It's Getting Dark

Каково это, работать на самого неуравновешенного или, как он любит говорить, «непостоя-я-янного» человека Британии (да что уж там, целой Европы)? Именно этим вопросом я задавалась долгое время, перед тем, как официально вступить в должность информатора нашего дорогого Джеймса Мориарти. Что ж, за четыре месяца службы на этого человека я, наконец, смогу полностью ответить на него как вам, так и себе самой. Начнём с основных обязанностей. Главное, что требуется от меня, - это, конечно же, информация. И способы её добывания бывают очень и очень разными – от обычного копания в куче бумаг и отчётов до личных выездов и, о, Господи, даже слежки за теми или иными людьми. Работа, конечно, не худшая да и, что греха таить, иногда даже очень интересная, но обилие её просто немереное. Сутки на рабочем месте – привычное для меня дело. Кипы бумаг, которые надо разгребать, миллион новых данных, из которых надо выбрать лишь несколько основных фактов, нужных для текущего дела, а всё остальное попросту отсеять, частые метания в различные учреждения за недостающей информацией, что сохранилась у них в архивах – всё это лишь малая часть моих обязанностей. Но, как и в любой другой работе, есть здесь и свои плюсы. Мне нет надобности, как какому-то заурядному клерку из сити, мотаться с утра пораньше в офис и ютиться в маленьком пыльном кабинете. Место моей работы – это дом. И да, отвечу на насущный вопрос, квартиры своей у меня так и не появилось, а, поскольку в распоряжении Мориарти имелась одна практически пустая усадьба, куда он не так уж и часто наведывался, с дальнейшим местом моего жительства всё решили очень быстро. К списку плюсов можно было бы приписать ещё один пункт: посещение каких-либо вычурных мероприятий, где собирались, так сказать, сливки общества, но есть одно большущее НО: я ненавижу эти сборища напыщенных болванов. За время своей работы в Америке я не раз бывала на таких мероприятиях: по началу - чтобы заводить нужные знакомства и потихоньку вливаться во всю ту «высшую» среду, ну а потом – просто, чтобы держать марку. В совсем юном возрасте мне даже нравились различные приёмы, балы и пиршества, ведь тогда я поневоле начинала чувствовать себя кем-то гораздо бОльшим, нежели обычная девочка-сиротка с блистательными успехами в сфере информационных технологий. В то время высшее общество казалось мне чем-то прекрасным, запредельным и кристально чистым. И лишь года через два я смогла во всей красе увидеть эту грязную глубокую трясину, в которой каждый без разбора то и дело норовит потопить другого, лишь чтобы самому подольше продержаться на плаву. Теперь же я отношусь с крайним презрением к такого рода мероприятиям и любыми способами пытаюсь их избегать. Жаль, на сей раз отвертеться мне не удалось. Чёртов приказ моего босса нельзя отменить, оспорить или, Боже, упаси, игнорировать. Сегодня вечером Мориарти тащил меня на какой-то светский приём, организованный в честь открытия первого во всей Европе филиала одной крупной галереи современного искусства (как будто у нас тут своих не хватает). Или, по-простонародному, это было сборище кучки напыщенных снобов, пришедших туда, дабы за претенциозными разговорами покрасоваться друг перед другом размерами своих банковских счетов, новыми машинами, любовницами и прочими обязательными атрибутами элитной жизни. Зачем Джеймсу понадобилось идти туда, знала я довольно расплывчато: вроде-как там он должен был встретиться с каким-то очередным клиентом, но, кто тот загадочный человек и по какому, собственно, делу он обратился к Мориарти, я не знала. И вот сейчас, когда на часах 9 РМ, я, одетая в длинное шифоновое платье цвета тёмного изумруда, подол которого так и норовил запутаться в моих ногах, шла по коридору всё той же, давно знакомой вам