Объединяй и властвуй

      Разговор с Минато прошёл… Интересно. Нет, реакцию ученика Джи предсказал вполне точно: Намикадзе, хоть и стремился стать Хокаге, вовсе не горел желанием делать это в столь юном возрасте. Лестно, конечно, но пример Сандайме был перед глазами: отношения с сыновьями у Сарутоби были откровенно натянутыми.       А ещё Джирайя с удивлением и досадой понял, что… Не упустил, но порядком отстранился и многого не замечал. Минато всё ещё был солнечно-позитивен и вызывал улыбку одним своим присутствием — но в глазах кроме уже знакомой серьёзности нет-нет да проскальзывала холодная расчётливость. Намикадзе вполне представлял себе подводные камни должности Тени Огня. Но достаточно любил Коноху, чтобы взвалить на себя этот груз — и получить возможность исправить, изменить…       — Мне жаль, что вы не хотите бороться за этот титул, сенсей. Из вас вышел бы отличный Каге.       — О нет, скучная кабинетная работа не для меня, — рассмеялся Джирайя. — А вот Тсу вполне может справиться… Ей не привыкать, в госпитале столько бумажек!       Минато же подтолкнул его к ещё одной мысли. Что раз уж до этого кандидатура Тсунаде нигде не всплыла — хотя об Орочимару в роли Каге слухи ходили, — то её попытаются и дальше не допустить. Гемофобия химе не афишировалась, но все, кому нужно, были в курсе. И вполне могли попытаться оспорить выдвижение Сенджу из-за «постыдной слабости».       Мысль выглядела до отвращения здравой и реализуемой. К тому же Джи как никто знал, насколько резкая и болезненная у Тсунаде реакция на кровь. Поэтому тем же вечером взял химе чуть ли не подмышку, прихватил для прикрытия сакэ, закуску — и пошёл к Орочи «извиняться за погром».       — Чего надо? — Орочимару отвлекли от важной работы, поэтому он являл собой полное «добродушие».       Джи побулькал «предлогом».       Змеиный саннин смерил подозрительным взглядом Джирайю. Разложил на молекулы Тсунаде…       — Ладно, заходите. Где комната отдыха — знаете. Через полчаса освобожусь.       Орочимару смутно подозревал, что сокомандники всё же попытаются сунуть нос в его лабораторию: Джи — по общей неусидчивости характера, Тсу — из любопытства, чем он занимается. Или начнут пить сакэ без него. Угадал не полностью: Джирайя и в самом деле притащился, но вёл себя тихо, как АНБУ на проникновении, и ничем, кроме взгляда, своё присутствие не выдавал. Чем в это время занималась Тсунаде, было пока неясно.       — Так… — проговорил Змей через обещанные полчаса, стаскивая с рук перчатки. — И в чём дело? Хотя нет, подожди…       Он подошёл, поманил к себе Джи и нежно коснулся губами губ.       — А теперь выкладывай.       Джирайе, не ожидавшему такого ласкового приветствия, пришлось усилием воли концентрироваться, возвращая себе ясность мысли.       — Тсу нужно как-то вылечить от боязни крови, чтобы на это не надавили, когда мы заявим свои притязания, — сообщил он. — Минато нас поддерживает. А ты за работой красивый такой…       — Она вроде нормально реагировала на твоё прокушенное плечо, — задумался Орочимару, рассеяно запуская руку в волосы Джи, ненавязчиво поглаживая. — Надо проверить, как реагирует в спокойном состоянии…       Джи, непроизвольно повернувшийся, чтобы Змею было удобнее, попытался задуматься.       — Наверное, слишком много всего было, триггер не сработал… Не надо так на меня смотреть, я знаю, что это такое!       Орочимару хмыкнул, продолжая поглаживать и массировать… Восхитительное тепло тела можно было теперь щупать без всяких там дурацких ограничений.       — Думаешь, дело в недостатке внимания в конкретной ситуации? Хорошо… Значит, Тсунаде надо выработать навык переключения внимания… Не на то, что было, но на более подходящее для дела состояние. Но сперва надо с ней поговорить…       По телу Джирайи прокатилась волна лёгкой дрожи: было приятно, да ещё как. Особенно потому, что Орочи прикасался словно бы отдельно от своего мыслительного процесса — то есть это не было исследованием своих или чужих реакций. И то, что Змею хочется дотрагиваться… Будоражило. Настолько, что Джи цапнул сокомандника в объятия, слегка приподнял над полом, да так и понёс в нужную сторону.       