Место, где свет

      Розовая желейная гадость на ужин, голубоватая на завтрак, салатовая желейная гадость на обед. От местной еды Мартина уже давно воротило. От одного только ее вида. Никто толком и не понимал, что это, из чего оно приготовлено, но так как больше ничего не предлагали, то приходилось есть, что дают. Мартин подцепил кусочек ложкой, поднял ее вверх на уровень глаз и медленно повернул, следя, как тот сползает и плюхается обратно, а потом забавно дрыгается себе в тарелке. После завтрака обычно ставили светокапельницы с жидким светом. Мартин лежал на койке и терпеливо дожидался своей очереди, размышляя о том, что будет теперь со стариком, его недавним соседом по палате. Сколько тот проживет еще без донорского света. Надолго ли его хватит? Сюда редко кто возвращался из прошлых пациентов. Обычно, если кого-то выписывали, то больше его никто не видел, по крайней мере в этих стенах. Куда отправлялись эти пациенты – домой ли, или, быть может, прямо на небеса к Богу, чей свет исходил из таинственных дверей с часами. Уж больно странными были эти двери и наводили на разные нехорошие мысли. А часы… Может, они показывают время, когда человек должен умереть? Или это какое-то время, положенное по нормативным актам для проживания здесь. Положенное для существования на искусственном свете, эдакий бонус к основной жизни. Под эти мысли Мартин уснул. В последнее время его часто клонило в сон и все тело было каким-то ватным, излишне расслабленным. Кажется, это началось после того, как ему к препаратам добавили эти странные темно-коричневые драже. А еще было очень тяжело сосредоточиться на чем-то и вообще думать, хотя и пришло некое успокоение. Даже Минотавр уже не так его пугал, как еще совсем недавно.       Мартин проснулся от колющей боли в руке. Это Меган устанавливала светокапельницу на его левом предплечье. На секунду ему показалось, что медсестра проткнула вену своим ногтем, который как-то резко увеличился, превратившись в длинную тонкую спицу, поблескивающую на заостренном конце металлическим блеском. Но когда его еще сонные глаза стали четко различать увиденное, Меган уже вводила ему иглу светокапельницы, медленно погружая ту в вену, а все ее ногти с безупречным маникюром приняли вполне обыкновенный вид. Чувствуя приятную теплоту наполняющего его света, Мартин вновь погрузился в сон.       Ему снилось, как одна из таинственных дверей с часами отворилась перед ним. Войдя в чистый свет, Мартин почувствовал блаженство, ощущение счастья, покоя и единства со всем миром. Затем его взору открылись дивные райские сады. Все люди вокруг были приветливы и улыбались. Когда Мартин проснулся, ему сразу вспомнился образ мира до войны. Тогда у него была работа, семья, друзья. Теперь же всего этого уже нет, а его самого выбросили, словно мусор на помойку, доживать последние отведенные ему дни здесь, в последнем пристанище света. Весь мир разделился тогда на своих и чужих: армию с правящей партией во главе и подполье энтузиастов, не желавших нового порядка. И без того маленький бизнес Мартина по оценке тут же прогорел, как только началась война. Никому больше не было интересно оценивать свое имущество. Самым ценным стало оружие и патроны к нему. Даже сама жизнь так высоко не ценилась. Именно поэтому здесь все с таким замиранием сердца ждали звука закрытия внешних ворот по ночам, когда кто-то из путников набредал на больничный комплекс. Ведь лишь когда ворота надежно закрыты, можно не бояться за свою жизнь. Снаружи каждый готов тебя убить из-за любой мелочи. А здесь, в последнем прибежище света, твоя жизнь вне опасности.       Лишь вечером к Мартину вернулась былая бодрость и сонное состояние его немного отпустило. Он повесил на шею свое махровое полотенце и отправился умыться, чтобы хоть как-то освежиться и окончательно отойти ото сна. Сбрызнув как следует лицо холодной водой, Мартин протер его полотенцем, не без удовольствия ощущая прикосновение мягких ворсинок к коже. Смотря на себя в зеркало, он немного поморгал, затем поправил рукой намокшие спереди волосы и уже было собирался уходить, как вдруг заметил краем глаза знакомый темный силуэт за окном. Это был Минотавр, и он вновь что-то закапывал. Мартин выключил свет и начал всматриваться в темноту сквозь окно. Там, в земле, определенно был человек. Облака серого неба расступились, и полная луна осветила страшную картину того, что происходило на заднем дворе. Теперь Мартин четко увидел все: и окровавленную лопату, и чью-то кисть, торчащую из