усадьбы, направляясь к выходу, где меня уже минут пятнадцать терпеливо дожидался Мориати. Спустившись вниз по лестнице, я моментально встретилась с недовольным взглядом Джеймса, который через несколько мгновений перерос в какой-то странно-оценивающий. Я остановилась в нескольких шагах от мужчины и подождала секунд пять, в надежде, что он наконец-таки выйдет из своего временного ступора и соизволит сказать хоть что-нибудь. Поскольку надежды мои так и не оправдались, первой заговорила я: – Я думала, что мы опаздываем, но раз тебе так охотно стоять здесь, как столб, и пялиться на меня, приём, конечно же, может и подождать, – голос мой был полон сарказма. – Тебе так неприятно моё внимание? – с издёвкой спросил Мориарти. – Настолько назойливое – нет. Я тебе не каменное изваяние, чтобы на меня взирать, – я мимоходом взглянула на настенные часы, после чего вновь перевела свой взгляд на Джеймса.– Пошли, у нас осталось ещё полчаса. На это он ничего не ответил, лишь молча прошествовал за мной к выходу из дома. На улице нас уже ждала машина с личным водителем. На сей раз Мориарти всё-таки решил не садиться за руль, чему я, памятуя нашу первую совместную поездочку, весьма обрадовалась. На лестнице перед домом Мориарти, даже не оборачиваясь в мою сторону, сказал: – Кстати, прекрасно выглядишь, Анна. – Что я слышу? – я недоверчиво взглянула на Джеймса. – Неужто, это комплимент из твоих уст? – Лишь констатация факта. – Да брось, это он самый. – Ладно, пусть так. Это был комплимент. Тебе от этого легче стало? – раздражённо спросил он. – М-м, – я приставила палец к губам. – Да нет, просто хотела услышать это от тебя лично, – весело ухмыльнувшись, я уверенным шагом прошествовала к машине. Джеймс же, слегка обескураженный, ещё несколько секунд стоял неподвижно на лестнице, после чего пошёл вслед за мной. Сев в автомобиль, мы ещё некоторое время поддерживали затянувшееся молчание, после чего я решила продолжить наш один незаконченный разговор: – Так ты, наконец, объяснишь, почему именно я должна сопровождать тебя на том чёртовом приёме, а не одна из твоих… спутниц? – последнее слово я произнесла с нескрываемой насмешкой. Мориарти, всё это время методично печатавший что-то на своём телефоне, даже не обернулся в мою сторону. И лишь через несколько долгих минут, когда злосчастное письмо было отправлено, он соизволил оторвать свой взгляд от сотового и наконец-таки ответить мне: – Решил, что в четырёх стенах ты скоро сама пылью покроешься вместе со своими бумагами. – Я не виновата, что ты постоянно находишь мне кучу работы, после которой у меня банально не хватает ни сил, ни времени на то, чтобы посещать разнообразные светские рауты. «Да и желанием особым я не горю там появляться», – добавила мысленно я. – Ну вот, на сегодняшний вечер светский раут – твоя работа. Наслаждайся заслуженным отдыхом. – Я бы не назвала это отдыхом, – буркнула еле слышно я, на что Мориарти лишь тихо усмехнулся. Через двадцать минут, прошедших в уже привычном молчании, наш автомобиль остановился напротив одной из лондонских новостроек. Само здание напоминало какую-то современную стеклянную вазу причудливой формы. Вместо традиционных каменных стен практически весь передний фасад его занимали широкие панорамные окна, что, конечно, не было в новинку, как для столицы Британии, так и для любого более или менее большого города. Но что-то в этой постройке всё же выделяло её на фоне других. Возможно, это немного нестандартная форма стен, слегка выгнутых внутрь, или же лёгкий восточный дух, коим здесь было пропитано буквально всё, начиная с небольшого японского садика перед самим зданием и заканчивая причудливым орнаментом на огромной стеклянной входной двери. Но всё это почему-то навеяло мне какое-то еле уловимое чувство тревоги. Это было сложно