Чертовы сучьи инстинкты

Я всегда, с самого детства люблю праздновать Рождество. Конечно, глупое заявление - кто же этого не любит! - но именно этот праздник я жду с особым нетерпением. Он дарит особое ощущение воплощающейся сказки; все люди кругом становятся хоть чуточку лучше, веселее, добрее. Разумеется, когда я стал старше, прибавились прочие немаловажные аргументы: глубокой зимой течки почти сходят на нет, а если они и происходят, то без особой тягости. Разумеется, можно догадаться, как сильно я ненавижу весну... Но это - отдельная история. Сейчас зима, сочельник, праздничное настроение и хорошие перспективы на эти каникулы. Впервые за годы, как я знаю свой статус, я испытываю такой подъем. Еще бы: ведь я праздную его с друзьями, настоящими, самыми лучшими, а еще... кажется, я нашел своего альфу. Если и не своего, то того, кто принимает меня таким - непохожим на омегу. Этого достаточно. На данный момент я, отвлекаясь на мысли о Робе - в сотый раз за этот день, - неудачно даю пас Кэшу, и мяч, конечно же, летит мимо поля. Если бы мы не тренировались, а играли на самом деле, он бы меня за такое по стене размазал. Даже сейчас он выглядит раздраженным. - Лендон, хера ли ты мечтаешь во время игры? - спрашивает он, подходя ко мне. Прерывать матч не приходится, потому что его, по сути, и нет: всего лишь я, Кэш, Макс и Плат - ребята с команды, также оставшиеся допоздна, как и мы, лениво перебрасываемся мячом через сетку. После трехчасовой тренировки и не так облажаешься, но я раньше никогда себе такого не позволял. Разумеется, Кэш находит это странным. - Я... Прости, я задумался просто. Давай продолжим игру. - Ну нет уж, у тебя такой вид, будто тебя либо пришибли, либо влюбили. Таким играть - только очки терять, - тонко замечает друг. Он не спеша приближается ко мне, утирая выступивший пот и откидывая со лба мокрую челку. Лицо почему-то снова без улыбки, хотя тон по идее шутливый. - Ребят, расходимся! - кричит Кэш сокомандникам. Те не возражают, почти одновременно удаляясь в сторону раздевалки. Я почему-то не хочу, чтобы они уходили. Нет, я не сильно с ними дружен, как вы могли подумать. Просто я не хочу сейчас оставаться с Кэшем наедине. Почему? Просто иногда - а теперь все чаще - между нами возникает странного рода напряжение. Нет, не интерес, не страсть и прочие люли, а будто бы некоторое раздражение, переходящее в злость. Будто Кэш чем-то недоволен, но сдерживается от прямого обсуждения проблемы. Я начинаю понимать, что что-то идет не так, по выражению его лица: если нет улыбки, а лицо становится простым и строгим, то все - началось. Кэш хочет что-то у меня выяснить. - Ну давай, рассказывай, - требует он, садясь на лавочку и вытягивая ноги, - что за фифа так тебя окрутила. Я впадаю в ступор. Что? Что он только что спросил? - Эм... Ты о чем? - Лендон, - он пристально, почти исподлобья смотрит на меня, приподняв брови, - ты думаешь, что я дурак? Я, если ты помнишь, и сам альфа - все понимаю. И не делай вид, будто ты такой невинный, я все уже давно знаю. От этого заявления мигом становится дурно: как он сказал? Все знает? Что именно? И как давно? Чем я, блядь, себя выдал? Пока я лихорадочно соображаю, Кэш продолжает: - Чувак, думаешь, я не замечаю, что ты пропадаешь по неделе каждые три месяца? Почти в одно и то же время? Тут и кретин бы догадался. Хоть я и сижу на лавочке рядом с ним, у меня возникает ощущение, будто я проваливаюсь сквозь пол, фундамент, землю, проделываю смачную дыру в земной коре, а потом упаду прямо к ядру и сгорю там. Кровь бешено колотится в висках, в груди затаивается боль. Вот и все. Доигрался в независимого альфу. - Эй, если у тебя есть омеги, которых ты регулярно трахаешь, то мог бы и сказать лучшему другу, придурок, - продолжает он, не глядя на меня. Чего? Чего, блядь? Омеги? Трахаю? Что за бред? Через пару секунд до меня доходит: и в самом деле, со стороны мои "сезонные простуды" смотрятся подозрительно; плюс еще все кругом считают меня альфой, и сам я общительностью не отличаюсь, чтобы все всем рассказывать. Все части сложились в одну, открывая мне правду со стороны Кэша. Я и не заметил, как все это время не дышал ни секунды; спасительный воздух врывается в легкие, и я, наконец, отхожу от шока. - Ты чего? - тревожится он, - не переживай так, я же шучу. И улыбается. Правда, неудачная попытка меня утешить: улыбка абсолютно ненастоящая. Натянутая. - Эй, Кэш, у меня и правда никого... - Все. Не болтай ересь. Лучше скажи правду, я же не съем тебя. Я ж не