Мир Луны

Неджи чихал и кашлял от поднявшейся пыли. О том, что они будут двигать пыльный стеллаж, его никто не предупредил. А ведь Неджи ужасно тяжело переносил грязь. Может, это аллергия? — Это он? — Ли присел на колени возле едва заметного люка в полу. Наруто подсел рядом, поплевал на ладони, и они вместе с усилием подняли его. — Дерьмо, неужели они поодиночке ворочали это железо? — ворчал Наруто, задыхаясь от духоты и ощущения пота на своём лице. Нет, это и правда невыносимо тяжело. Неджи стоял рядом всё это время, с недоумевающим видом хмуря брови. — Я был уверен… ладно, предполагал, что Саске лжёт, но… блять, это было здесь, в паршивом, развалившемся крохотном магазине с книгами, Господь, действительно? — изумлённо сказал он. Неджи был единственным, кто до конца не верил в эту откровенную, по его мнению, чушь. Даже если опустить то, что Обито вовсе не прятался от них и всегда был под самым носом, насмехаясь каждому из них в лицо, но чтобы Саске всё оставил на их руки? Чтобы он взял и ушёл, бросил это дерьмо, не принял никакого участия? Чтобы он просто так рассказал им такие вещи, да даже если за собственный побег? Это действительно сделал Саске? Тот Саске, которого они знают? А вдруг это ловушка? Можно ли доверять Саске после всего? Разве можно доверять предателям? Ни за что. Это все знают. Но Наруто верил, а вместе с ним приходилось верить и Неджи. Наруто стёр с лица пот и поднял голову. — Эй, — кивнул он на люк, смущённо улыбаясь, — я забыл пароль. — Я не сомневался, — фыркнул Неджи и подсел рядом к своим друзьям. Он аккуратно, вдумчиво ввёл цифру за цифрой, искренне надеясь, что не перепутал и запомнил всё верно. А вдруг… вдруг Саске всё-таки солгал? Однако, когда послышался щелчок и второй люк приподнялся усилиями Наруто и Ли, Неджи вздохнул спокойно. В конце концов, если уж он здесь, если решился на всё это, то должен довериться и Наруто, и Саске! Они втроём нагнулись над узким колодцем, таким узким, что туда с трудом вместится даже один человек. В зияющей темноте не было видно ни просвета. Серьёзно? Туда надо лезть? И спускаться в неизвестность, где их поджидает непонятно что? Они все не из робкого десятка, но вот руки всё равно дрожат. Наверное, потому что они всего лишь обычные человеческие руки. — Другого пути нет, — словно сам себе тихо сказал Неджи, и Наруто с Ли безмолвно согласились с ним, каждый с горечью принимая эту ужасную истину. Да, иногда бывает так, что путь один, и других не дано. Тогда что ещё остаётся, кроме того, чтобы стиснуть зубы и пойти по нему, проглотив все сомнения? Странное, жуткое чувство постепенно поднималось откуда-то изнутри и разрасталось в груди каждого из присутствующих. Они смотрели вниз, собираясь с силами и обдумывая, кто же из них решится лезть первым. — Я пошёл! — наконец, воодушевлённо выдохнул Ли, хотя по его бледному лицу было видно, как трудно ему далось это решение. Он опустил ноги вниз, нащупал металлическую ступень и начал спускаться. Когда его силуэт почти растворился во мраке и только шарканье ног раздавалось снизу, в люк полез белый как полотно Наруто. Неджи был последним. Он секунду колебался, снизу вверх с тоской смотря на люк, но так и оставил его открытым. Суеверная мысль о том, что они не смогут его открыть и навсегда останутся погребёнными под книжной лавкой, невыносимо тяготила его как камень на груди утопленника. По мере спуска Наруто начал задыхаться, и непонятная ему животная паника набирала обороты. Его плечи едва ли не тёрлись о стены, которые давили, не давая сделать лишние движения — даже один лишний вдох. Только просвет открытого люка где-то далеко над головой и присутствие кого-то ещё прибавляло уверенности и храбрости, если эти жалкие потуги можно было так назвать. Господь, тут и до клаустрофобии недолго! И Саске тоже спускался вниз по этому ходу? — Долго ещё? — взмолился сверху Неджи, который чувствовал себя не лучше остальных, и Наруто сглотнул, чутко прислушиваясь к шагам Ли. — Я не знаю, тут ничего не видно! — отозвался тот. Но внезапно, почти тут же донёсся громкий шаркающий звук, глухой стук, возня, а после — мёртвая тишина. — Ли? — хрипло позвал Наруто и остановился. Неджи тоже застыл, вздрогнув. Сердце клокотало где-то в глотке. Но прежде чем с ними обоими случилось что-то страшное, внизу полыхнул жёлтый свет карманного фонаря, и Рок Ли крикнул: — Вам ещё чуть-чуть, Наруто! — Неужели, — пробубнил Неджи, с облегчением вздыхая. Однако это чуть-чуть, казалось, растянулось ещё на полвека. Наконец, когда Неджи и Наруто оказались внизу, приводя в порядок свои дрожащие