***
В Олимпийской деревне стояла тишина, когда Шерлок шел через нее, направляясь на каток. Отчасти потому, что неделя только началась и многие спортсмены еще не приехали, так как до церемонии открытия оставалось еще несколько дней. А еще потому, что часы показывали три ночи. Те, кто зависал на вечеринках, все еще находились в барах, а в самой деревне веселье еще не началось, поэтому его некому было поддерживать из-за малого количества приехавших. Для Шерлока это было самое любимое время Олимпиады. В деревне было хорошо, пока не становилось слишком людно и ее не переполняли идиоты, которые воспринимали Олимпиаду как двухнедельную вечеринку-тусовку. Поразительная глупость. Шерлок в принципе ненавидел всех на Олимпийских играх, но в особенности тех, кто занимал каток в три часа ночи. Черный ход на каток был не заперт, и Шерлок даже не потрудился остаться незамеченным, когда шел через учебные комнаты на лед. Ослепительная белизна белого овала; Шерлок глубоко вдохнул холодный, резкий воздух. Он прислонился к бортику, пытаясь определить, кто катается по льду. Хоккеист, судя по его конькам. Невысокий, компактный, с седеющими светлыми волосами, которые были зачесаны слишком тщательно, но при этом безыскусно. Он был одет в уличную одежду и медленно нарезал круги в дальнем конце стадиона. Шерлок смотрел, как он повернулся и поехал в обратную сторону, по-прежнему нарезая осторожные круги. Шерлок наклонился, молча разглядывая его. Это продолжалось минут двадцать, пока хоккеист не заскользил назад, в сторону учебных комнат и, наконец, не увидел Шерлока, удивленно замершего на льду. Шерлок по-прежнему задумчиво смотрел на него, и мужчина, нахмурившись, набрал скорость и с раздражением подъехал к нему. — Вы кто? — требовательно спросил он, остановившись напротив. — Это психосоматическое, — сказал Шерлок. Тот моргнул. — Простите, что? — Ваша травма. Она вас беспокоит, не так ли? И не дает нормально кататься. Это психосоматическое. Мужчина задержался у бортика, его глаза сузились. «Темно-синие», — отметил Шерлок. — Кто вы? — повторил он. Шерлок улыбнулся ему. На самом деле, он неожиданно для себя начал наслаждаться ситуацией. — Я обычно тренируюсь в это время. Если Вы собираетесь просто кататься по кругу, можете разделить лед со мной, — Шерлок оттолкнулся от бортика и зашагал прочь. — Тренируете что? — крикнул мужчина ему вслед. — Катание на коньках, — ответил Шерлок расплывчато. — Какой именно вид спорта? Шерлок улыбнулся и загадочно промолчал.***
Джон старался не слишком усердствовать из-за травмы. Ему советовали отдыхать и не волноваться. Он приехал раньше всей команды и обещал, что только поболтается тут, пока они не присоединятся и не начнут серьезные тренировки. Но он был не в силах сопротивляться соблазну просто проверить себя. Не мог же он знать, что на катке объявится какой-то странный тип и начнет грузить его откровенно бесполезными советами? Джон быстро сменил свои коньки на ботинки, но таинственный незнакомец исчез как раз тогда, когда он вышел на улицу. Когда Джон вернулся в свою комнату, он был слишком взвинчен: сыграло свою роль и то, что он встал на коньки (что раньше казалось просто проверкой собственных способностей), и встреча с таинственным незнакомцем, напугавшим его до чертиков. Поэтому, вернувшись в свою комнату, Джон залез в интернет, введя в строку поиска «британец, коньки, Олимпиада», и пролистал изображения выпавших результатов. Ему не пришлось слишком долго искать. Шерлок Холмс. Фигурист. Джон сидел, читая его биографию и все новостные статьи, которые смог найти. Это его четвертая Олимпиада. Он был очень молод, когда попал на первую, и удивил всех, завоевав бронзовую медаль. Был в расцвете сил и в фаворе во время второй и третьей Олимпиады и выиграл оба раза «серебро», но после сокрушительного трагичного падения на первой Олимпиаде он демонстрировал слишком вялый, а потом и вовсе отсутствующий энтузиазм в последующих играх. В жестоком мире фигурного катания считали, что он уже свое откатал, и, хотя все еще находился в ТОПе британских спортсменов, он не был на вершине международной арены в последние два года. Ему давали мало шансов на успех, не упоминая об этом в открытую, но при этом намекая, что его позиция гораздо ниже позиций подрастающего поколения фигуристов, пришедших в последнее время. Когда Джон закончил читать, уже перевалило за полдень.***
