* * *
— Готов? — спросила Фокс, чувствуя лёгкое волнение и замечая, как у Хэйнса подрагивают пальцы, пока он докуривал сигарету. 20-е августа. День, который Том всей душой желал забыть. День, который сделал его другим человеком. День, который он ненавидел всем сердцем. Этот день вновь наступил. — Да. Идём, — твёрдо ответил он и выбросил бычок в урну, всматриваясь в шумящий от порывов ветра лес вдалеке. Они прошли через массивные скрипучие ворота с надписью: «Мемориальный Парк Роуз-Хиллз» и пошли по асфальтированной дорожке, ища нужный сектор. Воздух был тёплым, но чувствовалось приближение осени, поэтому ветер уже был намного прохладнее. В правой руке Фокс несла свежий букет белых роз, который они купили на входе. Её внезапно забило мелкой дрожью, отчего она схватилась за край своей чёрной кожаной куртки, боясь не устоять на ногах. Этого не мог не заметить Том, поэтому сразу же приобнял её левой рукой, прижимая к себе. — Сука, каждый раз, как первый, — вполголоса произнесла девушка, вжавшись в тёплый бок своего друга. — Всё хорошо, — успокаивал он её, поглаживая по плечу, а сам не верил тому, что говорит. — Лучше не бывает, — язвительно отозвалась Фокс. Наконец они отыскали нужный сектор и свернули на маленькую тропинку, идущую вдоль серых надгробных плит. Одиннадцатые слева. Оба помнили это с самого детства и всеми фибрами души ненавидели число одиннадцать так же, как и двадцать. Том неожиданно остановился, и Фокс сделала глубокий вдох, прежде чем вышла из-за его спины и увидела две небольшие надгробные плиты. Оба в течение минуты бездумно водили глазами по ним и по выгравированным надписям:Кристофер Ричард Хэйнс (7 декабря 1967 – 20 августа 2003) Элизабет Софи Хэйнс (15 мая 1970 – 20 августа 2003)
Майкл Эдвард Фокс (18 ноября 1967 – 20 августа 2003) Лилиан Фокс (11 января 1969 – 20 августа 2003)
Разделив букет роз, они положили цветы к каждому надгробию и выпрямились, ощущая себя где-то не здесь. Тот злополучный день, 20-е августа, стал снова проноситься перед глазами обрывками воспоминаний. Прошло уже много лет, но боль не утихала до сих пор, живя внутри маленьким противным осадком. Какие-то люди в форме, представившись социальными работниками, забрали их из школы посреди урока биологии, отвели домой и сказали, что их родителей больше нет. Всё, что происходило потом, было словно в другой жизни и не с ними. Их судьбу уже решали другие люди. Тома подташнивало и хотелось кричать до срыва голосовых связок, но он держался изо всех сил, проглатывая ком в горле и смаргивая влагу с глаз. Фокс осторожно сжала его холодные пальцы своими, которые были такие же холодные и почти ледяные, несмотря на ясную погоду и пригревающее солнце. Слова были неуместны. Эта боль была у них одна на двоих и слова были неспособны выразить её в полной мере. Они оба испытывали одинаковые чувства тогда, двенадцать лет назад, и сейчас. — Я больше не могу, — еле слышно прошептала Фокс и развернулась по направлению к выходу из сектора. Каждый год в этот день воспоминания захлёстывали волной боли, которую было невыносимо терпеть. — Поехали, — отозвался Том из-за спины и нагнал подругу. Они молча вышли с кладбища, всё ещё мысленно находясь в том дне, который не хотел их отпускать. — Приедешь домой, ложись спать, поняла? — наказал Хэйнс, заглядывая в жёлто-зелёные глаза девушки, полные грусти. — Ты каждый год это говоришь, — усмехнулась она, откидывая пряди своих рыжих волос на плечо. — До конца жизни буду говорить. Не хочу, чтобы ты сидела и вспоминала. — Угомони свою заботу, Том. Нам уже не тринадцать, — устало протянула Фокс и надела шлем, тут же закидывая ногу на байк. — Уже не тринадцать, но дерьмо внутри всё то же, — усмехнулся Том, закуривая сигарету. — Позвони, как доедешь. Девушка только кивнула и байк сорвался с места, поднимая над землёй мелкие камушки и дорожную пыль. — Господи, не гони только, — прошептал парень, наблюдая за удаляющейся фигурой подруги. Том ещё долго петлял по знакомым улицам Лос-Анджелеса, которые напоминали ему о детстве и родителях. Он намеренно делал себе больно, полагая, что клин вышибают клином, но очень ошибался. Становилось только хуже, а остановиться и поехать домой уже было невозможно. Поэтому вернувшись домой, он совершенно вымотанный и без сил, упал на кровать в спальне и пролежал так несколько часов, не двигаясь. В голове было пусто, а сердце ныло от непрекращающейся