Всех господ пошлю я...

Ты несказанно туп, Нацу Драгнил. Неужто столько времени необходимо было, чтобы понять, что я чувствую к тебе? А чувствую я безграничную пустоту. Она меня жрет изнутри, когда тебя нет рядом. Она заполняется светом, когда ты поблизости. Делай выводы, урод. Пора. Давно пора. Ты пригласил меня к себе домой. Тут ничего не изменилось. Даже прибраться не удосужился. Действительно, мы ведь так давно знакомы. Подумал, что сойдет, не так ли?.. — Люсь, будешь? Вино. Дешевое пойло, купленное на днях в городе. Я знаю. Помню, как ты убегал за ним. Хоть бы немного побеспокоился о конспирации. Впрочем, сейчас меня больше волнуют вопросы контрацепции. Не хочу залететь. «Не страшно. Мне совершенно не страшно», — я уже столько раз прокрутила в голове эту мысль, что она вскоре размозжит мозги изнутри. Страшно. Еще как. Особенно с таким, как ты. Наливаешь. Говоришь о чем-то. Драгнил, ты ли это? Не узнаю. Не могу понять. Волнение сказывается — я роняю свой стаканчик с вином на пол. Прости. Красное. Наверное, сегодня пол будет красным не только от вина. К горлу подступает ком. Подходишь, берешь новый стаканчик, вновь наливаешь, а затем, словно маленькому ребенку, подносишь его к моим устам. — Пей. Без спаивания никуда, верно? Переспать с Драгнилом на трезвую голову — самоубийственно. Пью, хлопая глазками, как кукла. Я пытаюсь казаться пустышкой, я и хочу ею быть, только потому, что так проще. Какое счастье — блондинка от рождения. А то пришлось бы краситься. Хочу быть умной, но выглядеть тупой. Потому что иначе быть особью женского пола сложно. Кто придумал эти правила — понятия не имею, но они настолько приелись, что будь я такой, как Эльза, к примеру, меня столь сильно и боялись бы. Тупым же дорога без боя открыта. Все двери нараспашку, как и твоя ширинка, мой избранник. И ты знаешь, что она расстегнута. — Кушать будешь, Люсь? — говоришь мне и протягиваешь тарелку с печеньем. Сидим на полу возле лужи цвета бордо, я жру, а ты наблюдаешь. Время от времени бросаешь реплики невпопад. А я, когда ты того не замечаешь, гляжу на расстегнутую ширинку. Не чувствую этого, но осознаю, — промежность мокрая. Трахнешь? Предлагаешь выйти на улицу и посмотреть на звезды. Соглашаюсь, надеясь, что наконец-то начнется столь желанное действие, но реальность далека от мечты. Ты предлагаешь взять с собой печенье. Я снова соглашаюсь и продолжаю жрать, держа в руках тарелку с остатками сладостей. — Люблю свой дом... — и снова рассказываешь что-то сопливое, прекрасное, тихое. Где бунтарь, когда он так нужен? Молча выслушиваю. Прошло часа два, если не больше. Мы до сих пор сидим. Я все ещё слушаю и ем. Не могу дождаться того самого — первого секса. Преддверие затянулось, а конца ему не видать. Пытаюсь сесть поближе, но ты, будто бы дразня, отодвигаешься еле заметно в сторону, не давая сблизиться. Первый шаг делать не мне. — Вернемся? И снова в доме. Тут так темно и уютно, а возбуждение уже порхает в районе груди. Ставлю тарелку на стол и смотрю тебе прямо в глаза, говоря: — Чем займемся? Это было для тебя неожиданно. Ты что-то там рассказывал, но я уже даже не слушала, о чем именно, нагло прервав бредни, рассказываемые тем же тихим, неторопливым тоном, которым говорил со мной весь сегодняшний день. — Давай... посмотрим альбом. Мне его подарил... Твою же ж мать!.. Я сожрала все печенье со стола. Ты будешь меня сегодня трахать или нет? Потому что терпеть больше не хочу, а что-либо сделать — не могу. Девственница, все дела. Как же ты не понимаешь, Нацу? Но даже у девственниц терпение не резиновое. Не в силах сидеть на месте, встаю на ноги и, глядя на тебя сверху вниз, бросаю дерзкий, наглый и до очарования прямой вопрос: — Когда ты меня уже трахнешь, придурок?!