Джон не собирался снова идти на лед. Но он не смог заснуть до 2:30 ночи. Решив, что это глупо, он понял, что ничего лучше все равно не может придумать. Поэтому взял коньки и пошел на каток. На катке бушевала музыка, что-то жесткое и темное, агрессивные мотивы струнных инструментов. Джон прислонился к бортику и наблюдал, как Шерлок Холмс, одетый во все черное, скользит по катку. Пока он смотрел, тот сделал прыжок, потом еще один, и для Джона, который вообще не умел прыгать на льду, это выглядело очень впечатляюще. Шерлок остановился прежде, чем смолкла музыка, и подъехал к Джону. Он тяжело дышал, но это не остановило его от реплики: — Ну, не стойте там. — Вы не должны прерываться из-за меня, — сказал Джон. — Я не прерываюсь из-за вас, — резко парировал Шерлок. — Ладно, — сказал Джон мягко, потому что Шерлок явно был чем-то недоволен, хотя Джон сомневался, что причина в нем. — Ну, давайте, — сказал Шерлок, когда неистовые звуки музыки, наконец, затихли и на каток опустилась тишина. — Что? — Катайтесь на коньках, — хлестко бросил Шерлок. — Вы разве не за этим пришли сюда? — Еще есть что добавить? — словно невзначай спросил Джон, собираясь выйти на лед. Шерлок выжидательно посмотрел на него. Джон улыбнулся. — Вы всегда такой милый? — и заскользил от него прочь на другой конец льда. Через мгновение музыка Шерлока началась снова. Джон старался держаться от него подальше, хотя Шерлок, похоже, не откатывал весь номер, просто тренируя одну из его частей снова и снова. Тот же прыжок, который, по мнению Джона, он выполнял блестяще, хотя и продолжал заниматься им, добавляя различные вариации подхода. Джон не слишком понимал, зачем для этого понадобилась такая жутковатая музыка. Джон выждал некоторое время, прежде чем сказать: — Это музыка, под которую вы катаетесь? Ему пришлось практически кричать из-за расстояния между ними. Шерлок хмуро посмотрел на него. — Да будет вам известно, это — Вагнер. — Ладно, — сказал Джон. Шерлок отъехал от него подальше, потом вернулся назад. — Он немец, — добавил он. — Я слышал о нем, — заверил его Джон. Шерлок сощурил глаза, как будто это было неожиданностью, а потом поехал задом наперед, скользя вокруг него. — Ваша нога сегодня выглядит лучше. Так и было. Накануне вечером ее практически трясло от едва заметной нагрузки. Но сегодня все казалось значительно легче. — Психосоматика, — сказал Шерлок. — Я вас отвлекаю. — Собираетесь кататься на своих лёгоньких коньках во время хоккейного матча? — пошутил Джон, чтобы скрыть тот факт, что он не хочет говорить о своей психосоматической травме. — Я работаю над своей короткой программой[1], — сказал Шерлок. — А, — сказал Джон, потому что он честно не знал, что это означало. Поэтому поспешил сообщить Шерлоку об этом. — Я не много знаю о фигурном катании. — Хм, — сказал Шерлок. — Уверен, что и вы не профи в хоккее. — Я знаю о хоккее. — Умеете играть? — Нет. Но я прочел о нем прошлой ночью. — Прошлой ночью? Вы читали про хоккей прошлой ночью? — Когда собирал сведения о вас. — Вы гуглили меня. — Конечно. Не притворяйтесь, что не сделали того же. — Да, это было легко. Я просто ввел в поиск «британец, коньки, Олимпийские игры» и просматривал изображения, пока не нашел ваше фото. Но вот как вы меня нашли? — Я погуглил «американский хоккеист, получивший травму, Олимпиада». Травма. Хотя он буквально пытался что-то сделать со своей травмой в этот самый момент, Джон по-прежнему не осознавал себя травмированным. — Ладно, — сказал он, потому что сейчас почувствовал