* * *
Джирайя нашёлся в странном месте. У себя дома. Занимался странным делом. Пил чай. И смотрел серьёзным взглядом в окно. У Орочимару воображаемый хвост поджался: дурости Джирайи не столь опасны, сколько его серьёзные решения. Орочимару проник в квартиру, скрывая чакру, и свесился с потолка, чтобы можно было на ушко прошептать: — А чего ты такой серьёзный, Джи-ча-а-ан? По крайней мере, реакция Джи укладывалась в привычные рамки: он мгновенно перекатился в сторону, опрокидывая столик, и бросил на звук несколько сюрикенов. — А, это ты… — Джирайя подобрал чудом не разбившуюся чашку и чайничек, поднял столик. Сел, опираясь на него локтями: — Что-то случилось? — У тебя хотел поинтересоваться, — признался Орочимару, слезая с потолка. Он подошёл к Джи и сел близко-близко, почти прижимаясь. — Ты пьёшь чай. Это стр-ранно. — Ты же не думал, что я пью одно сакэ? — Джи скосил глаза на сокомандника. — А вот ты у меня дома — это и вправду странно. Не припомню, чтобы ты заходил в гости, даже когда я тебя… Вас приглашал. — Кстати, о нас! — хмыкнул Орочи, отошёл, открыл входную дверь. За ней стоял хмурый оригинал Орочимару и слегка нервная Тсу. Змей щелбаном развеял клона-приколиста, пополняя бесценную коллекцию воспоминаний о перекошенных рожах. Джирайя оглядел сокомандников задумчивым взглядом. Приглашающе махнул рукой. Вытер разлитый по вине клона чай, заварил свежий. Принёс ещё две чашки. — Так что случилось? Вроде бы новостей, достойных таких хмурых рож, я не слышал. — Ага, значит, это не новость, — покивал Орочимару, нагнетая обстановку. — Нет, сначала расскажи, чего ты такой задумчивый. Вдруг наши «новости»… Совпадают. Он снова сел неприлично близко, почти прижимаясь, и уже планировал, как бы прижать друга к стенке и всё из него вытрясти. Тсунаде — наоборот, села напротив. Даже взяла в руки чашку, в которую Джирайя любезно налил чай. Покрутила в руках. И со стуком поставила обратно, так и не отпив ни глотка. — Ну? — с нажимом спросила химе, когда убедилась, что Джи не спешит начинать откровения. — Что тебе сказали старейшины? Джирайя чуть заметно вздрогнул. Поднял глаза на Тсунаде: — Если ты о вчерашнем разговоре, то это была какая-то муть о политике. Ты же знаешь, у меня с ней неважно. — Врёш-ш-шь… — заключил Орочимару. Не надо быть экспертом, чтобы это почувствовать. — Почему ты не хочешь нам рассказ-сать? Джи вздохнул, устало опуская плечи. — Можно подумать, вы не знаете. Всё то же самое, только чуть более жёстко и чуть более прямо. Правда, доносить мнение, как Тсу, не стали, обошлись словами. Тсунаде порадовалась, что отставила чашку, иначе непременно захлебнулась бы чаем. — Ты что… Ты думаешь, что мы знали? Что вот с самого начала… С первого раза, как я тебе врезала? — у Сенджу не хватало слов. Джирайя приподнял брови: — Разве бесклановый сирота пара химе великого клана? Вот тут Орочимару не выдержал, схватил за грудки и прижал его к стене. Джи не сопротивлялся, только смотрел неожиданно серьёзно и… Чуждо. — Ну ты придурок… Вот взять бы тебя за шкирку и вытрясти всю дурь. Правда, Тсу? — проговорил Змей, но Джи только упёрся ему в грудь, мягко отстраняя. — Да она только сегодня узнала и весь день пробегала с бешеными глазами. Я подозревал нечто подобное, но не думал, что тебя настолько недооценивают. Понятно? Джирайя вздохнул, так же мягко перехватывая запястья сокомандника и отводя их в сторону. Чуть сжал пальцы, словно в намёке на пожатие: — Разве это что-то меняет, Орочи? — Ты, ты!.. — Тсунаде налетела вихрем, всем телом впечатывая его в Орочимару и неожиданно слабо ударяя кулачком в грудь. — Какой же ты идиот! Химе буквально трясло, губы дрожали, а в глазах собирались слёзы. Джирайя сглотнул: он никогда не видел Тсунаде такой. Расстроенной, потрясённой, плачущей — да. Срывающей горло в отчаянном вое — тоже да, после смерти Дана. Но такой несчастной, словно сидящий в луже котёнок… Тсунаде скривила дрожащие губы в жалком подобии улыбки: — Почему… Почему ты решил, что нам не нужен? Джи неуверенно, словно опасаясь очередного удара под дых, обнял её за плечи: — У тебя есть клан, у