Давай останемся никем

Весь урок я не могу собраться с мыслями и нормально воспринимать речь мисс Альбероны. Ее слова то затихают, то разгораются в моем сознании, больной осой жаля в самые уши. Долго сижу, застыв, словно каменное изваяние, чем вызываю смешки со стороны Грея. Но мне удается не замечать его косых взглядов и немых подколов, пляшущих на языке. Внутри разрастается странное чувство, заставляющее щеки то гореть пламенем, то неистово белеть. Я захожусь в кашле, когда Грей недоуменно шепчет: «Ты что, втюхалась в новенького?». Видимо, он не оставил без внимания мои частые взгляды в сторону Джерара, сидящего на противоположной стороне кабинета. Влюбилась, конечно. Нельзя так быстро привязаться к человеку за одну встречу. Это абсурдно. Как только звенит такая долгожданная мелодия, оповещающая о конце занятия, я в числе первых вылетаю из класса, чуть кого-то не сбив с ног и сама не упав. Наступать правой ногой жутко неприятно: если носок успел высохнуть, то стелька мокрая. Может, стоит попросить тетю привести новую обувь? Нет, глупая просьба. У нее сегодня вроде как были дела с утра. Поджав губы, быстро листаю приложения с заметками: как назло, я каждый раз забываю расписание на четверг. Следующим стоит пара по биологии, которую ведет Фрид Джастин, молодой и милый учитель, чьи волосы выкрашены в насыщенно-зеленый цвет. Когда он только пришел работать в школу и начал вести уроки у нашего класса, то сразу же объявил, что поменял имидж, чтобы лучше понимать подростков и быть с ними на одной волне. Нами это было воспринято с юмором, а вот директор долго не соглашался дать добро на такой внешний вид. В классе биологии пусто, и я без зазрения совести сажусь за первую парту у окна. У мистера Джастина есть привычка спрашивать последние ряды, не замечая первые два, и многие этим бессовестно пользуются: тупо весь урок сидят в телефоне. Но мне нравится этот естественный предмет, я даже подумываю связать свою жизнь с медициной. Главное, чтобы отец позволил. Быстро достаю увесистый учебник анатомии и толстую тетрадь, которую успела уже исписать наполовину, когда в помещение заходит Леви с красной сумкой через плечо. Она приветливо мне улыбается: мы не успели поздороваться перед первым уроком, — и садится рядом. — Почему ты так быстро убежала? — дуется она, кладя сумку на парту, и до моих ушей долетает отчетливый глухой стук. — Я думала, ты поможешь мне с этой тяжестью. — Ты опять принесла все книги сразу, которые брала на прошлой неделе? — интересуюсь и наблюдаю за тем, как Леви сдувает волосы со лба. — Ну, кто виноват, что в каждой всего по четыреста страниц, и я уже успела их все прочитать, — в ее голосе слышится театральная растерянность, а карие глаза горят озорными огоньками. — Так себе книжки, кстати. — Такое ощущение, что мы только вчера тащили эти книги к тебе домой, — я выразительно смотрю на потрепанные корешки, на которые открывается вид, пока подруга достает все нужное для урока. — Леви, ты просто книжный монстр. — Я знаю, — она смеется. В класс вереницей заходят несколько ребят, и среди них я замечаю Джерара, идущего по правую руку Грея, который что-то ему объясняет, активно жестикулируя руками. Не сразу понимаю, что на меня направлен взгляд зеленых глаз, а когда щеки трогает легкий румянец, быстро отворачиваюсь. — Мы сегодня идем посмотреть на тренировку наших любимых баскетболистов, — наигранно воодушевленно говорю я, хотя голос предательски дрогнул на середине фразы. — Ты чего это? — Леви пристально смотрит на меня, а затем оборачивается, чтобы посмотреть, что же так привлекло мое внимание. — Покраснела вся. Может, заболела? — ее ладошка дотрагивается до моего лба, но она отрицательно качает головой. — Температуры нет. В чем же тогда дело? — Все в порядке, Леви, — отстраняюсь от нее и открываю свою тетрадь, — давай лучше сверим