объяснить, но мне почему-то отчётливо стало казаться, что сегодня должно произойти что-то плохое, и связанно это будет именно со мной. Покинув автомобиль, мы прошли к парадному входу, где, учтиво открыв верь и поздоровавшись, нас встретил молодой швейцар. Этаж, на котором проходило открытие – седьмой. Поднявшись на него с помощью довольно большого стеклянного лифта, мы прошли через небольшой светлый коридор и вошли в широкий выставочный зал. Это было большое просторное помещение со светлыми стенами, тёмным зеркальным потолком и слегка приглушённым светом. Где-то издалека была слышна какая-то классическая музыка, немного напоминающая один из этюдов Шуберта в прекрасной фортепианной аранжировке. Каждой картине в этом зале было отведено отдельное место меж двух небольших чёрных ширм. В основном здесь были представлены работы в стиле экспрессионизм и сюрреализм. Не самые мои любимые направления, но, впрочем, мне было как-то плевать, что здесь выставляют. Джеймс провёл меня под руку к другому концу зала, где стояли несколько с виду статных мужчин и о чём-то неспешно болтали. Он представил мне их, как мистера Элиота Симонса и сеньора Андрео Карузо. Обменявшись несколькими условными любезностями, я спешно покинула компанию этих мужчин и уже с бокалом шампанского в руке занялась тем, для чего и предназначался этот вечер – любованием произведениями искусства. Безынтересное блуждание мимо десятков различных картин длилось примерно минут пятнадцать, после чего внимание моё привлекло одно очень занятное полотно – какая-то замысловатая композиция из множества цветов, кустов и деревьев, составляющая, в конечном итоге, изображение человека. Я довольно долго задержалась возле неё, рассматривая каждую деталь произведения, мастерски выведенную масляными красками каким-то молодым, совсем неизвестным мне художником, будучи очарованной той невероятной атмосферой чистоты и лёгкости, что создаёт это полотно. Углубившись в размышления насчёт этой картины, я совсем и не заметила, как ко мне сзади кто-то подошёл. – "Человек – часть природы, грозящая погубить её всю", так сказал мне однажды художник, который нарисовал это полотно, – послышалось где-то позади меня. Судя по тембру, голос принадлежал какой-то молодой женщине. И в тот миг он показался мне очень знакомым. – О да, – слегка задумчиво произнесла я в ответ. – Как жаль, что мы так и не разучились разрушать то, что не сотворили сами, – сказала девушка, становясь справа от меня. В тот миг я, повинуясь интересу узнать, с кем же веду эту не совсем обычную беседу, развернулась в сторону той женщины и впала в лёгкий шок. Та, кого я увидела, была мне не просто знакома, когда-то в студенческие годы эта девушка была моей лучшей подругой. – Амелия… – Анна? – ошарашенно спрашивает она. – Она самая, мисс Ричардсон, – я слегка растерянно улыбаюсь, смотря на неё. Я почти не узнала подругу: привычные длинные белокурые локоны были срезаны практически до плеча, а миловидное лицо скрывалось под толстым слоем макияжа, который ранее Амелия с презрением игнорировала, предпочитая естественную красоту искусственной. – Как же я рада тебя видеть, – она тоже улыбнулась мне в ответ. – Правда, не ожидала встретить тебя здесь. Какими судьбами Анну Крэйн занесло в земли Туманного Альбиона? – Я приехала сюда по работе и решила немного задержаться, – слегка уклончиво ответила я. – И это «немного» растянулось навсегда? – Ну, да, в какой-то мере. Тебя-то каким ветром занесло в Британию? – я отпила немного шампанского из своего бокала. – Ты же сама говорила, что в этой стране ужасно всё: от менталитета до климата. – Вкусы меняются, дорогая Энн. А перспектива иметь свою собственную галерею этому только способствует. – Подожди, так это всё… – я окинула удивлённым взглядом помещение. – Принадлежит