Абсолютная защита Хатаке Какаши.

      Проснувшись среди ночи от собственного кашля, я не сразу поняла, где я и что вокруг происходит. В полумраке, ещё больше сгустившемся ночью, я едва различила фигуру Какаши. - Ты сам поспать не хочешь? – спросила я первое, что пришло в голову. - Опять собак вызывать… – сложные оттенки сомнения, вопроса и утверждения его голоса заставили меня проснуться. Он что-то обдумывал очень напряжённо? Очень было похоже на то.       Его силуэт едва вырисовывался. Я сначала не поняла, пока он не заговорил, насколько он близко от меня. Костерочек тлел едва-едва, пуская тонюсенькие струйки дыма. Дымок таял среди веток. Всё это было едва заметно и так неуловимо прекрасно. - Я посплю, пожалуй, но позже. Я придумал кое-что вдобавок к нашему плану, - он был погружён всё ещё в тему нашего разговора, но по голосу чувствовалось – ему тоже очень нужен отдых, просто необходим. - Тебе обязательно додумывать это сейчас? – я не хотела его обидеть, но душа рвалась проявлять заботу, чисто по-женски. - Когда мысли приходят, одна за другой, то я иногда боюсь потерять их логику. Бывает, что первая идея – лучше всего, но прежде, чем к ней возвращаешься, приходится проанализировать множество всяких вариантов. И в каждом заложен шанс. Ты права, нужно прекратит думать, а ведь я придумал, как нам провернуть кое-какие части плана… - я скорее почувствовала интуитивно, чем увидела, как он посмотрел на меня в темноте.       Мне нечего было ответить. Озноб меня отвлекал от мыслей. Кажется, я простудилась. Оставалось молча кутаться в одеяло и пытаться снова заснуть. Только вот душа рвалась сказать Какаши что-нибудь особенное, тёплое, умиротворяющее. - Я создаю тебе дополнительные трудности, прости, - опять мною сказанная банальность была о другом. Неуместность длинной и пламенной речи ничего мне больше не оставляла – только говорить банальности проникновенным тоном, искренне надеясь на его понимание. - Забудь, это всё рабочие вопросы… - он всё же правильно меня понял.       Больше мы не разговаривали. Я не закрывала глаз и смотрела на него во тьме. Ощущение, что он тоже смотрит на меня, не покидало. Вот только озноб, проклятый озноб, опять начался. В то же время глаза мои стали слипаться, и я безответственно совершенно позволила себе опять заснуть, не в силах больше бороться с новой хворью.       Когда я проснулась в следующий раз, всё там же, в сумраке еловых веток, я опять растерялась, даже больше, чем в прошлый раз. Мой напарник спал, спал рядом. Именно поэтому я согрелась, и меня больше не трясло в лихорадке? Я проснулась и, не шевелясь, замерев и затаив дыхание, ощущала, как он согревает меня. Собственно, я же получила оба одеяла. Нет, одеяла это последнее, что меня заботило. Я лежала, уткнувшись лицом ему в грудь, ощущая его запах. Ощущение от тяжести его руки на моём плече было так естественно, будто бы так всегда и было заведено, вот так спать. Казалось, стоит мне даже моргнуть и это пропадёт. Я боялась кашлянуть, вздохнуть или повернутся.        Я так и млела, затаившись, глубоко вздохнув и опьянев. Было страшно заснуть опять, и одновременно было страшно, что он проснётся и поймёт, что я проснулась. Будто я буду поймана с поличным на чём-то запретном. Мне даже в голову не приходило, что эта ситуация была его инициативой и поэтому я могу вообще не думать о том, что он подумает. Вот она – грань неадекватности влюблённой девушки. Я ничегошеньки практически не различала в сумраке, нас окружавшем, но остальные чувства обострились до предела. Я слышала его дыхание - я слушала его.       И всё же момента его пробуждения было не избежать. Когда прошло часа два или гораздо больше, как мне тогда показалось, я уже привыкла и успокоилась. Я пыталась представить, что он мне скажет, когда проснётся, мне хотелось угадать его первые слова. Был составлен длинный список «что он мне скажет, а что я отвечу». Совершенная глупость, но такая приятная глупость. - Ты же не спишь? – вот что он сказал, и я не угадала. Сказал, будто знал, что это его «вина». Как он мог знать, что внутри меня творилось, совершенно невозможно!? - Твой озноб виноват. У тебя стучали зубы, и я взял на себя смелость постараться тебя согреть.       Такие простые слова. Как всегда, лаконично и просто он всё объяснил, да, а я промучилась в догадках, даже придумала совершенно безумное признание во внезапной страсти, глупенькая. - Я согрелась… очень даже, спасибо тебе, - ничегошеньки я больше не могла произнести, ни словечка, только сердце застучало банально, глупо и громко. - Ты стесняешься, как маленькая девочка, я не знал, что это так на тебя… хм, подействует. А вроде взрослая.        Как хорошо, что он умеет вовремя пошутить. Вот только его рука по-прежнему на моём плече. А я всё так же, прижавшись к нему, лежу и ощущаю макушкой его дыхание. Всё же, зачем это всё ему? Я напряглась, и он почувствовал это. Почувствовал, сел, потом встал, потом погасил остатки костра, и больше мы не обсуждали наш «совместный сон». Нет, нам не было неудобно или неуютно, просто бывают вещи, плохо словами выразимые. Вещи, которые делаются сами собой и не требующие слов вообще. Вещи, витающие над обыденными понятиями и правилами, появляются сами собой, когда люди их не ждут, не подразумевают, не планируют.       Что это было? Ответ совершенно не обязателен. Просто мы были вместе в той мере, в какой могли это вместить наши сущности. Ни больше и не меньше.

