусать туда, где кожа обтягивает кость, особенно больно, и вгрызся, словно гончая, слушая скулящие выдохи, и продолжал сжимать зубы, пока в рот не брызнула теплая слабенькая струйка. Стайлз измазал губы и подбородок, а когда полез целовать, измазал и Дерека в его же крови. Выглядело грязно и жутко, но дохуя сексуально. — Покажи мне когти, — слабо попросил Стайлз. Дерек перехватил его под задницу, заставив сжать острыми коленками бедра, и перевернулся вместе со Стайлзом, подмяв его под себя. Он теперь нависал, словно огромный скальный монолит, дышал тяжело и хрипло, а с ключиц и губ капали сочные, ярко-красные капли, стекая по груди и исчезая в треугольнике волос. Стайлз не удержался, приподнялся на локтях и грязно, высунув язык и раззявив рот, приник к груди, слизывая бурые дорожки. Мелкие жесткие кудряшки ощущались на языке постыдно-возбуждающе, Стайлз почмокал их на губах, кое-где влажные от натекшей крови, и отстранился. — Покажи, ну же, — взвыл он, бухнувшись обратно на подушку. Дерек, с расширившимися зрачками, раскрасневшимися скулами и ушами, сжал руки в кулаки и, едва ли поморщившись, выпустил лезвия между костяшек. Стайлз взял одну ладонь, поднес близко к лицу, силой удержал, когда Дерек опасливо дернулся, боясь навредить, погладил по пальцам. Ямочки уже даже не были красными, скорее, сливово-бордовыми, ссохшимися, измученными. Стайлз осторожно наклонил голову, чмокнул одну из костяшек, самую крупную и чуточку кривую, выбитую. А затем коснулся кончиком языка холодного лезвия. Стайлз, вообще-то, ожидал, что они будут горячими или просто теплыми, согретые внутри человеческого тела, а они вот оказались холодными, словно лед. — Осторожнее, — попросил Дерек, когда Стайлз повел языком вниз, вдоль лезвия. — Язык себе обрежешь, не сможешь язвить. Стайлз фыркнул. Дерек ворчал, словно старикашка, но Стайлз все равно видел плещущееся черное удовольствие в его глазах, похоть, такую же черную и запретную, желание. Стайлз, сгорая от берущего его восторга, довел движение языком до своего победного конца, сомкнул на мгновение губы на кончике лезвия, заставив Дерек сдавленно зашипеть, а затем отстранился. — Ты, блядь, псих, я ими бетон разрезаю, — заявил Дерек, спрятал лезвия, а затем повалил его на кровать, прижимая сверху своим весом, и принялся целовать в шею, щекотно и ласково. Стайлз захохотал, засучил ногами и вспомнил, что джинсы все еще болтались на нем. Потянулся к болту и едва ли не застонал от облегчения, когда Дерек помог ему стащить и отшвырнуть штаны вместе с бельем. — Ты напоминаешь мне ту вредную калифорнийскую кукушку из мультика, — поделился Дерек, пока стягивал собственные плавки. И зачем, спрашивалось, надевал? — Э, бегуна? — растерялся Стайлз. — Предлагаешь мне громко повизгивать и прыгать от тебя по кровати, пока ты, рыча и скалясь, будешь за мной гнаться? Дерек фыркнул, растянув алые от крови губы в ухмылке. — Ты и так будешь попискивать, — пообещал он. Бережно взял ноги Стайлза за щиколотки, уложил на плечо, погладил бедра, шлепнул по заднице, повозил пальцами между ягодиц. Стайлз закусил губу. Он не так давно развлекался с игрушкой, и растягивать было не обязательно, но без смазки опыт вряд ли прошел бы приятно. — Покопайся в тумбочке, — догадливо посоветовал Дерек. Стайлз выдвинул ящик, на ощупь порыскал среди бесконечных ручек, батареек, каких-то маленьких коробков и, наконец, нащупал компактный бутылек, сунул его Дереку. Тот щедро плеснул смазку в ладонь, размазал по руке и без предупреждений впихнул два скользких пальца. Стайлз охнул, заскоблил ногтями по простыне, дернул бедрами. Дерек лениво повозил внутри, смазывая стеночки, вытащил пальцы, размазал остатки по члену и приставил головку к влажно поблескивающему входу. — Тебе нужно дать привыкнуть? — услужливо уточнил Дерек. — Давай не будем играть в «угадай, я откушу тебе язык или высосу глаз, если ты не начнешь, нахрен, двигаться», а ты просто сразу начнешь двигаться, — выдавил Стайлз, поджимая пальцы на ногах. — Понял, — кивнул Дерек и вошел сразу на всю длину. Стайлз выгнулся дугой, рвано выдохнул, пожевал собственную губу, а Дерек, зачарованный узенькой, теплой теснотой, укусил его за щиколотку. Стайлз взвизгнул, запищал и забрыкался. — Птичка, — нежно шепнул Дерек, сжал пальцы на худеньких бедрах и принялся раскачиваться, входя каждый раз до шлепка кожи. Стайлз пытался себя сдержать, окей? Он честно пытался, но его бедра начали двигаться автоматически, без участия разума, из раза в раз насаживая его на Дерека, быстро и сладко. Стайлз постанывал, возил пятками по лопаткам Дерека, царапал простыни. — Стайлз, — выдавил Дерек. — Ты вибрируешь, блядь, перестань. — Тебе не нравится? — спросил Стайлз, дыша тяжело и скуляще. — Нравится, — закивал Дерек, сжимая его бедра до синяков. — Но еще минута, и все закончится. — Это не страшно, — прыснул Стайлз и вскрикнул, когда Дерек взвыл и вновь вгрызся в покусанную щиколотку. — Я уже тоже, уже… ох, Дерек, кусай-кусай, не останавливайся. Дерек и не думал останавливаться, грыз, как волчара какой-то, поскуливал еще вдобавок и мелко дергал бедрами. Стайлз перехватил его ладонь, растопырил пальцы, словно лягушка, и переплел их с пальцами Дерека. Удовлетворенно вздохнул, задвигался еще быстрее, жар поплыл со щек на шею, грудь, защипали и загорели все укусы, синяки, боль запульсировала по телу, сливаясь в единый комок с возбуждением, и в какой-то момент его закоротило. Стайлз затрясся, задергался, взвыл, выгибаясь, и почувствовал, как Дерек в последний раз, из последних сил вгрызается в измученную щиколотку и обмякает. — Ты меня поразил, — поделился Дерек, опускаясь сверху. Стайлз с готовностью распахнул объятия, облапил влажные от пота плечи, погладил по волосам. Дерек с удобством устроил голову у него на животе, просунув горячие ладони под поясницу. — Правда? — улыбнулся Стайлз. — Я не думал, что все будет так, — честно ответил Дерек, укусил за мягкую кожу впалого живота. Футболка скаталась в тугой жгут, давила на лопатки, но лежать с Дереком было потрясающе, так что Стайлз не решился нарушать уют. — Но ты думал? — хитро спросил Стайлз. — М? — лениво переспросил Дерек, уже успевший прикрыть глаза. — Ты думал, как это будет, да? — Может быть, какая разница, — отмахнулся Дерек. Стайлз смахнул капельку пота у него со лба, убрал налипшие волосы, потыкал острой коленкой в бедро. Потом, подумав, закинул на него обе ноги, обернулся вокруг задремавшего Дерека большой мартышкой, обхватив всеми конечностями, и тоже устало опустил веки. Мир в этот момент был одинаково неспешен для них обоих.