По ту сторону двуличия

Гермиона всхлипнула и еще крепче зажала рот рукой, сдерживая истошный вопль, панически вырывающийся наружу. Ее темные, почти почерневшие глаза, наполнились истерическим ужасом, а ноги мгновенно стали ватными. Гермиона тяжело опустилась на пол. — Кто это? — со слезами в голосе прошептала она. В этот момент ей показалось, что мир, волшебный, магловский — неважно, перестал существовать и сузился до размера трех человек: окровавленного незнакомца, самой Гермионы Грейнджер и Драко Малфоя, все еще крепко сжимающего ее запястье. — Какая разница, — он, словно очнувшись, выпустил ее руку, — нам просто нужно валить отсюда, и как можно дальше. Где наши палочки? Только сейчас Гермиона поняла, чего ей не хватает — волшебной палочки. Ее гладких, идеально отполированных округлых граней дерева, ее волшебства, способного за одну секунду вернуть в привычный, гостеприимный магический мир, где нет этого неуютного места, скомканных серых простыней на неопрятной постели и трупа, уткнувшегося разбитым лицом в грязную плитку туалетного пола. Гермиона беспомощно оглянулась, словно надеясь, что ее волшебная палочка совсем рядом, просто она осталась незамеченной ранее. Малфой нервно вышагивал по комнате, разнося все на своем пути — он уже вывернул кровать, внимательно оглядел каждый закоулок и даже исследовал душевую и туалет, осторожно обходя тело со всех сторон. Все это время Гермиона молча наблюдала за ним, понимая, что от холода и страха вполне отчетливо стучит зубами. На мертвеца она старалась не смотреть — даже когда случайно остановилась взглядом на его ботинке, в животе предательски заворочался тошнотворный ком. — Грейнджер, не рассиживайся! — вдруг зло прошипел Малфой, выглядывая из-за двери, за которой скрывался покойник. — Давай, поднимайся и ищи, тоже ищи. Палочки, куртки, хотя бы обувь. Ты уже задубела на этом полу, дура! Он подошел к ней и попытался поставить на ноги. Однако они не желали слушаться хозяйку, ее колени дрожали, а глаза наполнились слезами. — Малфой, это мы его… убили? — она наконец-то решилась произнести это. Те нескончаемые несколько минут, прошедшие с момента обнаружения неприятного кровавого сюрприза, эти жуткие слова колокольным похоронным звоном звучали в ее голове. — Не знаю, Грейнджер, откуда мне знать? — с раздражением бросил Малфой, оставив попытки ее поднять. Он просто подхватил ее на руки и перенес на кровать, замечая, что лихорадочная крупная дрожь все сильнее одолевает бывшую однокурсницу. Не в силах сопротивляться ни Драко, ни душившим ее эмоциям, Гермиона разрыдалась. Взахлеб, громко шмыгая и размазывая по щекам соленые едкие капли. Драко с удивлением посмотрел на нее. Он привык видеть Гермиону храброй, воинственной или, на крайний случай, раздраженной, он знал, насколько она может быть нежной, доброй и внимательной, но вот вид абсолютно растерянной, испуганной и плачущей Гермионы Грейнджер привел его в замешательство. От неожиданности парень присел рядом и приобнял ее за плечи. — Успокойся, Грейнджер. Что бы ни случилось сегодня ночью, мы найдем эти чертовы палочки и в ту же минуту вернемся в магический мир, в Хогвартс, куда угодно — и там останется только забыть, что мы видели, — тихо пробормотал Драко, уткнувшись в ее пушистые, пахнущие тем же парфюмом, что и его одежда, волосы. Гермиона словно его не слышала. Она смотрела в одну точку, сглатывая непрошеные слезы. «Я убийца, убийца, убийца!» — Нам ничего не будет, даже если мы виновны в… — Малфой запнулся, — в этом. Нужно только скорее убираться отсюда, чтобы магловская полиция нас не нашла. Нас не существует в этом мире, пойми ты! Если мы успеем, то… — Считай, что ничего не было? — грустно прошептала Гермиона. — Ну… да. Она подняла голову и неожиданно злобно сверкнула глазами. В них застыла пугающая решительность вперемешку с разочарованием. Так смотрят на чужую жвачку, намертво прилипшую к подошве дорогих праздничных туфель. — Да что же ты за человек-то такой, Драко Малфой? — срывающимся голосом почти закричала Гермиона, отшатнувшись от него. — Беспринципный, бессердечный, бессовестный… а если ты теперь убийца, то всё равно сможешь продолжать спокойно жить, дышать и трахать пьяных подружек? Прости, но это выше моего понимания!!! Я хочу знать все, что здесь произошло! — Ты думаешь, я не хочу? — Малфой вскочил на ноги. — Но все, что мы сейчас можем сделать — свалить отсюда, потому что если прямо сейчас об этом узнает хоть кто-то — мы без палочек окажемся в каталажке, и никто, понимаешь, никто — нам не поможет!!! Он присел перед ней на корточки и, подняв руки, крепко вцепился своими тонкими, но словно стальными, пальцами в девичьи плечи. Гермиона поморщилась — любое