Чертовы сучьи инстинкты

Иногда я начинаю ненавидеть все вокруг, и больше всего - себя. Порывисто затягиваюсь спасительным сигаретным дымом и закрываю глаза: под веками вспыхивают и гаснут цветные пятнышки. Я сейчас на балконе, пытаюсь перебить запах собственных выделений горьким ароматом пепла. Ледяной утренний воздух обдувает мое тело, сейчас горячее, как у больного, а затяжка дарит какое-никакое, но успокоение. Все-таки сейчас ни то, ни другое не помешают. Даже кривить душой не приходится: то, что происходит со мной, и в самом деле самая страшная, самая мучительная, и главное - самая неизлечимая болезнь на свете. И симптомы соответственные: голова раскалывается на кусочки, дышать трудно, говорить - тоже, есть не хочется, только пить, и только воду; живот крутит-вертит на все лады; но есть и некоторые отличия, а в частности: стоящий колом, ноющий и готовый взорваться член; истекающая смазкой, пульсирующая дырка. Это все атрибуты главного проклятия омег: течки. За четыре-пять дней, в которые продолжается сие безобразие, я выматываюсь так, что потом требуется отдых - тоже в течение пары дней. Получается без малого неделя. Целая неделя, отнимаемая от моей учебы, времяпрепровождения с родными, друзьями... Целая хуева туча времени, которое я вынужден тратить на боль, унижение и осознание собственной ничтожности. Затягиваюсь в последний раз, тушу сигарету и выкидываю бычок вниз; тот, ударяясь, рассыпает гаснущие на ветру искорки. Я захожу к себе в комнату и морщусь от затхлого уже воздуха, воняющего течной омегой. По идее сам омега не должен чувствовать свой запах, но мой стал уже настолько силен, что даже я сам уже терпеть его не могу. Ожесточенно сдвигая с подоконника все книги, учебники и тетради, я распахиваю окно и балконную дверь настежь. Простудиться я не боюсь, ибо здоровье как у быка, да и все остальное, если честно, тоже: я выше любого омеги, почти каждого третьего альфы, с каждым вторым могу потягаться в размерах, габаритах и силе. Родители воспитали меня умеющим постоять за себя, потому что я с самого детства всегда хотел быть сильным и независимым. С течением времени их начало беспокоить мое замедленное половое созревание; от природы я был высоким и крепким, но гон все не начинался. Тогда меня повели к врачам... Уж лучше бы они этого не делали. До сих пор помню тот день, когда получил результат анализов; длинные колонки таблиц, непонятных знаков и латинских терминов, и в самом низу, кривым врачебным почерком приговор: омега-положительный. Мне было шестнадцать лет, когда мой статус стал шоком для моих нейтральных по статусу родителей; мне было семнадцать, когда первая, самая болезненная, самая острая и бесконтрольная течка началась прямо во время урока. Я не помню почти ничего из того, что делал; только после того, как меня оттащили в медпункт и дали отдышаться, я по лицам своих одноклассников понял, что все - нет мне места ни в этом классе, ни в этой школе. Альфы, которые только пару часов назад пожимали мне руки и обращались с крайним уважением, тогда смотрели с плохо скрытой насмешкой и презрением: по меркам альф я и правда красотой и соблазнительностью не отличался; беты смотрели с жалостью, омеги - почти также, как альфы, только еще и с полным ощущением превосходства надо мной. Я насилу уговорил родителей перевести меня в другую школу, в другой город, подальше отсюда; клялся, что смогу за себя постоять, что сам устрою свою жизнь, скрою свой статус от других. Родители, сами находясь под сильным впечатлением, согласились, и последний свой учебный год я провожу в другом городе, снимая крохотную квартирку. Я наладил отношения с другими учениками, хожу в секцию по волейболу, учусь помаленьку, работаю, чтобы не сильно зависеть от родителей. Все было бы замечательно, если бы не эти чертовы течки. Где-то под кроватью вибрирует телефон; я достаю его и принимаю вызов. - Хей, хей! Ты где там пропадаешь? - раздался в трубке веселый голос моего одноклассника, Кэша, - скоро Рождество, мой милый друг, кругом начинается сказка, а ты дома жопу просиживаешь! - Да я приболел... - хриплю я. Из-за слабости, отвратительного настроения и недомогания даже притворяться не приходится. Голос такой, будто я горгулья какая-то. Вот тебе и сказочный персонаж. - Оо, чувак, - сочувствует Кэш. На заднем плане звучат громкие голоса и смех, вызывая у меня острый приступ зависти, - выздоравливай, друг. Мы тебя ждем. - Договорились, - и нажимаю отбой. Кэш знает, что я не люблю прощаться. Если навскидку, то послезавтра я смогу придти в школу. Хотелось бы завтра, но хоть течка и кончается, но запах будет все еще ощутим, так что лучше не рисковать. В этом деле один промах - и все, финита ля комедия. Кинув телефон на разгромленную кровать, я не