себя идиотом. — Вы здесь только ради надежды получить минуту игрового времени. Джон ощетинился. — Это Олимпийские игры, — сказал он. — И не все мы постоянно находимся на пике звездной спортивной карьеры. — Прискорбная установка у вас, — заметил Шерлок. Он по-прежнему лениво скользил задом наперед. Джон катился вперед, не преследуя его, но держась достаточно близко для разговора. Уотсон решил сменить тему. — Так что же вы здесь делаете? Шерлок не ответил. «Ах, вот как», — подумал Джон. Шерлока откровенно занимали душещипательные разговоры об истории Джона, но сам он не стремился делиться своими секретами. — Неважно, — сказал Джон, стараясь, чтобы это прозвучало не слишком раздражённо, потому что он не должен был быть раздражен. Он знал этого парня в общей сложности двадцать минут, и не было оснований ожидать, что они будут делиться секретами, как лучшие друзья. Но Шерлок ответил: — Я не в восторге от этой программы. — Почему нет? — Мне в ней все не нравится. Голос Шерлока звучал расстроенно и раздраженно. Джон сказал: — Вам нравится эта музыка. — Да, — Шерлок замолчал и пристально посмотрел на Джона. — А вам? — Она прекрасна. Шерлок прищурился. — Вы лжете. — Шерлок, какое это имеет значение? — Вам не нравится, — сказал Шерлок. — Скажите мне, почему. Джон заколебался, затем решился: — Она немного… злая, не так ли? — Злая? Думаете, она агрессивная? — Она звучит жестко и агрессивно, и вы злитесь, когда катаетесь под нее. — О, и теперь, полагаю, вы беретесь судить о настроении, с которым я катаюсь? Джону не понравилось, что разговор принял подобный оборот. Он хотел вернуться к прежней легкой беседе. — Давайте сменим тему. — Полагаю, вы бы предпочли, чтобы я катался под Чайковского. Как и Лестрейд. — Ваш тренер? — догадался Джон. Шерлок коротко кивнул. Джон хотел спросить, почему тренер Шерлока никогда не присутствовал ни на одной из его тренировок, но решил, что не хочет касаться еще одной щекотливой темы, так что вместо этого проговорил: — Могу я посмотреть весь номер? Шерлок моргнул. — Вы хотите увидеть программу целиком? — Да. Все, что я видел, это один только прыжок. Я имею в виду, если это не нарушит ваш график или… — Нет, все нормально, — сказал Шерлок, заскользив в ту сторону, где находилась музыкальная установка. Джон подъехал к бортику, чтобы не стоять у него на пути. Он, по непонятной причине, был невероятно взволнован, едва ли не мурлыча в предвкушении. Шерлок отъехал на середину катка. Заиграла музыка: неожиданно нежная скрипка, еще не дошедшая до злого крещендо. Сначала Шерлок аккуратно скользил, соответствуя музыке. Джон не предполагал, что он будет так легко и плавно двигаться на льду. Он вообще не думал, что кто-то способен настолько плавно скользить, так невероятно, как это делал Шерлок. И вот он с силой оттолкнулся и прыгнул, зависнув в воздухе во вращении. Это был искусный баланс, быстрый и решительный, и Джон смотрел, замерев, пока в мелодии не зазвучали снова эти мощные и агрессивные скрипки. Шерлок закончил номер каким-то невероятным вращением, от которого голова Джона пошла кругом, и завершил каскадом из крошек льда, брызнувшим из-под коньков, когда он замер так же внезапно, как и музыка. Мгновение тишины, и Джон начал хлопать. Шерлок нервно запустил руки в копну влажных от пота темных волос, пропуская их сквозь пальцы. Джон не понимал, почему Шерлок нервничал. Сам он не смог бы сделать ни одну из этих вещей, несмотря на то, что большую часть жизни провел на коньках. — Фантастика, — сказал Джон. Шерлок выглядел искренне заинтересованным. — Вы так думаете? — Конечно, — сказал Джон, не зная, как расценить реакцию Шерлока. — Это было невероятно. Шерлок бросил на него короткий, но явно довольный взгляд. Затем сказал, едва ступив со льда: — На самом деле, это ерунда. — Ерунда? — в шоке повторил Джон. — Да я не смог бы сделать ничего из этого. — Конечно, смогли бы. Вы просто научились кататься на коньках по-другому. Нужно