Абсолютная защита Хатаке Какаши.

- Вот, посмотри… поищи про техники восстановления… Т-там есть… - это была следующая фраза, которую она смогла произнести только через полчаса. Всё это время Какаши сидел рядом с ней, бодрствуя, пытаясь думать о чём-нибудь положительном; это были его попытки донести до неё свою поддержку через резонанс эмоций. Перед тем как сказать, она приложила руку к переплёту книги, сконцентрировав при этом свою чакру. Что-то изменилось - на обложке появились надписи. Так она проявила записи сенсея полностью, чтобы пока она собирается с силами, её напарник мог найти нужную сейчас информацию.       Потом она неожиданно повернулась на бок и добавила: - Я посплю чуточку… - закрыла глаза и задремала.       Какаши сидел всё также, рядом, охраняя её сон, с драгоценной рукописью в руках. «Восстановительные техники? Так она сказала?» - открыл книжечку. Перед ним предстали строки записей сразу двух людей. А почерк Такетори-сенсея он узнал сразу.       Я проснулась от странного ощущения – у меня был настолько сильный озноб, что стучали зубы и сводило всё тело. Никогда со мной такого не было, я испугалась не на шутку и панические мысли заметались в моей голове. Потом завяли и упали на дно моего разума, едва трепыхаясь – я решительно не могла ни о чём думать, во всяком случае так мне показалось в первые минуты после пробуждения. Я даже не удосужилась открыть глаза и поинтересоваться происходящим вокруг меня.       Ничего не ждала, ничего не хотела, ни о чём не вспоминала – я терпела, собрав в этот процесс все остатки сил. Бессловесная мысль о собственном несовершенстве придавила меня к полу. Я не знала - что, как и почему я делаю не так, но чувство вины было не меньше чем недавняя боль. Даже плакать было стыдно. Самое страшное, что логика и здравый смысл не могли ответить на вопрос: «В чём я провинилась?». Одни бестолковые эмоции и обиженное Эго, вылезшее откуда-то из моего прошлого, как скелет из шкафа. Я даже не сразу вспомнила «на чём мы остановились», только вспомнив вынимание куная из раны и всё остальное, что было после, я отвлеклась от своего разгулявшегося малодушия. Доставать из памяти и обдумывать происшествия этого дня я всегда успею сделать потом. - Что с тобой происходит? – тихий голос моего напарника привёл меня в некоторое подобие адекватности.       Я не могла ему объяснять прям сейчас, что творится у меня в душе и, ничего лучше не придумав, ответила вопросом на вопрос, вспомнив о том, чем он был занят: - Что-нибудь нашлось в тексте? - Нашлось, нашлось. Не мало нашлось. Ты уже несколько часов спишь, я не стал тебя беспокоить и будить. Только сейчас, уж извини, что-то у тебя там внутри твориться, не совсем… хорошее?       Я поняла – не умею я доверять свои трудности кому-то ещё, не научилась пока. Я совсем забыла сейчас, что мои эмоции для него не являются секретом. Честно, значит честно – скажу, как есть. - Мне плохо от собственной слабости. Чувство вины и мой стародавний эгоизм. Ну и вообще, меня убивает моя слабость, хоть какая. Можешь это считать манией величия, но я хочу со всеми проблемами на земле, справиться сама. - После чего я слабенько заулыбалась извиняющейся улыбкой. - Ты не одна такая. Это не смертельно… хотя, как посмотреть. Давай лучше сядем и будем осваивать то, что нам твой досточтимый Такетори-сенсей оставил, - я не ожидала столько тепла в его голосе.       «Стыд-то какой! Столько лет бродить одинокой и беспомощной, потом попасть в свою мечту и посметь ещё унывать. Вот когда появляется… человек, почти уже совсем близкий, и помогает – я опять закрываюсь в своих внутренних страхах, которым даже выйти не даю, а они давят и давят на меня, душат - как нехватка кислорода душит…» - даже дрожь моя ослабла на несколько минут, после осознания всего и сразу. - Погоди, давай я сначала тебе прочитаю, что я нашёл, а ты послушай, - и он начал читать, освещая книгу маленьким фонариком. Я всё это уже слышала, но давно. Мне было понятно это и знакомо.       «Оказывается, я помню столько всего, из того, о чём мы говорили с дедушкой Такетори, нет - с «Такетори-сенсеем». Вот только схем печатей не помню». Я ждала, когда Какаши закончит читать и покажет мне картинки. Я помнила – там должны были быть схемы.       Нам предстояло совсем не сложное, на первый взгляд, действие – сложить печати двумя руками: его и моей. Тот, чья рука правая – восстанавливается после ранений с большей скоростью, чем обычно. Используется чакра обоих. Изначально это было задумано именно для таких случаев, когда ранение получает «Отдающий», то есть сейчас чакра Какаши (притом что у него нет особой подготовки ниндзя-медика) поможет справиться мне с моей раной не только быстрее, но и безболезненнее. - Держись. Гони все мысли прочь и давай осваивать технику. Не знаю, о чём ты сейчас думаешь, но я чувствую себя виноватым. - Мне темперамент мешает, - попыталась я пошутить и заворочалась, в попытках привстать. Тут же опять появилась боль и заставила меня замереть. - Я помогу сейчас. Держись, - говоря это, он уже был рядом со мной и, как и раньше, очень аккуратно и бережно помог мне сесть. И вот я опять облокачиваюсь на его плечо, и он поддерживает меня, и это так естественно для нас. - Ты можешь держать книгу? Вот так у тебя правая рука свободна, а у меня левая, - и он положил книгу мне на колени так, чтобы я могла поддерживать её левой рукой и переворачивать странички. Скромный лучик от фонарика в его правой руке высвечивает странички книги. Предстояло выполнить изрядное количество комбинаций и я, конечно, не помнила их с той поры, когда давным-давно мне о них было рассказано. Мой же напарник вообще видел их в первый раз, хотя мне и подумалось, что ему сейчас проще, чем мне. Это была неправильная мысль. Я на секунду ощутила себя обиженным ребёнком, а зря. - Я буду считать на «раз-два-три». На счёт «три» - складываем, а на «раз-два» вникаем в схему, – мягко, но тоном, не позволяющим возразить, он дал мне понять - мы приступаем, не откладывая больше.       «Раз-два-три» … Сложили руки, так что наши пальцы соприкоснулись.       «Раз-два-три» …Ещё одна печать.       «Четыре-пять-шесть» - проговорила я про себя, слушая не счёт, а звук его голоса.       «Раз-два-три» …Мы вошли в ритм, и его рука подстраивается под мои движения, которые портит дрожь озноба.        «Раз-два-три»… Сложное движение, строгая симметрия достигнута. Его пальцы длиннее моих, но получилось, как нужно.       «Раз-два-три»… Мои пальцы ощутили тепло его ладони. Дрожь уменьшилась. Сколько уже комбинаций мы выполнили? Я сбилась со счёта.       «Раз-два-три»… Я переворачиваю страницу – перед нами целый разворот рисунков схем. Держим ритм.        «Раз-два-три»… Захотелось спать, стали слипаться глаза.       «Раз-два-три»… Нельзя опять засыпать. Я сконцентрировалась. Его правая рука поддерживает меня - я думаю о ней и мне горячо.       «Раз-два-три»… Ещё одна симметричная комбинация пальцев – его дыхание около моего уха. Я заметила, что стараюсь дышать синхронно с ним.       «Раз-два-три»… Ещё раз переворачиваю страничку – скоро конец.       «Раз-два-три»… Последняя печать и руки должны оказаться около раны, направив на неё части наших сконцентрированных чакр, смешивающиеся друг с другом непостижимо быстро.       Мы сидим, синхронно считая вдохи-выдохи. Я не ощущаю ничего, кроме покалывающего тепла, сконцентрированного в месте ранения и головокружения, как от большого глотка саке на голодный желудок. Со стороны можно подумать, что мы просто сидим ночью среди романтических развалин, и Какаши обнимает меня, чтобы я не боялась ёкаев, притаившихся поблизости. - Не думай сейчас ни о чём. Сожаления нам не помогут.       Такой близкий и понимающий человек сейчас рядом со мной. Что это? Изящные иллюзии сна-мечты или предисловие к новым испытаниям в веренице неоднозначностей моего положения? Если бы возможно было излечить голосом, то я сейчас должна была бы встрепенуться и воскликнуть: «О чудо! Я воскресла!»       