It's Getting Dark

Здесь всегда темно и сыро. Этот коридор я уже выучила наизусть. Три двери, как три этапа моей жизни, длиной в 10 лет каждый. Я, повинуясь сну, захожу в первую комнату. Там всё как обычно: тихий семейный ужин. За столом сидят мои родители, брат и я. Позади горит яркими огнями праздничная ель. Но всё это в тот же миг погружается во мрак, из которого вырастает уже совсем другая картина: двое парней стоят напротив испуганных родителей, и в какой-то момент они просто стреляют: сперва в отца, а затем в мать. А я резко захлопываю дверь, чтобы они не заметили и меня. Страшно, не так ли? А ведь это только начало комара. Дальше— хуже. За второй дверью крылась широкая детская площадка. Там, вместе со всеми, играли четверо подростков: я, Кёртис, Уолтер и Тобиас. Мы мирно перебрасывали мяч из рук в руки, когда, внезапно, всё вновь почернело и утих звонкий детский смех. На смену ему пришёл громкий женский крик и отчаянный плачь детворы. Только один паренёк с камнем в руках посмеивался, глядя, как его бессознательного брата Тоби волокут на носилках в машину неотложки. Я вновь захлопываю дверь и иду уже к третьей, самой страшной двери. Открывать её я не хочу и всецело этому сопротивляюсь, но не выходит. Сон сильнее. Он заводит меня внутрь, и я попадаю в самый настоящий кромешный мрак, откуда яркими вспышками мелькают воспоминания: выстрел, боль, сырой пол заброшенного нью-йоркского завода, фото мёртвых друзей, удар ножом, едкий смех, ещё один выстрел, на сей раз не в меня, и всё — смерть Севила Ханта. Потом была агония от аллергии, страх, холод, вновь выстрел, на сей раз стреляла я, «Дура!» — раздался мой собственный крик, затем была кровь, так много крови… её омерзительный запах доводил меня до изнеможения. «ПРЕДАТЕЛЬНИЦА», — мелькнула кровавая надпись и тут же погасла в огне взрыва. Ну а потом яркий, словно из самых глубин подсознания, образ мёртвого тела с дырой в голове. «Эрик». Я хочу уйти отсюда, хочу забыть это, ведь знаю, что будет дальше…. Крыша госпиталя, Джеймс - безумный и прекрасный стоит и взирает спокойно на мир, после чего в порыве ярости подносит к голове пистолет и стреляет себе точно в рот… Дверь захлопывается. Cause he gets up in the morning, And he goes to work at nine, And he comes back home at five-thirty, Gets the same train every time. 'Cause his world is built' round punctuality, It never fails...* И вновь эта назойливая песня, доносящаяся из радио, вырвала меня из цепких лап сна. Ненавижу её. Она так точно описывает всю мою жизнь, что а ж тошно становится. Но ничто другое, наверное, и не сгонит меня с постели после очередной, практически бессонной ночи, кроме богомерзкой песенки. Сладкое забвение приходило ко мне лишь ближе к утру, и, как я описывала ранее, ничего хорошего не несло. Я вновь встаю и, как жутко пунктуальный уважаемый мужчина* из той песни, делаю всё по старому, заученному ещё два года назад графику: Ксанекс, завтрак, душ, зарядка, пробежка, душ, работа, дом. Сегодня я бежала мимо Центрального Парка. От моей квартиры на Карнеги-хиллс до него было от силы минут десять, ровно, как и до известной Пятой авеню, которую я старательно обхожу стороной — слишком многолюдно там нынче. Ну, а в парке меня не беспокоил никто. Здесь я в очередной раз сгоняю свои жуткие сновидения и освобождаю мысли для последующего рабочего дня. Ох, моя работа… Я вновь создала что-то на подобии информбюро, вот только теперь значительно усовершенствованного. Нет больше риска, нет и глупой подпольности. Всё теперь организовано по закону… по закону взяток и старых влиятельных знакомых, конечно. Я вновь руководитель, а точнее — одна из трёх. Со мной работает ещё пара неплохих парней: Уоллес и Бари Капланы — родные братья, которые в своё время также преуспевали на рынке информационных технологий. Наша сплочённая команда сколотила это Информбюро за каких-то полгода, и я этим нехило гордилась. Сейчас за мыслями о работе я пробегала вдоль широкого озера и постепенно забывала о страшном сне. Это так замечательно — порой отвлекаться от тягостных мыслей и чувствовать себя нормальным человеком