всего лишь отточить углы наклона. И, конечно же, научиться работать с тоипиком[2] — Ну, я бы хотел, чтобы вы научили меня чему-нибудь такому, — сказал Джон. — Возможно, после соревнований, — сказал Шерлок, и Джон, прищурившись, удивленно поглядел на него, но Шерлок уже отошел, двигаясь в сторону раздевалки. Джон через мгновение последовал за ним. Шерлок снимал коньки, склонившись над ними и расшнуровывая их. Шерлок был высок, и ноги у него были длинными, и на секунду Джон просто засмотрелся. Длинные красивые пальцы тянули и распутывали шнурки изящными, элегантными движениями, и он почувствовал, что мог бы смотреть на эти пальцы вечно. Практически сразу же Джон испуганно отбросил от себя эту мысль, потому что — какого черта? Он чувствовал себя так, словно Шерлок заколдовал его во время исполнения своего номера, и теперь Джон ощущал себя слегка опьяненным, малость завороженным. — Вы закончили? — спросил Шерлок, сняв коньки. Он послал Джону вопросительный взгляд из-под упавших на лоб локонов. «У него и правда роскошные волосы, — подумал Джон. — Прекрасные глаза, слишком… прекрасные». Джон уставился на него, во рту немедленно пересохло. — Джон, — сказал Шерлок, глядя на него с усмешкой. — Ага, — сказал Джон, почти физически отряхиваясь. — Ага… Да, я закончил. — Тогда вы должны снять свои коньки, вы же не пойдете в них домой? — Шерлок стоял, размахивая своими коньками, переброшенными за плечо. — Верно, — сказал Джон и сел. Он почувствовал себя коренастым коротышкой рядом с Шерлоком, таким гибким и стройным. Это немного раздражало. Но, в конце концов, в этом ведь и был весь смысл: Шерлок вращался на льду под звуки скрипок, словно прекрасная экзотическая птица, в то время как Джон пробивал себе путь с помощью мускулов, ценой крови и синяков. Шерлок прислонился к стене, наблюдая за ним, что заставило Джона судорожно вцепиться в свои шнурки. — Вы не должны ждать меня, — коротко бросил Джон, чувствуя себя слишком взволнованным. Он слышал дыхание Шерлока и физически ощущал его взгляд. Повисло молчание. — О, — сказал Шерлок. — Ладно. Простите. Я подумал… А вот сейчас он был груб с ним. Блин. — Нет, — сказал Джон. — Я просто хотел сказать, что вы не обязаны ждать меня, если предпочитаете… — Я просто подумал, что мы могли бы пойти вместе. Но вы правы. Я даже не знаю, где вы… Каким-то образом разговор скатился в неловкое заикание, что дало Джону возможность сказать себе «отомри!» и наконец расправиться со своими коньками. — Ну, теперь я готов, — сказал он, вставая, и попробовал притвориться, что дыхание у него сбилось от медленного катания по кругу, которое закончилось двадцать минут назад, а не от того, что происходило в раздевалке. — Хорошо, — сказал Шерлок, отлипая от стены и направляясь к выходу. Джон проверил дверь, чтобы убедиться, что запер ее. — Это неважно. Я мог бы открыть замок в мгновение ока, — сказал Шерлок, следя за манипуляциями Джона. Джон фыркнул. — Я мог бы, — повторил Шерлок, когда они отошли. — Вы были вором до того, как стали фигуристом? — Нет, я независимый детектив. Нечто вроде хобби. — Правда? — Джон удивленно посмотрел на него. — Что же в этом странного? — судя по тону, Шерлок явно принял защитную позицию. — Нет, я думаю, что это здорово. Что же вы обнаруживаете? Это правильный термин? — Я иногда помогаю полиции. Когда они заходят в тупик. — Полиции? Правда? И как часто это происходит? — О, они почти всегда заходят в тупик, — сказал Шерлок небрежно. — Так. Погодите. У вас есть пропуск на территорию катка, или вы просто вломились на него сегодня ночью? Шерлок хмыкнул. — Расслабьтесь. Мы не нарушили никаких законов. — Не слишком обнадеживающе, — заметил Джон, и Шерлок снова засмеялся. Смех Шерлока был теплым. Теплее, чем все остальное в нем, по правде говоря. Он рождал в Джоне приятный трепет, неожиданный, но восхитительный, словно от действия хорошего виски, оседающего в животе. Джону хотелось снова заставить его засмеяться, но