А мы семья

1996 год — Алла? Открой, пожалуйста, — в сотый раз взмолился Филипп. Он уже почти час торчал под дверью её комнаты. Сердце разрывалось у него самого, а она еще добавляла боли. — Аллусик, не молчи, — он буквально упрашивал её, но она молчала, сидя на своей кровати и закрыв лицо руками, сотрясалась в беззвучных рыданиях. Кто бы мог подумать, что сильная женщина может позволить себе так переживать и дойти до такого состояния. Она ненавидела себя и за это, и за то, что не может подарить любимому человеку ребенка. Вдобавок к этому ей самой немыслимо сильно хотелось малыша. Он постоянно представлялся ей точной копией Киркорова. Только маленький, такой милый и, главное, свой, родной. — Аллунечка, открой, я ведь тоже переживаю, — вновь врезался в сознание голос мужа. Ей было жалко его, но ей так не хотелось показывать ему свою слабость. Глупо, наверное. «Ребенок не удерживается. Три-четыре месяца — и выкидыш…» — так спокойно и равнодушно объясняла она в одном интервью. Кто бы мог представить, что на самом деле происходит у нее внутри… А она просто выполняла все требования, необходимые для статуса сильной женщины. — Алл, я больше никогда не заговорю об этом, слышишь? Мне не нужен никто, я просто люблю тебя. Ну не можем иметь детей, ну и что? Она знала, что он лукавит, потому что видела и чувствовала, как сильно переживал он. Видела в его глазах боль и разочарование, которое он скрывал. Она чувствовала себя виноватой, не знала, как теперь вообще на него смотреть, хоть и понимая при этом, что больше накручивает себя. Однако больше никаких попыток Алла не хотела предпринимать. «А что если он уйдёт»? Думая об этом, она ещё больше заходилась в безмолвном плаче. — Открой, пожалуйста, — в его голосе сквозила безнадежность. Филипп сполз по двери на пол и прижался к ней одним ухом, пытаясь различить звуки в комнате, но не слышал ничего. — Я подожду тут, — как-то неразборчиво пробормотал он и прикрыл глаза. Усталость навалилась внезапно и одуряюще, заставляя его расслабиться и забыться. Однако краем уха он контролировал звуки комнаты, которых пока и не было слышно. Перед закрытыми глазами на внутреннем экране бегал и громко смеялся сын. Очень похожий на него. Алла, забеспокоившись после наступившей тишины, вытерла слёзы и, поднявшись с кровати, подошла к двери. «Неужели ушёл»? За дверью стояла тишина, и Пугачева потихоньку приоткрыла её. Потревоженный Филипп, качнувшись, моментально пришёл в себя и подскочил с пола. — Аллусик, наконец-то! — он ни капли не злился, а сразу же сгреб ее в объятия и крепко прижал к себе, покачивая из стороны в сторону. — Ты простишь меня? — забормотал он. — За что? — Алла искренне удивилась, успокаиваясь от ощущения родных объятий. — Я заставил тебя пережить это снова, — в его голосе слышалось неподдельное раскаяние. — Дурачок, я ведь тоже этого хочу, — она снова погрустнела, вспоминая последние события. Он отстранился и посмотрел ей в глаза. — Но если ты хочешь… Есть ведь возможность, — осторожно начал он, даже не надеясь на положительный ответ, и оказался прав. — Нет, — отрезала примадонна. — Он будет чужим ребенком, я так не смогу. — Ну почему чужим? Алл… Она махнула на него рукой и освободилась от объятий. — Ты же сказал, что больше не будешь говорить о детях… — Прости, но… Ты же хочешь. — Все. Хватит. Можешь бросить меня, если так хочешь детей, — выпалила она. — Что?! — возмутился Филипп, широко распахнув глаза. — Что ты несешь? Примадонна промолчала и отвернулась, снова едва сдерживая слёзы и понимая, что назревает очередной скандал. Но она ошиблась. Филипп вдруг замолчал, как-то рвано выдохнул и обнял ее сзади, прижимаясь щекой к ее волосам. — Прости, — зашептал он, — я дурак. Но я никогда тебя не брошу, что за глупости? — Нам надо побыть раздельно, — сказала Алла дрожащим голосом. — И не думай даже, я никуда тебя не отпущу, а если закроешься в комнате, то буду сидеть под дверью. — Филь? — Что? — Я тоже тебя люблю. — Я знаю, родная, — он поцеловал ещё в макушку. — Алл… А вдруг… Ты потом передумаешь? — он даже зажмурился. — В каком это смысле? — нахмурилась примадонна. — И когда потом? — Ну… Мы могли бы воспользоваться криоконсервацией… — Что? — чуть ли не крикнула она и снова вырвалась из его объятий. — Ты совсем с ума сошел? — Алл, пожалуйста, — она вновь разглядела в его глазах его боль и разочарование, но к этому ещё и примешивалась какая-то тоска. Такая безнадежная и пророческая, что ей на секунду стало страшно. — Я… Подумаю, — неожиданно сказала она. — Только дай мне побыть одной.