Исцелись, любовь моя (Я буду рядом)

Канун Нового Года всегда ассоциировался с жаркое, фейерверками, шампанским и бодрствованием до самого утра. Последнее было как нельзя кстати, ведь с самого начала учебы в старшей школе у меня появилась привычка не спать до утра. Запах серы от фейерверков, которые люди запускали в течение всего дня, начинал раздражать, но я держался, так как почти целый день не выходил из дома, ведь в гостях был Феликс. Ничем интересным мы не занимались, лишь играли в видеоигры в моей комнате. Когда настенные часы пробили полдвенадцатого, мы выключили консоль и вышли на улицу. Я жил на окраине города и знал прекрасное место для созерцания фейерверков. Оно было далековато, но спешить было некуда. — Не могу поверить, что уже почти 2015 год. Все еще чувствую, что не готов к этому, — сказал я во время прогулки. Мы шли по пустой улице, держась за руки. На публике мы не показывали своих чувств (Феликс был тотально против, ему и так было некомфортно, а я не хотел нервировать его еще сильнее), однако под Новый Год половина Вильнюса была пустой, так как все отмечали дома или ожидали фейерверков в центре города. — Вообще-то готовиться не к чему, — заявил Феликс. — Завтра ничем не будет отличаться от сегодня. Да, поменяется дата, но разве это так важно? Дни всегда менялись, меняются и будут меняться на протяжении всей нашей жизни и после нее. Декабрь сменится январем точно так же, как март апрелем. Изменится еще последняя цифра года. Наступил новый год, но разве это стоит отмечать? Что в этом такого? Мир стал ближе к своей кончине. Замечательный повод для праздника, — он закончил на саркастичной ноте. Это так типично для него, идти наперекор общественному мнению. — Тебе стоит прекратить анализировать все подряд так тщательно. Это ведь Новый Год. Повод забыть обо всем плохом, что случилось в прошлом и желать лучшего. Завтра — новый старт и шанс измениться к лучшему и изменить к лучшему что-либо, попробовать что-то новое. Нас ждут новые вещи, новые люди, нам придется вновь плакать, широко улыбаться, говорить. Новый Год — это 12 месяцев, в которых нас ждет что-то новое, — я обернулся к нему и улыбнулся. — Я один, что ли все анализирую? — Феликс улыбнулся в ответ и крепче сжал мою руку. — Просто ты слишком пессимистичен. Попробуй хоть раз подумать о хорошем. — Не думаю, что у меня получится, — пробормотал он. Улыбка исчезла с его лица, взгляд был направлен под ноги. — Что ты имеешь в виду? — честно говоря, меня это обеспокоило. Феликс был из тех людей, которые не делятся своими чувствами с другими. Он не говорил мне о своих тревогах. Я сам должен был понять, что его беспокоит, а, если и знал причину, он продолжал делать вид, что все хорошо и я лишь накручиваю себя. Но я всегда беспокоился за него, такова моя натура. Я считаю это нормальным, волноваться за того, кого любишь. — Просто… — он словно хотел что-то сказать, но не мог. Вздохнув, он поднял голову и посмотрел на меня, чуть улыбнувшись. — Нет, ничего. Полагаю, во мне просто больше пессимизма, нежели оптимизма. — Точно все в порядке? — спросил я, остановившись. — Ты ведь знаешь, что можешь поговорить со мной обо всём. — Знаю, но, правда, все в порядке. — Пару секунд назад ты был чем-то обеспокоен. — Тебе показалось. Я совершенно тотально в порядке. Видите? Он всегда так говорит, и неважно, правда это или нет. — Ладно, если ты так говоришь… — я решил сдаться. Все равно ничего бы не добился, он слишком упрямый. Весь оставшийся путь мы шли в молчании. Зашли в парк, располагающийся рядом с большим холмом, который и был пунктом назначения. На его вершине среди деревьев стояла каменная беседка. О ней знало не так много людей, я и сам наткнулся на нее недавно. — Мы идем в парк? — спросил Феликс, оглядываясь. — И да и нет. Не совсем. — Осталось десять минут. — Этого нам более