без сдвига по фазе. Впрочем, такое удовольствие я получала только лишь раз на день — на непродолжительной пробежке, после которой привычно возвращалась домой, умывалась, закидывалась Ксанексом, как единственным антидепрессантом, который хоть как-то на меня действует, ела и ехала на работу. Вот и сегодня мой график не менялся. Я уже успела оббежать добрую четверть огромного парка и как раз вернулась домой. Там, проделав свой привычный сценарий, я умчалась на работу. Настроение моё было, на удивление, как работников офиса, так и меня самой, превосходным. Я счастливо шагала вдоль небольших рабочих мест моих подчинённых, время от времени здороваясь с кем-то и всенепременно широко улыбаясь каждому. В моём кабинете я закрыла все те дурацкие жалюзи на панорамных окнах и стала просматривать отчёты за последний квартал. Примерно через час в мою дверь постучали. Я глянула на часы. «11:00» . О, я уже знала, кто это будет. — Входи, Уоллес, — крикнула я. Скрип двери разнёсся по маленькому помещению, и на пороге встал тощий молодой парень, лет, эдак, тридцати, с короткой тёмной шевелюрой и пронзительными карими глазами. — Привет, Энн. Ну как оно? — спросил он, усаживаясь напротив меня. В принципе, я уже приблизительно знала, что за разговор сейчас будет, а потому не упускала возможность выказать всем своим видом недовольство собеседнику. Он вновь, уже в сотый раз, будет просить меня сделать одно и то же. — Прекрасно, Уоллес. Деньги переводить я не собираюсь. Разговор окончен. — С какой это стати закончен? Мы с Бари вложили в эту компанию всё, что у нас есть… — Так же, как и я. — Твои активы висят в воздухе и существуют только на бумаге. Какого чёрта, Энн? Уже два года прошло, неужели ты всё ещё чего-то ждёшь… — Я перевела вам триста миллионов, чего ещё от меня вам надо? — Остальные пятьсот миллионов, — бросил небрежно Уоллес. — Ты уж прости, Уоллес, но я не хочу понапрасну раскидываться такими деньгами. Как только дело станет надёжным, я введу активы в оборот. — А сейчас мы, по-твоему, кто? Шарашкина контора? Мы уже два года работаем над прибылью и имиджем, у нашей компании сделки на трёх континентах. Что тебе ещё надо? — Время, Уоллес, — выдохнула я, потирая лоб. — Нет, хватит. Не знаю, что там за чудо ты ждёшь, но мы с Бари решили так: если не вводишь деньги в оборот через неделю — мы расторгаем наше соглашение. — Расторгаем? — Да. — А деньги вы мне когда вернёте? В следующей жизни? — я усмехнулась. — Не беспокойся. Вернём мы тебе твои деньги, — он встал и прошёл к двери. — Неделя, Энн. Не забывай, — сказал напоследок Уоллес перед тем, как дверь за ним захлопнулась. Я со вздохом отодвинула свой стул от стола и, откинувшись на спинку, крутанулась в правую сторону. Опять у меня от этих его разговоров голова раскалывается. Это уже невыносимо. Ясное дело, что я опасалась вводить на счёт компании полмиллиарда долларов, ведь это всё, что у меня было, а эти парни пусть и хорошие, но не самые надёжные. За размышлениями я чуть не проворонила очередного посетителя моего кабинета. Стук был тихим, но назойливым. — Входите. На пороге появилась Джессика — глава отдела финансов. Её перепуганный взгляд и трясущиеся руки заставили меня встревожиться. — Что-то случилось, Джесс? — Мисс Крэйн, деньги со счетов… — последние несколько слов я почти не расслышала, потому что произнесла она их так тихо и быстро, что не всякий слуховой аппарат поймает такие частоты. — Что с деньгами, Джесс? — Они… пропали. — В смысле, пропали? Все? — Да. Вот так, просто за одну секунду взяли и исчезли. Транзакции не проводились, потому нереально отследить, куда делись деньги. — Как могло пропасть полтора миллиарда долларов, Джесс? — я уже практически срывалась на крик. — Ты себе это вообще представляешь? Это же невозможно! — А вы проверьте счёт компании. Я взяла в руки ноутбук и, зайдя на сайт банка, глянула счёт фирмы. Там красовались только девять нулей. Я была в полном шоке и откровенном ступоре. Как это вообще возможно — просто взять и украсть полтора миллиарда долларов за один раз? Джесс мне там ещё что-то втолковывала, пока я пыталась