Всех господ пошлю я...

Прямо вакханалия какая-то начинается. Он держит меня за ноги, я моя голова уже где-то внизу у чьих-то ног. Если честно, то не могу больше различать, кто ебет меня и в каком месте. Только иногда, ощущая холодный твердый член в себе, понимаю, что это Грей, но в остальном ничего не разобрать. Ребята действительно не заботятся обо мне и моем удовольствии, даже наоборот — делают все, чтобы мне было хуже, чтобы я не смогла дойти до нужной для оргазма кондиции. Уже даже не ощущаю толком, как кто-то из них в меня входит. Идет время, а у меня попросту атрофируются чувства. Организм теперь даже не пытается ловить кайф, понимает, умный, что на пике его все равно обломают. Примерно такой же облом был при сексе с тобой, Нацу. Гадкий мальчишка с маленьким членом. И какая гадкая я… под стать тебе, вполне даже… Несмотря на то, насколько это все неприятно, все еще стараюсь им угодить. Почему? Сама не знаю. Но дело уже определенно не в деньгах. Скорее уж во внутренней блондинке, полной дурацкой нерешительности. Все стабильно, разве что кроме поз, каждая из которых неудобнее предыдущей. Но в один момент секс превращается в настоящую пытку. Я с трудом ощущаю, как в меня входит один член, а следом за ним пытается протиснуться второй. Меня рвет. Разрывает на части. И это буквально! Я ору, но они будто не слышат. Довольные, как сытые коты, лыбятся и делают свое дело. И путь им тоже в своем роде больно и не совсем приятно, все равно продолжают. Я же не понимаю этого издевательства и матерю их, что есть мочи. Эти уроды обязаны остановиться! Нацу! Эй, ты! Смотри, что они со мной творят. А ведь это твои друзья. Я уже ни на что не согласна, резко поднимаюсь и пытаюсь пойти прочь, как в следующий момент застываю на месте — с меня течет кровь. Она скапывает с того самого места, а на их членах… господи, да эти отвратительные отростки теперь действительно сосиски напоминают, такое себе мясо с кровью. Для настоящих вампиров деликатес. Немыслимо тут оставаться, но ноги дрожат и подкашиваются. Мало того, что устала, как лошадь, так еще и остатки сил вместе с кровью из меня выходят. Голова совсем не соображает. Я вся мутная небось, а они стоят или лежат… и лыбятся. Все, что вижу, это их гадкие улыбки, а у меня сердце уже, кажется, не бьется. Мир мутится перед глазами, я валюсь обратно на эти доски, на твердую поверхность, покрытую грязью. Чихаю от поднявшейся в воздух пыли, понимая, что еще и простудилась до кучи. И не замечаю уже ничего… — Просыпайся, милая наша Люсенька, — голос лезет мне в уши. Противный такой, гейский чисто, он еще вкупе с липкими руками идет и с ногами, но какими-то другими, чужими, бьющими меня по животу. Только не по нему, я прошу вас! Только не по животу, я ведь… Открываю глаза и вижу неподстриженные пожелтевшие ногти, от них такая вонь, что я не могу сдержаться. Частично переработанная пища вместе с последним, что я ела, с мороженым, вываливается потоком из рта. Ноги быстро от меня убегают. Видимо, грязи не терпят. Ну так чего было меня пинать и совать под нос свою вонь, если не терпит-то? Следующий удар приходится мне по лицу. Хочу схватиться рукой за щеку, но мои запястья перехватывают, а за подбородок грубо хватают на диво ухоженные руки. Пытаются заставить меня посмотреть на что-то, но я не вижу перед собой человека. Что это? Замечаю лишь руки и ноги, а еще член. Наверное, это было бы идеально, если бы я всегда замечала только конечности. Или… я ведь не могу прекратить бредить?.. Не могу понять. Меня вытирают. Подбородок очистили, но от тела так и тянет блевотиной, а ее и не думают убирать. Как хорошо, что кроме конечностей я вижу и свою одежду. Она вон там, у стены, я делаю рывок из какого-то запасного резерва сил, знаешь, из того, который включается, когда видишь перед собой опасность. Я хватаюсь за свое тряпье, понимая, что сбежать не смогу, но могу призвать духов. Но меня тут же берут и тащат обратно, к той луже, которую я создала. Кто-то резко вставляет, но после того, что было, у меня такое ощущение, что там, внизу, у меня бездонная дыра. Мне плевать на