таблицы? Она окидывает меня странным взглядом, а после показывает свое домашнее задание. Как и ожидалось, у меня находится несколько недочетов в характеристиках малой и большой берцовых костях. Исправить три предложения не составляет большого труда, но я нарочно пишу медленно, чтобы снова не быть пойманной в глупые расспросы. Мистер Джастин приходит со звонком и первым делом начинает выпытывать у мальчишек с последней парты третьего ряда домашнее задание. Они медлят, перелистывают по десять раз свои конспекты, зачем-то лезут в учебники и кое-как рассказывают характеристики и функции тех или иных костей. Биология идет в своем темпе: не быстро и не медленно. Мы много записываем со слов учителя, что в какой-то момент у меня немеют пальцы, и приходится их разминать, пока левина ручка с бешеной скоростью строчит информацию о лобных долях. Порой мне кажется, что мистер Джастин совсем не хочет нас хорошо понимать: он бы не диктовал с такой скоростью. К концу второго урока (в парные уроки мы обычно занимаемся без перемен) многие забивают на конспекты и просто сидят, откинувшись на спинку стула. Замечаю, как Нацу Драгнил складывает руки в молитвенном жесте и с надеждой смотрит на круглые часы, висящие над доской. И пытаюсь подавить смешок: вряд ли его молитвы ускорят движение стрелок. Но звонок и вправду прорезает тишину слишком быстро и неожиданно. Наверное, я сильно увлеклась разглядыванием школьной лужайки и пятиклассников, перепрыгивающих через лужи и явно прогуливающих уроки. Глупо с их стороны так палиться. Леви слабо толкает меня локтем, намекая, что пора уходить. Собираю рюкзак и следую за ней, гуськом проталкиваясь на выходе из кабинета. Коридор разом наполняется гулом десятков голосов, и я не сразу понимаю, что кто-то зовет меня по имени. Смотрю через плечо, чтобы узнать, кому понадобилась, пока Леви что-то рассказывает о тайных возможностях мозга. — Люси, подожди! — к нам подходит Джерар и убирает волосы со лба. — Мы не успели поздороваться с утра. — Д-да, — робко улыбаюсь, замечая насмешливый взгляд подруги. — Я не думала, когда ты вчера говорил, что поступаешь в новую школу, что ты переведешься именно в эту. — У вашей рейтинг выше, чем у всех остальных, — он пожимает плечами. — Хотя этот стобалльный тест бред какой-то. Они реально думают, что так смогут здраво оценить все наши знания? — Вот и я о том же! — подает голос Леви. — Я тоже думаю, что это глупости. Когда выбираешь вариант ответа можно случайно ошибиться из-за стресса или волнения, а на верные решения на черновиках никто не смотрит! Люси так проучилась весь позапрошлый год во втором классе, где от учеников требуют меньше, чем от нас. — И как так получилось? — интересуется Джерар, подходя ближе и пропуская группку из семиклассников. — Проспорила, стыдно вспоминать, — я отвожу взгляд. — Хотя мне было дико интересно, засунут меня во второй класс или нет. — Даже если весь пятый класс у тебя были одни высшие баллы, все равно смотрят только на этот тупой тест, — знающе кивает Леви и смеется. — Ага, я специально отметила только ответы C, а потом меня ждал разговор с социальным педагогом, — улыбаюсь. — Мисс Штраус любит наши проделки, поэтому не стала убеждать меня снова проходить этот тест. — А надо было, я целый год сидела непонятно с кем, — морщится подруга и смотрит на Джерара. — Я забыла представиться, — она протягивает ладошку, — Леви МакГарден, лучшая подруга Люси. Я вижу, вы уже знаете друг друга, где познакомились? Дыхание перехватывает, и мне хочется стукнуть ее. Леви видит мое замешательство, и ее губы растягиваются в усмешке. — Вчера случайно столкнулись на улице, — отвечает Джерар, принимая шуточное рукопожатие. — Кстати, забыл поблагодарить за самый вкусный чай в моей жизни, — обращается он ко мне и улыбается. Я чувствую, как щеки начинают неистово пылать, и чтобы