чем достаточно. Мы поднялись на холм. Глаза Феликса расширились и засветились, стоило ему увидеть открывшуюся с холма панораму на город. Мы сидели на балюстраде, держась за руки. — Как тебе удалось найти это место? Вид просто потрясающий! — воскликнул он, осматриваясь. — Просто гулял неподалеку и случайно наткнулся на эту беседку. — Отсюда виден весь город. — Поэтому и захотел прийти сюда. Идеальное место наблюдения за фейерверками и… — я посмотрел на время. — Мы вовремя, осталось две минуты, может даже меньше. — И что будем делать? — Есть одна штука, которую я хотел попробовать. Существует поверье: если поцеловать любимого человека ровно в полночь в Новый Год, то все последующие двенадцать месяцев вы будете месте, а если поцелуя не будет — год пройдет в одиночестве, а отношения с любимым испортятся. — Звучит, как дешевое разводилово на поцелуй. — Тебе не кажется это романтичным? Обещать друг другу, что будем вместе весь следующий год, разве не прекрасно? — Я не романтик. За это в наших отношениях ты ответственный. — И все же, даже если это и слащавый «дешевый развод», я хочу попробовать. — То есть, ты хочешь сказать, что желаешь провести со мной еще один год своей жизни? Тебе не достаточно двух с половиной лет? — он приблизился, я обнял его за талию одной рукой, а второй погладил по щеке. Нас разделяла всего пара сантиметров. Я видел отражение огней города в его глазах, переводил взгляд на губы и снова смотрел в зеленые глаза. Феликс нервно кусал губы. — Достаточно? — прошептал я, наклонившись чуть ближе. — Даже вечности с тобой мне будет мало. Раздались первые выстрелы фейерверка, бесчисленное количество разноцветных огней взрывались в небе и отражались в глазах Феликса. Мы наклонились друг к другу. Я закрыл глаза, почувствовал тепло его губ на своих. Поцелуй был просто нежным прикосновением губ. Вздохнув, перестал гладить его по щеке и снова взял за руку. — Я люблю тебя, — сказал я, улыбаясь. — Я тоже тебя люблю, — ответил Феликс, а затем повернул голову к панораме города. Я сделал то же самое. Мы смотрели на фейерверк в полной тишине. Он положил голову мне на плечо. В двадцать минут после полуночи фейерверк закончился и мы, наконец, заговорили. — Итак, есть какие-нибудь планы на этот год? Или желания? — спросил он, не меняя своего положения. — Больше свободного времени. Меньше уроков и тренировок. — Как собираешься проводить это свободное время? — С тобой. Он вздохнул, поднял голову. — Это типа не совсем возможно, — сказал он, глядя куда-то вдаль. Я закатил глаза и встал. Его пессимизм, бывало, сильно раздражал. Тем более, когда оптимистом зачастую был я. Люди говорят, противоположности притягиваются, но иногда мне действовала на нервы его фраза «Мы ведь живем далеко друг от друга» — Опять ты начинаешь. Не нужно каждый раз все ухудшать. Не можешь хоть раз подумать о чем-то хорошем? Тебе всегда нужно быть таким? — Каким? Самим собой? — он встал напротив меня. — Да! Меня чертовски бесит, что тебе всегда нужно смотреть на вещь совершенно иначе, чем на нее смотрят другие. Ты никогда не соглашаешься с тем мнением, с которым согласны все остальные, нет, тебе ведь надо его оспорить. Постоянно все хорошее превращаешь в плохое, а счастливое в грустное. Тебе говорили, как ловко ты можешь испоганить кому-нибудь настроение? А стоило бы кому-нибудь это сказать. Ты ведь не можешь радоваться, нет, тебе нужно изображать несчастного и удостовериться, чтобы все вокруг почувствовали себя также дерьмово. Черт возьми, попробуй хоть раз мыслить позитивно! Ты много раз говорил мне, что у тебя это не получается из-за социофобии и прочих твоих болезней. Это не проблема. У тебя никогда не получится, если продолжишь вести себя по-скотски по отношению к другим. Ты даже не пытался вписаться в коллектив. Ты и не будешь, ведь тебе нужно быть особенным