ямы, которую Минотавр поспешно закапывал. А через секунду ему стало как никогда плохо. На костяшках мертвой безжизненной руки трупного цвета он различил буквы татуировки, которую еще сегодня утром лицезрел на руке старика, своего соседа по палате. Мартина начало трясти и тошнить, он припал к унитазу, и его тут же вырвало. Из глаз потекли слезы. Его рвало и рвало не переставая, даже когда внутри не осталось ничего, кроме желудочного сока. Совсем не таким он представлял себе светлое будущее за таинственными дверями. Его буквально выворачивало изнутри, стоили лишь представить увиденное. Немного успокоившись, он смыл с себя пот и остатки рвоты на губах, после чего отправился обратно в палату, стараясь не смотреть на персонал.       Следующие несколько дней Мартин провел в страхе за свою жизнь. Каждый раз проходя мимо дежурного поста, он с опаской поглядывал на записи в журнале – не пометили ли его красным маркером, как того несчастного старика. Когда же кто-то из персонала заходил к ним в палату, он вздрагивал – не за ним ли пришли? А еще у Мартина теперь был секрет – тайник с препаратами. Как только он понял, что темно-коричневые горошины делают из него жизнерадостного идиота без всякой воли и способности трезво мыслить, он перестал их принимать, а вместо этого откладывал в сменный носок и прятал в тумбочку. Мартин хранил их на случай, если его «выпишут», чтобы проглотить все разом и не мучиться.       В один из вечеров, когда тревожность Мартина достигла своего апогея, он с опаской шел по плохо освещенному коридору отделения, вздрагивая от каждого шороха. Горела лишь пара ламп дневного света на потолке в начале и в конце коридора, а также небольшая настольная лампа на дежурном посту. Теперь каждый раз, когда Мартин приходил в туалет, чтобы умыться или почистить зубы, он вспоминал кисть старика, торчащую из-под земельной насыпи. Он не знал, было ли это делом рук персонала или тот умер самостоятельно, не получив очередной порции донорского света. Но уж слишком много было секретов и недомолвок в этом странном месте. А спросить напрямую было слишком страшно. Даже милую его сердцу Алекто Мартин теперь обходил стороной. В эту ночь она как раз дежурила. Умывшись, он с опаской посмотрел в окно. Но на заднем дворе никого не было. Минотавр уже давно никого не закапывал. Это было и хорошо и плохо, ведь непонятно было, чего от него ждать, а следующей жертвой мог стать кто угодно.        Выходя, Мартин засмотрелся в окно и налетел прямо на Алекто, совершенно не заметив девушку, которая несла что-то в прачечную. Он тут же отскочил как ошпаренный и прошептал испуганно: «Извините!» А когда в панике уже собирался убежать, он внезапно услышал ее голос: «Подождите, Мартин!» Покорно повинуясь, он остановился, его колени дрожали, все тело пронизывал страх перед неизвестностью и кровавыми тайнами персонала, представительницей которого она являлась.       – Что с вами? О боже, да вы весь дрожите! – девушка прикоснулась к его плечу, затем дотронулась тыльной стороной ладони до лба. – Может, у вас температура?.. Сядьте сюда.       Мартин сел на кушетку.       – Вы какой-то сам не свой в последнее время. Что-то случилось? Я беспокоюсь за вас. Раньше вы всегда были столь приветливы и общительны со мной, а теперь избегаете, – продолжала Алекто с неким сожалением в голосе.       – Я… Нет, я не избегаю. Просто… – На глаза Мартина накатились слезы. Ему и самому не хватало общения с девушкой, но из-за своего страха он не мог больше доверять никому из персонала, даже ей. В последнее время ему было так страшно и одиноко в этом месте, не было никого, кому бы он мог довериться.       Заметив слезы в глазах Мартина, девушка обняла его. Ее рука нежно поглаживала его по спине, пытаясь хоть как-то успокоить. О, как же не хватало ему таких вот простых объятий. Его так давно никто не обнимал, не прижимал к себе, наверное, еще с тех времен, как от него ушла жена. Поэтому Мартин был благодарен уже только лишь за это. Но, конечно, ему хотелось большего; тем более что это был не кто-нибудь, а Алекто… Его обожаемая Алекто, и руки будто сами легли на спину девушки, начав скользить по ней кругами. Он чувствовал приятный запах ее волос, и дыхание стало более частым и глубоким. Казалось, он никак не мог надышаться, насладиться ее запахом, как будто ему не хватало кислорода. На удивление, девушка не стала возражать, и тогда он лишь глубже закопался лицом в ее волосы, прижался своей щекой к ее щеке, нежно касаясь губами ее шеи, плеч. С этого момента их объятия превратились во что-то большее, и Мартин уже не мог, да и не хотел сдерживаться. Ему стало плевать на все, что происходило вокруг. Вся недавняя тревога, все страхи моментально испарились. Сейчас здесь были только он и она. Мужчина и женщина, а не пациент и персонал. И неважно, что совсем рядом, за углом, и в десятке метров от них сидит на стуле Минотавр, так пугающий Мартина; неважно, что в любой момент здесь мог появиться кто-то из пациентов, желающих справить нужду. Ему было все равно, ведь сквозь тонкую блузку медсестры он чувствовал, как участилось сердцебиение Алекто, и ее ласкающие руки на своем теле.       – Подожди, – прошептала девушка тяжело дыша. Она взяла его за руку, одновременно приложив указательный палец своей ладони к губам, давая понять, что надо вести себя тихо. Затем они зашли в небольшую комнату прачечной, закрыв за собой дверь. Теперь они оказались в полной темноте.       Мартин робко прикоснулся к ее хрупким плечам, притянув к себе ближе. Еще секунда, и их губы сомкнулись в жадном жарком поцелуе. Придерживая его голову за затылок и пропуская волосы сквозь пальцы, Алекто легонько покусывала его нижнюю губу, сладко посасывала верхнюю, проводила влажным язычком по нёбу. Было что-то животное, неистовое в их внезапной страсти. Пуговицы на блузке были быстро расстегнуты одна за другой, а сама она бесстыдно распахнута, обнажив тяжело вздыхающую грудь медсестры. Ладонь Мартина скользнула по обнаженному телу за спину девушки. Легкие поглаживания по пояснице, еще чуть выше. Застежка кружевного бюстгальтера размыкается будто сама собой, и сильная ладонь удобно ложится на лопатку, продолжая легкие поглаживания. Когда руки девушки опустились по его телу вниз, остатки одежды мягко соскользнули с нее на пол, оставив выше пояса абсолютно обнаженной. Мартин припал губами к мягкой упругой женской груди, чувствуя теплоту и слегка солоноватый вкус тела. Алекто резко вдохнула, вскинув голову вверх, и слегка закусила губу, почувствовав касания его языка к своим уже набухшим от возбуждения соскам. Пока Мартин стягивал с нее штаны, одновременно покрывая поцелуями голый живот и лаская упругие ягодицы, она захватила за край его футболку и начала снимать. Лишь на мгновение он выпустил Алекто из своих объятий, чтобы позволить ей снять с него одежду, а затем вновь прильнул к ней, чувствуя мягкие прикосновения ее груди к своему телу. Кожа на возбужденных сосках была нежной, и их прикосновение заводило Мартина еще сильнее. Она же тихо выдыхала через слегка приоткрытый рот и вздрагивала, отзываясь на каждое прикосновение пальцев, даже самое легкое. Все ее тело покрылось мурашками. Нежно, едва касаясь, провел он своими ладонями по ее рукам от плеч до самых запястий, не переставая целовать уже припухшие от поцелуев губы. А затем поднял ее руки вверх и прижал к стене, захватив ладони в свои и сцепив пальцы в замок. Подавшись ему навстречу, Алекто прижалась плотнее, а ее бедра сами собой раскрылись шире. Вскоре девушка и вовсе закинула обе ноги на Мартина, повиснув на нем и отчасти опираясь лопатками в стену. Под пульсирующими мягкими движениями ее бедер, трущихся об него, Мартин не мог не почувствовать, какой влажной и горячей она стала внизу. Легкое движение его таза, и девушка, чуть дернувшись, выгибается всем телом. Приятные ощущения заполняют ее изнутри. Тихий непроизвольный стон нарушает тишину. Впрочем, даже звук их сбитого дыхания кажется здесь излишне громким. Череда синхронных движений их сплетенных страстью тел длится не столь долго, как им хотелось бы, но каждое новое мгновение ощущается вечностью блаженства. Каждая клеточка ее тела чувствует каждую клеточку его. Их губы уже не сомкнуты в поцелуе, они могут лишь успевать вдыхать воздух, мельком задевая друг друга, пока их тела совместно двигаются в экстазе. Несколько последних толчков, жаркий поцелуй и… Разрядка. Приятное тепло растекается от живота по всему телу, наполняя грудь восторженным послевкусием.       Ее спутанные волосы и румяные щеки, которых он не видит в темноте; капли пота, стекающие по его спине, исцарапанной ее ногтями; упавшая коробка стирального порошка, что был случайно задет неловким движением ее ноги. Лишь этот порошок, рассыпанный по полу, их одежда, валяющаяся там же вперемешку, да луна, что стыдливо подглядывала за ними с небес, стали свидетелями их страсти. А два обнаженных тела, тяжело дыша, бессильно опустились вниз по стене и лежали на полу, прижавшись друг к другу и обнявшись.