хоть как-то спастись от смущения, хватаю Леви под руку и тяну к лестнице. — Леви, помнишь, ты говорила, что нам нужно в библиотеку? Может, как раз сейчас и сходим? На следующей перемене хочу сходить в кафетерий, я сегодня утром не успела нормально поесть, — быстро тараторю и умоляюще смотрю в ее карие глаза, в которых зарождаются не хорошие огоньки. — Да, конечно, пойдем, — она растягивает губы в лукавой улыбке. — Кстати, Джерар, следующий урок будет на четвертом этаже, кабинет сорок пятый. — Понял, спасибо. Мы поднимаемся на третий этаж в тишине, но могу поклясться, что Леви не сводит с меня любопытного взгляда, а в ее голове носится целый рой из мыслей и подозрений. Время для ее допроса отсрочивает библиотека, дверь в которую так вовремя вырастает на нашем пути, и мы молча заходим в помещение. В нос сразу ударяет застоявшийся запах старых книг и пожелтевших страниц. Вытянутые лампы под потолком ярко освещают пространство, слепя. Напротив входа находится стойка с компьютером, за ней стоит высокая молодая девушка в очках с толстой оправой. Пока Леви подходит к мисс Эвергрин и вытаскивает книги из своей сумки, я прохожусь взглядом по ровным рядам высоких стеллажей и трем длинным столам, которые сейчас пустуют. Говорят, библиотека во втором корпусе намного больше и литература в ней хранится серьезнее, чем здесь. Облокачиваюсь спиной о стену и жду подругу: она снова собирает стопку разных книг, начиная от какого-то романа и заканчивая пособием по телу человека. Да, она серьезно решила со следующего года начать посещать занятия по биологии. Девятый класс ознаменуется не только переходом в другой корпус, но и составлением индивидуального расписания — это помогает готовиться к вступительным тестам в выбранные университеты. Сама не особо задумывалась, чем буду заниматься, отец наверняка настоит, чтобы я изучала экономическую программу, а после поступила на ведение бизнеса. В конечном итоге его фирма должна достаться мне. Страшно думать о будущем, но пока я двигаюсь лишь по простой дорожке: поднимаюсь выше и выше с каждым годом. А что будет потом? После школы? Хотя за меня уже давно все решено, но мне приносит неимоверное удовольствие, что отец позволил остаться в этом городе, где я родилась и выросла, хотя бы до конца учебы. Пять лет назад, когда мамы не стало, он улетел в Англию, оставив меня со своей младшей сестрой и тупой болью в сердце. Видимся мы с ним на каникулах и на рождество, он прилетает в Северную Каролину и все дни ходит хмурый и мрачный: счастливые воспоминания не дают ему спокойно спать в доме, который так любила мама. Складываю руки под грудью, пальцами неосознанно глажу плечи. Обидно понимать, что он не хочет меня видеть потому, что я напоминаю ему маму: многие говорят, что мы с ней на одно лицо. За эти годы мы с ним отдалились настолько, что я не могу представить перед собой его лицо до мельчайшей подробности, почувствовать запах его одеколона. Если спросят, чем любит заниматься ваш отец в выходной день, конечно же, придется ответить: без понятия. — Идем? — Леви не сильно трясет меня за плечо, заставляя переключить все внимание на нее. — Сегодня я решила взять поменьше книг. — Точно? Ты обычно с каждым разом набавляешь по одной-две, — хмыкаю и распускаю волосы, чтобы перевязать их в тугой хвост. Следующий предмет — физика, на которой нужно быть предельно внимательным и сконцентрированным. — Противная ты, зато не придется сначала идти домой, а после возвращаться сюда, — вздыхает Леви и первой выходит из библиотеки, толкая железную дверь. — Почему они такие тяжелые? Не открыть нормально. — Кому-то стоит лучше питаться? — предполагаю я и незамедлительно получаю толчок в плечо. — Ладно, ладно. Возможно, кто-то в наше время действительно занимается кражей книг. И, кстати, ты согласна сегодня сходить на тренировку? Ты же обычно