***
Утро. Нежность рассвета приподняла мои веки, и я глубоко вздохнула, широко улыбнувшись самой себе. Частички моего любимого мира вернулись ко мне. Стоило мне обвести комнату взглядом и в душе зазвучали райские трели. Свежие краски, ласкающие глаз оттенки, тонкие переходи тонов и вспышки цветов – это было праздничная одежда женщин клана Такирёку, которую моя мама отдала мне, зная, что мне она понадобится не сколько чтобы одевать, сколько для ощущения связи с красавицами нашей семьи, с фамильной памятью о красоте. Моя бабушка была истинно прекрасной женщиной. Когда я могла полюбоваться своим отцом, я думала каждый раз о ней. Я втайне мечтала помириться с ним и повлиять на его характер. Помечтать то я могла, а вот сделать – мне просто предстояло. Я решила, что не отступлюсь. Ощущение красоты всегда было для меня особым пунктиком. Мне физически была необходима красота. Я «охотилась» за всеми её проявлениями, где бы я ни была, и что бы со мной не происходило. Частенько я часами сидела где-нибудь и разглядывала какой-нибудь цветок, дерево, камень или ручеёк. Рисовать я любила не для чего-то, а просто, потому что так я могла приблизиться к ощущениям красоты ещё ближе, пропустив её через себя. Мне нравились красивые люди, я не влюблялась в обычном смысле слова, а просто погружалась в состояние созерцательного восхищения и не более. Стоило мне увидеть что-либо красивое, как я открывала своё сердце и впускала в себя энергию восторга. Сейчас я лежала и рассматривала фамильные кимоно, пусть и всего три штуки, но мне и их хватало для великого счастья. Персиковое, дымчато-голубое и белое с пурпурными цветами – каждое было произведением искусства. Я мечтала всегда, что мой внешний вид будет подобать этим одеждам, и я смогу нарядиться в одно из них и показаться на люди с гордым видом «избранной красавицы». Так я мечтала, когда была совсем маленькой, я выросла, а мечта осталась, только теперь я хотела показаться в таком виде одному единственному человеку. Меня осенило: я сейчас возьму и одену на встречу с хокаге дымчатое кимоно, вот только пояс "оби" завяжу попроще, чтобы не очень уж вызывающе празднично было. Такая идея меня подбросила на кровати. Я засуетилась, радостно приступив к приведению себя в порядок. Когда я пила свой утренний чай я вспомнила про рисунки, сделанные в пути, на привале. Время было предостаточно - я проснулась слишком рано и в некотором роде не знала, куда себя деть. Неспешно разбирала вещи, продолжая коситься на развешанные кимоно. Закончив, отправив грязную одежду в корзину, а походную посуду на кухню, я взяла всю пачку рисунков и продолжила чаепитие, рассматривая их, разложив вокруг себя на кухонном столе. Руки - опять я смотрю на них. Рисунки рук Какаши были моим особым трофеем, полученным в результате нашего приключения. Впрочем, я многое получила, приобрела в результате этого похода. Сейчас придётся всё заново вспомнить и рассказывать. Хорошо бы Какаши взял на себя повествовательную часть нашего отчёта. Размышляя о том, о сём и полностью освободившись от напряжённости вчерашнего дня, я медленно нарядилась, подпоясалась. Волосы были скромно собраны лентой и не более того, сейчас ещё несколько капель духов и всё, я буду готова. Нечто вроде предвкушения того, как сейчас я удивлю всех, приятно бодрило мою легкомысленную головушку. Выйдя специально пораньше, я надеялась настроиться по дороге на деловой лад и войти в резиденцию Цунаде-сама уже совсем серьёзной и собранной. Мне нужно было прекратить на время мои женские затеи. Пока я чинно следовала по малолюдным ещё улицам Конохи, я поймала добрую сотню взглядов жителей. Наверное, каждый человек из тех, кто вообще мне попался по дороге, обратил на меня внимание. Какие-то дедульки присвистнули мне в след, как делают обычно мальчишки. Две девочки, подметающие мостовую у лавочки с хлебом, ахнули протяжным «ахом» чистой девчачьей зависти. Я шла и ощущала себя победительницей. - Ниа, ты ли это? – меня окликнул знакомый голосок Шизуне. Она направлялась туда же куда и я. - Доброе утро, как видишь – это я. Я не сдержалась, мы же вернули мои вещи, и я радуюсь вот таким манером. Как думаешь, я не переборщила? – я очень была рада её видеть и быстро прощебетала всё это в ответ на её реплику. - Ну, это конечно поражает воображение, но в принципе ты же не на грязные хозяйственные работы, а на приём к хокаге