В конце пути

- Елена, я не хочу пугать тебя, - Деймон медленно подходит ближе, пристально глядя ей в глаза. - Но именно это ты и делаешь… Вроде бы с ним все, как всегда, но Елена вдруг отчетливо начинает замечать, что глаза на его лице, действительно, мертвые. А, может, это уже кажется ей из-за нервов, страха и алкоголя? Может, это очередной дурной сон, который рано или поздно закончится? Ведь не может он быть вампиром, живым трупом, так не бывает. Руки, которые ее обнимали так недавно, губы, которые ее целовали, и, которые целовала она… они не могли принадлежать мертвому телу. Они были вполне живые, и, если… даже представить страшно. - Заметь, я пытался сказать все с самого начала. - Это выглядело шуткой… - она растеряно смотрит на него, - это и было шуткой… потому, что все, что ты говоришь… это неправда. - Ты не веришь мне? – она внимательно смотрит на нее. - Нет. Ты пьян. - Ладно, - Деймон спокойно пожимает плечами, поднимает с земли шампур, который бросил Кай, медленно снимает с кончика кусочек зефира, отбрасывает его в сторону и снова ловит взгляд Елены, - не веришь? - Нет. Секунда, и Деймон с каменным лицом резко втыкает шампур себе в грудь. Острый наконечник протыкает его тело, оголенное полу расстегнутой черной хлопковой рубашкой, которую так недавно, Елена, с пьяной смелостью, пыталась стащить с него. Так легко. Так просто. Словно, это не человек, а кусок зефира, который собираются пожарить на костре до черной корочки. Кай жмурится, Елена вскрикивает, отскакивает назад, и… и ничего. Ни крови, ни крика, даже ни один мускул на лице не дрогнул. - Деймон… - Елена ошарашено смотрит на него, - как же..? - Мертвое тело, - Деймон, не отрываясь, смотрит на нее и медленно вытаскивает шампур, - через некоторое время, рана затянется, и не останется никаких следов. Все очень-очень просто, Елена. У меня не бьется сердце. Нет крови. Я не чувствую боль. Он делает шаг, и порез, оставшийся от шампура, мелькает между расстегнутыми полами рубашки. Это похоже на еще не зарубцевавшийся шрам. Нет загрубевшей кожи, нет привычного покраснения вокруг, но нет и крови. Совсем. Ни капли. И отчего-то это именно зрелище кажется ей слишком ужасным, и внезапно заставляет поверить, что все, что он сказал, не вранье. Не выдумка, не бред, не глупая пьяная шутка. Крови-то нет. И боли, видимо, нет. Вообще ничего нет. Просто он проткнул себя у нее на глазах и все. Типа, ничего необычного. - Не подходи… - Елена выставляет руки вперед и делает еще шаг в сторону, - я… я верю тебе. Она разворачивается и медленно идет… куда-то. Куда-то подальше от него, его дома, его друзей. Туда, где у нее появится возможность спрятаться, отдохнуть от всего ужаса, который ей только что пришлось пережить. Она не могла пойти ни домой к родителям, ни в квартиру, где жили они с подругами, теперь она не могла пойти даже к Каю. Элайджа? Нет, лучше уж, к Деймону. Что-что, а возвращаться, ей точно не хотелось. - Ты в порядке? – Елена вздрагивает от чьего-то смутно знакомого голоса, - эй? Елена? - Энзо..? - она хмурится, всматриваясь в человека за рулем, остановившейся рядом машины, - что ты здесь..? - Еду со встречи. С тобой все хорошо? - Со мной… - она облизывает губы, - не знаю. Нет. - Я могу чем-то помочь? - Ты… - она с трудом собирается с мыслями – ты можешь отвезти меня к дальнему озеру? Пожалуйста. - Конечно, - Энзо кивает и, потянувшись через пассажирское сидение, открывает для нее дверь, - садись. Елена забирается в машину и жмурится, обнимая себя руками за плечи. - Спасибо. - Может, куртку дать? – Энзо с сомнением смотрит на нее. - Нет… - она отрицательно трясет головой, - не надо. Повисает тишина, и Елена отчетливо слышит, как стучат в этой тишине ее зубы. И сердце. А, вот, сердце Деймона, действительно, не билось. И крови совсем не было, когда он… даже произнести страшно. В ее памяти с лихорадочной частотой начинают всплывать обрывки различных моментов, и все они внезапно складываются в единую, пугающую картину. Он очень