говоришь, что на них слишком шумно. — Представь себе, дома иногда скучно сидеть, — отводя глаза, отвечает она и устремляется вверх по лестнице, оставляя меня позади. Нет, она точно что-то скрывает! И я это выясню. Поднимаюсь на четвертый этаж, пропуская мимо себя группку из шестиклассников, несущихся по лестнице, словно по обычному коридору. Только бы они не споткнулись о ноги друг друга и не полетели лицом вниз — не хочу, чтобы из-за таких глупых детей привлекли к ответственности администрацию школы. Последние четыре урока пролетают мимо меня быстрой птицей, наверное, такое количество тестов и открытое обсуждение восемнадцатого века в США ускоряют течение времени. Леви подозрительно тихая, она не показывает своей заинтересованности в дискуссии с историком, нарочито говорящего неверные данные и ожидающего поправок от учеников. Но получает лишь молчание, на это влияет либо снова испортившаяся за окном погода, либо безучастность Леви, которая является главной заводилой споров на уроках, где можно блеснуть своими знаниями. А я просто привыкла молчать, история никогда не была моим коньком. Хуже, после того, как я напутала дату основания нашего штата, историк больше не задает мне никаких вопросов на уроках и не спрашивает мои мысли по поводу какого-то исторического явления. Почему-то минутная стрелка надолго застревает на половине третьего. А до конца остается всего каких-то двадцать пять минут. Откидываюсь на спинку стула, прикрывая глаза и косясь в сторону Грея, сидящего всего в паре дециметров от меня и умудряющего незаметно лазить в соцсетях, пока учитель распинается у доски про правящую династию. Да и все остальные вымученно смотрят на часы, висящие прямо за спиной историка, и молятся, чтобы урок скорее закончился. В какой-то момент, наблюдая за одноклассницами на соседнем ряду, перехватываю взгляд Джерара. Он растягивает губы в усмешке, а я театрально морщу лицо, кивая в сторону часов, говоря, как же желаю уйти со скучной лекции. — Смотри, у новенького милая девушка, — Грей несильно пихает меня в бок и сует телефон. — Красотка и грудь большая, я бы на такую тоже запал. Я поджимаю губы. А внутри что-то сжимается, когда передо мной появляется фотография с двумя людьми. Джерар обнимает за талию высокую девушку в сарафане с ярко-желтым бантом под грудью. Она улыбается, придерживая свободной рукой волосы на левом виске, видимо в тот день был ветер. Ее лицо симметрично, прямой нос и красивый изгиб губ, глаза горят огнем, а темные волосы светятся в солнечных лучах. Я закусываю щеку, хмурясь, и листаю ленту дальше: Грей нашел его страницу в Instagram. У него много фотографий неба и города, какие-то единичные снимки прохожих на шумных улицах и ярких вывесок из Нью-Йорка. А также очень много той девушки с длинными волосами и десятилетней русоволосой девчушки с печальными глазами. — Ревнуешь? — подкалывает Грей, разваливаясь на парте. — Вряд ли бы у него никого не было. Меня охватывает обида, и я поджимаю губы, приближая и отдаляя фотографию с незнакомой девушкой. Глупая реакция, решаю я и отдаю Грею телефон, закрывая лицо руками. Действительно, чего я ожидала? Что у такого симпатичного парня не будет девушки? Глупая Люси, глупая. — Мисс Хартфилия, история нашей страны вгоняет вас в депрессию? — со смешком интересуется мистер Коннел, складывая руки под грудью. Тяжело вздыхаю, раздвигая пальцы в разные стороны, чтобы увидеть учителя, который продолжает выжидающе смотреть на меня, постукивая пальцами по плечу. — По логике, вы должны радоваться событиям, которые произошли в конце восемнадцатого века, — продолжает он, а я опускаю руки на парту, слыша, как хмыкает Грей по правую руку. — О чем я говорю? По правде, я не знаю, о чем он говорит. История меня никогда не интересовала. Кто и когда открыл Америку, поработил ее и сделал одну из крупнейших