Чертовы сучьи инстинкты

POV Лендона Еще полгода назад я даже предположить не мог, как круто изменится моя жизнь. Сказал бы кто тогда - не поверил бы, да еще и обсмеял. Это было бы похоже на плохую шутку: когда твоя почти-бывшая встречается с твоим по-настоящему-бывшим; что я не собираюсь уезжать обратно к семье, хотя все пребывание вдали от них я уже тысячи раз обдумал свое возвращение; что у меня есть мой альфа. Мой истинный. Человек, с которым мы не просто трахаемся, метимся, запираемся узлами. Мы, конечно, трахаемся... Но чаще мы страдаем всякой ерундой: готовим еду и сразу же ее лопаем, ругаемся из-за уборки и стирки, потом бурно миримся прямо, к примеру, на стиральной машинке. Да-да, это мы, нечего удивляться. Спросите, почему он теперь почти прописался у меня? У него и до этого были проблемы в семье, с отцом в частности, и тот не побрезговал совсем махнуть рукой на нерадивого старшего сына-альфу, у которого только "вязки на уме". Кэш как-то очень сильно с ним поругался, и в то время ночевал у меня пять дней - пять дней и шесть ночей, в каждую из которых мы проверяли на прочность мою кровать и стены моей квартиры - на звукоизоляцию. Удобно, что я омега - да, именно так, вам не кажется! - удобно, потому что у бет цикл раздроблен и лишен каких-либо внешних признаков эволюцией, а у омег все четко: залет возможен только во время течек, ну или пара дней плюс-минус до и после нее. А значит, всего три раза в год это возможно. А так как мы друг в друге уверены - я про всякие заразы, разумеется - то и трахаться с презервативом у нас причин нет. Я помню это ощущение - когда в тебя впервые входит не латексный причиндал, а живой, горячий, твердый, "беззащитный" член. Кэш, тоже впервые трахавшийся без презерватива, тоже едва ли не выл, засаживая мне, сжимая простыни, мои плечи, мои щеки - я чувствовал, как дрожат его пальцы, его губы, когда он целовал меня. Я раскидывал ноги, сжимал его коленями, кусался, царапался, стонал, извивался, и мне не стыдно говорить о таком моем поведении, потому что я был таким не с кем-то под забором, не в туалетной кабинке клуба, а дома с моим истинным, под родным одеялом. Скоро выпускной, в школе пахнет цветами и ожиданием чего-то большего, чем эти стены; в команде на нас смотрят так, как будто мы срослись или у нас по две-три головы, но никто не предъявлял нам своего отвращения и неприятия, не знаю почему. Может, это они такие толерантные, либо они просто еще не верят, и второе более вероятно. Кстати, из команды меня не турнули: вообще-то официального запрета на членство в командах омег нет, но негласный - есть и еще как, но сочетание "эффекта неожиданности" и отсутствия официального запрета делает свое дело: никто не пытается выставить меня, обозвав течной дыркой и подстилкой капитана команды. Круто, я и не ожидал такой лояльности. В классе на первую неделю мы стали чем-то вроде местной достопримечательности: все от мала до велика совершали массовое паломничество в класс, чтобы поглазеть на нас. Все, а именно: безутешные омеги с платками наперевес; альфы-друганы, не до конца понимающие, как относиться ко мне теперь, но, судя по всему, склоняющиеся к более лучшему для меня варианту; учителя, "мимоходом" глазеющие на меня и на по-кошачьи довольное лицо Кэша. На самом деле, я тоже стараюсь, чтобы умаслить его. Честно-честно. Я работаю не покладая рук. Кэш вам не пожалуется на меня. - Ох ты ж еб твою мать, - шипит он, вцепляясь мертвой хваткой в подушку. Я не вижу его лица, но и так почти уверен, что