и не таким как все, да? Так всегда должно быть! Каждый раз, когда я говорю о чем-то хорошем, тебе необходимо взять и заявить, что я не прав, оспорить мои слова своей долбанной удручающей логикой, которая, по-твоему, есть самой настоящей правдой. Каждый, сука, раз ты так поступаешь. Конечно, будь таким, какой ты типа есть, вперед! Неудивительно, что тебя считают уродом. Я совершенно не думал о том, что говорил, слова вырвались сами по себе. Я быстро и раздраженно дышал, ожидая, пока он скажет что-нибудь в ответ. Он молчал. Наконец-то я решился посмотреть на Феликса. Его полуоткрытые глаза смотрели на землю. Он плакал. Слезы стекали по щекам быстрыми ручейками. Прикусил губу, сжал руки в кулачки. — Значит, вот, что ты на самом деле думаешь обо мне, да? — спросил он дрожащим голосом. Хоть он и плакал, он не выглядел грустным. Ему было больно, а это в тысячу раз хуже грусти. — Думаю, мне лучше будет уйти. Какой нормальный человек хотел бы находиться рядом со мной, не говоря уже о том, чтобы встречаться со мной, верно? Я… Я думаю, ты прав. Я жалок. Я-я прошу прощения за все, что когда-либо говорил. Я-я… Мне… мне будет лучше просто уйти. Он развернулся и просто пошел прочь. Я стоял словно парализованный, не зная, что должен делать. Лишь спустя целую вечность я, наконец, осознал, что наговорил. Блин. Твою мать, я облажался. Очень сильно облажался. Боже, зачем я все это сказал? Я тотальный придурок! Решив, что стоять на месте было не самой удачной идеей, я сразу же вернулся тем путем, которым мы с Феликсом шли к этому месту, и по которому я гулял пару раз. Будучи у подножия холма, где деревьев уже было не так много, и была видна тропинка, я понял, что понятия не имею, где его искать. Он вернулся домой? А если нет? Он ведь не знает города. Что, если он потерялся? Господи, почему я не мог держать свой рот закрытым… Я решил проверить сначала дом, что было более вероятно, хоть и не на все сто процентов. Я буквально мчался обратно, и расстояние от парка до дома, которое обычно занимало минут двадцать, я преодолел за десять. Повезло, что мой тренер по баскетболу всегда заставлял нас бегать несколько кругов перед тренировкой, иначе я бы сдох на полпути. Я немного подождал, прежде чем зайти в дом, нужно было полностью восстановить дыхание. Дверей на кухне не было, и еще из коридора я заметил там свою маму и братьев (а в прошлом году, они не смогли остаться до столь позднего часа) — О, Торис, ты быстро вернулся. Я думала, ты придешь после часа, — сказала мама, улыбнувшись мне. — Есть шампанское, если хочешь. Так как тебе уже есть восемнадцать, думаю, я могу тебе разрешить. — Нет, спасибо. Эм… — я совершенно не знал, что сказать ей. Вариант типа «Эй, мама, прикинь, я сказал Феликсу, что он абсолютно ужасный человек, и я его ненавижу. Заставил его плакать и извиняться передо мной, а потом он убежал. Он тут?» наверняка заставит мою маму ненавидеть меня до конца моих дней. — А Феликс не здесь, случайно? — Наверху. Он недавно вернулся. А кого ты встретил? — Чего? — Феликс сказал, что ты встретился с одним из своих друзей на обратной дороге, он не хотел быть обузой, поэтому оставил вас поболтать. Мило с его стороны, но тебе не стоит отпускать его одного, он мог заблудиться. Так, кто это был? — А, точно. Эм, ты его не знаешь, это… новичок в нашей команде. Он просто пожелал счастливого Нового Года и все такое. Если ты не возражаешь, то я пойду. — Не проведешь с семьей даже несколько минут на Новый год? Спасибо большое, но я тут пытаюсь спасти свои отношения. — Прости, мам, но я очень устал и хочу лечь спать, — я виновато улыбнулся. Поднимаясь наверх, думал, что сказать Феликсу. А хотел ли он вообще что-то от меня услышать? Вряд ли. Я должен хотя бы попробовать. До конца своей жизни не прощу себе, если то, что произошло сегодня, приведет к тому, что