fucking Las Vegas

Поздно ночью Зейн вернулся обратно к себе домой. Стайлс вызвал ему такси, так как был самым трезвым из всех и приглядывал за своим женихом, чтобы тот ничего такого не учудил. Да и вообще, Гарри был просто чудом, которое всем помогало и за всем следило. Малик ехал в такси с ужасным водителем, который всю дорогу орал на рядом проезжавшие машины. От этого голова Зейна разболелась ещё сильнее. Когда брюнет попал в свою квартиру, он не увидел вещей Лиама. Его Лиама. Стоял лишь его рабочий столик в гостиной и эскизы на нем, а рядом лежали новые выпуски с Бэтменом. Зейн не знал, что ему сделать, когда Пейн вернется за всем этим. Вернуть ли его? Что нужно сделать, чтобы всё исправить? Да и хочет ли он вообще этого? Малик упал на их с Лиамом кровать и впервые за всё время заснул один, без привычного тепла рядом. Три дня Зейн игнорировал свою работу, ему звонили и писали, а он сослался на то, что заболел. Очень сильно и очень серьезно, и просит прощения. Три дня Зейн не выходил из своего дома. Три дня Зейн не видел Лиама. У Зейна начиналась ломка. Найл отвергнул его и выбрал другого или другое, но никак не Малика. Зейну же остается лишь вернуть шатена с миндальными глазами обратно. Он всего лишь привязан к Пейну. Привязан к его завтракам в постель, его объятиям, поцелуям, просто к его нахождению в его квартире. Зейн привык, что, когда он возвращается домой, то Лиам всегда сидит на своем месте и рисует. Зейн так сильно к этому привык. Но, чёрт возьми, ирландец занимает так много места в его голове, вытесняя оттуда Пейна. Вырвал из размышлений брюнета звонок в дверь. Малик не хотел открывать. Если бы это был Лиам, он бы открыл дверь ключом. Зейн знал, что у него всё ещё есть ключ. Зейн сам подарил ему его, и Лиам вдел его в свою связку с остальными ключами и даже сделал гравировку на нем: «Zayn's home». Это было так мило и, Зейн говорил, что этот дом не только его, но и Пейна тоже. Это уже их общее место, где они могли быть счастливы. Зейн серьезно думал, что, если будет жить с кем-то, то сможет забыть Найла и влюбиться в кого-нибудь другого. То чертово Рождество всё разрушило. Зейн помнил всё, что происходило, а чертов блондин – ничего, потому что был жопу пьяный, и это выводило Зейна из себя. Он давно мог бы напомнить Найлу о том дне, приложив его к своему члену или же сам приложиться к его. — Зейн, я знаю, что ты там. Открой, — казалось, что у брюнета начались глюки, и он слышал голос Хорана. — Зейн, — не глюки. Малик встал со своего дивана, обмотавшись простыней и пошёл открывать дверь, за которой стоял Найл, мать его, Хоран. — Ты живой? — спросил ирландец, когда ему открыли дверь, и чуть не открыл рот от того, что увидел. Того Зейна, что и тогда, в комнате отеля. Только на этот раз он надеялся, что тот хотя бы в нижнем белье. — Томлинсон потерял тебя, — сказал блондин и вошёл в квартиру Малика, зацепив его плечом. — Если честно, то все потеряли тебя, и я.... Я переживал, Зейн. Что с тобой? — Зачем ты разуваешься? Ты увидел меня. Убедился, что я жив, — брюнет покрутился вокруг своей оси, — теперь можешь уходить. — Мы можем поговорить? — О чём? Ты ясно дал мне понять, что нам не о чем разговаривать. Хоран сел на винтажный диванчик Зейна и поджал под себя ноги. — Поговорим о Рождестве? Зейн на минуту забыл, как дышать, как говорить, как вообще думать. Просто, что? Брюнет сел на противоположный край дивана и уставился на свой паркет. А почему бы и нет? У него был красивый оливково-коричневого цвета паркет. — Зейн... — Я слушаю. Найл выровнялся и сел уже ровно. — Прости меня, — сказал блондин. — За что ты, чёрт возьми, извиняешься? — Я помню, что сделал. Тем Рождеством. И я прошу прощения за себя. Я не хотел. Я... Зейн, — ирландец потянулся рукой к плечу брюнета, но Малик отстранился от него, встав с дивана. — Зейн, прости. Я боялся признаться, да и ты давил на меня постоянно... Зейни, ты должен вернуть Лиама и не зацикливаться на мне. Скоро нас разведут, и я уеду, а ты останешься здесь. Тебе нужен человек, который... Найл не договорил, Зейн схватил его за руку и притащил к себе. Малик жадно впился в губы Хорана и обнял его до хруста в костях, не желая никуда отпускать его от себя. Блондин что-то стонал в рот Зейна, но брюнет не мог разобрать. Он был занят изучением рта ирландца. — Зейн, зачем ты делаешь это? — отвлекшись, спросил блондин. — Почему ты не сказал мне