Странные сны тётушки Жути

Она родилась уже после войны. Давно отгремели взрывы, земля зализала боевые раны, поросла молодой травой. Женщина не знает, каково это, когда над головой взрываются бомбы, никогда не вздрагивала от канонады выстрелов прорезающих воздух легче ножа. Ей знаком лишь грохот салютов на День Победы, от которого она давно уже не вздрагивает. Она очень долго не знала, как выглядели фашисты, но ненавидела немцев: страшно, неистребимо, яростно. Глупая была, маленькая. Слыша от бабушки о войне, она считала, что раз немец – значит фашист, не делила их на людей и «псов фюрера». Она помнит, как бабушка рассказывала о гонениях, о газовых камерах и концлагерях, и как сама не задумывалась, что простые немцы страдали не меньше. Где-то там, среди других таких же несчастных, сгинул дедушка, неизвестный, но от этого не менее любимый человек. Она помнит все раны отца, зацепило по глупости, когда был мальчишкой, вот только тогда это неизменно срасталось с образом войны, будто он сам воевал. Годы не прошли даром, она выросла, повзрослела не только телом, но и душой, но не перестала ненавидеть войну. Не ту, что когда-то гремела взрывами над головой её старой бабушки, а любую, что калечит тела и души. Разрушенные судьбы, изломанные жизни, покалеченные души... Ненавидит. Открывая глаза в новый день, она с ужасом видит родину, с радостью стремящуюся к тому самому, так люто ненавидимому когда-то всем миром, выкрику: «Хайль, Гитлер!» Она будто воочию видит начало войны, перестройку государства, которое хочет: «Как лучше родному народу», как потом это всё мутирует в: «Как лучше избранной нации» и в итоге выливается в поход «в чужой монастырь со своим уставом», словно мало уже поломанных жизней доверившихся ему людей. Она знает – эту жажду не остановить, знает, но не может ничего сделать. Женщина сидит на потрепанном временем ковре, обнимет ещё совсем маленького внука и касаясь макушки губами, шепчет: «Будь сильным». Наверное, так же шептали матери своим детям во время войны: с отчаянием, страхом, но неискоренимым упрямством и надеждой. Так же... По бледной и совсем ещё не дряблой щеке стекает слеза. Женщина не хочет войны, не хочет, чтобы её родина стала новой Германией времён Второй мировой, не хочет, но понимает, что некоторых прошлое ничему не учит и они с радостью бегут по чужим граблям, повторяя ошибки прошлого. Она не знает, будет ли новая война, не скажет, что изменится в будущем и как всё обернётся... А в голове уже сейчас похоронным маршем звенит яростно-восторженное: «Слава, *...». Мысль закончить не удается. Из прихожей слышится скрип двери, звон ключей и озабоченное: «Мама, вы дома?» Страна движется по наклонной, страна стремится в пустоту, но пока у женщины есть дочь и внук, а это значит... - Мы в гостиной, играем. – Голос хрипит, но это ничего, простуда, к счастью, лечится легче, чем...