В шкуре зверя.

      Гибкое, сильное тело кошки с лёгкостью преодолело проём между крышами и соскользнуло вниз. Оцелот охотился. Он чуял, что добыча рядом.       Чёрные крылья взмахнули совсем близко, раздалось неприятное карканье, и кот бросился в сторону, откуда вспорхнула птица, преследуя добычу.       Ворон летел впереди, словно дразня. Оцелот пару раз чуть не выдрал несколько перьев из хвоста пташки, но та всё время ускользала. И вдруг резко пустилась вниз, ныряя в открытое окно какого-то дома. В своём преследовании дикий кот и не заметил, что они оказались на краю города. Ничуть не медля, он прыгнул в то же окно, но приземлился внезапно на что-то тёплое и мягкое. В нос ударил чужой запах, шерсть встала дыбом, хвост распушился; оцелот отпрыгнул в угол и зашипел, выгибая спину.       Джон старался не поддаваться своей звериной сущности, и пусть он как все становился зверем, он не позволял себе выходить из дома, предпочитая просто спать до утра. Кто-то назвал бы это трусостью, но он слишком хорошо знал, чем это может обернуться. Сегодня он, как и всегда, спал, свернувшись на кресле. Ему снилась война, тёмная и горячая, полная крови и боли. Неожиданный удар вытолкнул его из сна, заставив сильное тело буквально подскочить на кресле. Со сна полуволк даже не сразу понял, где он. Взгляд уткнулся в силуэт шипящей кошки. Сначала маламут подумал, что к нему занесло обычного кота, и только потом он увидел леопардовые пятна. Пёс оскалился в ответ на шипение кота, показывая клыки и давая понять, что он не рад незваному гостю и готов отстаивать свою территорию.       Ворон каркнул и вылетел в окно, оставляя своего преследователя самостоятельно разбираться с хозяином территории. Джон на ворона не обратил внимания, птица только спасалась, и теперь улетела. А вот оставшийся в доме нарушитель мог стать проблемой.       Кот зашипел вслед птице и вновь перевёл взгляд на пса. Глаза Джеймса прекрасно видели в темноте, а силуэт хозяина дома был подсвечен светом луны.       «Маламут», — мелькнуло в голове оцелота.       Драка была бы забавна. Он оценил размеры полуволка, и зашипел на этот раз менее угрожающе. Шерсть на загривке всё топорщилась, но хвост, который нервно дёргался, уже перестал так пушиться.       Оцелот сделал пару шагов, обходя собаку, одновременно показывая, что не хочет драки, но если та случится, то полуволку не поздоровится.       При близком рассмотрении Джон только утвердился в своём выводе, что кот не домашний, и от того куда опаснее, чем можно подумать на первый взгляд. Впрочем, пока кот не показывал явной враждебности. Маламут всё ещё напряжённо следил за котом, предупреждающе и глухо рыча. Если кот забрался сюда в азарте охоты, то он даст ему уйти, а если нет… свою территорию полуволк будет отстаивать.       «Что ты тут делаешь?» — наконец осторожно спросил маламут.       Голос, зазвучавший в голове пса, имел ярко выраженные кошачьи интонации, словно мягкая лапка… с острыми коготками, готовыми показаться в любое время.       «Ночь. Время охоты! Почему ты сидишь в доме, пёс?»       Оцелот подкрался ближе. В темноте он скорее тёк словно тень, чем просто двигался. Инстинкты зверя почти полностью блокировали сознание человека, оставляя только ментальную речь и память. Кот принюхался, потянувшись к маламуту. Запах мог многое рассказать о его обладателе.       Маламут презрительно скривился.       «Потому что я не зверь. Даже животные охотятся потому, что это вопрос выживания. А люди считают себя выше животных, но ведут себя ещё хуже. Охотятся ради инстинкта… забавы. Это не вопрос выживания», — Джон действительно считал такое поведение ниже своего достоинства, поэтому с самого детства он тренировал себя не быть просто псом, все эти годы он старался найти общий язык со своим полуволком, чтобы не подчиняться ему ночью и не подавлять его днём. Этакий симбиоз, он даже гордился своими достижениями, хотя иногда дикий и непокорный нрав маламута давал о себе знать. Джон с этим мирился, нужно было не дать умениям зверя заржаветь.       Кот фыркнул, его пятнистая шерсть совсем опала, становясь гладкой и шелковистой даже на вид. Было ясно, что после таких слов этот не_зверь и не_человек не опасен. Оцелот приблизился, уже в открытую обнюхивая пса.       «Он тебя несёт порохом», — он чихнул.       По сравнению с ним пёс был больше раза в три из-за массы, но Джеймс чувствовал, что тот не будет нападать.       «Я был на войне. Недавно», — неохотно признался маламут.       Ему не нравилось, что оцелот ведёт себя так, словно он у себя дома.       «Охота это весело», — мурлыкнул он, скользнув длинным хвостом по лапе маламута.       «Не для меня. После войны это безвкусный суррогат», — мотнул головой полуволк.       Он мягко, но настойчиво оттолкнул кота лапой. Им обоим, человеку и зверю, не нравилось, что тот столь бесцеремонно вторгался в личное пространство.       Кот обхватил отталкивающую его лапу своими, чуть покусывая, и отскочил, вытягиваясь; ему было скучно и хотелось играть. Он был сыт, а ворон улетел. Оставался этот глупый пёс, который считал себя человеком, даже когда его глупая вытянутая морда вся была покрыта шерстью.       Маламут резко ощерился, предупреждающе щёлкнув зубами. Ему не хотелось гоняться за юрким котом по всей квартире, но тот вёл себя слишком уж нагло.       «А на войне, значит, было вкусно?» — даже беззвучно голос звучал насмешливо.       «Ты даже не представляешь, насколько, — на морде появилось какое-то зло-мечтательное выражение. — Настоящий адреналин, настоящая опасность, и горячая кровь, когда ты вгрызаешься в чужое горло. Это нужно испытать, чтобы понять, как тут всё пресно и скучно», — полуволк тихо заворчал, вспоминая те эмоции и ощущения. Этого не хватало им обоим.       В глазах кота мелькнуло удивлённое выражение. Пёс, видимо, сейчас не просто останавливал себя, а погребал заживо.       «Интересно, — мурлыкнул он и сел, обернув себя хвостом, лизнув лапу, наблюдая за псом. — Тогда почему ты здесь, а не там?»       Кроме запаха пороха, оцелот улавливал ещё и кисловатый привкус лекарств, и солоноватый — крови.       Маламут как-то резко сник, насупился и прижал уши; оцелот невольно наступил на больную мозоль, лишний раз напомнив, почему он здесь. Сделав несколько шагов, стараясь не выдать ранение, полуволк запрыгнул обратно на кресло, в котором до этого спал.       «Проваливай на свою охоту. Развлекайся», — огрызнулся маламут, который терпеть не мог, когда ему напоминали о его слабости. Он свернулся в кресле, осторожно вытянув переднюю левую лапу и бережно подтянув заднюю. Джон закрыл глаза, чтобы скрыть мелькнувшую в них боль и тоску по прошлому.       Кот и не думал уходить. Он подошёл к креслу, осторожно нюхая вытянутую лапу. Пахло болезнью.       «Тебя ранили», — констатировал он, не обращая внимания на грозное ворчание, зарождающееся в груди пса.       Человеческая составляющая отметила, что стоит вернуться сюда днем… посмотреть, как выглядит маламут человеком.       Открыв глаза, маламут недовольно покосился на кота.       «Да, — наконец проворчал он. — Я больше не нужен», — с какой-то затаённой горечью произнёс полуволк.       