он не мог придумать ничего остроумного. Поэтому вместо этого сказал: — Так вот почему вы тренируетесь посреди ночи? Таким образом упражняете свои навыки взломщика, сохраняя их на должном уровне? Шерлок снова рассмеялся, и Джон покраснел от удовольствия, ведь он не думал, что сказал что-то достаточно веселое, чтобы заслужить это. — Нет, — ответил Шерлок. — А почему вы катаетесь посреди ночи? — Потому что я не могу тренироваться со всеми, — сказал Джон. — Я должен «отдыхать», — он изобразил в воздухе кавычки. — Вы не умеете отдыхать. Я знаком с вами всего день и уже знаю об этом. Ваш тренер что, идиот? — Нет, мой тренер больше переживает за игроков, которые могут играть и принесут пользу команде. Это прозвучало горько. Простите. Я не злобствую. Я и вправду просто счастлив находиться здесь. — О, прошу вас. То, что Вы выбираете ночные тренировки, означает, что вы не хотите попасть в кадр при съемке общих. Конечно, вы злитесь: вы наконец-то на Олимпиаде и при этом у вас травма. Даже если это и старая травма. При этом психосоматическая. — Хорошо, но от этого еще хуже, не так ли? — сказал Джон. — Со мной все в порядке, просто я не могу больше кататься на коньках. — Нет. Вы отлично катались последние две ночи. И если ваша травма не психосоматическая, я не смогу вам помочь. Джон повернул голову и уставился на Шерлока. Тот решил помочь ему с его травмой. Зная его всего день. Он ведь, как казалось Джону, всецело был сосредоточен на завоевании золотой медали. Джон даже не знал, что на это сказать. Поэтому не сказал ничего. Он попытался удержать дыхание ровным, будто не был потрясен тем, что Шерлок констатировал свое решение, как факт. — Я не люблю, когда люди следят за мной. Джон мог понять это. Очень раздражает, когда на тебя глазеют все время, критикуя каждое движение. — И что, никто так и не застукал, как вы тренируетесь по ночам? — Ну, я, конечно же, тренируюсь и в течение дня тоже. — Когда же вы спите? — спросил Джон. — Спать — скучно, — сказал Шерлок. — Ладно, — сказал Джон, не зная, как еще реагировать на это. — Вот и мой дом, — добавил он, когда они дошли до домика в олимпийской деревне, который через пару дней наполнится хоккеистами, а сейчас был его и только его. Джон вдруг обнаружил, что судорожно сглатывает, будто мальчишка, не зная, как пригласить Шерлока на кофе. Шерлок даже не остановился. Просто сказал: «Увидимся завтра ночью» — и, весь в черном, быстро растворился в темноте.***
Следующей ночью Шерлок не работал над программой «злых скрипок». Он выкатывал что-то еще, под музыку, где также были скрипки, но очень, очень красивые. А еще, тренировал вращения. Вращения, вращения, и снова вращения. Джон нарезал ленивые, неспешные круги, наблюдая за ним и делая все, чтобы это не казалось ему столь… возбуждающим. Он явно сходил с ума. Он спал большую часть дня, чтобы компенсировать две бессонные ночи, и даже не собирался притворяться, что не скажет «да» на предложение Шерлока снова потренироваться ночью. Конечно, он согласился. Если уж быть до конца честным, он находился в состоянии нервного возбуждения весь вечер перед встречей с Шерлоком и едва дождался, когда часы доползли до нужной цифры, перевалив за полночь. Джон радовался, что в настоящее время никто не жил с ним в доме хоккеистов: он понятия не имел, как бы объяснял свое состояние наивной, мечтательной школьницы, запавшей на некоего британского фигуриста. Шерлок крутился, крутился и крутился. В конце концов Джон остановился, прекратив изображать, что тренируется, и просто прислонился к бортику, наблюдая. Шерлок снова был во всем черном. Ну, разумеется. Иногда он вспоминал, что нужно включить музыку, но большую часть времени совсем забывал о ней, сосредоточившись на вращении в тишине, нарушаемой только его дыханием(очень частым и ритмичным, и Джон подумал, не дышит ли тот в такт вращениям) и резким звуком разрезаемого коньками льда. Наконец Шерлок, кажется, пресытился вращениями. Он