отойти от случившегося, но её слова пролетали мимо моих ушей. И только, когда в кабинет вбежал запыхавшийся и явно злой Уоллес, я очнулась от лёгкой прострации. — Какого хрена?.. — спрашивал он сквозь тяжёлое дыхание. — Наши… деньги. Где они? Кто это сделал?.. — Я не имею ни малейшего представления, Уоллес, — задумчиво ответила я. — Шутишь, да? Там полтора, мать твою, миллиарда! Это все наши деньги. Мы банкроты, Энн… Твою мать! — он с криком пнул один из стульев у моего стола. На сей раз истерику Уоллеса я целиком и полностью разделяла, ведь в неизвестность ушли и все мои деньги, даже те пятьсот миллионов, что «висели в воздухе», если можно так выразиться. Под аккомпанемент криков и нервных расхаживаний Уоллеса я сидела и всё размышляла над тем, кто же мог бы совершить такое. На моём веку мало таких гениальных безумцев. Сейчас все они или в вечных бегах или в могиле. Внутренний голос уже выкрикивал лишь одно единственное имя: «Джим». Но он мёртв, как бы я себя не убеждала в обратном, а потому эта идея была заведомо неверной… Ну, а дальше всё было, как в чёртовой комедии. К нам с Уоллесом и Джесс вбежал парень из отдела по работе с клиентами, Дрейк, вроде, и, заикаясь, проскандировал: — К-к-клиентская база… её н-нет, мисс К-крэйн. Она удалена. П-полностью. — Какого?.. — заорал Уоллес, остановив свой променад по моему кабинету. Как это случилось, объяснить никто не мог. Просто вмиг все компьютеры словно перемкнуло, и информация на них стала безвозвратно удаляться. То же самое случилось и с архивом. Когда, наконец, первая волна истерики, ознаменовавшаяся разломанным стулом, массовой истерией и беготнёй, на миг утихла и все мои встревоженные гости по очереди покинули кабинет (кроме Уоллеса, он под конец просто сидел на диванчике в углу и ждал приезда Бари), я со вздохом вернулась на своё рабочее место и вновь открыла ноутбук. От повторного просмотра всех файлов меня отвлекло жужжание телефона. «У вас 1 новое сообщение», — так гласила надпись на экране. Номер, с которого оно было отправлено, скрыт, что сразу меня насторожило. И вот, настал апогей моего шока в этот идиотский день. «Лондон, Саутворк, Гроу-стрит, 130, приди через два дня, если хочешь вернуть деньги и информацию своей компании. Д.М.» Содержание сообщения удивило меня гораздо меньше, нежели чёртова подписка. Джим Мориарти… Нет, он мёртв. Это наверняка просто какой-то идиотский шутник, коих я так ненавижу. В ответ я написала ему лишь одно слово: «Или?» «Или все ваши деньги со Швейцарского счёта больше никогда не вернутся к своим хозяевам». Понятное дело, это был тот, кто устроил весь этот сыр-бор, ведь такие детали практически никто не знал. Но второй совершенно логичный вопрос тогда всплывал в моём уме: кто же это был? Поддавшись секундному порыву, я поспешно напечатала и отправила: «Джеймс, это ты?» «Приди и узнай:*» Прочитав последнее сообщение, я улыбнулась. Вскоре моя улыбка переросла в тихий смех, отчего на меня уже стали странно коситься коллеги. Но мне было совершенно плевать, ведь это был он… пусть это и перечит всякому здравому смыслу. Я не знаю, почему так уверена в этом, просто вот чувствовала, как сказали бы те псевдо медиумы из ТВ-программ. Ведь только Джеймс мог устроить такой тотальный коллапс ради своей забавы. Было решено лететь в Лондон. Я озвучила свою идею Бари и Уоллесу, но они посчитали, что я просто хочу «свалить пораньше, чтобы не разгребать всё то дерьмо, что сейчас есть в компании». Думаю, не стоит долго гадать, что же ответила я им на такое заявление. Они ещё долго спорили со мной о понятиях честности, долга фирме и прочих абстрактных вещах, пока я просто не поставила их перед фактом: — Вы дали мне неделю, так? Ну, тогда не лезьте ко мне эти семь дней. Я пытаюсь помочь вам и вернуть ваши деньги, а уж, как и где я это сделаю, — не ваша забота. Завтра я лечу в Лондон, и это даже не обсуждается. — Летишь по первому же зову какого-то неизвестного психа. — Скорее по зову сердца, Бари, — отозвалась я. — Хотя, что ты понимаешь о человеческих чувствах… На следующий день, ближе к вечеру, я уже была в Англии. Странная