Орочи — его лаборатория. Я всегда был… Страховкой. Дополнительным звеном. Разве нет? — Нет, — прорычал Орочимару, вжимаясь всем телом. — Мало ли что там думают старые пердуны. Главное — что думаем мы. А мы тебя лишним никогда не считали, понял? Придурок… Но мой придурок, ясно? Он положил руку ему на грудь и чуть царапнул. Мелькнула мысль ещё покусать для полного комплекта — но дружеские покусушки они раньше не практиковали, не стоит вводить их в столь стрессовой ситуации. Тсунаде шмыгнула носом, но уже не жалобно, а сердито. Резким жестом вытерла слёзы: — Я потеряла Наваки. Я потеряла Дана. Я не собираюсь терять кого-то ещё… Особенно если этот кто-то — ты или Орочи. И если для этого нужно будет устроить переворот, я напомню Деревне, почему Учиха Мадара так и не смог одолеть Сенджу. Глаза Тсу полыхали очень нехорошим огнём, да и вся она — мятущаяся, яростная — была прекрасна. После смерти Дана Тсунаде потухла, словно потеряла часть себя… Но теперь Джи убедился, что не хватало лишь стимула. Но — чтобы этим стимулом стал он? Такое и в пьяном угаре бы не подумалось. Джирайя потряс головой. Посмотрел на руку Орочи. Посмотрел на сурово сдвинувшую брови Тсунаде. Расправил плечи. — Чувствую, нам надо многое обсудить. — Хорошая идея, — прищурился Орочимару, быстрым взглядом пройдясь по щеке и шее Джи. Облизнулся и признался на ухо: — Так бы и сожрал. В моём желудке тепло, безопасно и сбежать не получится. Джирайя икнул. За годы он привык к тому, что чувство юмора у Орочимару несколько специфическое, но в том-то и дело, что непохоже это было на шутку. Змей говорил со всей серьёзностью. А тут ещё Тсунаде со своим непривычно прожигающим взглядом… Полное ощущение зверька, которого загоняют в угол два облизывающихся хищника. И неважно, что этот «зверёк» вполне может потягаться хоть с этими двумя, хоть с какими ещё. — Не надо меня есть, — на губах Джи впервые с начала разговора появилась слабая улыбка. — Я жёсткий и невкусный. — Откуда мне знать? Я ведь ещё не пробовал… — мурлыкнул Орочи. Он чуть отстранился и тут же дёрнул его на себя. — А теперь пошли ко мне. Я что-то этим картонным стенам не доверяю. Тсунаде закатила глаза: паранойя Орочимару давно стала предметом шуток в их команде. Она и вчера выдернула его наружу только потому, что опасалась не сдержаться и чего-нибудь раздолбать. А Змей на бардак в своей лаборатории всегда реагировал нервно. Джирайя же только задумчиво хмыкнул: ему мысль о том, что кто-то может подслушивать у его окон, в голову не пришла. — Коварный Змей зовёт в гости… Думаешь, там есть жертву будет удобнее? — О да. А ещё там есть нормальная аптечка, где есть таблетки от несварения, если жертва окажется действительно такой жёсткой, как обещала. Орочимару смерил его взглядом, ещё разок облизнулся и мысленно отметил, что надо бы выпить успокоительного. Насчёт сожрать или хотя бы понадкусывать он не шутил: нельзя превращать своё тело в змею и не нахвататься их повадок. Ничего, работать не мешает, а адекватным его давно уже никто не считает. — Тсу? — уточнил он. Впрочем, принцесса клана Сенджу всегда обладала восхитительно успокаивающим действием на его нервную систему. Возможно, удастся не спалиться с приёмом валерьянки. — Не имею ничего против, — та пожала плечами. — У тебя хотя бы никто не ввалится в самый неподходящий момент… Но барьер я поставлю. Химе решительно подхватила сокомандников под руки, одарила каждого внимательным взглядом, как бы намекая, что без неё никто никого есть не будет. Джирайя даже руки перед собой поднял в шутливом жесте сдачи. Разговоры Орочи о надкусывании его тушки пускали по спине цепочки мурашек, и не сказать, чтобы от страха. Вот разобраться бы ещё, насколько Змей серьёзен… — Короче, Джи, — мотнул головой Орочи. — Бери сакэ и что-нибудь пожрать. Жду тебя через пятнадцать минут в своей лаборатории. Тсу, раздобудь подушек и пару чайных сервизов для разбивания. Будем угрожающе намекать. Сенджу мечтательно прищурилась. Мысль что-нибудь демонстративно раздолбать химе определённо нравилась. В конце концов, раньше она хотя бы Джи гоняла по