собралась, - Шизуне рассмеялась, обойдя меня вокруг и проведя рукой по моему плечу, повинуясь желанию ощутить прелесть редкого качества шёлка и ткачества старой работы. - Ты же тоже будешь слушать наш отчёт? – я перевела разговор, чтобы прекратить смущаться. Смущение портило мой гордый пафос, а я так хотела сыграть всё по высшему разряду. Если устраивать маленький театр, то я буду «Ниа-химэ, победительница злых духов», а не кокетливая горожанка народной комедии. - Да, я вся в нетерпении, наверно тебе хватило впечатлений. Я же вчера уже кое-что слышала от Какаши, когда вы только вернулись, и он был у нас. - Даже не представляешь, как хватило. Может быть, у тебя потом будет возможность забежать ко мне? Мне нужно тебе что-то рассказать, да и показать, попросить помощи, совета и спросить. Ты мне очень нужна! Надеюсь на твою доброту ко мне? – я нагнула голову в небольшом поклоне, чтобы соблюсти приличия после такой тирады. - Конечно, я и сама хотела напроситься к тебе в гости и поболтать, всё же вы три дня… вас тут не было, - она не сказала сейчас о том, о чём подумала. - Я рисовала, тебе смогу показать хоть что-то, хотя бы ради этого мне стоило тебя позвать, тем более, что ты моя единственная и лучшая подруга. - Ну, это пока, ты же больше ни с кем не знакома, - Шизуне немного зарделась, ей было приятно. - Не думаю, что я даже прожив тут лет десять, поменяю своё мнение, - я и правда так думала. - Сейчас они тебя увидят… - Шизуне хитро улыбнулась, посмотрев на меня испытывающим взглядом. Мы переглянулись. - Я волнуюсь, - голос выдал, насколько я волновалась. - Ерунда, пошли, пусть знают какая ты, - она подразумевала, конечно, нашего известного шиноби, которому предстояло увидеть меня во всей красе. Мы вместе вошли, поднялись, Цунаде-сама была готова к моему приходу, но Какаши ещё не было. Шизуне вошла к Цунаде-сама первой, потом высунулась и кивнула мне, успев подмигнуть, когда её видела только я. - Здравствуйте! – мой ровный чистый голос прозвучал в тишине кабинета, освещённого утренним не ярким солнышком. Я оказалась перед столом хокаге, сделав несколько шагов от двери. Я стаяла в полосе света и ждала хоть какой-нибудь реакции на моё приветствие. В воздухе повисла тишина. Я не видела выражения лица Цунаде-сама, мне стало неуютно и неудобно. «Вот влипла, перестаралась…» - подумала я и приготовилась ко всему.Глава 36. Ум и красота.
19 сентября 2015 г. в 21:50
Хатаке Какаши шёл по улицам Конохи, знакомой ему с детства и изученной вдоль и поперёк. В руке у него была драгоценная книжица, а в голове туман и усталость. Он видел дома, людей и ему казалось, что они мало ему знакомы, всё вокруг изменилось непонятным образом. Ему было многое раньше понятно только потому, что ему об этом рассказали, объяснили и показали. Сейчас же он должен быть менять собственную картину мира, потому что появись вещи, не вписывающиеся в привычные системы понятий.
Его пытливый ум, для которого не было большой проблемы вникнуть, вдуматься, найти закономерности, просто запомнить, в конце концов, готовился принять большую порцию информации. Только сейчас было дело не в рабочих вопросах техник, тут нужно было чутьё, а не логика. Он шёл и размышлял о природе интуиции и «вдохновения», уже и не вспоминая, что завело его мысли в эту область. Хотелось понять, есть ли возможность вообще предугадать ход жизненных событий. Его не устраивала позиция пассивного наблюдателя, хоть он и привык в некоторой степени к такому состоянию.
Наблюдатель и участник – так он жил годами. Ему стало мало этого, захотелось быть командиром своей жизни. Не вообще жизни, а своей, личной, с его собственными желаниями и стремлениями.
А какие у него желания и стремления? Привычное бремя забот, которые налагались на него положением, коллегами, друзьями, обстоятельствами какой-то маленькой пока частью прекратило его устраивать. Это желание было пока в нём смутным и не выраженным, только как намёк для души. Знакомство с Ниа странным образом повлияло на него. Он не то чтобы менялся, он просто стал задумываться на несколько непривычные для себя темы. Его запас душевной усталости и боли стал понемногу таять. Ему стало как-то легче. Добавились свежие силы, он стал лучше высыпаться за смешное количество времени. Иногда ему казалось, что он наконец по-настоящему взрослеет, так как раньше он беспокоился о несколько других вещах.