его прикосновение было ей неприятно, но вырваться из них не представлялось возможным. — Убери. От меня. Руки, — четко, с расстановкой произнесла она, даже не пытаясь пошевелиться — знала, что бесполезно. — Нет, — он легонько потряс ее. — Сейчас ты успокоишься и посидишь тихонько, без воплей, поняла? От твоих истерик и нотаций ничего не изменится, труп не оживет, а нам может быть только хуже. Его голос, казалось, был абсолютно спокоен, только где-то в глубине дрожал высокими нотками. Гермиона лишь ненавидяще уставилась на него. «Это ты во всем виноват, Драко Малфой». — После того, как палочки найдутся, мы трансгрессируем в твою квартиру и вместе попытаемся восстановить в памяти все, что с нами произошло, — с этими словами он поднялся на ноги, отпустил ее и снова принялся за поиски. Сосредоточенный, внимательный, внешне практически безмятежный — только в слишком порывистых движениях было заметно волнение. Гермиона не могла отвести от него глаз — ненавистный, отвратительный ей Малфой словно заворожил. Только когда тот снова скрылся в санузле, она закрыла глаза и погрузилась в свои мысли. «Не может быть». Это сон, определенно только сон. Она проснется одна, в своей кровати, одетая в любимую фланелевую пижаму с сердечками… черт, последнее все-таки лишнее. Самое главное — никакого Драко Малфоя. Его тихого низкого голоса. Его серых, лениво прищуренных глаз. Его сарказма, шуточек и необдуманных поступков. Его полярных приступов импульсивности и хладнокровия. Главное, чтоб в ее жизни больше не было его. «Ты сама-то этого хочешь?» Конечно, в этом Гермиона, казалось, была уверена. Она раздувала в себе эту уверенность, искусственно думая о ненависти и неприятии Малфоя, как человека и мужчины. Только внутри что-то сжималось, когда она представляла одинокое безоблачное пробуждение в своей пустой квартире, потому что тогда страхи и ночные кошмары станут той самой реальностью, от которой она так упорно пыталась убежать… — Твою ж мать… — протяжный испуганный крик безжалостно вернул обратно в холодный и неопрятный гостиничный номер. Она на автомате попыталась броситься к Малфою, но он как ошпаренный выскочил из туалета и захлопнул за собой дверь. — Грейнджер, сиди на месте. И отвернись. Гермиона отчего-то беспрекословно подчинилась. Что-то в его безумном, страшном взгляде заставило ее молча опуститься на подушку и, свернувшись калачиком, спрятать лицо в ладони. Убедившись, что Гермиона ничего не видит, Драко стянул с себя футболку и достал из заднего кармана джинсов две волшебные палочки. Он брезгливо морщился, держа их в вытянутой руке и одновременно вытирая гладкое блестящее дерево от темных багряных сгустков чего-то липкого и тошнотворного своей же одеждой. Драко выворачивало наизнанку, но он сдерживался, стараясь не думать о том, ГДЕ он нашел эти чертовы палочки… В кармане брюк покойного, запачкавшего их своей зловонной железистой кровью. Драко практически уже ненавидел этого мертвого и неизвестного ему человека — за то, что глядя на его неестественно вывернутое тело, ощущал отчетливые приступы страха и странного, неведомого доселе чувства, сосущего под ложечкой… В попытке избавиться от параноидальной паники Малфой приблизился к Гермионе и лег с ней рядом. Она не шелохнулась, только ощутимо напрягалась, всем своим существом пытаясь показать свою к нему неприязнь. Стараясь не замечать этого, Драко обнял ее и вложил в раскрытую ладонь волшебную палочку. Гермиона вздрогнула и немного отодвинулась. «Лишь бы не чувствовать, не чувствовать его рядом с собой!» Но, вопреки своим желаниям, сквозь тонкую ткань вульгарного платья она всей спиной ощущала тепло его тела, проникающее в самое ее существо и дарящее странное, почти невозможное успокоение. Гермиона думала о том, насколько тяжелы и в то же время бережны руки, лежащие на ее талии. Как прерывисто его дыхание, когда он, зарывшись в ее волосы, просто молчит. «Ты сумасшедшая, Грейнджер, — все, что могла она сказать самой себе, понимая, что позволяет Малфою обхватить ее уже двумя руками и прильнуть к ней еще сильнее. — Сумасшедшая…» В эту же секунду Гермиона словно со стороны услышала хлопок трансгрессии и крепко зажмурила глаза… Еще никогда Драко Малфой не был так рад видеть эти цветастые обои в жизнерадостный горошек. Он готов был едва ли не прыгать от радости, как маленький мальчик, получивший в подарок свою первую метлу, когда они с Гермионой переместились в ее квартиру, приземлившись точно на мягкий матрас кровати, как он и задумывал. Грейнджер, все еще испуганная и насупленная, но от этого нисколько не растерявшая боевого гневного пыла, сразу же демонстративно скрылась в душе, напоследок бросив через плечо: «Надеюсь, когда