всей Деревне, застукав за очередной попыткой подглядывания… Кстати, об этом. — Джи, у тебя есть запечатывающие свитки? — Конечно, — недоумённо кивнул Джи. — Тогда запечатывай всё в свиток, а через десять минут я ловлю тебя на подглядывании… Да хоть под окном. Бежишь к Орочи, но чтобы мимо Башни Каге и поместий старейшин, — ухмылка Тсунаде стала откровенно хищной. — После этого никто не задастся вопросом, что это мы так долго делаем у Орочимару… — Скорее, будут делать ставки на то, уцелеет ли лаборатория и надолго ли мы её переживём, если нет, — кивнул Джирайя. — Кстати, Тсу… Может, хотя бы переодеваться будешь, чтобы было достоверней? — Ах ты! — замахнулась химе. Джирайя с хохотом выскочил в окно. Тсунаде головой покачала: — Вот ведь неисправимый… Но как я этому рада! И деловито отправилась добывать сервизы.* * *
Через три часа разрумянившаяся и повеселевшая команда развалилась на подушках, попивая сакэ. У Орочимару как раз нашлось свободное помещение, в которое пока не завезли оборудование. Обстановка была так себе, но пара свечей, мишень на стене и заботливо поставленный тазик для осколков придавали комнате особый шарм. Джирайя был слегка побит, но улыбался, как самый счастливый дебил на свете. Ох, устроила Тсу трёпку! Не ему, конечно, а недвижимому имуществу, по которому он пробегал. Ему попало так, для отвлечения внимания и полноты ощущений. Тсу тоже сбавила накал эмоций и даже сервиз не распечатала. Орочимару успокоительного выпил, но эффекта особо не заметил. — Итак, серьёзный разговор, — промолвил он. — Кто хочет начать? Джирайя пожал плечами — с чего начать, он толком не знал. Слишком грело душу внезапное вставание сокомандников за него. — Я, — Тсунаде сурово свела брови к переносице. — Когда тебе в первый раз сказали… Эту дичь? Перед первым путешествием? — Нет, — мотнул головой Джирайя. — Тогда я ушёл по другой причине… Расскажу, если хотите, но сейчас ведь мы не об этом говорим? — Тогда второй вопрос: почему ты сразу к нам не пришёл, когда узнал? Хотя бы для того, чтобы в наглые рожи плюнуть? — Сенджу нахмурилась сильнее. Джи помолчал. Вспоминать, как ему было погано тогда, не хотелось. — Я опомнился уже за пределами Конохи, — честно признался он. — И возвращаться показалось мне не лучшей идеей. А потом привык. — Привык он, — проворчал Орочимару и, достав пузырёк с успокоительным, накапал его себе в сакэ. — Ну охренеть просто. И ведь молчал, всё тем же идиотом себя выставляя… — Орочимару… Ты же понимаешь, что это не самая лучшая идея? — осторожно уточнила Тсу, круглыми глазами глядя на коктейль. — Неважно. Лучше перескажи ему, что именно ты подслушала. А то то, что говорили ему, может и не совпадать с тем, что они говорили друг другу. А потом подумаем, надо ли мстить, а если надо — то как. Джирайя растерянно моргнул. Всё это плохо укладывалось в голове. Орочимару, которого, вообще-то, можно считать образцом спокойствия в их команде, запивает эмоции сакэ с валерьянкой: запах капель был вполне узнаваемым. Орочимару, который предлагает мстить… Ну, это было уже более привычно. Но Тсунаде, которая, в принципе, не возражает? Химе Сенджу тем временем начала говорить, так что пришлось поневоле сосредоточиться. В процессе рассказа всё-таки пострадала пара чашек, которые Тсунаде расколошматила об стену — но Джи её не осуждал. Если бы он услышал нечто подобное… — Нет. Такого мне не говорили, да и, — Джи хмыкнул, — я всё же не столь покорен, чтобы молча вынести планы меня «слить». Разговор был только о том, что я в команде лишний и Хирузен-сенсей только по доброте душевной такого недотёпу не прогнал в своё время. Орочимару молча подполз поближе к сервизам. — Я спокоен, — бумц. — Я совершенно спокоен, — бумц. — Но навешать хотя бы за недальновидность очень хочется, — бумц. — Заигрались, — бумц. — Глазожопые решатели судеб, — бумц. — С-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с! Джирайя проводил взглядом пятое блюдце, разлетевшееся дождём осколков. Аккуратно отобрал из рук Орочимару чашку, не обращая внимания на недовольное шипение, и сжал в объятиях и его, и