С одной стороны, его раздражала настырность оцелота, с другой… тот не извинялся за вопрос, не сочувствовал, просто констатировал данность. И не язвил. От сочувствия он уже устал, поэтому грозное ворчание улеглось, сменившись спокойствием. Маламут смотрел на кота внимательно, чуть наклонив голову.       «Но бегать же ты можешь?» — оцелот не хотел охотиться в одиночестве. Так же, как и смотреть, как эта псина погрязает в жалости к себе.       За окном пролетела стая обычных птиц, и чуткие уши кота встрепенулись. Он хотел на улицу. Но он так же хотел, чтобы маламут вышел с ним. И он всегда получал то, чего желал.       «Вставай», — мягкая лапа шлёпнулась на морду собаки.       Полуволк раздражённо поморщился от такой наглости со стороны оцелота. Сбросив лапу, он подавил желание цапнуть кота за неё.       «Бегать? — вздохнув, маламут махнул лапой в сторону двери, где стояла прислоненная к стене трость. — Вот как я теперь… бегаю», — мрачно изрёк Джон, даже и не подумав слезать с кресла. Он только примостился на нём без вреда для конечности, и неусидчивый кот был совсем не вовремя со своей шебутной активностью.       За секунду кот от кресла перетёк к стене и обнюхал трость. Она тоже пахла болезнью.       «Скучно», — констатировал он и запрыгнул на спинку кресла, в котором сидел пёс. Хвост нервно дёргался в непосредственной близости от пасти собаки.       «Ладно. Ходить? У тебя четыре лапы, и больны только две из них».       «И обе на одной стороне. Знаешь, как неудобно и больно? — проворчал маламут; повернув голову, он невольно тряхнул ею от мельтешения в такой близости от морды. — Прекрати, это раздражает, или я откушу тебе твоего мохнатого червяка», — наконец не выдержал полуволк. Вернее, его сдержал человек, сам маламут уже давно вцепился бы в раздражающе мельтешащий перед носом хвост. В этом вопросе маламут был не самым мирным, поэтому человек и оставался «бодрствовать», чтобы зверь не наворотил дел.       Кот фыркнул, но хвост всё же убрал. Потянувшись, выгнув спину, он выпустил когти, точа их об обивку чужого кресла.       Джеймс думал, не превратиться ли ему в человека, но не стоило щеголять такими способностями.       «Ладно, — он спрыгнул с кресла. — Ещё увидимся, пёс».       Кошачье тело мелькнуло в воздухе, выходя так же, как и попало в дом.       Маламут только оскалился вслед коту. Нет, ну каков наглец, когти он тут точит, словно и правда у себя дома. Ещё побурчав что-то себе под нос, он наконец успокоился. Вернее, перестал злиться на кота, но, сидя в кресле, он смотрел в окно и тихо выл. Оцелот с поистине кошачьей бесцеремонностью прошёлся по его боли. В конечном итоге он устроился в кресле снова, закрыв глаза и засыпая. Ему снова снилась война. Азарт погони, чужая боль, такая ясная ночь и… боль от чужого, слишком меткого выстрела.       Утром Джон обнаружил себя в кровати, и он не помнил, как перебрался в неё, впрочем, этот момент он никогда не помнил. Словно незадолго до пробуждения звериное тело перебиралось туда, где человек сможет проснуться без лишних проблем для себя. И маламут никогда не признавался, что тогда происходило.       Каждый в своём человеческом воплощении хранил что-то от звериной ипостаси и обязательно — волей или нет — был неуловимо похож не неё. Полы плаща хлопали за спиной Шерлока, как птичьи крылья.       Джим обзывал его цаплей за высокий рост, Холмс же до ответов не снисходил.       — И что я буду с ним делать? — в который раз спросил он, закуривая.       — Он забавный, вот увидишь, — хмыкнул Мориарти, щурясь на солнце совсем по-кошачьи.       — Забавный раненый пес? — фыркнул Холмс. — Ладно, чёрт с тобой. Но как мне с ним познакомиться? Заявиться в дом?       — Предположим, тебе нужен сосед… — задумчиво проговорил Джим.