закатываю сцену ревности, как твой омега, - отшучивается он. От его слов у меня странно сжимается сердце. Твой омега. Твой альфа. - Так правду же я говорю, да? Так? - все допытывается он, приблизившись ко мне практически вплотную. Я могу разглядеть каждую ресничку, каждую веснушку на его лице, каждый лучик радужки в ярких глазах. Его дыхание касается моего плеча. - Да, - выдыхаю я. Сквозь шум крови в ушах даже не понимаю, о чем он меня спросил. Но, судя по его лицу, я ответил верно. Или наоборот - чертовски неправильно? - Ну вот, - говорит он и молчит, смотря в строну. Молчание становится тягостным, тяжелым; я лихорадочно пытаюсь придумать новую ложь, связанную теперь с несуществующими омегами, с которыми я проводил время. Становится тошно. Тут же вибрирует телефон, лежащий рядом на скамейке; я уж подумал, что это Роб, как увидел нечто совершенно неожиданное. Лили: Проводишь меня до дома? Уже темно, а вся эта возня со школьным концертом меня задержала дольше всех. Пойдем? - Кто это? - спрашивает Кэш, видя мое вытянувшееся от удивления лицо. - Лили. Просит ее проводить. - Она еще в школе? - Да. Типа всякая подготовка и прочее. - А, ясно, - мигом скучнеет Кэш, - увы, сами разбирайтесь, мне надо домой, иначе отец мной полы вымоет, а Марк обдолбит мозг дурацкими вопросами. Марк - его младший брат-бета; ему уже тринадцать, и нейтральный статус второго сына очень сильно облегчил задачу их отцу. Растить двух альф, почти всегда разносящих все вокруг в щепки при долгом нахождении рядом, было бы, честно сказать, проблематично. - Кэш, я... - Окей. Я не сержусь, - перебивает он меня, отвернувшись и идя к раздевалке. Даже не оборачивается, лишь машет рукой в знак прощания. Окликать его бесполезно. И что же случилось с нами такого, что дружба дала трещину? *** - Ты чего так долго? Я думала, что ноги отморожу, стоя тут на холоде, - накидывается на меня Лили. Конечно, вряд ли она сердится - просто хочет немного поворчать ради приличия. Хотя мороз и в самом деле крепкий: распаренное после быстрого душа тело и мокрая голова под шапкой мигом ощущают всю правдивость возмущения Лили. - Прости, - коротко отвечаю я, - пошли быстрее, и правда холодно, как в Антарктике. Лили, молча кивнув, берет за локоть и прижимается сбоку; меня обдает сладким запахом ее волос. Разумеется, это просто шампунь или духи, но все равно приятно защекотало нос. А устроилась она так уютненько, будто и правда большой, крупный я был создан, чтобы не спеша идти под ручку с такой невысокой, ладненькой Лили. Осадок, оставшийся от разговора с Кэшем, не проходит, но заметно облегчается; мне удается отвлечься. Смотря на белое красивое лицо Лили, на ее спокойно опущенные пушистые ресницы, я задаюсь вопросом: неужели она тоже думает, что я трахаюсь с омегами, да еще и по расписанию? Есть ли у нее хоть какие-то сомнения насчет меня? Если и есть, то какие? Улицы встречают нас зажигающимися фонарями, пустынной тишиной и безлюдностью; район, в котором живет подруга, не совсем безопасный: часто в позднее время можно наткнуться на парочку пьяных придурков. Неудивительно, что Лили попросила меня проводить; я же все-таки ее друг и альфа. Ну, типа. Но все равно мы без происшествий доходим до ее подъезда; тут не работает фонарь, растет много высоких деревьев, даже без листьев дающих густую, непроглядную тень, и мы с ней оказываемся в темноте, звонкой от скрипа снега под ногами. Я уже просто околел; подвожу Лили к самой двери и спрашиваю: - Все? Я уже замерз, извини. Еще долго топать домой. Но до квартиры ты же дойдешь сама? - Да, - отвечает она глухо. Ее голос так тих, что сливается с нашими дыханиями и скрипом снега; где-то поблизости громко распахивается окно, мяукает кошка. И тут Лили приближается ко мне вплотную одним легким и быстрым движением; у меня сердце прыгает в пятки и обратно, пока я различаю в кромешной темноте ее лицо и блестящие глаза. Снова меня обдает запахом весенних цветов, прижимает к земле тонновой плитой так, что пошевелиться я не в состоянии; Лили хватает меня за плечи - уверенной, но ненавязчивой хваткой. Приподнимается на цыпочки... И целует в щеку теплыми, растрескавшимися на морозе губами. - До завтра, - шепчет она, улыбаясь; я не вижу этого, но почти полностью уверен, что она именно улыбается в своей обычной манере, сощурив глаза. Сердце тяжело бухает в груди. - Да, пока... - мямлю я, когда она впархивает в подъезд. Из него слышится эхо ее быстрых легких шагов. Что вы все, сговорились меня в истерику вводить сегодня, что ли?