мне, – закончила она за меня. – Сама с трудом в это верю, если честно. – Ну, тогда я поздравляю тебя, Эмми. Твои мечты стали явью, что может быть прекрасней?! – Ну, разве что это, – она подняла правую руку, где на безымянном пальце красовалось изящное золотое кольцо с бриллиантом. – Так ты теперь миссис Ричардсон? – Да – миссис, но не Ричардсон, – Амелия как-то загадочно улыбнулась. – О, интригующе. И кто же этот счастливчик? – Он скоро приедет, и я представлю тебе его. – Рада буду с ним познакомиться, – после этих моих слов Амелия немного взволнованно осмотрела выставочный зал, после чего повернулась ко мне и спросила: – Ты не будешь против, если я ненадолго оставлю тебя? – Конечно-конечно, иди, Эмми. – Хорошо, – она развернулась и пошагала в сторону каких-то двух неизвестных мне женщин. Лёгкое радостное наваждение спало, как только я упустила Амелию из виду. «Остерегайся ближнего своего…»,– почему-то именно сейчас мне вспомнились строчки из того странного сообщения, отправленного мне полгода назад. «Да нет, это чушь какая-то», – подумала я, пытаясь отогнать от себя тревожные мысли. Кто-кто, а Амелия Ричардсон - та милая начинающая художница из Сан-Франциско, которая долгие годы была мне самым близким другом, уж точно не навредит мне. Хотя… Я решила, что стоит найти Джима и обсудить это с ним (да, причина, казалось бы, пустяковая – банальное совпадение, с кем не бывает, но в последнее время я редко верю в такие «волшебные» совпадения). Переведя взгляд на ту часть зала, где двадцать минут назад стоял Джеймс и те двое мужчин, я вздохнула с облегчением. Они всё так же оживлённо о чём-то беседовали, попивая шампанское. Подойдя к ним, я мило улыбнулась и обратилась к собеседникам Мориарти: – Мистер Симонс, сеньор Карузо, вы не против, если мы с Джеймсом отлучимся на несколько минут? – после этого вопроса Мориарти бросил на меня слегка раздражённый взгляд. – Да нет, что вы, мисс Крэйн, – ответил с лёгким испанским акцентом сеньор Карузо. – Чудно, – я взяла молчащего Джеймса под руку и повела в самый отдалённый угол этого зала. – Какого чёрта, Анна? – спросил он тихо, дабы не привлекать лишнего внимания. В голосе его чувствовалась нарастающая злость. – Я же просил не вмешиваться в наш разговор. – Я бы и не вмешивалась, если бы не имела на то причину. Видишь ли, у меня минут пять назад состоялась встреча с одной старой знакомой, Амелией Ричардсон, которая, к тому же, оказалась владелицей всей этой чудной галереи. – Прекрасно, мне-то что с того? – Эта девушка когда-то была моей лучшей подругой – практически самым близким мне человеком на тот момент. Я не видела её ещё с тех пор, как жила в Нью-Йорке. А теперь вспомни текст того сообщения: «Остерегайся ближнего своего». Что если тот, кто написал его, имел в виду именно Амелию? Джеймс глубоко вздохнул, после чего сказал мне: – Анна, во-первых, мы даже не уверены, тебе ли адресовано то сообщение, возможно, кто-то попросту ошибся чёртовым номером, ну а, во-вторых, даже если твоя Амелия и представляет какую-то опасность, то или ты, или мои другие информаторы смогут узнать это уже сегодня, покопавшись в её личной информации. А сейчас просто успокойся, натяни улыбку поубедительней и продолжай наслаждаться вечером. – Ладно, – выдохнула я, устало прикрыв глаза. – Я, пожалуй… – Анна, – донеслось где-то позади меня. Это была Амелия. Она стремительно приближалась к нам с Джимом с весёлой улыбкой на лице. – Милая, помнишь, я…– и тут она перевела взгляд на Мориарти. – Оу, простите, я отвлекла вас? – Да нет, что вы мисс… – обратился к ней Джеймс. – Миссис, вообще-то, и давайте без лишнего официоза, просто Амелия, вы ведь знакомый Анны? – Да, близкий знакомый. Джеймс Мориарти, – он протянул ей руку. – Очень приятно. Амелия Ричардсон, – девушка ответила на жест