колени и потные руки, фонарь Ли осветил большую дверь на замке. — Что с этим делать? — спросил он, осматривая маленький, едва светящийся экран. Наруто тяжело вздохнул и полез в карман за коробочкой, данной ему Саске. Когда-нибудь это надо было сделать. — Блять, — поморщился Неджи, когда они втроём заглянули туда. Для Наруто это уже не было сюрпризом, но всё же он в нерешительности глупо смотрел на лежащий в холоде палец Зецу. На помощь как всегда пришёл Неджи. Он вытащил из своего кармана смятый бумажный платок и молча протянул его Наруто. Тот кончиками пальцев обхватил через платок палец, позорно дрожа от брезгливости и ужаса. Впрочем, ни у кого лица не светились радостью и энтузиазмом. — Ладно, — туго сглотнул Наруто, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Его глаза гипнотизировали окоченевший палец Зецу. — Я… я пошёл, датте байо. — Ты уверен, что хочешь пойти туда один? — ещё раз спросил Неджи. Он с самого начала был против этой идиотской идеи, учитывая, что в своём кармане Наруто оставил один несчастный складной нож. — Да, — кивнул Наруто. — Тем более, если там ловушка, то я возьму всю ответственность на себя. — Мы будем здесь, если что, — напомнил Ли, но Наруто его уже не слушал. Он приложил палец к экрану, послышался тяжёлый щелчок, шум, и дверь громко треснула, открыв замок. Вдох. Глубокий, ещё глубже. Вот так. Да, теперь можно войти. Наруто быстро, словно что-то могло заставить его передумать, нырнул в щель и захлопнул за собой дверь. Сердце громко, наперебой колотилось, отдаваясь колючими ударами в животе, и казалось, что своим стуком оно заполняет всю комнату: кроме лёгкого гула в ушах ничего не было слышно. Наруто стоял, прижавшись спиной к холодной двери, и затравленно смотрел по сторонам, водя глазами туда-обратно. Он часто представлял, как встретится лицом к лицу с Обито, что скажет ему, что сделает, а сейчас он стоял в пустой комнате, дрожа как лист, и мучительно оглядывался вокруг. Реальность была в сотни раз проще, примитивнее и вместе с тем страшнее самых изощрённых выдумок. Стеллаж. Стол. Бумаги. Стул. Стеллаж. Стеллаж. Ещё три сзади. Кресло. Стол. Стол. Диван. Безобразная махина позади стола. Стелл… стоп. Стоп. Наруто почувствовал внезапный прилив жара к запылавшей коже и оторвался от стены, не сводя остановившихся глаз с глиняного нечто. Джуби. Это ведь Джуби? Неужели это оно? Это и есть оно? Вот какое оно, Джуби. Наруто ещё не подошёл ни на шаг к нему, а одна мысль и понимание того, что это перед ним, заставляли его кровь сворачивается где-то в районе груди и лба. Надо собраться. Сейчас же. Давай, соберись уже, соберись! Ты жил всё это время ради этого дня, ради одного-единственного дня — признайся в этом хотя бы себе, хотя бы сейчас, когда, возможно, бегут последние секунды жизни: не лицемерь, сознайся, что ждал этого дня, ждал мести. Саске был здесь один — как всегда, как и на своей первой миссии, — без помощи, так давай же, давай! Ты не хуже его, ты такой же сильный, потому что ты его лучший друг. «Распори эту мерзость!» — внезапно взревел чёрный голос в груди Наруто, тот самый голос, что шептал столько лет отвратительные слова в адрес всего мира, и Наруто сделал шаг вперёд, шаг, который пробудил его тело и вернул ясность ума, напомнил, зачем он здесь, и рассеял все страхи. Рука уже хотела нащупать нож во внутреннем кармане, но что-то твёрдое и холодное, что коснулось затылка, заставило Наруто остановиться как вкопанному. Стук сердце резко перестал быть слышным. — Что за наглый сукин сын, — послышался сзади хриплый голос. Наруто осторожно поднял обе руки вверх, медленно повернулся и увидел на расстоянии вытянутой руки его, Учиху Обито. Тот был в белом медицинском халате поверх бесформенной и смятой синей униформы. Его единственный тёмный глаз зло смотрел на Наруто, но постепенно взгляд смягчался и становился уверенным и насмешливым по мере того, как Обито узнавал человека перед собой. — А, Узумаки Наруто, — наконец, усмехнулся он. Наруто посмотрел на дуло пистолета, упёршееся в его лоб, а потом — на Обито. — Да, это я, — смело сказал он. Наруто не помнил Учиху Обито. Ни лица, ни голоса. Ничего. Это было одно из немногих воспоминаний, которое так и не вернулось после комы. Однако ощущение того, что он уже встречал этого человека раньше, хорошо знал его, общался с ним, то и дело болезненно копошилось в груди у Наруто. Вот какой он, Обито, думал он, разглядывая изуродованное лицо напротив. Что пережило это лицо? Что заставило его делать все эти ужасные вещи? Наруто за эти недели не раз спрашивал у Итачи про