скользнул туда, где оставил бутылку с водой, и потом подъехал к Джону, держа бутылку в руке. — И как называется эта программа? — спросил Джон. — Произвольная[3], — сказал Шерлок, глотнув из бутылки. — Что за музыка? Звучит знакомо. Шерлок сделал паузу. — «Лебединое озеро», — сказал он. Джон задумался. — Это Чайковский, не так ли? Шерлок выглядел недовольным, как будто не ожидал, что Джон это знал. — Да. — Ты послушался тренера, — Джон старался не ухмыляться, но не думал, что ему это удалось. — Насчет этой программы — да. Но это хорошая программа. Хореография прекрасна. Я не могу спорить с этим. Он хотел, чтобы я сделал чертового Щелкунчика в качестве короткой программы. Два Чайковского. И Щелкунчик в придачу. Нет, черт возьми. — По крайней мере, это не Эндрю Ллойд Уэббер, — сказал Джон с усмешкой. Шерлок ошеломленно посмотрел на него, и Джон рассмеялся.***
Они вместе возвращались обратно, когда Шерлок спросил: — А с кем ты живешь? — С остальной хоккейной командой. Скоро они приберут к рукам весь дом. — Когда они приедут? — Через пару дней. За день до церемонии открытия. Шерлок скорчил рожу. — Тут все немедленно станет ужасным. Джон улыбнулся. — Олимпийский дух в действии. — Вот увидишь, — сказал Шерлок кисло. — Подожди, пока сноубордисты не начнут рыскать повсюду. Ты определишь их по обволакивающему тебя облаку дыма от марихуаны. Джон засмеялся. — Держу пари, у них в доме должно быть весело. А ты живешь с другими фигуристами? — Да. Это утомительно. За два дня знакомства Джон уже выяснил, что Шерлок находит большинство вещей утомительными или скучными, поэтому не стал продолжать. — Так сейчас ты удовлетворен своими вращениями? — спросил он вместо этого. — Я работал над алгоритмом. — Алгоритмом? — Алгоритмом вращения. — Фигурное катание — это прорва математики, да? — Если ты все делаешь правильно, — сказал Шерлок. Джон хотел задать так много вопросов. Он хотел знать все. Как Шерлок попал в фигурное катание? Как стал помогать полиции — и было ли это работой или хобби? Что произошло на его предыдущих двух Олимпиадах, насколько нервными были те игры, и как это повлияет на нынешние соревнования? Какая у него любимая музыка? Почему он так сильно ненавидел Чайковского? Его любимый цвет? Как он выглядел по утрам? Как целовался? Каковы его волосы на ощупь? Какой он на вкус? Пил ли он кофе или чай? Был он левшой или правшой? Его любимая книга? В уме Джона вертелись все эти вопросы, все то, что он хотел знать о Шерлоке Холмсе, и список был бесконечен. Они достигли хоккейного домика, и теперь Шерлок на самом деле замолчал. Он не смотрел на Джона. Он смотрел куда угодно, но не на Джона. Джон же уставился на него, сердце бешено колотилось, так бешено, что он понятия не имел, что с этим делать. Наступил ужасно неловкий момент, и Джон словно окаменел, а затем Шерлок прочистил горло, посмотрел на него из-под своей челки и спросил: — До завтра? — Да, — выдавил Джон, затаив дыхание, затем прочистил горло и попробовал опять. — Да. Шерлок слегка улыбнулся, наступила еще одна пауза, и Джон отчаянно пытался выяснить, смотрел ли Шерлок на его рот, или это было только игрой его воображения. А потом Шерлок сделал осторожный шаг назад и ушел без лишних слов. И Джон так и не смог понять, была ли его ошибка в том, что он с таким вожделением смотрел на Шерлока, или же в том, что он не посмел схватить его и затащить к себе в дом.***