колоний. Была ли монархическая форма правления или всегда существовала республика, почему Аляска вдруг оказалась в нашей собственности, а не в собственности крупнейшей империи. Это все осталось в прошлом и никак не влияет на настоящее. Что было, то было. И это не изменить. — Народу были дарованы права и свободы, — мямлю я, выхватывая отдельные фразы из открытой тетради, конспект в которой я забросила еще в конце первого урока. — Хорошо, какой год и как это называлось? Дарование свободы относится к еще одному событию, произошедшему чуть раньше. Я закатываю глаза. Почему он решил привязаться ко мне именно сегодня? — Я помню, что была конституция, билль и какая-то декларация, — отвечаю, складывая пальцы в замок и кладя руки поверх тетради: все равно там ничего не написано. — И это все. Мистер Альзак меняется в лице, конечно, он не привык, когда опрашиваемый ученик так быстро сдается. Наши оценки ведь влияют на его зарплату, поэтому с начала пятого класса он выбрал себе любимчиков, которых постоянно гоняет по всем темам и объясняет по нескольку раз материал, если те вдруг не поняли. Потому что отличники делают ему рейтинг среди других учителей. Так почему же сегодня он вдруг решил спросить меня? — Кто может ответить? — Декларация независимости была принята в 1776 году, Конституция США — 1787 и Декларация прав человека и гражданина — в 1789 году, — доносится сбоку. — А Билль о правах в США принят 15 декабря 1791, по которому провозглашалась свобода слова, печати, веротерпимость, отделение церкви от государства. — Очень хорошо, — довольно кивает мистер Альзак. — Вы новый ученик, переведенный из Нью-Йорка? — Да, сэр. Я Джерар Фернандес. Я сглатываю, щеки начинают гореть огнем. Это можно считать за позор всей жизни?

***

— Вот скажи, Леви, почему это происходит именно со мной? — я огорченно вздыхаю, разводя руками. — Когда мне кто-то нравится, то у него оказывается либо девушка, либо я ударяю в грязь лицом. А в сегодняшнем случае все вместе. Почему мне так не везет? Мы сидим на трибунах. Уже как полчаса проходит разминка баскетбольного клуба: слышатся только сбивчивое дыхание, скрип подошв кроссовок и периодичный звук свистка. — Карма? Леви упорно делает вид, что читает учебник по анатомии, хотя я вижу, как она часто косится в сторону парней, качающих пресс в данный момент. А именно на высокого, с широкими плечами и проколотыми бровями, Гажила Редфокса. — Все понятно с тобой, Леви, — с театральным вздохом отвечаю и закатываю глаза. — Ты меня не слушаешь. Тот странный парень привлекает больше твоего внимания, чем лучшая подруга. Ее щеки резко начинают краснеть. — Что ты такое говоришь? — шикает она, прокашливается и перелистывает следующую страницу. — Никакой любви в четырнадцать. И никакой любви до колледжа. Я обещала отцу, что выучусь на хирурга и стану самым лучшим специалистом в своей области! — Верю, верю, Леви, — отмахиваюсь я и делаю глоток из картонного стаканчика. Горло разогревает капучино. — Только ты скоро в нем дырку прожжешь. Лучше подойди к нему и заговори. На дворе две тысячи семнадцатый год! Девушка может начать общение первой, если парень тугодум. — Он не тугодум, — снова шикает Леви, откладывая книгу в сторону и выжидающе смотря на меня. — Просто он помог мне недавно кое с чем… и я не знаю, как его отблагодарить. — С чем? — Не важно, — отмахивается она и упирается локтями в коленки, кладет подбородок на скрещенные пальцы. — Просто помог и все. Я насмешливо фыркаю. — Да ладно, мы же подруги. Мы должны все друг другу рассказывать. Не ты ли призывала к этому года два назад, когда я отказывалась говорить о той дурацкой ситуации с отцом? Леви отворачивается. Не хочет признавать мою правоту. Я перевожу взгляд на баскетбольное поле, где уже во всю проходит разминка с мячами. Пробегаюсь по каждой темной макушке, выискивая Гажила, — в