Тсу. — Спасибо, — выдохнул он, пытаясь подавить невольно бьющую тело дрожь. Присутствие рядом Тсунаде слегка отрезвило Орочимару. Чуточку. Ровно настолько, чтобы на секунду замереть, прежде чем судорожно сжать Джирайю и вцепиться зубами ему в плечо. Джи удивлённо айкнул: — Ты что, меня действительно ешь? — но вырваться не попытался. Орочи рыкнул, с трудом разжал зубы, чуть отодвинулся. — Неудачный день, прости… — произнёс он, утирая губы ладонью. — Тсу, можешь… Он пытался взять себя в руки, дышал, вспоминал о медитации. Но всё равно нет-нет да прокрадывалась мысль, что эти суки не просто хотели слить Джи: привычка жертвовать не собой среди старомудрых пердунов логична и понятна — а что его выращивали специально для этого. Да ещё и заставили смириться если не со своей финальной участью, то хотя бы с тем, что житья для него здесь не будет. Тсунаде молча окутала руку медчакрой, залечивая укус — и почему-то её не выбил из колеи вид крови. А Джирайя смотрел широко распахнутыми глазами, и выражение лица у него было такое, словно он чему-то никак не может поверить. Наконец Джи моргнул, но вместо того, чтобы попенять за попытку запустить в себя зубы или сделать вид, что ничего не произошло, протянул руку. — Орочи… Иди сюда, — медленно, словно нащупывая дорогу между многочисленных ловушек. Джирайя и в самом деле никак не мог поверить мелькнувшей догадке — но не попытаться просто не мог. Однажды он уже сдался без боя. Орочи подумал про себя, что это не самая хорошая идея, что ему лучше выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Но жгучая жажда в крови в груди почувствовала смену направления и рассыпалась горячими мурашками. Орочимару потянулся вперёд. Джирайя метнул на Тсунаде почти отчаянный взгляд, рывком припечатывая Орочимару к груди — а химе тоже трясло, пусть и не так заметно, как его самого. Тсунаде совершенно не хотелось думать, что именно в ней сломалось или, наоборот, встало на место за сегодняшний день — но ей совершенно не хотелось останавливать сокомандников, рушить тягучую и наполненную смутными нотками опасности атмосферу. Медтехника, завершив свою работу, угасла, а Тсу, поколебавшись долю секунды, окончательно опустила ладонь на плечо. — В следующий раз кусай в шею, — посоветовала она внезапно охрипшим голосом. — Рану я залечу, а метка будет очевидней. Джирайю тряхануло сильнее — но он и не подумал разжать руки. Только зрачки расширились враз, почти поглощая собой радужку. — О-ро-чи… — почти через силу произнёс он. — У тебя точно ничего не могло… Распылиться? Это… По-настоящему? Наше? Хриплый голос Тсу, советующий, куда кусать, внезапно пробил Змея мурашками. Как-то он не думал, что вспыльчивая и честная Тсунаде может одобрять такое. — Распылиться? — он моргнул, пытаясь сфокусировать зрение и мысли. — Нет. Если на то пошло, то распыляться оно должно было в твоём… Доме. Наше. Твоё. Если хочешь. И даже если не захочешь. Прозвучало угрожающе, но Джирайя не мог не понимать, что к чему. Только не прижимая так близко, что стояк становится совершенно очевиден. Не глядя в полубезумные глаза. Не прочувствовав на себе укус. Джи со стоном качнулся вперёд, вцепляясь в губы поцелуем — и плевать, что мужчина, что без пышных форм, зато с перекатывающимися под кожей крепкими мышцами, потому что кому какое дело до внешности, когда всё так. Открыто, искренне… Жадно. Джирайя привык, что мало кому нужен — и ещё меньше кому-то нужен сам по себе, без навыков сильного шиноби и пользователя фуиндзюцу. Однако представить, что Орочимару хочет его таланты, нельзя было даже в самом мутном бреду. Нет, Змей хотел именно его… И это сносило крышу напрочь, сразу и полностью. Орочимару притянул его за шею, целуя требовательно, властно, словно вот так пытаясь вытащить глупые мысли из головы. Ещё там, в квартире Джи, у него мелькнул план по восстановлению самооценки одного придурка. Этот план включал в себя шибари, много секса и ещё больше задушевных разговоров. Но он его отбросил как неосуществимый, а оно вон как получается… Змей с трудом оторвался от губ, но только чтобы вцепиться наконец в шею. Джирайя