боли. Не хотелось ничего. Сон ни в какую не шёл или хотя бы какое-то его подобие. Уснуть и временно ничего не чувствовать — было единственным выходом, но даже это ему было не суждено. Хэйнс поднялся с кровати и прошёл на кухню, где из дальнего угла шкафчика кухонного гарнитура достал, припрятанную для особых случаев, бутылку виски. Он налил себе полный стакан и залпом осушил его. Тепло, концентрирующееся в горле, а затем где-то в животе, приятно согревало. Парень переместился за журнальный столик в гостиной и попутно вытянул с книжной полки альбом с фотографиями. — Страдать, так страдать, сука, — зло выплюнул он, бросая на стол альбом и открывая его, где на первой же странице обнаружилась семейная фотография с родителями. Он долго всматривался в своё счастливое улыбающееся лицо, потом в такие же лица родителей, и с грохотом поставил стакан с тёмно-коричневой жидкостью на стол, отчего пара капель даже вылетела из него. Он зажмурился, словно ему воткнули в сердце нож и спрятал лицо в ладонях. — Господи, за что ты их забрал? За что, мать твою? — севшим голосом шептал Том, чувствуя, как по щекам катятся солёные дорожки слёз. Он почувствовал подступающий ком, который вскоре выльется в истерику и залил его новой порцией виски. — Сука, — надрывно произнёс Хэйнс, давясь собственными слезами. Он неосознанно потянулся к смартфону, который лежал на столе и нашёл в списке контактов имя «Билл», тут же нажимая на вызов. — Да? — Билл… — едва слышно, почти шёпотом позвал Том, а слёзы накатывали с новой силой. — Том, что случилось? Том? — Сандерс запаниковал и вскочил с кресла, в котором ещё минуту назад читал книгу. Услышав, надрыв в голосе Тома на том конце, он готов был сделать всё, что угодно. — Я… Билл, они… их нет… — тот говорил обрывками из-за прерывистых рыданий и истерики, в состоянии которой он сейчас находился. — Том, я сейчас приеду, слышишь? Скажи мне адрес, Том? Хэйнс едва нашёл в себе силы, чтобы назвать адрес своего дома, а затем услышал: «Выезжаю!» от Билла, который сразу же сбросил звонок. Сандерс мчался на всех парах, боясь нарушить правила дорожного движения, но больше он боялся за Тома, поэтому пару раз проскочил на красный, предпочитая подумать об этом позже. Он влетел в подъезд дома и в квартиру с номером «10», хозяин которой уже ждал его на пороге, смотря перед собой безжизненным взглядом. — Том, — прошептал Билл, пытаясь отдышаться. Уже через секунду он бросился к нему и обнял, что есть силы, сжимая в своих объятиях и гладя по голове. Тот заторможенно обнял его в ответ, сначала несмело, а затем крепко сжал в своих сильных руках. — Что случилось? — так же шёпотом спросил Сандерс, не разжимая рук. Казалось, если он отпустит парня, тот просто упадёт. — Билл, ты останешься со мной? — это всё, на что хватило Хэйнса, после чего он снова зашёлся в рыданиях. — Конечно, останусь. Куда я к чёрту денусь от тебя? — ответил Билл и будь его воля — он был бы с ним двадцать четыре часа в сутки. Они простояли в прихожей около получаса, ни на секунду не разжимая рук. Том успокоился и теперь уже просто вдыхал носом знакомый парфюм, который снёс ему крышу ещё на дне рождения Элис. Он невольно потёрся носом о нежную кожу шеи Билла, отчего тот вздрогнул и поёжился, всё ещё гладя парня по голове. — Расскажешь мне? — спросил Сандерс, отстраняясь и заглядывая в заплаканное лицо напротив. — Да. Всё расскажу, — Хэйнс вытер слёзы и шмыгнул носом, — только умоюсь, ладно? — Конечно. Билл снял кроссовки и прошёл в уютную гостиную, где на журнальном столике увидел альбом с фотографиями и бутылку виски. «Что же ты делаешь с собой, Том?» — догадка пронеслась в мыслях и быстро растворилась с появлением Тома рядом. — Только не пей больше, — серьёзно произнёс фотограф, глядя на парня. — Не буду, — тот приземлился на диван и похлопал по месту рядом с собой, куда незамедлительно сел Билл. — Я даже не знаю, с чего начать… — задумчиво сказал Том. — С самого начала, думаю. — Окей, — Хэйнс сделал тяжёлый вдох и бесшумно выдохнул. — Когда мне и моей подруге Фокс было тринадцать лет, мы потеряли родителей в автокатастрофе. Они дружили ещё с молодости, а вот у нас с ней как-то не заладилось с самого начала. Когда родителей не стало, нам пришлось сплотиться. Мы стали друг для друга семьёй и пообещали никогда не бросать друг друга. Проблема была в том, что у нас не было близких родственников и вопрос стоял так — либо социальные службы находят любых наших родственников, либо сдают нас в приют. Я был уверен, что ни у меня, ни у неё никого нет и нас в любом случае сдадут, но неожиданно в Филадельфии нашлась моя дальняя родственница по маминой линии, тётя Дарси. Я настоял на том, чтобы нас обоих отдали к ней. Пришлось потрепать нервы, но я бы не простил себе, если бы бросил Фокс одну. Так нас отправили в Филадельфию. Там-то и началась наша «сладкая» жизнь, — он усмехнулся, а затем продолжил. — Сказать, что тётя была не рада нашему визиту — не сказать ничего. Она была в бешенстве, потому как была совсем не в восторге оттого, что нужно было кормить ещё два дополнительных рта. У неё в семье и без нас трое детей. Так мы и жили, с вечными ограничениями. Нельзя было есть то, что не предназначалось нам, выходить на улицу, когда захочется нам, ложиться спать, когда захочется нам и так далее по списку. Ещё она постоянно называла меня Томас, а Фокс — Флоренс, это её настоящее имя. С тех пор мы ненавидим это. В общем, когда нам исполнилось пятнадцать, мы пошли работать в кафе официантами. Всё-таки хотелось иметь свою копейку в кармане, чтобы не слушать эти вечные упрёки. Конечно, там платили гроши, приходилось откладывать, в чём-то ужимались и терпели. В таком ритме мы жили до восемнадцати лет. После этого нас, как нашкодивших щенков, выбросили из дома и сказали, чтобы мы катились на все четыре стороны. Мы были счастливы, что вырвались оттуда. Мы мечтали об этом пять лет, ежедневно выслушивая о себе по порции дерьма от каждого члена их семьи и наслушались на целую жизнь вперёд. Вернулись в Лос-Анджелес, сняли какую-то комнатушку и жили, пока не восстановили документы на наследство и всё прочее. Получив наследство, купили то, о чём давно мечтали — байки и своё собственное жильё. Вроде всё, — Том выдохнул и взглянул на Билла, который с изумлённым выражением лица слушал его и почти не дышал. — Твою же мать, — он произнёс то, что крутилось у него в голове на протяжении всего рассказа. — Есть такое, — усмехнулся Хэйнс и впервые за много лет почувствовал облегчение, будто его душа освободилась от оков и в ней всё возродилось. — Могу сказать, что я тебя понимаю. Мне тоже приходилось терять близких, — неожиданно признался Билл и взглянул на Тома, который смотрел на него, не отрываясь. — Расскажешь? — Откровенность за откровенность, — Сандерс пожал плечами, а на его лице блуждала грустная улыбка. — У меня история короче, чем твоя. Помнишь, я говорил, что поплатился за то, что уехал сюда за человеком, которого любил? — Том утвердительно кивнул. — Так вот, поплатился я смертью своей младшей сестры. Она болела лейкемией и была уже в очень тяжёлом состоянии, а я уехал, как последний ублюдок, — на глаза навернулись слёзы, отчего парень замолчал, проглатывая ком. Он не любил бередить старые раны, но иногда они кровоточили и без этого. — Нас вырастили бабушка с дедушкой. Дедушка умер, когда я был маленький, а бабушки не стало практически сразу после сестры. Насчёт наших родителей долго ничего не было известно, а потом нам сообщили, что они уже давно умерли, но мы ничего не почувствовали в тот момент, потому что не знали их. Я… до сих пор виню себя за то, что… — по щеке покатилась горячая слеза, а потом он заплакал, словно ребёнок. Том тут же подорвался и обнял его так же, как час назад его обнимал сам Билл. — Ты не виноват, слышишь? — он успокаивал его как мог, а затем просто налил стакан виски, который Билл выпил залпом и практически сразу успокоился. — Прости, — прошептал Сандерс, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. — Прекрати. Мы оба хороши сегодня, — Том внезапно улыбнулся. Ему вдруг стало так хорошо и спокойно. Они замолчали, находясь где-то в своём мире и окончательно приходя в себя. Билл вздохнул и бросил взгляд на наручные часы. — Ого, уже второй час! — Домой ты всё равно не сможешь поехать, — хитро прищурившись сказал Хэйнс, взглянув на него. — Я ведь обещал остаться. К тому же я выпил, мне уже нельзя за руль. — Спасибо. Я бы не смог один… — Том замялся и выдохнул, проводя ладонью по лицу. — Том, — фотограф не нашёл, что ответить и только с грустью вздохнул, глядя на парня. Он почувствовал, что этот день стал своеобразной точкой невозврата для них обоих. Они раскрылись друг другу ещё больше и увидели друг друга в том состоянии, в котором их не каждый сможет увидеть. А это только начало.