Отражение отчаяния, или фальшивое счастье.

— Она скоро поправится? — Возможно да. Но ее состояние сейчас крайне тяжелое…. Жест руки остановил тихий голос врача. — Я понимаю…. – тихо прошептал синеволосый и опустил голову на колени, сжавшись в комок. К приходу врача его нервы взвились до предела, и он то и дело переминался на стуле, бросая взгляд то в потолок, то в пол, то на стены, то на двери кабинетов, исчезавшие вдали коридора. Белый цвет его явно раздражал и резал глаза. Внезапно, когда доктор уже собирался пройти в свой кабинет, паренек вскочил со стула и резко дернул его за плечо, оборачивая к себе лицом: — А что с ребенком?! Врач было перепугался, но от вопроса успокоился. — С ней все будет в порядке. Полноценная девочка, красавица, вес и рост в норме. Никаких заметных отклонений. Сначала синеволосый облегченно вздохнул, отпуская чужое плечо и чуть было не садясь обратно, но на полпути вновь вскочил и схватился за халат врача: — Заметных?! — Мы пока не успели ее обследовать… — Обследуйте! Сейчас же! – парень затрясся от переполнявших его чувств. — Но мы не можем. Мы должны следить не только за ней, но и за… — Черт! – перебил синеволосый, схватившись руками за голову и садясь на стул, затихая. — Я молю вас, сделайте все, то возможно, только пусть они обе выживут… — зашептал он, поднимая полные слез сапфировые глаза на доктора и хватая его руку ладонями. Сейчас он был похож на умалишенного, хотя его состояние вполне могло быть и таким, — Деньги для меня не проблема, все что угодно ради их жизней… — замотал он головой, отпуская руку мужчины и вновь садясь на стул. Внезапно из какой-то двери, недалеко от этих двух, выбежал человек в белом халате, по росту казавшийся подростком. — Пациентке плохо! Скорее! – выкрикнул он, сверкая перепуганными глазами в полутьме коридора, и вновь исчез за белой деревяшкой. Врач сразу же бросился к этой же двери, синеволосый парень — за ним. У входа в комнату мужчина остановил его, захлопнув дверь прямо перед его носом. На этот раз нервы не выдержали. Внутри все задрожало, желудок грозило вывернуть наизнанку. Сжав кулаки до хруста костей и заскрежетав зубами, парень резко бросился к стульям, поднимая вверх руки для удара. С истошным воплем отчаяния он ударил по белоснежным сиденьям, падая перед ними на колени. В полутемном коридоре не было слышно ничего, кроме стонов синеволосого. — Мы очень сожалеем, но… — мужчина опустил взгляд, вперив его в пол. Парень перед ним застыл. Взгляд его сапфировых глаз похолодел, становясь бесчувственным. — Она умерла? – абсолютно безразлично спросил синеволосый, не дожидаясь конца фразы – до ее смысла можно было с легкостью догадаться. Тело дрожало, руки, сжатые в кулаках, тряслись. Группа врачей переглянулись, думая, говорить ему или нет. Мужчина, до этого говоривший с безутешным молодым отцом, вдруг выступил вперед, расталкивая остальных. В его глазах виднелась жалость. — Можно сказать и так, — тихо, но упрямо произнес он, и парень сразу же подобрался, поднимая на него обнадеженный взгляд синих полупустых глаз. — То есть… как? – прошептал он, — Она… жива? Главврач грозно глянул на вырвавшегося вперед сотрудника и с силой потянул его за рукав халата к себе – мужчина еле успел передвинуть назад ноги, чтобы не завалиться на начальника. Потом перевел взгляд на синеволосого, уже готового упасть в обморок. — Мы сожалеем, но она впала в кому. Клиническая смерть, — этот голос был гораздо холоднее, чем у обычного доктора. Он просто сухо выговаривал все факты, без сожаления. Парень вытянулся, выражение его лица застыло, взгляд вновь похолодел. — Так она… жива? – с надеждой, тихонько угасающей в его глазах, спросил он. — Да, жива. Но умереть может в любую секунду. Поэтому вы должны успокоиться и позаботиться о ребенке. У синеволосого внутри что-то словно пробудилось ото сна. Он тихонько, как в замедленной съемке, осел на стул, но его взгляд уже не был настолько мутным. А главврач все продолжал говорить: — Вы должны найти своей девочке другую мать. Если нет, то вам одному будет очень тяжело справляться с кормлением и тому подобными вещами… Дальше парень уже не слушал. Мозг, мысли в котором всего секунду назад крутились только вокруг смерти его любимой, теперь начали виться вокруг его дочери. Маленькой, беззащитной, ЕГО дочурке. Девочке, которая будет жить со своим отцом, не сможет увидеть свою мать, не почувствует материнской любви…. Боль – единственное чувство, которое он чувствовал многие часы, просиживая в коридоре перед операционной – сильнее запульсировала во всем теле. Он никогда, никогда в жизни не ощущал себя так плохо. Ужасное состояние. Он никогда ни за кого так не беспокоился, тем более, никогда этих людей не было ДВОЕ. Абсолютно внезапным в его состоянии сейчас оказался резкий скачок со стула. Парень просто оттолкнул врачей, схватив за рукав одного, того, кого ощущал к себе гораздо ближе, чем остальных, и неумолимо пошел, почти побежал в конец коридора, таща за собой мужчину, словно безвольную куклу. Он не ожидал, что за ним кто-нибудь пойдет с целью остановить – он вообще об этом не задумывался. И за ним никто не пошел – каждый из этих людей, на вид серьезных и бесчувственных, понимал беднягу и сочувствовал ему. Спустя пару минут синеволосый уже входил в операционную. Распахнув широкие двери, он проскользнул в комнату абсолютно один – врач остался снаружи. Она лежала на сером операционном столе. Взлохмаченные, потускневшие розовые волосы были собраны в свободный пучок. Лицо было необычно белым, даже привычного румянца на щеках будто не бывало. Веки дрожали, пушистые ресницы, немного влажные от слез, трепетали. Искусанные в кровь губы были приоткрыты. Грудь тихонько вздымалась: вверх – вниз… Вверх – вниз… Вдох – выдох… Вдох – выдох…. Только очень медленно, не так, как у обычного, живого человека. Парень медленно, словно не веря своим глазам, преодолел расстояние от двери до стола. Подошел к лежащей девушке и осторожно взял ее ладонь в свою. По его спине пробежали мурашки от непривычного холода, исходящего от кожи девушки. Обычно она была такой горячей, и ее рука вдруг показалась ему ледяной. — Аму… — прошептал Тсукиоми, склоняясь над своей любимой и целуя ее в самый кончик носа, со всей нежностью, которую он не мог никому передать. Он прикоснулся лбом к ее лбу, не в силах удерживать слезы. Прозрачная капелька проделала дорожку по его щеке, другая капнула на щеку девушке. Он уже был готов умереть от осознания того, что она умерла. Он не думал ни о чем, кроме того, что не чувствует спокойствия, которое всегда ощущал рядом с ней. Мужчина за дверьми, приоткрыв створку, наблюдал за парнем, осознавая, что никогда бы не хотел оказаться на его месте.