то, что происходит. Все продолжаю вырываться, но тут какие-то новые, вторые руки поднимают у меня же перед глазами, пока меня ебет член обладателя первых, одежду. Мою одежду. Одну шмотку за второй. Они поднимают ее и рвут на тряпки, приговаривая нечто вроде «тебе это не пригодится больше, Люсенька», а все, чего я не понимаю в этой фразе, так это то, почему меня так зовут эти невидимые губы. Но на одежду плевать я хотела, потому что выбежать на улицу можно и голой, а там люди добрые вокруг, они помогут. Хотя… мне ли судить о том, какие люди добрые, а какие, как оказывается, злюки? Вот таких, как эти два невидимых типа, я же не раскусила. И тебя, Нацу, как мне кажется, тоже не поняла. Ебля продолжается до тех пор, пока я не чувствую внутри себя легкую, еле слышимую, пульсацию. Потом это что-то из меня выходит, а тогда… я вижу член, из которого выпрыскивается сперма прямо на мою грудь. Черт, и близко руками касаться этого не хочу, все, чего в действительно хочется по отношению к вот этому, так это дотянуться дрожащими руками к тряпкам, оставшимся после моих шмоток, и вытереться. Я такая гадкая. Не хочу быть собой. Это омерзительно. Меня снова тянет блевать, но только в этот раз собственными кишками, потому что еды внутри больше не осталось. — Какого хера?! — все, что способна сказать я. Язык больше поворачиваться не хочет. Захлебываюсь слезами, а у меня всегда так было: если плачу, то больше ни на что не способна, речь напрочь отнимает. Даже если стараюсь что-то сказать, даже если осознаю, что вот я и вот хочу сказать, все равно не могу. Пусть даже ну очень хочется. Дрожу, но уже скорее от злости за то, что их не остановил даже мой обморок. Судя по тому, что на мне сейчас не так уж много синяков в области живота и ног, могу сказать, что пробыла в обмороке я недолго. И это печально. Остаться бы там… еще немного. Или хотя бы вечно. Ответа на этот мой вопрос, как и на многие другие, выраженные ранее в той же полуматерной форме, услышать не удалось. Вместо этого невидимые тела с их видимыми конечностями подхватывают меня, подняв при этом на безжизненные ноги, и тащат в одну из соседних комнат. О да, именно в ту, в которой они, как я думала, долго-долго шептались. Оказалось, дело было немножечко в другом. В той комнате была клетка. Высотой в половину человеческого роста, черная, она стояла у стены, но не так, чтобы впритык. Стояла и ждала того, кого в нее запихнут. Вероятно, изначально она была предназначена для хранения в ней животных, но… похоже… Мне страшно произносить такие выводы. Пусть и у себя в голове. Хотя бы из-за того, что их можешь услышать ты. Тела затаскивают мое тело внутрь клетки. Я покорно залезаю туда, потому что больше не могу ничего другого сделать, кроме как облегчить свою участь. Здесь так же грязно, как и в той комнате, даже немного хуже, но клетка, о чудо, очень чистая, новая. Они ее специально для меня купили. Но это не делает им чести, как и мне, впрочем, тоже. Закрывают меня внутри. Я бы хотела побрыкаться, попробовать что-то еще сделать, но это только пустая трата сил, которых нет. Да им плевать. Очевидно же. Все было продумано заранее. — Ты теперь наша рабыня, мы на тебе много денег заработаем. Наконец-то перестаю плакать и чуть сломанным голосом пытаюсь хотя бы дать им достойный словесный отпор: — Я все расскажу о вас, когда выберусь. — Не выберешься, — просто отвечает ничто. — Меня будут искать, — ищу ложную надежду я, но они знают все, они видят меня полностью, а я… все еще в глупом бреду. Я знаю, что ты этого не хотел, никто не хотел. — Поверь, мы побеспокоимся о том, чтобы тебя не нашли, — и это последнее, что я слышу от них сегодня. Больше никаких звуков, кроме отдаляющихся шагов, а затем — открывающейся и запирающейся двери. Здесь одиноко, но не сказать, что совсем тесно. Я могу лечь на грязный пол и… подумать? Мне не о чем думать. Все блага жизни благополучно проебаны. Пытаюсь докричаться до Локи, но ноль реакции. Другие духи тоже на связь не выходят, но я отчего-то абсолютно спокойна. Как будто знаю, что придет некто крутой и сильный и спасет