— Ты снова подсел, не так ли? — спросил Лестрейд без обиняков, когда они возвращались с катка. Шерлок думал, что эти совместные с Лестрейдом прогулки постепенно становились невыносимыми, и что на катке находилось слишком много прессы и слишком много людей. Вопрос Лестрейда поразил его. — Что? — и это было именно то, чего он почти никогда не произносил. — Если ты опять подсел, я позвоню твоему брату, и мы снова засунем тебя в реабилитационный центр.Ты меня услышал? — Это должно побудить меня сказать тебе правду? — спросил Шерлок язвительно. — Для твоей же пользы, — мрачно пригрозил Лестрейд. — Я чист, — спокойно сказал Шерлок. — Хватит драматизировать. Лестрейд нахмурился и замолчал. Шерлок вздохнул. — У тебя есть вопросы. — Ты так спокоен. Я думал, ты собираешься стать инвалидом. — Благодарю тебя, Лестрейд, за этот вотум доверия. — Это на тебя не похоже. Обычно ты прямо на грани нервного срыва, только тронь. Скажи мне, что изменилось на этот раз. — Это моя последняя Олимпиада, Лестрейд, — напряженно сказал Шерлок. — Я не собираюсь испортить ее так, как испортил последние две. — Пятнадцать лет в ледовой карьере, и вдруг жизнь с чистого листа? — Ты постоянно твердишь мне, что я должен успокоиться. Теперь, когда я решаю успокоиться, ты волнуешься и поднимаешь панику. Правда, Лестрейд, тебе не угодишь, — сказал Шерлок, едва не зевая от скуки. — Так ты действительно не собираешься мне сказать? — Сказать что? — Что изменилось в этот раз? Чем ты занимаешься? — Мне нечего сказать. Лестрейд не поверил ему. Он скептически хмыкнул и произнес: — Ну, чем бы это ни было, продолжай заниматься этим, ладно? Если это не наркотики. Потому что я могу привыкнуть к этой версии тебя. Шерлок закатил глаза и скрылся в доме, отведенном британским фигуристам. Он поднялся в свою комнату, закрыл дверь и развалился на кровати, глядя в потолок и думая о Джоне Уотсоне. Он размышлял о том, что церемония открытия назначена на послезавтра. Это означало, что хоккейная команда Джона прибудет завтра. Из чего вытекало, что сегодня — последняя ночь совместных тренировок. Три ночи подряд в компании Джона во время его ночных тренировок, а Шерлок успел так к нему привыкнуть. Две ночи назад был странно напряженный момент около домика хоккеистов, как будто Джон на самом деле хотел его поцеловать; Шерлок тогда запаниковал, решив, что неверно прочитал его и сделал неправильный вывод, что было глупостью, потому что обычно он читал людей без особых усилий. Но у него было мало опыта в общении (а значит, и прочтении) людей, которые продолжали видеться с ним после того, как побеседуют, а Джон уже несколько раз говорил с ним и по-прежнему хотел встречи. Это не имело никакого смысла. И Шерлок уже понял, что стал как-то странно зависим от наличия Джона на катке. Джон присутствовал — молча и осторожно, и это поддерживало Шерлока, хотя он и не мог объяснить почему. Джон был нужен, чтобы поддерживать Шерлока. Даже Лестрейд заметил. Поэтому вчера ночью Шерлок был осторожным у дома хоккеистов, беззаботно бросив Джону: «Скоро увидимся». Ему не хотелось помешать, все испортить и напугать Джона, не дав вернуться сегодня ночью. Сегодня ночью. Их последней ночью. Это означало, что вскоре Шерлок вновь столкнётся с зияющей чернотой одиночества на катке, на котором будет болтаться огромное количество людей и Мориарти; впрочем, до них ему не было никакого дела, ибо он был слишком высокомерен. Ведь именно так ощущаешь себя, когда молод и в расцвете карьеры, и все кричат тебе, что «золото» уже у тебя в кармане, и ты спишь и видишь, как получаешь его. Шерлок очень хорошо знал это чувство. Шерлок обратил свои мысли подальше от образа Мориарти, ибо это направление ничего хорошего ему не сулило, и снова вернулся к Джону Уотсону. Закрыл глаза и позволил себе унестись в тот момент, когда тот улыбался ему, задавая вопросы и слушая его ответы; к Джону, катающемуся без всякой грации и — вдруг понял Шерлок — совсем не осознающему своей ценности. Джон Уотсон не считал себя удивительным и замечательным, а Шерлок увидел это сразу, и Джон Уотсон был абсолютно не прав в отношении себя. Шерлок никогда не встречался ни с кем даже наполовину столь же удивительным и замечательным, а ведь он встречал в течение жизни даже чересчур много людей, поэтому знал, насколько редким человеком являлся Джон Уотсон. «Джон Уотсон», — подумал Шерлок. Еще одна ночная тренировка, прежде чем весь этот новый мир разобьется. Что означало только одно: ему нечего было терять сегодня.