эйфория овладела мной, как только я ступила на землю Британии. Я не была здесь два года. Единственное, что меня связывало с этой страной, - это пара шрамов и редкие звонки по Скайпу семейству Морана. Давно я не видела их всех в живую. Но, впрочем, сейчас мои мысли витали совершенно не возле Себастьяна и его четы. В каком-то странном порыве я, даже не решив оформиться в отеле, сразу из Хитроу направилась по данному мне адресу. Что я там надеялась увидеть? Чудо, наверное. Хоть уже тогда, приближаясь к старому речному порту на берегу Темзы, я вполне хорошо понимала, что всё это может быть обычным фарсом, а мой таинственный аноним — банальным заурядным психом, внутри меня ещё теплился слабый огонёк надежды, что там будет Джеймс. Прибыла я к назначенному месту как раз, когда небо над Лондоном окрасилось в алые тона раннего осеннего заката. Здесь было холодно и ветрено. Полы моего тонкого пальто не уберегали меня от порывов ветра и накрапывающего мелкого дождя. Погода была под стать этой стране — сероватая, холодная, омерзительная. Хотелось на миг забыться и окунуться в тёплый воздух солнечной Калифорнии, где я родилась и росла. Те места мне нравились, отчего-то, куда больше, нежели старая чопорная Англия с её туманами и дождями. Я глядела на зеленовато-синюю речную гладь и витала в своих длинных размышлениях, старательно пытаясь обходить стороной темы, связанные с тем человеком, который позвал меня в это место. Наверное, я могла стоять там целую вечность, если бы не тихий насмешливый зов, что прозвучал позади: — Соскучилась по мне? Я резко обернулась, а моё сердце в те несколько секунд точно пропустило добрый десяток ударов. Это был он. Да, это и вправду он — Джеймс Мориарти — живой, целый и всё такой же саркастично-сумасшедший. Всё моё удивление от увиденного перекрывала разве что искренняя радость. Всё так… нереально, словно это опять сон. Но, знаете, есть такой момент, когда и радость и шок отступают. Им на смену приходит искренняя злость за всё то, что пришлось пройти до этого одного момента. Когда он сделал пару шагов ко мне, я просто остолбенело стояла и пыталась подобрать те слова, что могли бы сполна выразить весь диапазон моих эмоций. Увы, от всей нереальности ситуации мой мозг смог лишь выдать тихое: — Ты жив... — Гениальное умозаключение, Анна. — Но как?.. — С привычным изяществом, — его сарказм стал последней каплей, и я не выдержала. Я подошла, как можно ближе, и, вложив всю накопленную боль и ненависть в этот удар, залепила ему громкую пощёчину. Мориарти от такого моего жеста только лишь хрипло рассмеялся. Он провёл ладонью по своей щеке, на которой ещё не сошло красноватое пятно от удара. — Чу-удно. Просто замечательно. Именно этого мне и не хватало, Анна… Видимо, у тебя есть вопросы. — О, целых полтора миллиарда вопросов, — я уже вошла в раж и подхватила эту надменную саркастичную нотку Мориарти. А он вновь просто рассмеялся. Не знаю, почему, но в тот момент меня сильно поразил его взгляд. Он был уже совершенно другим. В нём не осталось прежней злости, неуравновешенности или истеричности, которые так часто мелькали во время любых наших разговоров. Может, момент такой был, а, может, он и вправду изменился — я без понятия. Но мне это чертовски нравилось. Какой бы сильной не была моя злость на Мориарти за то, что он сотворил, я всё же безумно по нему соскучилась. И, когда весь этот парад из колких фраз и взаимных поддёвок прекратился, я была готова сказать ему это. Но мистер Зло опередил меня. Он молча подошёл ко мне ещё ближе и теперь вещал практически мне в лицо. Его надменное выражение сменилось абсолютно серьёзным. Джеймс не стал долго ходить вокруг да около, а просто сказал: — Ты знаешь, что будет дальше, Анна. — И что же? — спросила я. — Дальше нужно сделать выбор: останешься здесь или вернёшься в Штаты. Всё просто и без лишнего пафоса. — Благодаря твоим стараниям мне больше некуда возвращаться. Там у меня ничего нет… — Я вернул те деньги на ваш счёт ещё тогда, когда ты прилетела в Лондон. — Уоллес и Бари будут рады… — бесстрастно протянула я. — А ты? Немного пафосного молчания, по