***

      Туманное утро. Дождь закончился, но солнце почти не пробивалось сквозь облака и туман. Только золотистый оттенок у горизонта и явно улучшившееся освещение давали понять, что солнце взошло. Мы готовились уже преодолеть последний участок пути до дома. Не мешкая, собрав вещи, мы молча двинулись в путь. Я хотела обернуться и разглядеть ель, под которой мы так выспались, но испугалась, что разволнуюсь.       Вот мы уже и выбрались из полосы тумана, вот взяли скорость и опять только стволы деревьев, остающихся позади, отмечает мой разум, спокойный и уравновешенный.До самых почти ворот Конохи мы двигались в одном ритме. Изредка я ловила на себе взгляды напарника, бодрилась и не сбавляла скорости. Ну, вот и деревня. К воротам мы подошли чинно и не спеша, отметились, как положено, прошли...       Пройдя часть улицы вместе, мы остановились, и Какаши заговорил первым: - Давай я тебя провожу, а потом схожу к Цунаде-сама. Мы пришли вовремя, даже немного раньше. Я ей в общих чертах отчитаюсь, а потом, видимо, она нас обоих захочет видеть. - Тебе виднее, я плохо знакома с вашими порядками, - вполне разумное замечание с моей стороны прозвучало каким-то тусклым голосом. Мне было грустно. - Ну, ну, не грусти, всё, мы справились. Столько всего приключилось. Ты молодец.       Конечно, думая о последней ночи, я забыла совсем обо всём нашем приключении в целом. Да, это было то ещё совместное приключение. - Не буду, ну буду. Я и не грустила, - соврала я и не покраснела. - Отчитаемся, а потом я расскажу, что я додумал к нашему плану. Хотя об этом можно сейчас и не беспокоиться, рано пока. Всё ещё может поменяться. - Цунаде-сама. Надеюсь, она не запретит нам воплотить идею с контрактом, - я немного беспокоилась, ещё раз вспомнив сумму «выкупа». - Посмотрим…        Какаши шёл по улице, по обыкновению засунув руки в карманы, поглядывая куда-то на небо, периодически, а я семенила рядом и боялась поднять на него глаза. Мне казалось, что на меня все смотрят и что моя куртка неприлично грязная… и что я непричесанна… и что… - Вот твой дом.       Очнувшись от смятения и неуверенности, я поблагодарила Какаши, мы сказали несколько дежурных фраз, обменялись взглядами и расстались. Я оглянулась у двери, махнула ему рукой. Стук моего сердца заглушил мои шаги вверх по лестнице. Только войдя в квартиру, положив вещи, раздевшись и встав под душ, самообладание стало тихо возвращаться ко мне.       Я назвала себя «глупышкой», но всё же ощущала себя «победительницей». Теперь у меня столько моментов, позволяющих мечтать, томиться любовным недугом. Пополнилась коллекция моментов, которые я буду пересматривать в своём сердце до бесконечности, возобновляя живость эмоций и реальность ощущений.       Про книжку сенсея я совсем позабыла. У меня будет масса времени ещё для здравомыслия и работы. А сейчас, сейчас – обволакивающие нити счастья одевали мою душу в замысловатые наряды нежности и любви. Я хотела дать им прирасти ко мне покрепче, сроднится, сжиться с новым опытом сердца, уволив голос разума на весь остаток дня. Потеряв ощущение времени напрочь, я сварила себе немного риса, поела, потом свернулась клубочком под одеялом и, закрыв глаза, вернулась в ночь. Пусть вокруг день, пусть сейчас кто-то где-то отчитывается о миссии, мне не до этого. Если я понадоблюсь, то за мной пришлют…       Я заснула и проспала почти весь остаток дня. Проспала глубоким, умиротворяющим, очищающим от глубинной усталости, сном без сновидений. Проснулась же я опять весьма странно – от ощущения, что на меня смотрят.       