Школа. Научи меня любить

Думаю, родители бы обрадовались, если бы узнали, что Чонгук отвез меня за город в частный дом. В свой частный дом, до жути мрачный, страшный, без просвета и жизни. Да, родители бы точно были в восторге, потому что это Чонгук. Чонгук купил моих родителей, а те и рады продастся. Мы подъехали к дому, парень вышел, покурил, потом вывел меня и потащил в дом. Меня трясло от холода и от перенапряжения, я слишком долго молчала и держала все в себе. Разув и раздев меня. Чонгук оставил меня одну. Парень включил везде свет, пока он гремел на кухне, я проскользнула в ванную. Не знаю, что именно я хотела увидеть в зеркале, но я видела себя обычную. Это бесило больше всего, потому что для всех окружающих ты просто ты. И не видно этого перелома и страданий, только некрасивое, заплаканное лицо и потрепанный жалкий вид. Я думала, что заплачу снова, но нет. Ни одной слезинки не смогла выдавить, глядя на себя в зеркало. Губы растягиваются в улыбку, но от этого привлекательности не прибавляется. Я ополоснула лицо, расчесала пальцами волосы и прислонилась лбом к двери. Вот выйду и что дальше? Почему я не знаю все наперед? Чонгук сидел на кухне с чашкой кофе, рядом стояла большая кружка какао и бисквит в упаковке. Захотелось поржать с этого, ведь я не маленький ребенок, которому надо все самое лучше и гребанный бисквит, который лежит тут, наверное, с начала строительства дома и был предназначен на питание рабочих. Чонгук подвинул стул к себе, чтобы я села рядом и я села, холодными пальцами обхватила горячую кружку с какао. — Что он сделал? — я посмотрела на него, будто он меня предал как минимум, будто это он виноват, что не уберег меня от разочарования, к которому постоянно подталкивал. — Сбил Юну нарочно и потерял меня, — тихо ответила я чужим голосом. — Он сбил её ради тебя, а что он сделал, чтобы ты ушла? — я отпила приторно-сладкий какао. Отвратительно. — Ненавижу сладкое, — я отодвинула кружку с какао, и Чонгук поставил передо мной чашку с кофе. Оно оказалось горьким, остывшим, но он был ближе ко всему моему существу и состоянию души. — Значит, ты его не любишь и никогда не любила, весь тот трёп, чтобы облагородить себя, — Чонгук встал, вылил какао в раковину. Я же сидела, как провинившийся ребенок на высоком стуле и держала ладони на коленях. — Чего сидишь? — Чонгук нахмурился, остановившись. — Пошли, раздеваться будем. — Чего? — я впервые удивилась от его заявления. — Это очень просто, Джо. Проще простого снять с себя одежду и потрахаться, — меня передернуло, затошнило и много чего еще произошло в моем организме, пока я переваривала информацию. Я тоже вылила кофе в раковину, потом тщательно помыла чашку и вышла в гостиную. Чонгук стоял ко мне спиной в черной сорочке, он расстегивал пуговицы. И меня охватило презрение к самой себе, ну не шлюха ли я? Да, самая настоящая. — Сядь на диван, — бросил через плечо Чонгук, когда шелковая ткань упала на пол, и открылся обзор на шикарный торс. Я послушно села, сильно сжав колени. Куда я убегу, если вокруг огромного особняка лишь чернота? Чонгук встал передо мной, поднял моё лицо за подбородок, потом уселся прямо на меня. Я ощутила его тяжесть, что все пути перерыты и выдохнула. Парень воспользовался моментом и поцеловал меня. Он целовал как-то страстно и нежно, что я забывала, где нахожусь. Я решилась прикоснуться к нему, но тогда он напрягся, будто я совершила что-то из ряда вон выходящее. Откинув все мысли, предаться чему-то оказалось очень легко и очень приятно. Но Чонгук лицо целовал щеки, скулы, шею и ничего больше. — Я насиловал девочек, когда учился в школе, — прошептал Чонгук мне на ухо, заставляя сердце разрывать грудную клетку. — И каждый раз было по разному, — продолжил он, поглаживая мою щеку. А я просто сидела под ним и прислушивалась к себе, слушая о том, как он трахал девочек, возможно, даже жалея об этом. Но внутри меня было что-то до ужаса странное, я не хотела его винить, не хотела, чтобы он стал вдруг виновен перед кем-то