Джима, скрепляя их знакомство рукопожатием, после чего перевела свой взгляд на меня: – Дорогая Анна, я бы хотела представить тебе и твоему близкому знакомому моего мужа, раз он сам не рассказал тебе обо мне, – Эмми повернула голову на пол оборота влево и обратилась к какому-то мужчине, стоявшему спиной к нам с бокалом красного вина в руках: – Генри, милый, подойди сюда. И как только он обернулся, моё сердце, кажется, ушло в пятки… Да нет, оно уже, скорее всего, провалилось сквозь пол. Тот, к кому обращалась моя подруга, оказался никем иным, как мистером Генри Стайнбегом – моим дядей. – Дорогая Анна, мистер Мориарти, хочу представить вам моего мужа, сэра Генри Стайнберга. – Что?.. – я стояла с застывшей маской полнейшего шока на лице. – Дядя? – Здравствуй, Анна, – на его же лице читалось абсолютное спокойствие. – Давно мы не виделись. Мистер Мориарти, – он обратился к Джиму, – весьма рад видеть вас здесь, – они пожали друг другу руки. – Это что, шутка какая-то? – я непонимающе смотрела то на Амелию, то на дядю. – Знаю, это довольно неожиданно…– начала было Эмми, но я её перебила. – Неожиданно? Вы что, издеваетесь? – я посмотрела на дядю. – А как же тётя Элизабет? – Мы с ней развелись ещё лет шесть назад. Она отсудила у меня неплохую сумму и укатила со своим любовником в Южную Америку. – Ладно, допустим. Но как вы познакомились вообще? – О, это довольно занятная история…– сказала Амелия, но вновь была перебита, на сей раз уже дядей. – Милая, давай занятные истории оставим немного на потом, скоро твоя речь. – Ах, да, точно. Простите, может, в другой раз, – она взглянула на часы, висевшие на стене, и вновь посмотрела на меня. – Полагаю, нам уже пора. Но я очень хочу ещё поболтать с тобой, как только закончится официальная часть. – Хорошо. После этих слов они развернулись и пошагали вместе в другой конец зала. Ещё с минуту я стояла в полнейшей растерянности, пытаясь как-то осмыслить всё произошедшее за этот вечер, после чего тихим, слегка хриплым голосом обратилась к Мориарти: – Джеймс? – Что? – Хоть ты мне можешь объяснить, какого чёрта здесь происходит? – я прислонилась спиной к стене, наплевав уже на чистоту своего наряда, и закрыла ладонями лицо. – Это всё походит на какой-то дешёвый сериал: дядя женится на моей лучшей подруге. Что за чушь? – Понятия не имею, но, вспоминая твою прошлую теорию, я более чем уверен, что тот, кто отправил тебе то дурацкое сообщение, имел в виду никак не Амелию. – А кого по-твоему… – сказала я, переводя свой взгляд на выступавшего уже с вступительной речью дядю. – Ты же не имеешь в виду… – Ну, он-то выглядит куда опаснее, чем твоя эта подружка. После этого мы оба замолчали и подошли немного ближе к импровизированной сцене, ведь к микрофону в тот момент вышла Амелия. – Дорогие гости, – обратилась она к залу. – В наше время, когда материальные блага всё чаще ставят превыше духовных, когда творчество изо дня в день становится предметом чужой наживы, так важно иметь то место, в котором каждый, в независимости от возраста и статуса, сможет отдалиться от окружающего мира с его проблемами, заботами и пороками и окунуться в мир прекрасного; место, в котором искусство не имеет никаких ограничений. Здесь, в галерее Кэннинг-холл, мы будем представлять вам работы не только именитых художников, но и многих перспективных молодых талантливых людей, чей творческий путь ещё только начинается. Именно такие люди и творят то чистое, не запятнанное ещё деньгами, политикой и прочими «грязными» вещами искусство, которое, как мы все очень надеемся, взыскает здесь своих поклонников. И я очень рада, что на наш запрос о подаче своих работ для участия в выставке с каждым днём откликается всё больше и больше молодых художников. Я бы хотела поблагодарить вас всех, за то, что пришли