— Вы улыбаетесь, — сказал он. — И вы так спокойны? Почему вы не кричите? — Я кричу, — возразил Гребер. — Только вы не слышите. Эрих Мария Ремарк "Время жить и время умирать"
***
В машине Джастин не разговаривал со мной и лишь его рука, которая так крепко держала мою, сжималась с каждым моим криком отчаяния, который рвался из просторов моего сердца. Я смутно помню, что было дальше, так как все оставшееся время, металась в бреду.***
- Анна, - в комнату вошел Джастин. Уже несколько суток, я не разговаривала и практически не подавала признаков жизни. Целыми днями лежала в кровати и изредка вставала в уборную. Джастин приходил ко мне каждую ночь, гладил по голове, шептал слова утешения и сообщал новости об отце. На смену ненависти, которую я испытывала к нему, пришло полное безразличие: безразличие ко всему, его прикосновениям, редким поцелуям в лоб или плечо, его действиям и словам. Когда однажды он пришел и сказал, что диагноз, который был поставлен моему папе, неутешителен, единственная надежда, теплившаяся во мне, угасла. Меня всячески пытались накормить, но кроме воды, в мой организм ничего не поступало. С каждым днем мое тело ослабевало, и мне было сложно даже передвигаться. Он лег рядом и погладил меня по голове: - Хочешь есть? - в ответ, как всегда, тишина. - Анна, - его губы коснулись моей головы. Мне нечего ему было ответить, а потому, все так же продолжала молча лежать, уставившись на часы, которые повесил Джастин на стену, несколько дней назад. - Поговори со мной, прошу, - взмолился он. Что ему сказать, если он все равно не поймет меня? Что ему сказать, если из-за него сейчас мое состояние, именно таково? Однажды, мне уже хватило смелости высказать свое мнение, за что я получила по лицу. Что мне ему сказать? - Анна, - он резко повернул меня к себе. - Скажи хоть слово! - он начал заводиться и я видела, что ярость в его глазах растет. - Скажи! - Что? - ели слышно ответила я. Его взгляд поменялся. - Как ты себя чувствуешь? - А тебе разве, есть до этого дело? - спокойно ответила я. Глаза Джастина загорелись и он провел тыльной стороной ладони по моей щеке. - Есть, - он слабо улыбнулся. Я отвернулась, дабы не высказать ему в лицо то, что он заслуживал на самом деле. - Эй, - он снова перевернул меня и залез сверху, несмотря на то, что ребра у меня все еще болели. Его губы потянулись к моим, но я отвернула голову. Понимая, на что он намекает, ни единый мускул в моем теле не дрогнул. Однажды, мне уже довелось пережить подобное и теперь, когда меня моя судьба, мое тело, совершенно не интересуют - я могла позволить ему делать со своей плотью, что он хотел, ведь выбора у меня не было все равно. Что так, что так, если он захочет, он возьмет меня. - Не делай такое лицо, как будто-бы я настолько тебе омерзителен, - его голос стал хриплым и он коснулся губами, мочки моего уха. - Ты вообще ничего не чувствуешь? - спросил он, поворачивая мою голову за подбородок. Я улыбнулась и прошептала ему на ухо: - Отвращение, - и после этого, легла на свое прежнее место. Резкий удар кулаком, около моей головы и его след простыл. Джастин выбежал из комнаты в гневе, а я отвернулась и попыталась уснуть. Равнодушие — это паралич души, преждевременная смерть.***
Я проснулась от чувства, что за мной наблюдают. Открыв глаза и осознав, что происходит, пред моим взором открылась, такая картина: Бибер сидел в кресле, напротив моей кровати и молча наблюдал, казалось, даже не моргая. - Что ты делаешь? - хрипло спросила я. Он изогнул одну бровь и продолжил молча наблюдать. Что ж, если он, таким образом развлекается, мне до этого нет дела. Я встала и не обращая внимания на своего зрителя, поплелась в ванную и заперлась там. Сколько прошло времени, как отца забрали в больницу? Неделя? Две? Я корила себя, что не посетила его ни разу, но Джастин говорил, что к нему пока не разрешают. Мне слабо в это верилось, но другого выхода нет, и продолжая находиться в унынии, так проходили мои дни. Выйдя из ванной, Джастин сидел на своем месте и не сводил глаз с меня. - Может дашь мне чистую футболку? - так как вещи мои еще не перевезли, я была одета в то, что в первый день моего пребывания здесь, дал мне Бибер. Он встал и подошел впритык ко мне, смерив презрительным взглядом: - Ты всегда была такой неблагодарной? - мне был не понятен его вопрос. Я хотела пойти в кровать, но он схватил меня за запястье и прижал к стене. - Ты, - его рука легла мне на горло и сдавила его, - хоть раз скажешь мне спасибо? Я мало для тебя сделал? Скажи, мало? - в его глазах танцевали черти, которые угрожающе смеялись мне в лицо. Я не вырывалась и не пыталась препятствовать тому, чтобы он меня задушил, если бы захотел. - Говори! - крикнул парень и ударил кулаком о стену, рядом с моим лицом. Радует, что уже второй раз, этот кулак летит мне не в лицо, а мимо. - Я тебе сказал, говори! - Ты, Бибер, можешь заставить меня плакать, причинять физическую боль, издеваться, терзая мою плоть, - тихо начала я, - но, единственное, что у тебя никогда не получится - это заставить уважать тебя, хоть за что-то. Всю свою жизнь, которая отведена мне, я буду презирать тебя и ненавидеть, проклиная, каждое твое слово, каждый твой взгляд. Ты отнял у меня все. Свободу, брата, отца, я даже не смогла пойти на похороны матери! Но ты никогда не отнимешь того, что у меня внутри. Ты беден, несчастен и одинок, единственное, что у тебя есть в этой жизни - это деньги. Ты настолько ничтожен, что думаешь, что можешь заставить людей уважать себя, но это не так. Давай, ударь меня, как ты это уже сделал несколько раз, придуши, ведь ты для этого схватил меня за горло? Сделай это и нам двоим станет легче, - высказав ему все это в лицо, действительно, мне удалось освободить себя, от некого груза, который топил меня. — Ты знаешь, где место таким девочкам, как ты? - с такой ненавистью спросил Бибер, что по телу прошли мурашки. — Да. Там, где таких мужчин, как ты, не пустили бы даже через черный ход. - Он ослабил хватку и погладил меня по щеке, а затем со вздохом его голова упала мне на плечо. - Анна, - прошептал он и мне было слышно, с какой болью в голосе, он это произносит. - Обними меня, прошу, обними, - он плачет? - Обними, - его руки сомкнулись на моей талии и сжали ее. Он взял мои руки и положил их себе на шею. Сейчас, стоя здесь и умоляя обнять его, он кажется мне таким разбитым и подавленным, что на секунду мне стало его жаль, но это чувство быстро испарилось: - Обнимай меня, до хруста хрустальных моих костей, инкрустированных бриллиантами, и ломай их аккуратнее, - шептал он и сдавливал мои ребра сильнее. - Мне больно, - отозвалась я и попыталась вырваться, но он не отпускал. - Обними, - решив, что если обниму его, то он отпустит меня из этих оков. Я прижала его к себе, с нарочитой нежностью и услышала всхлипы. Он плакал. Происходящее ввело меня в такой шок, что на минуты, я позабыла о своей ненависти к нему.