Орочимару отвлёкся от размышлений, внимательно зыркнул по сторонам, проверяя обстановку, решил, что всё не так уж плохо, и вернулся к размышлениям и почёсыванию.       Исследование человеческих реакций было для него достаточно новой дисциплиной, которой он уделял пока не так уж много своего времени, однако он уже успел вывести, что разница в реакциях обусловлена а) разницей восприятия и б) разницей в обработке информации. И если для смены способов обработки было необходимо либо использовать менталистику, либо долго и упорно тренироваться в этом направлении, то управлять вниманием и, соответственно, восприятием было гораздо проще. Отвлекающие манёвры, разговоры за жизнь, язык на полметра… Но всё это — временные эффекты.       Тсунаде требовалось снизить приоритет крови в её восприятии, так как сейчас она затягивала всё её внимание и делала абсолютно беспомощной. Корректировка? Ментальные закладки либо дрессировка… Ну, то есть тренировка. Нужен раздражитель и отвлекающий от него фактор.       — Кхм, — Тсу, провалявшаяся эти полчаса в уютном «гнезде» в обнимку с толстым свитком, в котором были расписаны причинённые ею с Джи убытки, приподняла брови. — А я тоже хочу. Обнимашек.       Орочимару посмотрел на неё сверху вниз.       — Джи. Отпустишь?       — Не-а, — Джирайя ловко подогнул ноги, опускаясь рядом с Тсу и загребая и её тоже.       В груди всё ещё ёкало от такой… Наглости, да, но после каждого ёканья разливалось теплом: не оттолкнули, даже рады. А раз так — зачем сдерживаться и отказывать себе?       Орочимару извернулся, устраиваясь поудобнее, чтобы касаться каждого как можно более полно.       — Тсу, как там твоя боязнь крови поживает?       Сенджу, как раз успевшая прижаться и расслабиться, невольно напряглась.       — Не знаю… Не проверяла в последние дни.       Орочимару, не теряя времени даром, укусил себя за палец и сунул его Тсунаде под нос. Химе невольно дёрнулась, пытаясь отшатнуться, преодолела себя и осталась на месте — но было видно, что далось это ей нелегко. Сенджу побледнела, на висках выступили капельки пота, а взгляд так и норовил застыть, уходя куда-то вглубь себя.       — Ясно, фобия в добром здравии, — проговорил любитель экспериментов и сунул палец в рот, успокаивающе поглаживая Тсу по спине. — Джирайя предположил, что на этом могут сыграть… И я склонен с ним согласиться.       Тсу печально вздохнула, прижимаясь немного теснее.       — И что будем делать? Гендзюцу?       — Всю жизнь под ним не проторчишь, — мотнул головой Орочи, вытаскивая уже заживлённый палец. — Однако то, что ты на искусанного Джирайю не обращала особого внимания, вселяет определённые… Надежды. Тебе просто нужно научиться меньше фокусироваться на крови.       Змей подался вперёд и нежно поцеловал, делясь солоноватым привкусом. Тсу замерла в первый момент: запах крови пусть и действовал на неё слабее, но тоже был связан с неприятными воспоминаниями. Когда вокруг всё в крови, от её запаха становится кисло и противно во рту. Но думать о прошлом, когда тебя так целуют, сложно, и химе отмерла, подаваясь вперёд и охотно отвечая на поцелуй.       Орочимару довольно зажмурился, продолжил целовать, доводя поцелуй до его логического завершения, чуть отстранился…       — Так-так-так… — проговорил он. — Где бы мне достать литров двадцать крови?       — Зачем так много? — удивился Джи, который в этот раз не остался в стороне, а поглаживал и обнимал обоих сокомандников. — И какой именно? Если не человеческой, то на бойне можно.       — М-м-м… Надо много. Заноза в пальце болит больше, чем крупный ожог. Человеческий мозг — штука маленькая, много не уместит, рано или поздно наступит предел, когда сознание просто отключит восприятие чересчур сильного раздражителя. Да и бояться кровавого дождя менее стыдно, чем одинокой капельки, что тоже влияет.       