меня. Верю, что это обязательно случится. У меня ведь много друзей. Да, пусть даже эти оказались говнарями, но это же не значило, что и ты такой. А еще… Нет. Я просто верю. Уверенность дает мне возможность уснуть. В темноте. Голой. Задыхаясь от слез и пыли. На утро я просыпаюсь резко — меня насильно вытаскивают из клетки и тут же ставят еще не проснувшуюся на колени перед кем-то новым. Этих конечностей я ранее не видела. — Обслужи его. И попробуй только не сделать все, как надо. Я пробую противиться, тело ватное, рот уже заставляют работать, но я все равно рвусь на свободу, даже успеваю подняться на ноги и добежать до второй комнаты. Все, что замечаю, это ту самую дверь, сквозь которую вошла в помещение, и я готова чуть ли не стоять на коленях, умоляя пощады. Я ору, потому что думаю, что там, на улице, найдется смелый человек, способный вырвать меня из плена, но сзади движутся тела. Они неумолимо настигают меня и буквально впечатывают в стену. Больно, очень больно. Даже не из-за того, что они мне руки скрючили, а вот на душе все рвется и крошится, будто сухое печенье. — Я бы не делал так на твоем месте. Да откуда вам, телам, знать, как бы вы делали. Знаете ведь, что никогда на моем месте не окажетесь. Больные ублюдки. Почему в этой жизни нет ничего честного? Вспоминаю, что могу сколдовать кое-что и без ключей. Хоть и понимаю, что для этого нужно очень много сил, но пробую. Даже начать не получается. Ощущаю себя внутренне пустой. Магические силы будто вышли из моего тела раз и навсегда. — Ну что, не можешь ничего без магии? — говорит так, будто я его до этого магически прям штурмовала. Странно, что такие злые тела сподобились объяснить мне хоть что-то. Они рассказали о том, что это все клетка, именно она высосала мои магические силы, а единственны кто может вернуть их… злые тела. Бля. Все, что следует за этими краткими объяснениями, — полнейшее рабство. Я обслуживаю новое тело без претензий, не двигаюсь ни на шаг от указаний. И мне все равно, кто приказывает, я их не различаю. Разве есть разница между теми людьми, которые тебя оскорбляют? Все на вид одинаково отвратительны. Это новое тело не становится последним. Под вечер они приводят еще одно, а на следующий день их уже несколько. Хорошо, что хоть кормят меня. Через четыре дня, через целых четыре дня после того, как они меня привели в этот дом, я оказалась вымыта. Чистая, я уже почувствовала в себе силы бороться за свободу. Стала возвращаться буйная Люська. А тут еще праздник такой — меня, мытую, красивую, в новой одежде, еле-еле прикрывающей все достоинства, выпускают на свободу. На улице все такое новое для меня. И вот не могу понять, почему они это делают, ведь я могу попросить о помощи у любого из прохожих, могу теперь свободно убежать, а они и не поспеют за мной. Это так глупо… казалось глупым… до тех пор, пока они не объяснили. Да, я хочу вернуть свою магию, но я ведь могла бы привести к ним других наших ребят, надрать им задницы и получить обратно свои способности, но нет. Я обязана молчать, потому что в случае, если я расскажу кому-либо о том, что со мной происходит, не просто заблокируется навсегда моя магия, но и в принципе исчезнут из мира заклинатели. Эта клетка — очень древняя, но на вид совсем не стареющая, реликвия с могущественной магией: она высасывает магические способности из человека, которого в нее засунули, и если есть еще и кого-то в мире такие же, отнимает эти способности и у него. Так они и исчезают. Так вымирали только-только зарождающиеся виды волшебников в старину. В большом мире я вынуждена сама искать клиентов, а денежки потом приносить двум телам хозяев. Такая себе проститутка бесплатная, работающая чисто за идею спасения заклинателей. Еще неделя — и вот я уже снова живу у себя дома, в чистоте, могу сама себя приводить в порядок. Все такое милое, знакомое, родное, прямо не хочется выходить оттуда никуда, но приходится. Чуть ближе к вечеру я выхожу на улицы и иду по всяким барам, закоулкам искать тех, кто не прочь бы со мной переспать за деньги. Если не принесу достаточно денег, меня забирают на