я вернусь, твоей тощей задницы здесь уже не будет!» — Ничего она у меня не тощая! — теперь уже Драко попытался обидеться, но облегчение, сравнимое по силе разве что с эйфорией, радостно распирало его изнутри. И мелкие обиды Грейнджер нисколько не умаляли его полуистерического счастья. Подойдя к зеркалу, он взглянул в свои собственные усталые глаза и усмехнулся. Серые и практически безжизненные, словно застывшие в немом укоре своему хозяину. Удивительно, как его взгляд все еще не растерял своей надменности и чувства собственного превосходства, ведь с каждым днем Малфой все с большей отчетливостью ощущал, что теряет что-то очень важное, будто бы частичку самого себя. Слишком ранняя сеточка тонких морщинок, разбегающаяся от уголков глаз к вискам. Острые, четко выпирающие скулы. Когда-то, еще в школе, кто-то из девчонок льстиво заметил, что это сексуально. Помнится, тогда еще Драко раздувался от самодовольства и стригся покороче, чтобы эта угловатость лица была еще более заметна. Напыщенный, обожающий подхалимаж индюк – все, что он мог сказать о том, кем он являлся ранее. Какая разница, насколько идеально уложена твоя прическа, если вместо сердца у тебя — зияющая стылая пустота, уже давно переварившая и выплюнувшая твою душу? Жаль, что осознание настолько элементарных, но, в то же время, спрятанных под толщей слез, страданий и потерь вещей приходит настолько поздно. Грейнджер права. Абсолютно и, к сожалению, безапелляционно права – он, Драко Люциус Малфой — всего лишь бессердечная оболочка с весьма сомнительным прошлым и практически разрушенным будущим. Еще пару лет — и можно начинать спиваться, бегать по дамам с неблагополучной репутацией, чтобы в результате сдохнуть от позорной болезни где-нибудь в магловском хосписе. Вполне реальная перспектива для некогда уверенного в себе аристократа, одного из самых завидных женихов магической Британии. — Ты все еще здесь? — тихий, бесцветный голос за спиной заставил его вздрогнуть и обернуться. Грейнджер стояла позади, обернутая в одно лишь полотенце, нисколько его не стесняясь. Видимо, барьер скромности и смущения между ними рухнул, оставив вместо себя шаткую и колеблющуюся границу угасающей неприязни и чего-то непонятного, возбуждающего и волнующего, разрывающего внутренности и сознание на полярные болезненные противоположности. Гермиона больше всего хотела никогда не встречаться с Драко Малфоем в кабинете директрисы МакГонагалл, чтобы последней их встречей стали драматические события посреди разрушенного двора в Хогвартсе. Однако в глубине души, боясь признаться самой себе, Гермиона остро чувствовала ехидного червячка сомнения — ведь именно благодаря этой, казалось бы, не самой приятной случайности жизнь повернулась к ней совсем другой стороной. — Здесь, — теперь уже Грейнджер непроизвольно дернулась, вырванная его спокойным, едва ли не умиротворяющим, тоном из задумчивости. — И как бы тебе ни хотелось, как бы ты ни злилась и ни ненавидела меня, никуда я не уйду. Потому что тогда никто не будет бесить меня своими истериками и ворчанием. Он обезоруживающе улыбнулся, замечая, что его настроение за последние десять минут изменилось третий раз. Хаотичное, беспрерывное и бесконтрольное смешение красок и чувств – то, чего ему так не хватало. — А потом что? Поженимся, нарожаем кучу белобрысых детишек и умрем в глубокой старости? — скептически поинтересовалась Грейнджер, делая к нему один шаг. «А если он — или ты — убийца?» — Ну, у меня немного другие планы, так что руку и, тем более, сердце, предложить тебе не могу, — он находился уже на расстоянии вытянутой руки от нее. Еще немного — и запах ее мыла, ее теплой после горячего душа кожи и чего-то необъяснимо женственного навечно поселится у него в легких. Или где оно там… — У тебя его все равно нет. — Точно. А значит, жалеть твои чувства я точно не буду. — У меня их все равно нет, — «Ничего-то у нас и нет. Только чей-то труп, но и тот остался в другой реальности». — Значит, можно на несколько часов стать такой же равнодушной тварью, как и ты. — Верно, — Малфой осторожно, словно боясь, что она сейчас ударит его по пальцам, развязал узел полотенца на груди Гермионы, и она, не сопротивляясь, отдала его, оставшись совершенно обнаженной. «Какая разница, чего уж он там не видел». — Ты понимаешь, что это ТВОЯ очередная безумная идея? — хмыкнул Малфой, беспрепятственно разглядывая ее покрывшееся мурашками холода тело. Впервые он видел ее такой… доступной и… совершенной? — Я уже начинаю сомневаться в ее правильности… — нахмурилась Гермиона. «Идиотка. Нелогичная, беспринципная идиотка». — Не сомневайся. Может быть, игра стоит свеч? — Может быть, — «Гори оно все синим пламенем…»