еще, возможно, только передо мной. — Я так много отдал за тебя, чтобы твой первый раз был моим, но ты лишишься своей девственности, и куда я тебя дену? — мне стало плохо, и я прижалась лбом к его плечу, к его жаркому телу. Мне хотелось вякнуть что-то насчет того, где же его душа и почему он маниакальный псих, но лишь тяжело дышала, чувствуя себя в таком дерьме, в котором не ощущала себя никогда. *** Однажды мама пришла домой в, мягко говоря, нетрезвом состоянии. В таком, что не могла стоять на ногах. Держась за косяки, он села на лестницу и схватилась за голову. Тогда мне стало её жалко, но в то же время мне стало жутко противно. Я не решалась подойти к ней, а она просто сидела на лестнице и может быть, даже плакала. Через какое-то время пришел отец, но не один. Он пришел с другой девушкой, красивой, молодой и веселой. Отец со шлюхой прошли по лестнице и тогда мама завыла в голос. В душе у меня все перевернулось и переломалось с такой скоростью, что я не успела опомниться. Отец спокойно заперся с девушкой в своём кабинете и уже не обращал внимания на крики, калашматенье по двери и угрозы. Я легла на кровать и не смогла сдержать слёз. Я не могла ничего сказать им почему-то в ответ на все то, что они приносят в мою жизнь. Тогда мама пришла ко мне, легла рядом и обняла со спины. От неё несло противным запахом алкоголя и дыхание её было сродни задыхающемуся. — Почему? — задала я единственный вопрос. — Потому что он ничто без меня, — ответила мама, а и мне стало очень больно от её слов. Как будто это безвыходный случай, как будто это то дно и тот предел, какой только есть. — Я знала, с кем собираюсь жить. Жить, значит, мучиться? Она понимала, с кем собирается мучиться всю жизнь, потому что он без неё ничто. *** — Сними одежду, — Чонгук встал с меня и поднял свою рубашку. — Надо её постирать, вряд ли ты сегодня будешь спать дома. Наверное, это стремно осознавать, но я была разочарована, и все сразу перестало иметь значение. Словно я так долго ждала и теперь лишь горькое разочарование, я так долго шла к границе своих возможностей. Я спала в рубашке Чонгука на огромной кровати. Я проплакала, но так и не полегчало. Я отчаянно хотела утра и также почти до боли хотела чьего-нибудь тепла. Я надеялась даже, что придет Чонгук и в своей независимой манере обнимет меня, и кошмары больше не будут меня мучить. И, возможно, я не буду думать о Джине. Не буду думать о его поступках, но как бы я ни пыталась, я не могла понять, почему все это случилось? Почему меня сковывал липкий страх, который клешнями впивался в горло, не давая возможности опомниться. Я не хотела всей сложности этой жизни. Я так хотела простоты и покоя, но как только появился Чонгук и украл мой первый поцелуй, то и забрал все шансы на нормальное будущее. Мечтала о трепещущем сердце и раскрасневшемся лице, о нежных касаниях и легких поцелуях. Чтобы, как в кино все из-за любви приобрело свой смысл. И страдания и лишения, что бы быть окрыленной и глупой, но счастливой. Это ведь хорошо любить нескончаемо долго. Теряться в складках одеяла, не думать, слушать шелест весны, несмотря на лютый мороз и потерянные мысли, рассыпавшиеся серебристой крошкой по небу. Но ни разу в жизни я не думала, что меня будут преследовать странные сны, рваное сердцебиение вкупе с невыплаканными слезами и полное отсутствие человечности в окружающем. И теперь мой мир сжался до размера огромной кровати, такой слишком большой для меня и такой тесный для чего-то существенного. И о чем я думала? Что Джин – идеальный человек, который будет вечно любить меня? Глупости какие. Ночь была просто ужасно длинной, я не могла заснуть и постоянно ворочалась. Я вся извелась, пока рассвело. Без огней города и постоянного присутствия людей, здесь было по-мёртвому пусто. Утром Чонгук практически швырнул мне мои вещи и сказал бегом одеваться. Я думала, что он куда-то спешит, поэтому тут же собралась, но как оказалось ему просто не нравилось, что на мне его рубашка. Чонгуку просто не нравилась я.