сдавленно охнул, облизнул припухшие губы. Связные мысли закончились ещё на властном языке Орочимару, пытающемся перехватить инициативу, а мягкая ладошка Тсунаде, слегка поглаживающая шею рядом с местом укуса, лишала разума окончательно. Настолько, что Джи, совершенно не думая о последствиях, потянул Сенджу к себе — обнять, благодарно погладить по плечу, коснуться губ ласковым поцелуем… И не сразу понять, что Тсунаде, их неукротимая Тсу, дрожит и почти всхлипывает — но сама льнёт к рукам. Как будто тоже чувствовала себя одинокой. Как будто тоже была ненужной. Орочи, не отрываясь, одной рукой приобнял Тсу, заключая её в тесный треугольник одиноких людей. Удивительно, что самым не потерянным оказался он сам. У него хотя бы была его цель и рабочий план по её достижению. У остальных… Или ненужное, или недостижимое. Оторвавшись, он посмотрел на Тсунаде… И погладил нежно, ласково, успокаивающе. Джирайю хотелось завалить и сожрать. Тсу — любить и защищать. Странная комбинация, но он давно уже смирился с этим. Смирился и забыл. А сегодня вспомнил. Сенджу потянулась к ране рукой, окутанной медчакрой, залечивая. Орочимару бережно коснулся губами предплечья… И начал сдирать с Джи одежду. От таких поворотов вектора чувств голова кружилась, но тормоза задавило намертво. А Джирайя не сопротивлялся, в глазах у Джирайи плясало тёмное пламя — и кто бы мог подумать, что под маской шутника и недоумка скрывается именно это? Что Джи может быть нежным и жадным, что может стискивать до хруста рёбер и невесомо гладить, едва касаясь кожи кончиками пальцев… Что он сумеет закружить, захватить их обоих — так, что и не понять, когда инициатива ушла к нему, хотя вроде бы он просто позволял себя «валить» и немного надкусывать… Тсу не думала ни о чём вообще. Она просто позволяла себе отогреться, почувствовать себя живой… Вернуться наконец с этой проклятой войны. Почувствовать себя нужной, любимой… Оберегаемой. Почему за столько лет она не поняла, что за шуточками Джи стоит нечто большее? Почему не разглядела в Орочи эту удивительную, невозможную нежность? Нежность для неё — Джирайе доставалось по полной: и укусов, и засосов, и царапин. От ласковости Орочи, от того, как трепетно касались руки Джи, хотелось таять — и Тсу таяла. Вспоминала, что она не только куноичи, но и женщина. Не только неудачливая химе клана Сенджу, но и просто Тсунаде. А Орочимару целовал, гладил, кусался, цеплялся и отдавался, погружаясь в пучину безумия с энтузиазмом опытного исследования. С ним никогда такого не было — и понятно, остальные были неважны. Ему никогда не хотелось кого-то так ласково нежить, как хотелось Тсунаде. Никогда не хотелось вцепиться, рычать и не отпускать, как хотелось с Джи. Неудивительно, что через полчаса он лежал, как выжатая, морально мёртвая, но очень голодная тряпочка. — А мы ведь и не напились даже, — заметил Змей, покосившись на бутылку. Тсу прыснула ему в плечо, прижалась теснее. — Ну, зато никому не удастся свалить на то, что он был пьян и за себя не отвечал, — удовлетворённо заметил Джи. На губах у него цвела непривычно нежная улыбка. — Предлагаю перебраться куда-нибудь, пол всё-таки холодный. — И куда ты собрался? У меня тут водится только один футон, а выйти из лаборатории в таком блаженном виде мы не можем… По крайней мере, до тех пор, пока не определимся с примерной стратегией действий. Хотя… Подождите минуточку. Орочи сгрузил Тсу на Джи, встал, потянулся и поплёлся прочь. Джирайя вздохнул, сложил печати, заставляя волосы обернуться вокруг них обоих относительно мягким коконом. Затратно, конечно, но сейчас хотелось чего-нибудь этакого… Красивого. Нужно будет Тсу цветы подарить, какие-нибудь необыкновенные. Или красивую заколку. А Орочи… Тут Джирайя задумался. Дарить оружие не хотелось, оборудование или реактивы — глупо, когда в них разбираешься не особо хорошо. Но не сборник же лирической поэзии? Хотя… а почему нет? Змей вернулся минуты через две, держа в руках свиток. Оглядел уютный кокон и порекомендовал: — Волосы лучше убери. И еду чем-нибудь прикройте. — Хм? — Джи сел, притягивая Тсу на