Орочимару задумчиво посмотрел на потолок. Бурдюков двадцать с кровью подвесить туда, сделать маленькие дырочки и пусть капает. Всем вместе внутрь… Голышом, чтоб не пачкаться и отвлекаться. И устроить спарринг.       — А если человеческой — в госпитале договоримся. Мне выделят без вопросов, — Тсунаде при мысли о кровавом ливне невольно передёрнулась, но проблему и в самом деле стоило решать.       Даже не ради должности Каге. И не ради того, чтобы быть сильной.       Она уже достаточно растравливала собственные раны. Ей ли не знать, что долгая болезнь приводит к отмиранию?       Тсу хотелось снова стать цельной.

* * *

      Для операции Орочимару подготовил Дотоном отдельную комнату, на полметра ниже, чем остальные помещения в его лаборатории. Реакцию Тсу на животную кровь проверили тут же, из-за чего пришлось пожертвовать трогательной белой мышкой, одной из тех, что шла на расходники — материал для наиболее простых экспериментов, корм призывным змеям… Иногда можно самому схомячить, если вдруг в лабораторию нагрянули нежелательные гости, которых обычными методами выставить, увы, нельзя.       Реакция оказалась слабее, но всё же была… Змей посчитал, что так даже лучше, у мозга есть путь для адаптации. На крайний случай можно будет повторить эксперимент с человеческой кровью.       Джирайю послали за «добавкой», нагрузив свитками. Скотобойня неподалёку от Конохи философски относилась к причудам шиноби. Сам Орочимару в данный момент вбивал крюки в потолок и с интересом поглядывал на Тсу.       — Волнуешься?       — Ну… Да, — признать, что у неё натурально подрагивают коленки, Сенджу не позволила гордость.       Ну в самом деле, не пытать же её будут. И она не одна в этой жуткой комнате останется… Хотя факт наличия сокомандников сложно было однозначно причислить к плюсам или минусам. С одной стороны, поддержка, да и стыдно будет перед ними расклеиваться окончательно — но в эту же копилку пойдёт и то, что ей будет жутко неприятно показаться перед ними такой… Жалкой.       — Хорошо… — невпопад заметил Орочи, одним ударом вбивая крюк в потолок. — Тсунаде, ты думаешь, что мы с Джи смеёмся над тобой?       — Что? Нет! Нет, конечно, — Тсу от удивления даже нервничать перестала. — Не вы точно.       — А почему нет? Почему не смеёмся? Недуг ведь действительно смешной. Крови бояться… Шиноби! Медику! Женщине!       — Эй, а вот последнее тут при чём? — возмутилась окончательно сбитая с толку Тсу.       — А знаешь, в нормальных условиях женщины ежемесячно сталкиваются с кровотечениями, — хихикнул Орочимару.       Сенджу жарко, жгуче покраснела, неразборчиво буркнула что-то. Глянула на Орочи исподлобья. Покраснела ещё сильнее. Орочимару свободно, совсем необидно рассмеялся. Видеть Тсунаде покрасневшей, но не отвешивающей виновнику люлей было просто прекрасно.       — Тсу, — Змей спрыгнул с потолка и подошёл к ней, заглядывая в глаза. — Люди заблуждаются, думая, что полностью себя контролируют. Мы не властны над тем, что нам любить, чего бояться и кого ненавидеть. Чувства контролируют нас, но не мы контролируем чувства. Единственное, что мы можем — это как-то научиться жить с тем, что уже имеем. Ты не виновата, что у тебя появилась такая фобия. Это просто травма. Травма духа, но травма. Будешь хорошей пациенткой и поможешь себе помочь?       Тсунаде кивнула, глядя на Орочи широко распахнутыми глазами. Страх и нервная дрожь куда-то окончательно ушли, словно спугнутые этим смехом. А вместо них пришло понимание, что смех — это не обязательно обидная насмешка. Это, вообще-то, веселье. Хорошее настроение.       — Спасибо, Орочи, — химе слабо улыбнулось. — Теперь уже почти не страшно.       Тот мягко коснулся её губ, улыбнулся и вернулся на потолок, вбивать оставшиеся крюки.       Минут через десять вернулся Джи с привычно широкой улыбкой и непривычно проглядывающей из-под неё серьёзностью. Он тоже волновался, и это показалось Тсунаде таким же трогательным, как неожиданная забота Орочимару.       — Хлопот вам от меня, да? — химе обхватила себя руками за плечи, запрокидывая голову.       — Когда ты штопала мне внутренности, вопрос о хлопотах почему-то не стоял, — хмыкнул Джирайя, распечатывая из свитка бурдюки с кровью.       — Тсунаде, ну какие хлопоты? Я всегда рад поставить эксперименты на людях! — протянул Орочимару и жестом попросил кинуть ему бурдюк. Джи подкинул, Орочи поймал, привязал к крюку и перешёл к следующему. Через пару минут всё было готово.       Ан нет, не всё. Саннины вышли из комнаты для экспериментов, чтобы снять с себя одежду. Как хреново отстирывать её от крови, они все не понаслышке знали.       Орочимару быстро разоблачился и вернулся в комнату, стараясь ни на кого не смотреть. Конечно, он и раньше видел сокомандников в… Разных ситуациях, но то, что сейчас их официально можно было лапать… Слегка отвлекало.       — А ты уверен, что получится именно спарринг? — поинтересовался Джирайя, которого теперь сомнения не мучили.       Мучили разве что вполне себе определённые желания, да и то, не особо так мучили. Просто Джи отдавал себе отчёт, что бить или блокировать удары ему при таком раскладе будет хотеться меньше всего.       Хотя отвлекать от спарринга приставаниями — чем не терапия?       — Посмотрим, как пойдёт, — дёрнул плечом Орочимару. — Джи, заблокируй, пожалуйста, дверь… Тсу… Готова?       Сенджу нервно облизнула губы, коротко кивнула, невольно отступая ближе к Джи — чтобы плечом к плечу, как в бою. Нагота сейчас волновала Тсу меньше всего.       Орочимару быстрыми, чёткими движениями сенбона проколол бурдюки. Секунду ничего не происходило, а потом сверху закапали кровавые капли, расцветая на бледной коже Орочимару красной рекой.       Кап-кап-кап… Со всех сторон.       Тсунаде затрясло, руки непроизвольно дёрнулись. На природной бледности Орочи кровь смотрелась особенно ярко — и тошнотой к горлу подступал страх, мешаясь с воспоминаниями о том, как она точно так же пятнала волосы и лицо Дана. Как раз за разом срывался Шосен — потому что чакры было слишком мало и потому что никакое ирьёдзюцу не поможет воскресить того, кто уже умер.       А потом на плечо легла широкая ладонь Джи. Горячая, почти обжигающая — Тсунаде невесть когда успела замёрзнуть и покрыться мурашками.       — Смотри, какой Орочи у нас красивый.       Тот улыбнулся, склонил голову набок, ловя очередную каплю щекой, и потянул руку к шее, размазывая по груди кровавые капли. Он запрокинул голову, со смаком облизнул испачканный палец, прикрыл глаза… А затем развернулся и поманил Тсунаде пальчиком к себе. За спиной громко сглотнул Джи, с потолка продолжали падать кровавые капли — но картины привычных ужасов смерти как-то внезапно оказались потеснены.       — Ты извращенец, — Тсунаде шагнула вперёд.       Лицо химе всё ещё заливала бледность, но взгляд уже не был таким пугающе потерянным и пустым.       — Ты ужасный извращенец, — ещё один шаг.       Джи пока что остался на месте, так что тепло его тела, окутывавшее незримым покрывалом, пропало. Запах крови лез в ноздри, и куда ни брось взгляд — всюду расцветали алые пятна. Жутковато, противно…       Завораживающе.       — Ты ужасно заразительный извращенец, — Тсу протянула руку, касаясь пальцами алых разводов на бледной коже.       Орочимару засмеялся, запрокидывая голову, а затем улыбнулся, подался вперёд и шепнул на ухо:       — Кровь повсюду, Тсунаде-химе. От неё не сбежать… Но разве можно позволить ей мешать наслаждаться жизнью, а, Тсу?       Тонкая ладошка, соскользнувшая с груди, когда Орочи шевельнулся, легла на плечо, сжалась. Не в попытке причинить боль — в поисках опоры.       — Жестокий, — тяжело, на выдохе пожаловалась Тсунаде. — Безумный…       Вопреки собственным словам, Сенджу прижалась к груди, доверчиво прикрывая глаза. Шорох капель почти переродился для её сознания в шум дождя, а запах был слишком навязчивым, чтобы ощущаться так же остро, как в самом начале.       — Почему в жизни так много крови? — невпопад, словно и не вопросом. Так долго лежавшее на сердце, что уже почти и нельзя было вытащить, облечь в слова. — Почему она… Везде? Постоянно?       — Потому что люди глупые и слишком любят уничтожать всё, что им мешает… — проговорил Змей, приобнимая её за плечи и вскидывая взгляд на Джи. — Всё и всех. Если бы горные хребты можно было запросто убить, их бы тоже убивали. Потому что мешают пройти. Но увы, не получается… И людям всё-таки приходится учиться их обходить. Я хочу… Я очень хочу, чтоб мы стали таким хребтом. Не помехой или не-помехой, но чем-то, что можно только обойти.       — А ты романтик, Орочи, — Джи отозвался тихо и словно бы мечтательно.       И подошёл тоже — плавными, тягучими движениями. Наклонился, слизывая алую струйку с щеки Змея. Погладил Тсу по волосам, ещё сильнее пачкая их кровью.       Тсунаде вздохнула, запрокидывая голову, укладывая затылок на широкую и надёжную ладонь.       Подставляя лицо падающим каплям.       Страх ещё не ушёл до конца, но в руках Орочимару было так тепло… Его хрипловатый голос так успокаивал… А ещё Джи, иногда непонятный и дурной, но надёжный, верный и совершенно необходимый.       Представлять, что эта кровь — их собственная и хлещет из ран, было страшно.       Но гораздо страшнее было бы, не сумей она им помочь из-за своей фобии. А ведь на войне латала обоих не раз и не два. Памятную встречу с Ханзо, Призывающим Саламандру, хотя бы взять.       Губы Тсунаде дрогнули, начали медленно изгибаться в попытке улыбнуться. Глаза всё ещё были полуприкрыты, но свободной рукой химе уже размазала кровь по щеке и теперь придирчиво обнюхивала пальцы.       — Свиная?       — Похоже, — согласился Орочимару, облизнувшись. Он поднял руки, размазывая кровушку по волосам. — Каждый уважающий себя искатель бессмертия обязательно должен искупаться в крови. Это более чем бесполезно, но традиции, традиции…       Проговорив это, он чуть наклонился и лизнул шею Тсу. Химе чуть вздрогнула, окончательно запутавшись в ворохе ощущений. Чувств и мыслей было столько, что страх перестал быть доминирующим и теперь причудливо переплетался со всем остальным.       Похоже, Орочимару, как обычно, оказался прав — клин клином вышибают.       — Так ты тогда серьёзно говорил? — с лёгким любопытством поинтересовался Джи. — О том, что собираешься решить «эту проблему»?       — Имеешь что-то против? — Змей бросил на него косой взгляд.       Джи подумал, пожал плечами:       — Я слишком мало в этом разбираюсь, чтобы быть за или против.       — Такие эксперименты очень опасны, — недовольно заметила Тсу. — Особенно если о них кто-нибудь узнает. Захотят себе…       — А ты никому не говори, милая, — хмыкнул Орочи, а потом неестественно замер. — Ох… Точно же! Как я сразу не подумал об этом! Проблема в коммуникации!       И, растолкав сокомандников, рванул к двери. На пороге затормозил, обернулся:       — Душевые в начале коридора, у входа, если что. Оставьте тут кровь докапывать, я потом на этой питательной среде грибные культуры разведу… А мне нужно срочно кое-что проверить…       — Он неисправим, — заметил Джирайя с каким-то даже умилением.       — И поэтому его бы тоже сожрали, — неожиданно горько заметила Тсунаде. — Орочи учёный, но не политик… Ками, насколько же я была слепа!       Химе прижалась к широкой груди сокомандника, безуспешно пытаясь сдержать дрожь. Джи обнял её без всяких подтекстов, всего лишь в жесте поддержки и ободрения.       — Потом расскажешь мне всё, что поняла. Думаю, вдвоём мы справимся с тем, чтобы его уберечь.       — А кто убережёт тебя? — Тсунаде подняла голову, уже совершенно не обращая внимания на капающую кровь.       — Ты и Орочи. А я и Орочи убережём тебя, — Джирайя улыбнулся. — Это и значит быть командой, разве нет?       Тсу вздохнула, не отвечая. Осознание расклада так шибануло по нервам, что стало просто страшно.       — Думаю, кровавую терапию можно считать успешной, — проговорил Джи, мягко её баюкая. — Пошли в душ? И Орочи надо тоже как-то туда загнать, сам же будет ругаться, если запачкает пробирки кровью.       — Если мы его тут сможем выловить, — проворчала Сенджу, понемногу приходя в себя.       Да, приятного в существующем раскладе было мало — но, право слово, она шиноби или гражданская белоручка? Не за красивые глаза ей достался титул саннина и великого медика. А ирьёнин — это всегда кровь, боль, смерть и собственное бессилие, когда не успеваешь, не можешь, не справляешься. А тут в противниках не Шинигами, а всего лишь старикашки. Чтобы они втроём и не справились?       Следы на камнях в коридоре и красные подтёки на белом кафеле в ванной красноречиво свидетельствовали, что Орочимару о своих пробирках помнил и заботился. Небольшое зеркало, раковина, душ с несколькими держателями, некоторые из которых явно были для забора воды в ведро, батарея склянок с чистящими средствами, повыше — полка с…       — Душистое мыло? — удивилась Тсу, взяв кусок в руки. — Неожиданно…       Джирайя с кислым видом потыкал пальцем во второй кусок.       — Я подозревал, что у него волосы не от природы такие гладкие… Интересно, если отобрать весь этот арсенал, Орочи будет лохматым?       — Таким, как ты? — прыснула Тсунаде. — Точно нет. Этого нужно долго и упорно добиваться, — химе ласковым движением взъерошила сокоманднику волосы.       — Так, я записал, можно домываться… — в ванную влетел наэнтузиазмленный Змей. — Вы ничего без меня не натворили, м?       — Когда бы мы успели? — вполне искренне удивился Джи.       — А что за коммуникации, в которых была проблема? — тут же спросила Тсу.       — Неважно, — отмахнулся Орочимару и сунулся к выключателю. До этого он помыл только руки до локтя, чтоб не заляпываться, но на полное ополаскивание тратить время не стал. — Джи, дай я на тебе радостно повишу…       — Э-э… Ну виси, — растерянно согласился Джирайя.       Такие реакции обычно довольно замкнутого Орочимару до сих пор ставили его в тупик, поэтому Джи и терялся, не зная, как реагировать. То есть обнять Змея и даже погладить его по волосам вышло почти рефлекторно, но вот что привело к такому желанию в принципе? Радость от решённой задачи, понимание, что не оттолкнут, или цинично рассчитанный план доказывания, что третий член команды всё-таки нужен?       Орочимару к своим словам относился ответственно и не просто повис, а залез на Джи, подставляясь под прикосновения. Он бы и на Тсунаде повис, но забираться на ручки к девушке как-то не очень… Даже если она без проблем может утащить десяток таких, как ты.       Змей включил воду и потянулся за мылом, желая если не привести гриву Джи в достойный вид, то как минимум помереть пытаясь.       — Потом скажешь всем, что злой Орочимару тебя расчёсываться заставлял, — проговорил он и чмокнул Джи в нос.       Тот возмущённо чихнул:       — И что вам мои волосы покоя не дают? Нормальный хвост… У Хатаке не меньше торчат, между прочим, а его никто не донимает.       Привычное возмущение сильно разбавлялось остатками растерянности и немного несвойственным Джирайе желанием мурчать и ластиться. Да, с женщинами у него проблем не было со времён первого путешествия — но виснуть на нём так самозабвенно и чмокать в нос почему-то никто не пытался.       — Мне прекратить? — уточнил Орочи, массируя голову под предлогом намыливания.       — Только попробуй! Я, может, всегда хотела посмотреть на Джи расчёсанного! — Тсунаде со своей стороны предприняла успешную диверсию по использованию душистого и отлично пенящегося мыла на сокомандниках.       — О да, — злодейски захихикал Змей. — Ты тоже мечтала его поймать и зверски расчесать?       Последнее слово вышло слегка невнятным — взгляд зацепился за губы Джи в непосредственной близости, и не поцеловать их было преступлением. Особенно когда можно.       — И косичку заплести. С ленточкой. Джи, согласен на косичку? — коварно спросила химе, пользуясь тем, что Джирайя «поплыл».       Невнятное мычание Сенджу решила считать за согласие. И вообще, можно подумать, их несокрушимого Джи удалось бы вынести так просто, если бы он сам не хотел. Значит, хочет.       