моему скромному мнению, совершенно не помешало тому моменту. Джеймс тоже так часто делал, настала моя очередь трепать нервы. Но эту свою лёгкую издёвку я решила сильно не затягивать, а потому, когда ощутила, что мелкая морось дождя усиливается, сказала: — А мне совершенно плевать. Такой ответ явно пришёлся по душе нам обоим. Джеймс понял без особых расспросов, какое решение приняла я. Ему хватило моего безразличного тона и искренней улыбки в конце, чтобы прекратить задавать бессмысленные вопросы… Так же, как, в общем-то, и мне. Тогда у нас отпала надобность в том, чтобы заваливать друг друга кучей ненужных вопросов. Всё это было уже гораздо позже, а пока мы просто стояли на том небольшом, богом забытом порту и отвлечённо наблюдали друг за другом. Я смотрела на него и больше не чувствовала себя просто в безопасности, как раньше. Мне тогда было невозможно, невероятно хорошо… от всего: от того, что Мориарти жив, и он в очередной раз смог обмануть старушку-смерть; от того, что я тогда стояла напротив него и могла прикоснуться к нему; от того, что мне удалось в один миг отпустить все прошлые тревоги и отправить их в вечную летаргию; от того, что я смогла простить Джеймса за всё то, что он натворил… «Только если мы сможем простить других за то, что они сделали с нами. Если мы сможем простить себя за то, что мы сделали с другими. Если мы сможем освободиться от наших историй о том, как мы были злодеями и жертвами. Только тогда у нас, может быть, и получится спасти мир**», — так писал Паланик. Сдаётся мне, что, следуя такому принципу, я в тот момент наверняка могла бы спасти этот мир. Примечания: *строчки из песни Kinks - Well Respected Man прим. перевод: Ведь он встает по утрам, И он идет на работу к девяти, И он возвращается домой в пять тридцать, Ездит на одном и том же поезде каждый раз, Ведь его мир основан на пунктуальности, Она не должна быть нарушена. **Цитата из книги Чака Паланика "Призраки". Конец - это всегда тяжело. Мы прощаемся с героями и их судьбами, оставляя их почивать на страницах своих произведений. Стоит ли говорить, что для меня эта работа и эти персонажи стали уже по-настоящему родными. Анна Крэйн - это персонаж, которым я жила последние 8 месяцев, это моё колоссальное детище, оставлять которое, по меньшей мере, тяжело, а по большей - почти нереально. Однажды я сказала, что эта девушка, в конце концов, получит именно то, что она заслужила, и, честное слово, я безумно рада, что сдержала своё слово и таки подарила Анне её заслуженный хороший конец. Спустя годы боли, страданий и множества тяжёлых испытаний и решений эта девушка обрела своё место в этом мире, и, пожалуй, в такой момент я готова отпустить её на вольные хлеба. Как видите, эта работа немного напоминает хорошую сказку, где все злодеи получают по заслугам, а хорошие парни обретают счастье... Вот только за спинами этих "хороших" кроются такие тайны, которые явно отдаляют этих людей от общепринятых образов положительных героев. Но даже таким людям можно сопереживать, и, если вам удавалось это делать во время прочтения моей работы, значит, этот текст и вправду многого стоит. Спасибо ВСЕМ, кто читал эту работу, комментировал её и просто наслаждался ею! ОГРОМНЕЙШАЯ благодарность моей любимой бете за всю её помощь. ИнТуИцИя БоЛьШе НиЧеГО, подруга, мы тут с тобой и вправду стали такой сплочённой командой за всё это долгое время. Так же мой дорогой читатель и хорошая подруга МiKu HaTsUnE_Kavai: о-о-о, если бы не ты, я бы и не завела эту шарманку, так что просто спасибо тебе, змей-искуситель, за то, что открыла для меня такой прекрасный мир фикрайтерства. Ну и отдельная благодарность одной бедной трудяге, которая всё время так ярко и чётко излагала мне свои впечатления от моих работ за чашкой капучино в кафе. Алина, ты даже не представляешь, сколько нового привнесли в эту работу наши с тобой беседы. P.S. Ну и для особо дотошных вот она, моя работа, в которой я описываю свои предположения по поводу того, как всеми любимому Джеймсу Мориарти удалось выжить на крыше Бартса в тот роковой день: https://ficbook.net/readfic/3931919