разделить с нами этот торжественный момент. Ну и особая благодарность, конечно же, моему любимому мужу, Генри Стайнбергу, – на этих словах я подошла ближе к Джеймсу и взяла его за руку. На этот жест он практически никак не отреагировал, лишь сжал крепче мою ладонь, всё также неотрывно смотря на Амелию. – Если бы не этот человек, то я бы не стояла сейчас здесь в этой прекрасной компании, открывая первую в Англии свободную галерею современной живописи. Спасибо тебе, дорогой, – она посмотрела на дядю, тепло улыбнувшись, и вновь обратила свой взор к залу: – Итак, дамы и господа, в этот торжественный момент я объявляю галерею Кэннинг-холл официально открытой, – после чего чёрная ширма, располагающаяся у неё за спиной, распахнулась, открывая всем гостям большую бронзовую настенную эмблему с надписью Kenning-hall free Gallery of Modern Art, а зал взорвался бурными аплодисментами. В тот же момент внутри моего маленького клатча завибрировал телефон. Вынув сотовый из сумки, я увидела высветившуюся надпись, оповещающую меня об одном новом сообщении. Посмотрев содержимое письма и его отправителя, я вновь остолбенела от шока. Номер отправителя был неизвестный, а само сообщение состояло лишь из одного слова: «БЕГИТЕ». Дёрнув Джеймса за руку, дабы обратить его внимание на себя, я показала ему это сообщение. – Что это значит? – спросила я Мориарти, пытаясь перекричать шум гула множества голосов, который всё не прекращался. – Думаю, пора убираться отсюда. – Ладно, пошли, – я развернулась и пошагала в сторону выхода, как вдруг на моё плечо легла чья-то рука. Я развернулась и увидела Амелию с дядей Генри. – Вы куда-то спешите? – спросила она. – Да, Эмми, видишь ли, работа не ждёт, – я натянуто улыбнулась. – Понимаю, что ж, может, как-нибудь встретимся с тобой ещё позже? Дашь мне свой номер? Я растерянно взглянула на Джеймса, лицо которого в тот момент не выражало, казалось бы, никаких эмоций, после чего вновь перевела свой взгляд на подругу. – Да, конечно, как-нибудь встретимся. – Так ты дашь мне свой номер? – Ах, да, давай, записывай, – мы обменялись с ней номерами, и хотела было я уже уйти, как вдруг меня остановил голос дяди: – Знаешь, я бы тоже не отказался с тобой встретиться как-то и обсудить некоторые дела. Может, однажды за ужином у нас дома? – Обязательно, – бросила я, после чего, под руку с Джимом, покинула этот зал. Сидя в машине на пути к дому, я просто закрыла глаза и молча неподвижно сидела, пытаясь в который раз обмозговать всё случившееся со мной в этот злосчастный вечер. Чёртова туча информации, никак не желающая умещаться в голове, давила на меня, заставляя мозг буквально вскипать от напряжения. Столько всего: Амелия, дядя Генри, их женитьба, это грёбаное СМС… Думаю, стоит отвлечься от этих размышлений, а потому я решила заговорить с до сих пор молчавшим Мориарти: – Так как обстоят дела с этой твоей Ирэн Адлер? – К чему такая резкая смена темы? – Просто хочу отвлечь себя от всех тягостных мыслей, чтобы мозг окончательно не взорвался. – Она сейчас развлекается с младшим Холмсом и действует на нервы старшему. Меня этот весь цирк, конечно, забавляет, но до их игр мне пока особого дела нет. Пусть делает, что хочет, лишь бы информация уцелела, а то нашей дорогой доминантке придёт конец. – Как мило, – хмыкнула я, отворачиваясь в сторону окна. Дальнейший путь, как, впрочем, и остаток этого идиотского и крайне тяжёлого дня, прошёл для меня в полном молчании. Придя домой, я лишь приняла тёплый душ, пытаясь смыть с себя весь тот омерзительный осадок, что остался после сегодняшнего вечера, и сразу же измученно упала на постель. «Кажется, надвигается что-то ужасное», – это последняя мысль, которая промелькнула у меня в голове перед тем, как глаза мои сомкнулись, а мозг погрузился в блаженное спокойствие.