Значит — доверяет.       Орочимару целовал так, словно хотел сожрать. Или как минимум выпить досуха. Его снова захлестнуло с головой ощущением «Да-да, можно!», перемешанным с жадностью изголодавшегося по ласке человека… В такой ситуации гордость, стыд и здравомыслие дисциплинированно сидели в углу и старались не отсвечивать. Не то чтобы Змей с ними часто советовался, но всё же. А Джи отвечал ведь, так же жадно, взахлёб, будто давно хотел — а может, и впрямь хотел, кто разберёт, что в его лохматой голове творится? И так это было сильно, пронизывающе и завораживающе, что Тсу засмотрелась, напрочь забыв про мыло в руках. Кто бы мог подумать, что Орочи и Джи могут быть такими… Пылкими. Что от одного только взгляда на них может пробирать сладкой дрожью.       Орочимару сжал пальцы, оставляя на плечах Джи кровавые полумесяцы следов. Его била дрожь. Одиночество, такое привычное и само собой разумеющееся, выходило из костей, как застарелый холод, отравляя кровь и заставляя до боли вжиматься. Паранойя благоразумно не напоминала о своём существовании, не желая быть совсем уж уничтоженной в порыве момента. Это потом можно будет понудеть, что сокомандники хоть не по злому умыслу, но из лучших побуждений могут натворить дел… А сейчас — время наслаждаться.       Джирайя едва ли заметил боль. Его затягивало всё сильнее, словно в водоворот на дне омута, с которым нельзя справиться и бесполезно бороться… Но бороться и не хотелось. Хотелось сдаться, быть подхваченным и унесённым этим набирающим силу порывом. Хотелось терзать губы Орочи в поцелуе и вжимать его в себя ещё крепче, не в силах насытится ощущением кожи под пальцами, ответной жадностью и торопливостью…       А вот Тсунаде, в отличие от него, кровь заметила. И выступившие несколько капель, и неожиданно сильный медный запах… Но только нервно облизнулась. Потому что страха не было. И встающих перед глазами жутких картин — тоже. Было дикое, немного звериное желание слизнуть эти капли с кожи Джирайи, посмаковать, перекатывая на языке. Зализать, заласкать ранки…       Тсу шагнула вперёд, мягко разжимая пальцы Орочи и отводя его руку чуть в сторону. Орочимару приоткрыл глаза, пытаясь понять, чем это его рука вдруг помешала… И увидел Тсунаде, которая приникла к ранкам губами. Змей не нашёл ничего лучше, чем зарыться рукой ей в волосы и одобрительно погладить, чуть надавливая, усиливая контакт.       О да, он-то понимал её, понимал, какая вкусная у Джи кровь и как тяжело от неё оторваться…       — Мне холодно, Джи, — шепнул он, с трудом оторвавшись от губ. — Согрей меня, а?..       Джирайя почти всхлипнул. А в следующую секунду Орочи будто смело ураганом. Лихорадочные поцелуи, быстрые, рваные движения рук — но такие нужные, такие единственно верные. Жадность, нежность и ласковый, но от этого не менее сильный жар. И жар не только желания. Змей и сам себе боялся ответить, что именно прочитал во взгляде Джи, который чувствовался на коже ничуть не слабее прикосновений.       — Мало-мало-мало… — сбивчивый шёпот, обжигающее кожу дыхание. — Мне вас мало… Мне мало тебя…       Орочимару бросил через его плечо полубезумный взгляд на Тсу и, сжимая руки, подхватил:       — Мало. Слишком мало вас.       Химе закусила губу почти до крови, медленно, будто преодолевая сопротивление, вжалась в спину Джи. Мало? Она не знала, так ли это. Слишком тяжело было сравнивать, когда только недавно осознала, насколько дороги ей эти двое.       И насколько хрупко нынешнее равновесие.       Говорят, нет зверя страшнее кошки, защищающей детёныша.       Говорят, куноичи, бьющаяся за то, что ей дорого, гораздо хуже тигрицы, охраняющей логово.       Тсунаде не считала себя ни кошкой, ни тигрицей. Она просто знала — чувствовала — понимала — что гораздо сильнее, чем привыкла себя считать.       Потому что есть ради кого.       Потому что можно привстать на цыпочки, через плечо Джи дотягиваясь до губ Орочи, вжимаясь грудью в крепкие лопатки и невольно вздрагивая в ответ на прокатившуюся по телу мужчины дрожь.       