увижу на нем, поэтому только наваливаюсь сильнее и кусаю сильное белое плечо, сейчас напряженное и твердое. - Не притворяйся, я же знаю, что тебе не больно, - шепчу я в виднеющееся из-за волос ухо, мимоходом покусывая раковинку: Кэшу очень нравится, когда я ласкаю его уши. Тот рвано выдыхает и сглатывает, дергает плечом, выгибает спину, отчего мускулы плавно перекатываются под блестящей кожей. - Ты слишком сильно напрягаешься. Расслабься, слышишь? - продолжаю я шептать. - Да захлопнись уже наконец! Не видишь, я тут немного занят, - с трудом прогововаривает он. - Тебе что, все-таки больно? Кэш поворачивает ко мне голову, и я вижу один его глаз: полуприкрытый, с темно-голубым узким кольцом радужки вокруг огромного круглого зрачка. И этот глаз, и видимый мне кусок сжатых губ, и ломаная напряженная линия плеча: от Кэша так и веет хоть напряженной, но все-таки похотью, плохо скрытым наслаждением и немного - смущением. - Шутишь? Я - альфа, Лен. Не то чтобы я... бахвалился этим, - я, поглаживая круглую и упругую как мяч ягодицу, аккуратно, но без робости впихиваю три пальца правой руки глубже, поглаживаю горячие гладкие стенки изнутри. Кэш охает, но продолжает, - я могу зарастить перелом за один день, такая уж особенность... альфа-статуса. Твои ковыряния не смогут причинить мне никакой боли. - А что же тогда они могут причинить? - спрашиваю я, сжимая аппетитное полушарие сильнее и оттягивая его, чтобы видеть, как сжимается и хлюпает от обилия лубриканта до невозможности узкая альфья задница, которую я растягиваю под себя. Впрочем, не могу не признать, что меня привлекает не это, то есть не только это: перед тем, как перейти к главному блюду этого вечера, я сначала хорошенько облизал, затискал и закусал каждый участок тела Кэша, каждый кусочек его белой, гладкой, безволосой кожи, пока он не начал кричать и материться на обкончанные простыни. Я люблю каждый уголок этого тела, не перестаю восхищаться тем, насколько совершенны будто выточенные из мрамора плечи, спина и грудь, как вопиюще красив напряженный до выступивших холмиков пресса живот; ноги с раскаченными мышцами разыгрывающего, которые я люблю класть себе на плечи, когда Кэш разрешает себя трахать. Ну и, конечно, я люблю эту охренительную в своей выпуклости и упругости задницу моего дорогого самца, которую я затискал и общипал до красноты, прежде чем начать растягивать. - Ты и сам видишь, что ты мне там причиняешь, - сипит Кэш в подушку. Задница его при этом слегка приподнимается, что позволяет Кэшу легко перешагнуть неуловимую границу между совершенством и абсолютным совершенством: мускулы на руках и на ногах напрягаются; алая, будто отшлепанная задница торчит призывно; я легко могу увидеть поджавшуюся мошонку и часть кольца, сжимающего набухший от множественных оргазмов узел. Мне кажется, что от одного только вида затраханного и обкончавшегося Кэша я могу легко спустить прямо сейчас, но я терплю, только сильнее сжимаю две половинки задницы, раздвигаю их, чтобы устроиться удобнее и плавно въехать в горячую мокрую дырку. Кэш одной рукой вцепляется в стену и беспомощно скребет ее пальцами, ища опоры, когда я начинаю трахать - размеренно, глубоко, попадая по простате. Долго мы не можем продержатся, потому что я навздрючил Кэша до предела и сам умудрился продержаться не кончая очень долго, до ломоты в члене и сосущей пустоты в заднице. Когда мы кончаем, я вгрызаюсь зубами в твердое упругое плечо, чувствую терпкую соль на языке, выдаивая из многострадального члена Кэша