мы расстанемся. Минут пять я стоял под дверью свою комнату, прежде чем решил зайти. В конце концов, это же моя комната. Феликс был тут, сидел напротив своего чемодана. Волосы, до этого завязанные в хвостик, были распущены и закрывали лицо. — Что делаешь? — выпалил я, не придумав ничего лучше. Потрясающе, Торис, отличная работа. Ты должен на коленях вымаливать прощение, а не начинать обычный разговор, придурок. — Собираю вещи, — тихо ответил он. — Но твой самолет в Воскресенье, тебе не надо собираться так рано. — Завтра утром ближайший рейс. Ты ведь не хочешь, чтобы я тут оставался… лучше мне уехать, чем раньше, тем лучше. Вы не можете себе представить, что я почувствовал, услышав это. — Слушай… Я…. Я не хотел этого говорить, мне очень жаль. Я был зол, взбешен и беспросветно туп. Прости. Знаю, ты скорей всего ненавидишь меня так же, как я ненавижу себя, но прошу, дай мне шанс все исправить. Я, правда, не хотел этого… Прости… Пару секунд он молчал, а затем снова посмотрел на меня. — Знаешь, что будет, если ты уронишь стакан на пол? — Да… — И что же? — Он разобьется. — Если ты скажешь ему «прости», он починится? Оу… — Слушай. Я не говорю, что не принимаю твои извинения. Я действительно ценю, что ты раскаиваешься, я не ожидал такого. Просто хочу, чтобы ты знал, как это больно… Хотел ты это говорить, или не хотел, все равно больно. И становится еще больнее, потому что это сказал ты — человек, которого я люблю. Я имею в виду, что обычно такое говорю я. А ты… Я… Я не знаю, что думать. То ты говоришь, что любишь меня, а затем, что ненавидишь, а теперь вернулся и просишь прощения. Я в замешательстве. Я не знаю, что из твоих слов правда, а что нет. И я боюсь узнать, что есть что. — Я действительно люблю тебя, — сказал я, опустив взгляд на колени. — Я полюбил тебя с того момента, когда посмотрел в твои глаза. Эту правду я говорил тебе постоянно. Я не хотел говорить те ужасные слова. Честно. Просто я разозлился, ведь ты говоришь правду и мне это не понравилось, потому, что все прошло не так, как я планировал. Ты всегда говоришь правду, а она не всегда такая прекрасная, как хотелось бы. И меня это разозлило. Я не всегда соображаю, что говорю, когда злюсь, ты же знаешь. Я не хотел сделать тебе больно и никогда не хотел. Я люблю тебя, твою личность. Все, что я там сказал — большая тупость. Ты не так оптимистичен, как я, но это не значит, что ты хуже. Просто у тебя другая точка зрения и никто не должен ненавидеть тебя за это. Я сожалею обо всем, что сказал там, на холме. А все, что я сказал сейчас не отменяет того факта, что я причинил тебе боль, просто хочу, чтобы ты знал, что я не хотел задеть тебя. Я никогда не сделал бы тебе больно нарочно. Сегодня я обидел тебя не нарочно, это произошло, потому что я идиот. И… мне жаль. Я все еще смотрел вниз, боясь посмотреть на Феликса. Боялся, что меня отвергнут. — Знаешь, будь ты кем-нибудь другим, я расстался бы с тобой и предложил остаться друзьями, но не буду. Даже если ты и задел меня и, честно говоря, я верил каждому сказанному на холме слову, пока ты не вернулся… не хочу, чтобы два года были потрачены впустую. Я поднял глаза и увидел, что он улыбается. — Значит, ты меня прощаешь? — Да. Но учти, я прощу тебя, однако, чтобы больше такого не было. Я улыбнулся ему в ответ и вздохнул с облегчением.  — Рад слышать. Я знаю, что ты не кинешься тут же в мои объятья и просто так простишь. Мне нужно искупить свою вину. — У тебя есть пара дней, чтобы это сделать. Можешь начинать прямо сейчас, сгоняй вниз и принести мне мороженое. — Эй, с каких пор я твой дворецкий? — С тех самых, когда твои грубые слова ранили мое бедное невинное сердечко. — … Ладно, я принесу, но это не значит, что я буду делать все, что ты говоришь. — Будешь. — Не буду. — У меня есть козыри в рукаве. — Они не сработают. — Посмотрим.