спеша, осторожно иду в ванную; здорово мешает стояк и мокрая задница, но что поделать - выбирать не приходится. Включаю свет, подхожу к раковине и смотрюсь в зеркало. На меня мрачно взирает непонятное, лохматое и бледное нечто, непохожее на человека, по крайней мере - на живого. Чтобы смотреть на свое лицо, приходится нагибаться - какая ирония. Даже всякая кафельная утварь будто смеется надо мной. Подробнее рассматриваю свое лицо: белки глаз покраснели, отчего светлая серая радужка кажется блеклой; кожа как у вурдалака; волосы слиплись от пота, за долгие дни выступила щетина. Чем-то похож на альфу с перепоя, и видят боги, как бы я хотел, чтобы это было так. Захожу под теплые струи воды; я уже не так возбужден, чтобы включать ледяную, но горячая сейчас - перебор. Я просто наслаждаюсь, стараясь отогнать ноющую головную боль и слабость. Касаться члена даже неприятно, но приходится: может быть, если кончу еще хоть разок, все быстрее уймется... Лениво провожу пальцами по стволу, собираю в горсть ноющие яйца - по спине пробегает нервная, слабая волна удовольствия; задница коротко сжалась и запульсировала с новой силой, но пусть не обольщается: я в нее отродясь ничего не совал и не собираюсь. Я считаю себя скорее дефектным альфой, но не огромным омегой-переростком, и не собираюсь идти на поводу инстинктов. Кончаю довольно быстро, оргазм похож на освобождение: болезненное возбуждение, наконец, сходит на нет. Смываю сперму со стены, выключаю воду и выхожу. Сейчас в голове только одно: спать, спать и еще раз спать! После четырех дней непрекращающегося нервного напряжения, поверхностного сна и ноющей боли я заслужил это право. А послезавтра - в школу. *** - Как ты планируешь провести Рождество? - заинтересованно спрашивает меня Лили. Я вздрагиваю, стряхивая с себя сонное оцепенение; с трудом доходит смысл заданного вопроса, а когда доходит - хмурюсь, придумывая, как бы ответить. Сказать, что в бурной веселой компании друзей - не могу, в кругу семьи - тоже, так как общительности особой нет, и желания заводить друзей - тоже, а в попытке убежать из дома я немного перестарался, уехав почти на другой край страны, и приезжать всего на пару дней - ужасная растрата. - Пока не знаю, - я вымученно улыбаюсь. - Ну тогда решено - проведешь его с нами! - торжественно заявляет Кэш. - А разве нет планов провести праздник со второй половинкой? - улыбается Лили лукаво, чем вызывает у меня ответную улыбку. О моей потрясающе неразнообразной личной жизни знают все, и многих это удивляет, ведь поклонников у меня пруд пруди, а все-таки - всегда один, всегда сам с собой. Все списывают это на повышенные требования и высокомерие, а узнали бы причину - ужаснулись бы. - Лендон не такой дурак, чтобы тратить праздник на какую-то вертлявую задницу, - заявляет Кэш, широко улыбаясь. Его уверенность во мне абсолютна, и это для меня гораздо хуже, чем возможное пренебрежение остальных. Нет кошмара страшнее, чем разочарование и презрение друзей. Ради них и держусь. Лили - красивая, большеглазая и рыженькая бета, пахнущая очень приятно и ненавязчиво. У нее много поклонников, несмотря на ее нейтральный статус, но она никому не отдает предпочтения. Мы с Кэшем давно просекли, что сердце нашей подруги давно и крепко занято, и не пытались свести ее с кем-то, хотя иногда шутили, что скорее льды Антарктики растают, чем Лили выберет себе пару в ближайшее время. С Кэшем совсем другая история: он - чистый, стопроцентный альфа, несмотря на небольшой рост и среднее телосложение. В отличие от других альф - серьезных, крутых самцов, кичащихся своим статусом, он очаровывает искренностью, непосредственностью и вечной улыбкой, с которой обращается к каждому без исключения. Опять же, несмотря на отсутствие горы мускулов и шести с лишним футов роста, Кэш является самым сильным игроком нашей волейбольной команды и ее капитаном. Никто не смеет назвать его хлюпиком хотя бы потому, что за такое и я могу дать в нос, если Кэш не успеет среагировать. Вот такое мы трио-нестандарт, хоть ребята и не подозревают, что я не серьезный и тихий альфа, чересчур разборчивый в плане отношений, а закомплексованная жалкая омежка. Звенит звонок на урок, все рассаживаются по местам; мимо меня проходят двое мальчиков-омег, подчеркнуто ярко виляя задницами и бросая через плечи томные взгляды, видимо, считая это сексуальным. Я же только усмехаюсь и отворачиваюсь; даже если бы я был альфой, то не разменивался бы на подобных шлюшек с дыркой, растраханной до размеров центовой монетки. Судя по лицу Кэша, не я один такой; когда он красочно изображает рвотные спазмы, я прыскаю со смеху, чем тут же привлекаю внимание учителя. Лили оборачивается и возмущенно шикает, но тоже не может сдержать улыбку. Люблю вас, балбесы вы мои.