колени, свернул технику. Набросил косоде на поднос с едой, на всякий случай уточнил: — Оно чистое. Орочимару кивнул, закрыл дверь и распечатал свиток. В комнате словно взорвалось огромное белое облако — и вместо того, чтобы истаять, осыпалось вниз кусками разного размера. Тсу из любопытства поймала один — пористый, лёгкий, упругий и тёплый на ощупь. Чем-то он напоминал вату, но был намного легче и заметно менее плотным. — Что это такое? — поинтересовался Джи, сгребая «кусочки облака» в большое уютное гнездо. — Случайное изобретение, — зевнул Орочимару, подходя. — Смешивал отходы между делом, пытался сделать из них что-нибудь менее убойное. Получилось это. В бою бесполезно, в медицине — тоже, но лежать тепло и мягко. И не токсичное, я проверял. Я им себе подушку набивал. Змей залёг в гнездо и потянулся на своё законное место — прямо в центр объятий. Тсунаде покрутилась, укладываясь поудобнее, закинула на Орочимару ногу. — Хочу себе матрас из этого… Ками, тяжело строить планы мести в такой обстановке. Джи весело фыркнул, откапывая поднос с едой: — Можем отложить их обсуждение до посещения отделения допросов, там атмосфера подходящая. — И вы с Орочи устроите ролевые игры с цепями и пыточными инструментами, — лениво отпарировала Тсу. Джирайя поперхнулся и — химе глазам не поверила — слегка покраснел. А потом и вовсе отвернулся, засмущавшись. — А хорошая идея, Тсу, — одобрил Орочимару, между делом ущипнув себя за руку. Говорящая пошлости Тсунаде, смущающийся Джирайя. Не, ну, в принципе, логично, но лучше проверить. — Не будем портить настроение. Его вам всё же испортят, когда будут капать на мозги, что устраивать погони по городу нужно аккуратнее. А они будут. Это чьи-то другие дома они могли оставить без внимания… Джи, всё в порядке? — Да, вполне, — Джирайя слегка поёрзал. Картина, представленная после слов Тсунаде, его не столько смутила, сколько заинтересовала — и вот в этом признаваться было как-то неловко. Но мужчина всё же решил, что портить такой момент неуместными терзаниями и в самом деле не стоит, так что развернулся обратно и пригрёб Змея под бок. Тот подумал и решил, что это достаточный ответ на вопрос. Всё-таки была вероятность, что Джирайю, годами воспевающего свою любовь к женским прелестям, такое покоробит, как только первый угар пройдёт. Но нет. Змей начал нежно поглаживать Тсу. По щеке, по груди, по боку, по закинутому на него бедру. Гладил и просто не мог остановиться. Да и зачем останавливаться, если можно? Можно вот так вот нежить неприступную Тсунаде, а она только жмурится от удовольствия и жмётся ближе. Спустя минуту к его руке присоединилась рука Джи. — Красивая… Нежная… Мягкая… — назвал Орочи старательно оберегаемые от мира качества. Кулаками оберегаемые, к слову. — Ты тоже считаешь, что я слабая? — скосила на него глаза куноичи. — Нет… Я считаю, что ты усталая, — погладить по лицу, — раненая, — прижать руку к сердцу, — запутавшаяся, — провести по волосам. — Вот отогрею, вылечу и отойду в сторонку любоваться, как ты размазываешь негодяев тонким слоем, и следить, чтобы никто не ударил в спину. В отличие от остальных, у него вполне было настроение параноить и строить планы. Раньше он считал, что привязанные к Деревне, болезненно честные напарники могут стать помехой на его пути, поэтому ненавязчиво так отдалялся, чтобы в нужный момент никто из них не подумал, что у них есть хотя бы право влиять на его решения. Но сейчас, когда руководство Деревни любезно сделало ему такой подарок, оборвав все связи и разрушив доверие к себе, он просто не мог отказаться от такого подарка. — Теперь и не уверен, что меня не захотят слить, — проговорил Змей негромко. — Надеяться на их здравомыслие глупо, они уже доказали его отсутствие. Опасность я представлять могу, ещё как. А возможностей меня подставить — до хрена и больше. Взять любое моё исследование, ткнуть носом в середину процесса и сделать пару громких заявлений. При пересадке органов тоже ведь можно заорать: «А-а-а, кошмар! Он крадёт сердца!» — и увиденная картина будет подтверждать это заявление. Тсунаде тихо хмыкнула: — И сольют, как только ты откажешься делиться своим найденным бессмертием. Деда… Нидайме не спасло даже то, что он был Хокаге. — Думаешь, они в курсе этих планов Орочи? — скептически поинтересовался Джирайя. — Кто знает, — Орочи дёрнул плечом. — Даже моя предусмотрительность не даст абсолютной гарантии. Змей перехватил руку Джи и переложил её на себя. Тот улыбнулся, легко провёл ладонью по бледной коже — словно и не менялся объект, так же ласково, нежно, спокойно. Хотя нет, нажим всё же стал чуть сильнее, будто Джи сомневался, что Орочимару прочувствует невесомое касание. С другой стороны на грудь легла ладошка Тсу, чуть задержалась, будто в сомнениях, потом тоже погладила. Куноичи было непривычно видеть такого разнеженного, откровенно получающего удовольствие от простых прикосновений Орочи… Но поэтому и хотелось гладить его ещё и ещё. — Так что делать будем? — поинтересовался Джи, не прекращая гладить разомлевшего Змея. — Переворот — нет. Слишком геморройно, ненадёжно, и последствий разгребать пол вечной жизни, — вспомнил Орочи первую идею Тсу. — Можно поступить как подростки: уйти из «дому», пусть «родители» пострадают, осознают всю нужность нашего присутствия и всю сплочённость нашей тройки. Опять же ненадёжно. Третий вариант — слить их всех самих, но тогда желающие пристроиться на тёплое место устроят грызню. Уничтожить — не выход, а только первый шаг… Тсунаде, хочешь в Хокаге? Сенджу поперхнулась. — Я? — Первая женщина-Каге в мире… Это даже романтично, — оценил идею Джирайя. — Орочи, аргументируй, — не то чтобы Тсунаде считала себя и в самом деле слабой, но ведь дело не только в личной силе. — М-м-м… Цель — обломать наглые лапки охамевших старейшин без их прямого устранения: когда не заигрываются, они всё же дают дельные советы — а это сделать можно либо неожиданным, но очень важным взбрыком, либо давлением общественного мнения… Либо встав на ступеньку выше их, — Орочимару было тяжело говорить, он млел… Но всё же старался объяснить своё предложение. — А Хокаге мало того, что формально выше, так ещё и ближе к народу, что даёт необходимое общественное давление. А дальше — просто. Мне становиться Хокаге неохота, геморрой. Совсем не останется времени на исследования. Джирайя на этом посту — ещё больший геморрой, хотя, признаю, вышел бы отличный подъёб… Ну а ты достаточно ответственная, здравомыслящая и сильная для этой роли. Тем более, что тебе надо отвлечься… От всего прошлого. Тсунаде помолчала, обдумывая услышанное. Ладошка продолжала машинально скользить по бледной коже, лаская Орочи, а химе прикидывала варианты. Мерзкий внутренний голосочек, панически пищащий про то, что она не справится, Тсу заткнула сразу. Не справится? Это ещё почему? Она одна из легендарных саннинов, выживших при встрече с Ханзо Саламандрой, сильнейшая куноичи Конохи, внучка Шодай Хокаге… Дипломатия? Она всё же химе великого клана и разбирается в этом точно лучше Джирайи или Орочимару, которого его эксперименты интересуют гораздо больше. Бумажная работа? После реорганизации госпиталя и обучения ирьёнинов для полевых команд — что ей пришлось делать фактически без помощи со стороны руководства Деревни — полнейшая ерунда. И да, госпиталь… Пост Каге открывает возможности наконец довести эту идею до рабочей схемы. А если Орочи поможет… Да ведь и Джи не откажется… — Я согласна. Но тогда нужно поторопиться… Ходят слухи, что Сарутоби-сенсея хотят отстранить от должности Каге за ошибки, допущенные во время войны. Орочимару задумчиво кивнул. — О том и речь… Потому и пошли разговоры о сливе Джи. Но это ещё организовать надо. В курсе, кто ещё кандидат? Тсунаде качнула головой — до недавнего времени её не слишком интересовало, кто там может быть выдвинут на должность Йондайме. Слишком больно было вспоминать, как об этом мечтал Дан. — Минато, — подал голос Джирайя. — Он недавно приходил ко мне спрашивать совета. Кушина беременна, и он не уверен, что сможет совместить семью и такую большую ответственность. — Хм. Логичное сомнение. И у нас есть, что ему предложить в качестве альтернативы, — Орочи ласково погладил