Когда я открыла глаза и увидела своего напарника прямо перед собой, сидящего на стуле с чашкой чая в руках. - Ты что же это дверь не закрываешь? Я постучал – ни звука, дверь открыта, пришлось проверить, что с тобой. - И давно ты за мной так вот наблюдаешь? Кажется, что-то подобное я уже говорила… - я припомнила ему нашу встречу на лавочке, после первой миссии. - Не настолько, чтобы мне это надоело. На сегодня дела закончены, собственно мне нужно было тебе одну вещь передать, и кое-что попросить, я сказал, что по пути домой сам к тебе зайду. Цунаде-сама была не против. - Ну и как прошёл отчёт? Что дальше делаем? – оставаясь под одеялом, спросила я. - Завтра утром Цунаде-сама нас ждёт вместе, будем решать. Я ей подробностей не рассказывал, так, в общих чертах, только самое главное. Она хочет видеть книгу твоего сенсея, выслушать про опыт восстановительной техники. Так что в девять утра – мы у неё. Не проспи уж, пожалуйста. Кстати, про идею выкупа контракта я вообще не упомянул. - Я так и думала, я думаю, только всё-всё ей расскажем, и уж только в самом конце о контракте. А может вообще в другой раз? – я не волновалась, но предугадать реакцию хокаге я не могла. - У меня к тебе ещё одна просьба есть. Можно мне взять книжку Такетори-сенсея до завтра, я хочу изучить в спокойной обстановке. Скорее всего, завтра мы её отдадим Цунаде-сама на какое-то время, так вот… - он замялся, видно у него появились новые идеи. - Бери, я всё равно сегодня буду только отсыпаться. Да ещё остатки простуды нужно выгнать… - и я шмыгнула носом, оправдывая свою бездеятельность. Я решила, что буду последняя читать нашу с сенсеем книжку. Мне нужно морально подготовиться к этому процессу. Позволь я встану…       Он отвернулся, и я быстренько выскользнула из-под одеяла, надела халат и вышла на кухню, куда почему-то отнесла все вещи. - Вот. Возьми, - я протянула ему книжку. – Теперь мне сундук разбирать можно и нужно будет. Сейчас увеличила, посмотрела, выходит, я всё же сентиментальна. Я его так давно с собой таскала и практически года три-четыре не разбирала. Есть там кое-что …особенное. Может быть, когда-нибудь покажу, - я была обрадована, воодушевлена. Мне нравилось, что Какаши интересуется книжкой, я радовалась каждой мелочи, которая могла нас соединить крепче, каждому шансу нового опыта. - Теперь всё успеешь, я уже не жалею, что всё ж таки разбудил тебя.       Он встал, и я проводила его до двери. - Уже прощались, так что, до завтра, - гораздо теплее, чем в первый раз прощаясь, произнёс он, стоя на моём пороге. - Угу… - я зевнула, будто извиняясь, что не предлагаю ему задержаться, поужинать или ещё чего-нибудь. На секунду мне представилось, что его пальцы сейчас проведут по моим волосам…потом он обнимает меня… «Глупышка», -опять подумала про себя я. - Не грусти…и дверь не забывай больше закрывать, - его слова вернули в реальность и вызвали во мне вопрос: «Волнуется?»       Хатаке ушёл. Я машинально закрыла дверь и ещё немного так постояла, потом пошла на кухню и села на стул перед своим многострадальным сундуком. Как же давно я не доставала оттуда… волшебные бабушкины кимоно и юката. Если бы Какаши знал, как они мне идут. Ничего, у него ещё всё впереди. Пусть пока читает, из нас двоих он точно соображает лучше.       Я достала всё. Потом быстренько развесила одежду в комнате, избавилась от пыли и оперативно легла вновь спать, окружённая кольцами прошлого, настоящего и будущего, собранными вместе в одном моменте «сейчас», моменте собственной вечности.