холодный. Не только руки, ноги и нос, как у Кая. Весь. Тело Деймона ледяное. Причем всегда. Он не устает физически, по всяком случае, она этого не видела. У него, действительно, не чувствовались удары сердца, когда он приложил ее руку к своей груди, а о зубах, укусе и проткнутом теле, и говорить не стоит… она верила ему. дико. О теперь она поверила. - Елена? – она вздрагивает от голоса Энзо. - Да? - За что ты меня ненавидишь? – он скашивает на нее глаза, и Елена слабо усмехается. - Самое время поговорить об этом. - И, все же? - Из-за Кэролайн, Энзо, - она тяжело вздыхает, - она моя подруга, а ты обижаешь ее. - Я люблю ее. - Но ты женат! – она сверкает глазами, - и, как я понимаю, не планируешь разводиться! А она переживает! Я уверена, ты даже не представляешь, как часто она плачет из-за тебя! Какого хрена, Энзо? Ты ведешь себя, как мудак, а потом удивляешься, что мне еще что-то да не нравится! Не нравится! Еще как! - Елена… я не могу развестись, потому что… - Избавь меня от этой истории! - Елена… - Все! Кэролайн. Они дружили с самого детства. Вечно занятая миссис Форбс часто оставляла дочку у подруги, и девочки росли почти, как сестры. Они все делали вместе, и, в итоге, их взаимоотношения переросли на настоящую дружбу. В ту, где нет жестоких шуток друг над другом. В ту, где за глаза один не говорит о другом гадости. Это была такая дружба, когда успехам другого радуешься, а не завидуешь. И Елена совсем не из зависти, и, не желая разрушить отношения подруги, недолюбливала Энзо. Маленькой Кэролайн была очень слабой и болезненной. Она простужалась от любого сквозняка, если ударялась, то непременно оставались огромные ужасные синяки. У нее часто шла кровь из носа, она много плакала, казалось бы, совсем без причины. Потом все резко переменилось. Болезни прекратились, она стала гораздо лучше себя чувствовать, но вместо этого начались обмороки. Ее протащили по всем возможным врачам, но все они упорно разводили руками. Никто не мог понять, с чем эти обмороки связаны и почему они происходят. С медицинской точки зрения, Кэролайн была в норме, но… увы. Все повторялось. Из раза в раз, и сложно было понять, как бороться с тем, чего не знаешь. В какой-то момент, бороться просто прекратили. Когда были испробованы уже все варианты, опрошены все врачи… и тут появился Деймон со своими друзьями, и велел разобраться, что же она вспоминает. И Кэролайн сказала о каком-то синеглазом мужчине, а потом вся эта история с Деймоном, его дикой историей, Кэтрин… - Надя больна, - Энзо пристально смотрит на Елену, - я не могу ее бросить. - Какая сопливая сказка. - Я серьезно. Если я брошу ее, она не переживет. - Тогда брось Кэролайн, - Елена невозмутимо пожимает плечами, - хватит ее мучить. - Я люблю ее! - Нет, не любишь!!! Любил бы, желал бы ей добра! А ты о себе думаешь, не о ней! Какая это на хер любовь?! - Ого, - он слабо улыбается, глядя на нее, - да ты умеешь ругаться. - Это не смешно, Энзо, - Елена тяжело вздыхает, качая головой, - это очень грустно. Болезнь какой-то там Нади, волновала ее в последнюю очередь. Если Кэролайн была готова спасать весь мир, то Елена любила исключительно своих близких. За любимую подругу, она была готова разорвать человека на тридцать три равные части, но непонятная, незнакомая, совершенно чужая Надя, не волновала ее абсолютно. Это не было эгоизмом, просто Елена искренне не осознавала, что где-то там, вне ее маленького, дорогого ее сердцу, и так уютно устроенного мира, есть и другая жизнь, другие люди, другие миры. Существовала она. И ее близкие. И она должна была заботиться только о них. У всех остальных был свои маленькие ограниченные миры, где за них, наверняка, тоже кто-то переживал. То, что у Нади есть родители, которые давно махнули рукой на попытки вылечить ее от наркотической зависимости, сестра, которая стыдится ее, муж, который искренне любит другую, и безжалостно изменяет ей… все это просто не приходило Елене в голову. Она была счастлива в своем крошечном мирке, значит, другие