Лимит чудес был исчерпан – я всего лишь избавилась от остатков боли и перестала так кошмарно стучать зубами. Покалывало и ныло в боку, романтические развалины не спешили обрушить на нас ночные кошмары. Меня можно было уложить и дать собраться с силами, что Какаши и сделал, после того, как прочёл вслух приписанное после всех схем: «Примите мысль, что вы идеальны, смиритесь с ошибками, допущенными в бою, и излучайте светлую энергию, погрузившись в думы о том хорошем и дорогом, что есть у вас».       Он укрыл меня одеялом и остался рядом, сев поудобнее и облокотившись на уцелевшую стену, около которой мы устроились, подальше от отверстия в центре повреждённой крыши. Я стала думать о нём, как о самом дорогом для меня, потом вспомнила о сенсее, который сейчас был будто бы с нами и учил нас уму-разуму, по-отечески. Это было гораздо лучше, чем тот ужас в моей голове, которому я позволила происходить совсем недавно, пусть и неосознанно. Хорошо, что я не стала задаваться вопросом: «О чём Хатаке сейчас думает?» Возможно, я бы захотела быть объектом его мыслей, и кислота сомнения разъедала бы мои раны, вместо целительного эффекта любви и надежды.       Он заснул в той же позе - сидя. Я же продолжила думать свои путаные мысли, иногда поглядывая на него. Мне не спалось.       «Что мне сейчас правильнее думать о нём? Интересно, почему он так со мной …мил и обходителен? Наверно это неподходящие слова для этой ситуации, но другие на ум не идут. У всех людских поступков есть видимые причины, а есть причины, кроящиеся в глубине их сердец, и иногда те и другие так сложно переплетены. Иногда хорошие поступки приводят к плохим ситуациям, а иногда и наоборот. Пусть я чувствую то, что чувствую, но разочарования я не допущу. Он не похож на любезного со всеми, общительного и компанейского человека, радующегося каждому новому знакомому. Я же не могу не замечать его жёсткость и замкнутость, не могу не ощущать суровость и скрытность, пусть и поверхностную, пусть и напоминающую больше маску, чем истинную натуру, но всё же... И тут особенность нашей связи ни при чём. Если бы мне был ведом его «путь сожалений», может быть я и не мучилась сейчас вопросами.       А ведь собирались поговорить, чтобы узнать больше друг о друге…». Я перестала напряжённо размышлять и лежала среди мерцающего сумрака, не отводя взгляда от фигуры напарника.       Когда я осознала, о чём я теперь думала, мне стало неловко. Воображение привело меня в его объятия, не забыв и о поцелуях. Глядя на его куртку, я представила, как я расстёгиваю её, не стесняясь, обнимаю его, прижимаясь лицом к его груди. Он целует мои волосы, и … Я вздохнула, оборвала фантазию, чтобы она не зашла слишком далеко. Если я буду об этом думать, то я этого захочу слишком сильно. Захочу и начну страдать. Желания создают привязанности, а привязанности вызывают ещё желания, всё больше и больше. Не получив желаемого – человек страдает. Страдания съедают его волю и силы. «А не хватит ли мне проблем и без этого?» Справедливый вопрос.       Мне удалось утихомирить воображение, но чувства остались. Как бы я не отгоняла их, но я продолжала ощущать его близость. Моя женская сущность проснулась в самый неподходящий момент, но здравомыслящие и мудрые люди заметили бы, что очень предсказуемо и вовремя. Именно ощущение опеки и защиты вызывает в женщине такие переживания в отношении мужчины.       Переживания из-за мужчины - какая незнакомая тема для меня. Сексуальное насилие в моей жизни не сделало меня опытной женщиной, а всего на всего превратило в «обиженную девочку». Мои чувства спали, загнанные другими, более сильными, подальше, в самую глубину моей души. Опасность быть пойманной чуть не лишила меня рассудка, я забыла о том, что девушке положено влюбляться…       «Девушкам положено влюбляться». Почему-то я улыбнулась, произнеся это ещё раз про себя поучительным тоном старшей сестры, которой у меня никогда не было. Я улыбнулась и позволила себе представить, как я его обнимаю, ещё раз. Воображение замерло, зафиксировав «картинку» - так или иначе, но это уже было для меня реальным.       «Как же хорошо…» - подумала я. Сонная дрёма смазала всё остальное, очищая меня от всех неприятностей ушедших суток. Я была где-то между сном и явью. Ощущения заживающей раны мешали погрузиться в глубокий сон.