один момент они поворачиваются к нам спиной, и нереально различить кто из них, кто. Хотя Грея я узнаю сразу — мы с ним соседи на половине предметов уже несколько лет и к тому же, у него выбрит правый висок (кто-то сказал ему, что это последний писк осени). Гажил находится в следующую секунду — он первый добегает до края площадки и разворачивается, выполняя упражнение с отбиванием огромного оранжевого мяча об пол. Я пристально вглядываюсь в него: длинный нос, впадины около глаз, острые скулы и по-детски круглое лицо. И правда, неописуемый красавец. Еще его темные волосы, которые длиннее обычной стрижки, но не дотягивающие до приличной длины, торчат во все стороны. — Я тебя не понимаю, что ты в нем нашла? — искренне удивляюсь, отставляя в сторону пустой стаканчик. — Он слишком высокий для твоего мелкого роста, твердолобый и видимо тупой. Слышала, он учится в третьем классе. — Ничего он не тупой, — раздраженно кидает Леви. — И он во втором классе. Просто учеба — это не его. И скажи, — она косится на меня, — если бы Джерар поступил в другой класс, не в первый, ты бы тоже называла его тупым? Я же вижу, что он тебе симпатичен. Признай, в данной ситуации ты ведешь себя очень токсично. — Можешь думать, что хочешь, но я просто не хочу, чтобы ты связывалась с мутным типом, у которого на уме один баскетбол, — я развожу руками. — И Джерар явно отличается от Гажила. — С чего ты взяла? Ответ долго не находится. И Леви не из тех, кто верит во влюбленность с первого взгляда. Ведь это всего лишь сказки. Да и я сама себе еще не до конца в этом призналась. Прошел ведь только один день, а я уже думаю о нем постоянно… Но говорить Леви о вчерашнем происшествии не решаюсь с самого утра. Мне кажется, она не та, кто нормально это воспримет и порадуется за меня. Та же Джубия подойдет на эту роль намного лучше. У Леви на уме всегда одна учеба… Гажил — исключение, мимолетное увлечение, которое скоро проиграет учебникам девятого класса по биологии. — Я так и думала, — Леви неряшливо запихивает учебник в сумку, за ним — раскрытые тетради и пенал: она аккуратно вырисовывала человеческий мозг и закрашивала разноцветными карандашами. — Не утруждайся, я уйду первой, — меня резко охватывает раздражение. Подобная ситуация повторяется в который раз. Я вскакиваю на ноги, хватаю рукой рюкзак и сбегаю по деревянным ступенькам трибун. Злость быстрым ураганом разносится по телу, не щадя на своем пути отголоски здравого смысла и тонкие преграждения напоминаний, что я часто завожусь с пол оборота. Но сейчас явно не права Леви. Моей задачей было предупредить ее, ее — внять. Спустя минуты ноги обжигает от быстрого шага, кажется, я практически срываюсь на бег, пока передо мной не открывается дверь какого-то кабинета — иду ближе к правой стене коридора. Торможу, стискиваю зубы. Голову одолевает дикое желание что-нибудь ударить. Но из всех возможных способов избавиться от злости — мутная пелена, заволакивающая глаза. Как же раздражает. До чертиков. Из кабинета, дверь которого на мгновение сбивает меня с толку, выходит Джерар, а за ним — Эрза, хихикающая над чем-то. Ее щеки розовые, глаза светятся. Да и сам Джерар выглядит довольным. — Эй, Люси! — окрикивает меня Эрза. Я оборачиваюсь. Она махает мне рукой, другой — цепляется за локоть Джерара. — Представляешь, новенький Д. Фернандес мой бывший сосед и друг детства! — она радостно смеется и смотрит на него. — Как я могла не узнать твою фамилию? Она же единственная такая сложная и запоминающаяся! Она флиртует. Явно. — Поздравляю, — кидаю я, — не буду мешать счастливому воссоединению, — последние слова выходят слишком грубыми, сказанные с вызовом. Я иду дальше, не обращая внимание на то, что Эрза несколько раз удивленно повторяет мое имя, пытается остановить. Но я не слушаю. Мне нужно на свежий воздух, иначе мои гормоны взорвутся.