раньше, Найл? Почему ты не сказал, что любишь?! — Я не... — Да ладно тебе, Хоран, — брюнет прижал Найла к себе ещё ближе. — Зейн, мы слишком разные. Нам даже трудно дружить друг с другом было. Луи – единственный, с кем у тебя были общие интересы. С кем ты делил первый косяк. С кем ты, чёрт возьми, поцеловался. Он во всем был у тебя первый... — Мы не трахались. — Но... Вся школа только об этом и говорила, что вы оба были застуканы в спортзале и... — Это был не я, Найл. Это был другой парень с черными волосами, отсасывающий у Томлинсона в спортзале, а ты... Ты ревновал меня что ли? — Это неправильно, — ирландец пытался вывернуться и выбраться из захвата Зейна, но ничего не выходило. Малик сильнее сдавливал запястье парня напротив и сжал рукой его талию. Зейн казалось, был на грани. Сейчас раскрывалось много фактов, о которых Зейн и понятия не имел. Ну, в том смысле, что их знал Найл. — Когда это началось? — спросил брюнет. — З-Зейн... — Когда? — повысил голос брюнет. — Чёрт, хорошо. Когда на одной из вечеринок ты танцевал под песню «Mess around» Рэя Чарльза. Твою любимую песню. Ты был пьян и танцевал с Луи между какими-то девчонками, а я сидел и зачарованно смотрел на тебя. После этого я понял, что начал что-то чувствовать к тебе и… влюбился. Я даже поцеловал Джоша, чтобы понять, что со мной происходит, а потом началось…, — брюнет ещё сильнее сжал руку на талии парня. — Мне больно. Зейн ослабил хватку и отошел в сторону. — Прости. — Мы были слишком разными и... Мы такие даже сейчас. — Это не мешает нам дружить. Это не мешает... Чёрт возьми. Противоположности всегда притягиваются друг к другу, если ты не знал об этом. Блондин покачал головой и усмехнулся. — Как ты понял, что влюбился? — После Рождества и той ночи я начал много думать о тебе не как о друге. Просто всё это время ты был со мной, нам было весело в компании, но я никогда не рассматривал тебя как нечто большее из-за наших вечных споров. То в музыке, то в одежде или искусстве. Или вообще в еде. Но потом произошло это. Ты произошел со своим минетом и сказал, что заставил меня ревновать, и это сработало. Сказал мне… Сказал, что любишь меня. Я об этом тоже долго думал... Найл, я влюблен в тебя почти год, а ты... Ты просто мудак, который не мог сказать мне этих слов в школе. Всё бы было проще, понимаешь? Малик начал подходить к парню ближе, а ирландец начал отходить от него в сторону. — Нет. Стой там. Ничего бы не было проще, Зейн. Не было. — Столько лет прошло, а ты... — Хватит упрекать меня. Я не виноват, что так всё вышло, — перебил Найл брюнета. — Пожалуйста, Зейн, хватит. Я пришел сказать не только о том, что… Чёрт. Просто, нужно пережить этот этап и отпустить, ладно? — Какого чёрта? Какого, твою мать, чёрта? — повышал голос Малик. — Ты, чёрт подери, пришел ко мне, выложил всё, что я так давно ждал и умолял сказать мне, но ты, блять, Найл, ты, идиот. Что я должен теперь делать? Всё забыть? Какого чёрта, я ещё раз спрашиваю?! Ты боишься, что мы не сможем ужиться вместе или что? Что мы слишком разные? Это, чёрт возьми, у тебя в голове. Ты сам построил проблему себе в голове и не пускаешь меня к себе. Найл… — Зейн, просто перестань, — блондин махнул рукой и двинулся к выходу. — Я вообще должен был просто сказать, что ты будешь шафером на свадьбе у Томлинсон-Стайлса, но сказал совершенно другое… Чёрт, скорее всего, ты и так это знаешь, — обуваясь, говорил блондин. Зейн следил за тем, как тот натягивал на вторую ногу свои темно-синие дезерты, явно нервничая при этом. — Да, я знаю, и вряд ли ты приходил именно за этим, — насмехался брюнет. — Найл Джеймс, — тянул брюнет, — Малик, — хитрый взгляд и надменный вид. Найл чуть не наступил на свою ногу из-за того, какой фамилией назвал его Зейн. Он не стал спорить, просто потянул руку, чтобы открыть дверь и услышал: — Увидимся на церемонии, любимый муж, — Зейну нравилась эта ситуация, нравилось дразнить Найла и ещё хотелось доказать этому оленю, что у них может быть будущее. Малик просто докажет ему. Хоран ушёл, не попрощавшись, а Зейн вернулся обратно на диван, замотавшись в простыню ещё сильнее и начал думать о свадьбе Гарри и Луи, о своей маме, о Лиаме, о чертовом блондине. Обо всех. О том, что ему нужно было делать дальше. Может быть, хоть на церемонии всё сможет измениться. Дезерты — ботинки на кожаной или резиновой подошве с замшевым верхом с двумя или тремя парами отверстий для шнурков.