последние остатки спермы, пока тот хрипло стонет и сжимается подо мной. Он даже не успевает оклематься, когда я выхожу из него и переворачиваю, вынуждая упасть навзничь на подушки, чтобы самому устроиться сверху поудобнее для того, чтобы видеть его лицо: разморенное, красное, с абсолютно невменяемым и затраханным выражением лица. Чтобы, не дожидаясь разрешения, поцеловать, изнасиловать губами этот раскрытый от недостатка воздуха рот, обхватить ладонями любимое лицо, запутаться пальцами в растрепанных волосах. Кэш устало, но жадно отвечает мне, крепко сжимает мои плечи и даже закидывает мне на поясницу тяжеленную ногу. Пока мы целуемся, я успеваю провалиться в тартарары раза три: сердце сжимает почти болезненная сладкая судорога, я дышу через раз, мои ноздри трепещут, вдыхая запах моего удовлетворенного и счастливого альфы. Это именно то, чего у меня не было с Робом и чего не было бы ни с кем другим, кроме Кэша. Я уверен, что это даже не связано с еблей, потому что это происходит и когда мы сидим за одной партой в школе, и когда мы готовимся к выпускным экзаменам вместе, и когда мы ходим куда-нибудь, смотрим фильм, готовим, кушаем, ложимся спать, ругаемся, раскидываем носки: делаем все что угодно. Когда мы неспешно занимаемся сексом, когда Кэш трахает меня и когда я его трахаю, хоть с задранными ногами, хоть раком, хоть лицом к лицу, когда мы оба устали, когда нам просто хочется быстро кончить, или наоборот, когда мы полны энтузиазма и сношаемся во всевозможных позах. Все всегда сводится к этому сосущему чувству в груди, к ощущению абсолютного и полновесного счастья. Мне сложно предположить что это... нет, на самом деле очень легко, но я пока сам боюсь признаваться в этом себе. Повторюсь: полгода назад я и представить себе такого не мог. Того, что так странно, но благополучно сложится судьба "трех мушкетеров": Кэша, Лили и моя. Что вмешается четвертый, своеобразный наш "д'Артаньян" Роб, и что судьбы нас четверых так быстро сплавятся в одно неотделимое целое. Я знаю, что Роб и Лили тоже переживают сейчас этот же момент неописуемого счастья. И кто знает, вдруг это временное явление, может, это не навсегда, но прямо здесь и сейчас я уверенно говорю, что люблю. Я люблю этого потного, разомлевшего сейчас придурка с кошачьими довольными глазами по имени Кэш. - Слезай с меня, кретин, - устав целоваться, ворчит он, - ты тяжелый. - Не тяжелее тебя, дорогой, - ухмыляюсь я, касаясь губами чуть тронутой щетиной щеки. - Да одна твоя задница весит целый пуд, не надо мне тут, - тихо смеется Кэш. - Да ладно тебе заливать! Просто признай, что тебе понравилось, как твой сладкий обожаемый омега трахает тебя, огромного и брутального альфу. - Ты сейчас издеваешься? - поднимает брови Кэш, не переставая улыбаться, - ты же Плата Смита снес хуком до отключки в прошлом году, а теперь еще и говоришь, что ты - сладкий омега? - А что, нет? - строю я заячьи глазки. - Нет, - "беспощадно" заявляет Кэш, кидая на меня насмешливый взгляд и выбираясь из кровати. Я с интересом лицезрею его прекрасный вид сзади и сам через секунду встаю, хватая на ходу полотенце. - Я первый в душ! - одновременно кричим мы оба. Я пользуюсь моментом и срываюсь с места быстрее, чем он успевает что-то сообразить, и оказываюсь в ванной на секунду раньше него. А Кэш мало того что опоздал, так еще и не взял полотенца, поэтому он может только взвыть и зло поворчать на меня. Я добрый; вместо того, чтобы выяснять, кто будет первым, я обезоруживающе улыбаюсь. - Иди-ка сюда, придурок. Конец.