Орочимару вцепился в нежные сладкие губы, прижимая к себе Джи, крепко фиксируя и не давая отстраниться даже на миллиметр.       — Люблю… — тихо шепнул он в губы.       Тсунаде тихо охнула, прижалась сама — будто хотела прорасти, просочиться и обнять прямо через Джи. Вцепилась в Орочи ноготками, повернула голову, целуя Джирайю… И не сразу поняла, что с тем что-то не так.       Нет, Джи отвечал, даже скользил руками в ответных ласках — но как-то заторможенно, будто под сильным опьянением. И зрачки у него расползлись так, что оставили от радужки тонкий серый ободок.       — Джи, тебе плохо? — Тсунаде потянула его за подборок, вынуждая повернуть лицо.       — Не-е-ет… Мне хорошо-о-о-о… — протяжно ответил Джирайя. Взгляд на Тсу так и не сфокусировался, да и вообще он выглядел основательно уплывшим в неведомые дали.       Орочимару хихикнул, прикрывая рот ладонью. Знал бы, что его слова имеют такое сокрушительное воздействие, сказал бы раньше. А сейчас пьяный от слов Джи… Забавлял. Орочи чуть толкнул его, направляя под струю воды из душа, и начал деловито смывать пену и остатки крови. Джирайя не сопротивлялся, послушно следовал за руками, улыбался даже — но выглядел уже не то что пьяным, а натурально обкурившимся. Тсунаде даже продиагностировала его, но нашла лишь запредельный уровень дофамина и эндорфинов в крови.       — А мне в любви признались, — сообщил Джи куда-то в пространство.       Орочимару приложил ладонь ко лбу.       — Первый раз в жизни, что ли? — пробурчал он, отмывая почти жёстко.       — Первый, — согласился Джирайя, жмурясь от летящих во все стороны клочьев пены.       — Бедненький, — съязвил Змей, взял в руки душ и начал тщательно всё смывать. — Свободен.       — Орочи, не злись, — Тсу прижалась, обняла Змея. — Я… Не понимаю, в чём дело, но ведь не на ровном же месте его так.       Орочимару, не отвечая, запихнул напарницу под душ и начал освобождать от кровавых воспоминаний. Он не злился… Ну, не на Джи. Он смутился. И злился на себя за это смущение.       Тсу, в отличие от Джирайи, куколку из себя не изображала. Вертелась, хихикала, норовила отобрать мочалку и намылить самого Орочи. А потом привстала на цыпочки, коснулась губ лёгким поцелуем и, доверительно глядя в глаза, сообщила:       — Люблю тебя, змея такого.       Орочимару улыбнулся и с удовольствием поцеловал её, обнимая за талию и прижимаясь. Вода текла по мокрым волосам, вокруг стоял запах свиной крови, смешанный с ароматом ромашкового мыла… И это было самое прекрасное место на свете. А собирать влажные капли с нежной кожи — самым лучшим занятием. Постепенно и Джи отошёл от своего непонятного состояния, подключившись к ласкам, вплёлся в них так, словно это он был тут змеем. Судя по действиям — не иначе как искусителем. Орочимару подвинулся, позволяя ему вести… Должен же он чему-то там в своих путешествиях научиться. Техникам и научным знаниям — сильно вряд ли, а вот чему дурному… Впрочем, Джирайя активно доказывал, что блажью и прихотью его «исследования» не были, а, напротив, наблюдался серьё-о-озный подход к проблеме…       — Люблю тебя. Люблю вас, — сообщил он где-то между вспышками искорок в глазах от особо удачных движений языка.       Орочимару обмяк, сползая по мокрой стеночке. Он уже лелеял планы, как бы приковать Джи к кровати на недельку и зверски пытать, пока не поделится всеми «секретными техниками». Раньше он категорически не понимал, как люди подсаживаются на эти простые движения и не менее простые химические реакции, а сейчас уже размышлял над тем, как самого себя от зависимости избавлять. Или не избавлять…       Неизвестно, кто из них сохранил остатки трезвого ума — но из душа они всё-таки выползли. И даже полотенцами наскоро вытерлись, чтобы не ловить сквозняки в коридоре мокрым телом. А вот как добрались до той самой комнаты отдыха, так и усыпанной белыми «кусочками облака», не запомнил никто. Это было так неважно…