***
Чонин, как всегда, шел вдоль аллеи, в его правой руке крепко была зажата трость, с помощью которой он, методично стуча о землю, ориентировался. По заученной уже дороге он привычным шагом добрел до лавочки, на которой любил отдохнуть, вслушиваясь в окружающую его среду: как мимо него пробегали дети, не спеша шли пожилые парочки, оглядываясь на него и шепча о том, как красив и молод парень, но слеп, пологая, что Чонин их не слышит. Об этом же шептались восхищенные девушки, вздыхая каждый раз, когда молодой человек поправлял челку или подставлял лицо лучикам солнца, что пробивались сквозь листья деревьев. Вид был на самом деле неземной. — Хей, Ким Кай! Какая встреча! Давно не виделись! — послышался издалека голос Чанёля, лучшего друга Чонина. «Просил же не звать так… Эх… Неисправимый болван…» — И тебе привет, — лучезарно улыбнулся Чонин, в ожидании момента, когда севший рядом друг начнет трясти его руку в своей излюбленной манере, показывая этим, что он рядом. Впрочем, это привычно для них. А ведь не виделись всего со вчерашнего дня, и это учитывая то, что сейчас только обед. И почти каждый день Чанёль всегда находил, о чем поговорить, бесконечно болтая, чему Чонин был несказанно рад и благодарен лучшему другу за поддержку. — Ну, что, готов к отъезду? — перешел он с рассказа о том, как вчера, возвращаясь из магазина, встретил Бэкхёна, их общего знакомого и, по сути… Бывшего Чана. И о том, что не растерялся и разговаривал, как в «старые» времена, шутя и приговаривая, что Бэк всё такой же маленький и ничуть не вырос. — Вещи мы вроде собрали еще два дня назад… Документы готовы, справку взяли… — Чан, успокойся, не в первый раз еду же… — закатил глаза Чонин, театрально вздыхая. Дело в том, что он из-за потери зрения должен был посещать больницу хотя бы два раза в год. Что он и делал на протяжении последних трех с половиной лет. — Ну, и что? Для меня и двадцатый, и тридцатый раз будет, как первый! Не зря же твоим опекуном вызвался! Что подумают обо мне твои родители? Тем более, всего в седьмой раз едешь. Ты так же говорил в прошлый раз! И забыл лекарства! — Пф, подумаешь… Их все равно дали бы в больнице. Чего так сильно переживал-то? — пуще прежнего закатил он глаза, вспоминая, как Чан орал в телефон, чуть ли не лишив его слуха. Потом еще пол часа слушал нотации своего «опекуна». — Эх, пошли уже, — нащупав трость, он встал и обернулся ожидая друга.***
Вернувшись домой, Чонин снял обувь и отодвинул её от двери, зная, что Чан, по заученной привычке, поставит их на нижнюю полку тумбы для обуви, а сам ушел в спальню. Он, неспешно переодевшись, помыл руки и на зов друга, который был на кухне, направился туда же, интуитивно обходя «преграды» вроде углов шкафа и вспоминая, как врезался в них первое время. Он уже не так медленно, как было в начале, зашел на кухню, сразу же садясь за стол. — Ты переезжаешь ко мне, — начал, вполне серьёзным тоном, свой заезженный разговор, Чонин. Чанёль даже завис на секунду. — Мы уже это обсуждали… Мне не трудно, честно. Тем более, как раз после работы захожу к тебе, ужинаю на халяву, иду домой и отдыхаю. Еще, в добавок, обедаю, как сейчас. Так что закрыли тему, — таким же серьёзными тоном, ответил друг. — Хорошо-хорошо, больше не буду, — поднимая руки в знак отступления, невинно проговорил Чонин. — Кстати, в прошлый раз я услышал от мед. сестер о каком-то парне. Только не помню, как его зовут… Менсу? Или Сумен?.. Хотя, они говорили ещё одно имя: Дио, по-моему, — задумался Чонин, выпячивая нижнюю губу, затем кусая. Старая привычка Чонина, выдающая его с потрохами, давала понять, что он действительно заинтересован в ком-то или загорелся желанием узнать что-то большее. — Ох, по-моему, он поёт… Очень талантливый малый, если не ошибаюсь, — вспомнил Чан. — Он не особо знаменит, но многие о нем наслышаны. Хотя… Ты, по ходу, не входишь в это число, — хохотнул друг. — Да… Похоже на то… — вздохнул он, принимая палочки и начиная есть разогретую еду. Невольно воображая голос, пока незнакомого для него человека.