Тсу по плечу. — Зачем кому-то разрываться между двумя мирами, если есть тот… Кто может взять этот мир целиком. Джирайя кивнул: — Минато будет рад, да и Кушина тоже. Они ведь с Тсу родственницы. Тсунаде подавила желание ущипнуть себя за руку. Кто бы мог подумать, что её судьба будет меняться вот так, в гнезде из белых «кусочков облака», в тёплых и надежных объятиях товарищей по команде? Да что там она. Кто бы мог подумать, что вот так может решаться судьба Конохи? Хотя чем необорудованная лаборатория хуже кабинетов старейшин или тайных баз АНБУ? На взгляд Тсу, лаборатория была лучше хотя бы потому, что уютнее. — Совет джонинов тоже будет «за», слишком многим они обязаны госпиталю, — кивнул Орочимару. — Всё не может быть так просто, но с отдельными личностями я разберусь. Теперь о прикрытии. Я поймал злостных дебоширов, покусал и заставил убираться, капая на совесть. Идёт? — Тогда я в расстроенных чувствах пойду к Минато жаловаться на суровость Тсунаде-химе и занудность некоего Змея, — согласно кивнул Джи. Тсунаде тяжко вздохнула: — Значит, мне скандалить со старыми пердунами и срывать на них раздражение за твои реактивы… Отлично. Ещё попробую поплакаться на судьбу сенсею… Мне всё-таки интересно, насколько он в этом замешан. — А я затребую у поставщиков побольше реактивов и оборудования, — счастливо зажмурился Орочимару. — Заходите ещё, я на ваш счёт ещё реактивов спишу. Редких… Его снова захлестнуло волной неудержимого собственничества. Отдали. Вот прямо в руки. Его прекрасного Джирайю. Его чудесную Тсунаде. Такие козыри. Такие личности. Змей применил мягкую модификацию, чтобы обнять обоих крепко-крепко. — Всё точно в порядке? Мы взрослые люди, никаких истерик, глупостей и необдуманных поступков? Тсу переглянулась с Джи и вдруг хихикнула. Руки химе и жабьего саннина сжались в единое кольцо, надёжно обняв Змея: — Орочи, ты такой милый… Я уже и забыла, что ты можешь быть таким. — Подарить тебе сборник стихов за необдуманный поступок считается? — О нет, не начинай!.. Я не милый! — возмутился Змей. От клейма кавайности* он тщательно избавлялся годами. — А поцелуйте меня, если так. Саннины снова переглянулись. Джи со вздохом махнул рукой: — Давай, химе, не могу же я тебя оттеснять. Тсунаде хмыкнула, невольно вспомнив, как Джи за шкирку вышвыривал её из-под атак — порой и рёбра потом сращивать приходилось, — наклонилась, целуя Орочи. Ласково, нежно, поглаживая губы язычком и прижимаясь всем телом. Тот прикрыл глаза от удовольствия. Никогда особой страстью к женской груди не страдал, но прижимающаяся к нему мягкость была восхитительной. А эти губы… М-м-м… Змей ответил, втягивая в себя язычок, перекатывая его у себя во рту. Такой сладкий, такой мягкий… Тсу тихо застонала от удовольствия, прижалась ещё теснее. Джирайя невольно сглотнул: спокойно смотреть на это и ничего не делать было решительно невозможно. Орочи освободил руку, погладил Тсунаде ладонью по спине. Джи накрыл его пальцы своими, чуть сжал — словно бы даже нерешительно, потому что не был уверен, стоит ли вмешиваться. Нужно ли влезать. Орочимару с трудом оторвался от мягких губ, перевёл помутневший взгляд на него. Огромный, всегда шумный и весёлый Джирайя сейчас выглядел как маленький нерешительный котёнок, которого подобрали с улицы и который сидит в углу и никак не может решиться подойти к миске с едой. Змей схватил его за ухо, притянул в жадный, но короткий поцелуй, а потом так же за ухо потащил его в сторону Тсу. Джи целовался жадно, словно боялся, что отберут — и скользил-скользил-скользил руками по коже, не в силах оторваться. Нежная и шелковистая — Тсунаде, прохладная и почти такая же гладкая — Орочимару… Так легко было забыть обо всём, раствориться между этими двумя. Джирайя застонал, через силу разрывая очередной поцелуй, помотал головой. — Так мы точно никуда не пойдём. — А нам разве нужно уходить прямо сейчас-с-с, Джи? — шепнул Орочимару. — Не подождут ли все интриги ещё часок? — По интригам… Ты у нас… Главный… — ещё успел выдохнуть Джирайя, прежде чем окончательно рухнуть в водоворот набирающих силу эмоций.