день-другой обратно в тот пыльный дом и снова держат в клетке. Я пытаюсь все то время, которое имею в собственном распоряжении, искать способ выйти из этого положения, но чем больше ищу, тем больше убеждаюсь лишь в одном — вся эта история с клеткой не обман, она действительно убьет заклинателей, если я не угожу ее нынешним хозяевам. Иногда я появляюсь в гильдии, но лишь ненадолго, чисто так, чтобы показаться, что я есть и я жива. Меня если о чем спрашивают, все отнекиваюсь, что в одиночестве немного пожить захотелось, а никто ничего и не подозревает, все думают, что это я из-за тебя в гильдию не хочу. Да и ты сам… видела только раз тебя, ты попытался подойти, но… Прости, что сбежала. Да, я к тебе ничего не испытываю, но будь ситуация другой, я бы нормально это объяснила, поговорила бы… а так… смотреть на тебя не могу. Понимаю, что это глупый обман уставшего мозга, но постоянно не могу отвертеться от мысли, что все из-за тебя. За проживание плачу исправно, хозяйка довольна, а то я вечно раньше задерживала оплату, а тут с квартирой уже никаких проблем — их все решают те два тела. Немного не понимаю лишь одно — сколько это может продолжаться. Сильно хочу послать своих двух господ на хуй, на котором сама же сижу, так сильно хочу, но… Я застряла. В иной раз прихожу в гильдию и уже целенаправленно ищу тебя, Нацу. Со страхами нужно бороться. И, какое счастье, ты стоишь у доски заказов вместе с Хеппи, а я готова с тобой заговорить и объясниться. Все, казалось бы, идеально, но ты сбегаешь так же, как я в тот раз от тебя. Но ничего. Я делаю новые попытки всю следующую неделю, но ты меня упорно игнорируешь. Как оказалось, Грей наплел обо мне тонну гадостей, часть из которых, стыдно признавать, чистая правда. И он может их рассказывать, а вот я… я ведь не могу объяснить, что влипла в эту грязь из-за этого злобного тела. Со временем все больше людей начинает меня шарахаться, а биография… моя биография приобретает такие подробности, что гадко даже озвучить такое. Но ты ведь все это слушал. Как ты мог? А хотя… правильно все. Заслужила я, дура. Наивная дурочка, которую поймали в ловушку животные инстинкты. Вроде вольная птица, но в совсем не фигуральной клетке. Не могу больше наслаждаться жизнью, каждый новый клиент сводит меня все больше и больше с ума. А они у меня разные: от богатых и ухоженных конечностей до грязных и нищенских. Иногда приходится работать за настоящие копейки, но я не могу не делать этого. Не имею права, ведь иначе порой не насобирать нужную сумму к утру, когда меня проверяют хозяева. Наверное, то, что я так спокойно ко всему отношусь и делаю все это, держа при себе надежду на лучшую жизнь, является некой гранью безумия. Держу при себе все, при себе и в себе. Пытаюсь быть хладнокровной, когда внутри кипит. И наступает тот самый день, когда накопленное выходит наружу. Нервный срыв. Великий, с агрессией и отчаянием вперемешку. Знаю, что не должна так поступать, но вот тот самый момент, когда по-другому больше нельзя. Я не нахожу иного выхода, трезво понимая, что они меня не отпустят. Не могу убить своих хозяев, потому что тогда лишение тоже вступит в силу, а ведь другие заклинатели ни в чем не виноваты и мир духов не может оказаться закрыт для людей. Не хочу такого допускать, поэтому поступаю… плохо. Очень плохо я поступаю. Есть только один выход из лап проклятия клетки, он лежит в могилу, если, конечно же, ее мне кто-нибудь и когда-нибудь выкопает. Только так никто не пострадает. Это способ покончить с мучениями. Бесславный конец наивной версии меня. …это письмо я адресую тебе. Даже не письмо, а уже почти рассказ, написанный в слезах и горести от того состояния, в котором я нахожусь сейчас, и от воспоминаний последних месяцев. Не могу уйти, не рассказав обо всем. Хотя бы только тебе. Это письмо отправляю к тебе домой. Пожалуйста, прочти. Просто чтобы знать, как оно все было с моей стороны. Там только правда, потому как мне незачем врать перед смертью. Я не люблю тебя, Нацу, но ты был единственным человеком, которого я могла бы назвать своим лучшим другом. Прости за все.

Люси.