Сейчас ему стало как никогда всё равно, что о нём думают люди, но этот вопрос всегда был болезненным для него. Он не то чтобы хотел быть первым, он просто делал и был, как мог. Сейчас ему было не с кем себя сравнивать, вернее он остро ощутил бессмысленность этого. Это ощущение когда-то пронизывало все его мысли вне его желания. Ему казалось всегда, что если он будет лучше, то это ему поможет избежать… чего-то страшного.
Он вдруг осознал – он думает о том «как избежать», а не о том, как что-то обрести, большое, ценное, желанное. И вот этот новый ракурс внутреннего видения и заставил его задуматься. Ниа не боялась потерять, она просто хотела чего-то, что ей, лично ей, было нужно. И больше ничего, кроме такой удивительной честности. Он частенько чувствовал её эмоции, когда и не был готов к этому. Он не был уверен в своих выводах о ней, но ему просто так казалось. Возможно, когда-нибудь они поговорят об этом, но не прямо сейчас. Они собрались разговаривать, он опять вспомнил об этом их «обещании». Да, кстати, он ещё обещал ей положительный опыт или как это лучше назвать? Ему не обязательно это делать, но просто хочется.
Пока он так размышлял, вроде бы и ни о чём, но обо всём одновременно, он добрался до своего дома. Дома было чисто, свежо и …пусто. Он сейчас так подумал о своём жилище. Зато он сейчас перекусит и спокойно почитает книгу, которая не так просто им далась. Одновременно ему захотелось продолжить чтение свитка Такетори-сенсея, который так и не был им прочитан до конца. Но свиток у него будет ещё долго, возможно, а вот книжку по технике завтра нужно будет передать Цунаде-сама.
Закусив солёной рыбой и запив её крепко заваренным зелёным чаем, он устроился в любимой позе на кровати и открыл книжку на самом начале.
Уже знакомый почерк сенсея перемежался изящными женскими записями. Это была рука Ниа. Знаки она выводила очень аккуратно, словно на каждый тратила по полчаса, не меньше. Это был её конспект и самое начало не вызвало в нём трудности понимания. Но чем дальше он читал, тем больше «странного» он находил для себя. Особенностью было то, что техника не работала у всех её обладателей однозначно. Она проявлялась очень зависимо, обусловлено от личности обладателя и его партнёра в отдельных своих тонкостях и аспектах.
Он дошёл до куска текста, целиком написанного сенсеем и скрытого ранее под схемами. Ему даже показалось, что сенсей хотел это скрыть от Ниа, чтобы она как можно дольше не наткнулась на этот текст. Он был написан мельче и не относился к инструкциям и пояснениям.
С самых первых фраз у Какаши сложилось впечатление, что сенсей обращается именно к нему. Текетори-сан просто высказывал наблюдения и предположения, даже предостережения, и всё это касалось эмоций Ниа, так как сейчас именно она была носительницей техники. Сенсей писал об особенностях чувств «женщины-отдающей», если её партнёром становится мужчина, к которому она может быть неравнодушна. Какаши читал и не мог оторваться от текста. У него стали гореть уши от того, как отчётливо и проникновенно Такетори-сенсей рисовал картины внутренних переживаний женской души. Это был не роман, это была жизнь, реальность. Были изложены несколько небольших семейных историй, как их можно было назвать, совсем коротеньких, но дающих совершенно точно и однозначно понять – любовь женщины Такирёку – колоссальный дар и проявление чего-то, находящегося далеко за гранью обыденности.
Кусок об эмоциях закончился. Какаши перевёл дух и положил книгу. Он прочёл достаточно много, потому что схемы бегло просматривал и не больше. Они их потом будут выполнять вдвоём, или сами по себе, как положено. Он решил, что сейчас должен дочитать всё, что сенсеем написано в качестве отступлений мелким текстом, ощутил нетерпение и жажду прикоснуться ещё раз к тому, о чём тот писал, пусть даже умозрительно. Он забыл об усталости. Что-то внутри него горело и жгло, где-то в районе солнечного сплетения.
Но ничего подобного он больше не нашёл в оставшихся комментариях. Советы, рекомендации и описания были интересны, но уже не о том. Не желая расставаться прямо сейчас с этим странным ощущением, когда ему казалось, что он проглотил огненный шар, Какаши отложил книгу, откинулся на спину, потянулся и почти мгновенно заснул. Последнее, что он ощутил – это то, что он ныряет в огненный шар внутри себя, яркий, горячий, но не обжигающий.
Его ум сдался.