люди должны были быть счастливы в своих. Мысли о том, что это может быть не так, у нее просто не было. - Дай мне совет, - Энзо пристально смотрит на нее. - Застрелись. - Елена, я серьезно… - Я тоже! – она сверкает глазами, - Энзо, сколько можно?! Почти год!!! Из пустого в порожнее! Ты или жену брось, или Кэр отпусти! Неужели, ты думаешь, что она не заслуживает любви?! Настоящей!!! Полноценной! Такой, чтобы любили только ее!!! Неужели, ты, правда, так низко ее ценишь?! - Я не знаю, что мне делать. - Не знаешь?! – она нервно усмехается, - без проблем! Я помогу! Представь, что Кэролайн встретит другого мужика! Нормального! Не такого трусливого, как ты! Того, который захочет быть только с ней! Будет любить ее! И она будет его любить тоже! И тебя, Энзо, она пошлет на хрен! И останешься ты со своей ненаглядной женой, которую ты не можешь бросить, и завоешь на чертову луну! И вот тогда, уже будет однозначно поздно что-то менять! Все еще не знаешь, что делать?! Тогда жди! Мы приехали… - она с трудом выравнивает дыхание, - вон тот дом. Спасибо. - Елена… - Спасибо, Энзо,- она бросает на него быстрый взгляд и выбирается из машины, - хорошо тебе доехать. Ключ под крыльцом. Его не возьмет никто из посторонних, да, их здесь и нет, этих посторонних. В двух маленьких городках все друг друга знают, а, если появляется кто-то чужой, об этом сразу же становится известно. В доме тихо. Тут жизнь, словно стоит на месте, и стены хранят дух десяти, двадцати, тридцати летней давности. Бывал ли здесь Деймон? Вдруг он дружил с ее дедом, и приезжал сюда, когда тот строил этот дом? Невозможно. Елена медленно проходит по коридору, поднимается на второй этаж и входит в свою спальню. Тихо. Сколько же воспоминаний в этом доме. Хороших. Иногда немного грустных. Иногда смешных. Но, все же, в большинстве своем, очень счастливых. На маленьком столике у зеркала, стоят несколько фотографий. Они с Сарой маленькие сидят на больших деревянных качелях, Елена вместе с мамой гордо держит решетку, полную жареного мяса, они вчетвером стоят на крыльце дома, Елена в старой дедушкиной куртке с огромным яблоком в руках… здесь столько фотографий… столько фотоальбомов… столько архивов… С ленивым скрипом открывается тяжелая дверь в старый кабинет, где когда-то сутками сидел ее дедушка, Елена неуверенно входит внутрь, подходит к высоченным стеллажам и осторожно проводит рукой по пыльным корешкам книг и тетрадей. Страшновато. Узнать что-то… что угодно, что сможет подтвердить слова Деймона. Непонятно, что хуже, то, что придется поверить в существование чего-то… чего-то, или то, что это будет значить, что и сам Деймон является частью этого чего-то. Замкнутый круг. Ладно. Какой там был год? 1864-ый? Это поздно… Елена медленно идет мимо полок. Может, вот? 1858-ой? Если верить Деймону, то и он, и Пабло, и Кэтрин еще были живы. И Пабло даже еще не болел. Может, тогда они вели светскую жизнь, и где-нибудь, да фигурируют? Если, конечно, он не врет. 1858-ой, пуст. Там только вскользь упоминается имя Деймона, но то, что в те годы здесь жил Деймон Сальватор, и так ни для кого не секрет. 59-ый? Ничего. Шестидесятый? Год основания колледжа… Елена с силой стучит в дверь дома Деймона, и жмурится, облизывая пересохшие, потрескавшиеся губы. Четыре утра. Сейчас четыре часа утра, и, кем бы он ни был, он имеет полное право послать ее к черту за этот ночной переполох. - Елена? – дверь открывается, и Деймон встревоженно смотрит на нее, - ты пришла… - Да… - она шумно втягивает ртом воздух, - я пришла спросить. - Сейчас? – он еле заметно улыбается, - среди ночи? - Да. - Спрашивай. - Я нашла старый семейный архив, - она прерывисто вздыхает, - там была… фотография Сальваторов на открытии колледжа. Деймона. Его сына Пабло. И его жены Кэтрин, - глаза Елены сверкают, и Деймон, не отрываясь, смотрит в них, - и у меня вопрос. - Какой? – его голос становится совсем хриплым и очень тихим. - Что рядом с тобой на этой фотографии делает моя лучшая подруга Кэролайн?