Обито, и тот рассказывал ему очень хорошие вещи про этого человека. Конечно, плохого в Мире Луны нет, но Наруто знал, что Итачи видел Обито именно таким, каким он был раньше. Так что же? Что же случилось с этим человеком? Наруто не знал. Но судя по всему, что произошло, что-то невыносимо страшное. И вопреки всему в груди Наруто вспыхивала слабая, блёклая жалость, которую он пытался подавить в себе, но всё-таки не мог. Саске прав. Наруто слишком добрый. Это его достоинство, но вместе с тем и великая слабость. — Как ты попал сюда? — спросил Обито и с колебанием опустил оружие. Он быстро взглянул на дверь, словно ожидая увидеть там кого-то ещё. — Ты не вооружён, — пояснил Обито, заметив облегчение в голубых глазах напротив. — Ты не убийца. Как ты попал сюда? — Сас… Саске мне сказал, — прохрипел Наруто. Но тут же прокашлялся в кулак и уже увереннее повторил. — Саске рассказал. Всё рассказал. Губы Обито едва заметно дрогнули. Наруто с внезапным злорадством разглядел замешательство на его лице. — Ты один? Где Саске? — Он сбежал с Итачи, — ответил Наруто. С каждой проходящей секундой смелость возвращалась к нему всё быстрее, а вместе с ней и болезненная, тяжёлая ненависть — вопреки всему. — Он послал тебя в задницу и сказал, что не будет марать руки о такое ничтожество, как ты, — внезапно выпалил на одном дыхании Наруто. Обито сдавленно улыбнулся, когда всё понял. — Вот как. Я не думал, что он так поступит. Да, это сюрприз. Я давал ему неплохую возможность, а он… Он думает, что я не доберусь до него силой. Зря. «Мечтай больше!» — зло ухмыльнулся про себя Наруто, не сводя горящего взгляда с лица Обито. Тот, немного помолчав, снова взглянул на Наруто. В этот раз — как на пустое место. — Зачем ты пришёл сюда? Без оружия? Явно не марать руки о такое ничтожество, как я. — Разочарован, что пришёл не Саске? — прошипел Наруто. — Да, — признался Обито, положил пистолет в карман, обошёл не сводящего с него глаз и готового к любой подлости Узумаки и присел на край стола. — Видишь ли, я знаю, что он убил Зецу. Мне передали это белые. Я ждал этого момента, а вместе с ним и прихода Саске. Я даже подготовился, как видишь, — Обито похлопал рукой по карману, где лежал его пистолет. Наруто стиснул кулаки. — Ты хотел убить Саске? — выдавил он из себя. При одной этой мысли в нём поднималась настолько яркая волна ярости, что она сдавливала грудь. Никто и никогда больше не навредит его друзьям. Никогда! Все слышали? Но Обито только покачал головой. — Он был мне нужен для эксперимента. Если бы даже на нём действовал Вечный Мир Луны, то… — Вечный? — переспросил Наруто. Обито скрестил руки на груди и кивнул. — Иллюзия, в сотню раз сильнее прежней, — пояснил он. Наруто с отчаянием взглянул на Джуби. Оно хранило молчание и равнодушно, с достоинством стояло посреди этого хаоса, не подозревая, что является его причиной. — Так что тебе нужно? — снова, но уже с нетерпением и раздражением спросил Обито, и Наруто перевёл на него угрюмый взгляд. Но несмотря ни на что, он чувствовал себя таким сильным, как никогда прежде. Он здесь, его цель здесь, он обещал, что справится, так оно и будет. Он ни черта не слабее ублюдка Саске и докажет ему это! Всем докажет. — Ну! Скоро сюда явится Какаши, а за дверью стоят твои дружки? — Обито постучал указательным пальцем по локтю. — Не делай вид, что проглотил язык. — Нет, никто не знает про это место в Анбу, — честно ответил Наруто. — Я пришёл один. — Ну и дурак, — усмехнулся Обито. — Мог бы и солгать мне. Ты же не думаешь, что уйдёшь отсюда живым? Зачем же ты рискуешь своей жизнью? — Я пришёл попросить тебя сдаться Анбу. Лицо Обито от неожиданности вытянулось. Он пару секунд в немом изумлении смерял Узумаки странным взглядом, а потом зашёлся в неудержимом смехе. — Я говорю серьёзно! — старался перекричать его Наруто. Он чувствовал себя последним идиотом, но это правда, он этого хотел! Он больше не хотел смертей, даже смертей своих врагов, они все уже достаточно настрадались, измучились, чтобы продолжать эту бессмыслицу. Ведь жизнь дана не для вражды — Наруто это давно понял. Неужели нельзя решить всё мирным путём? Неужели люди не могут выбрать другой путь, кроме пути ненависти? Могут, и Наруто это докажет. — Я отправлю к чертям твоё дерьмо, Джуби, вот, зачем я здесь. Тебе ничего не останется, как сдаться Какаши. Тебя могут пощадить! Ещё не поздно, Обито! Ты проиграл, прекрати эти глупости. Довольно, датте байо! — Так ты пришёл к Джуби? — Обито, всё ещё вздрагивая в приступе смеха, обернулся и посмотрел на глиняную фигуру позади себя. — Но зачем тебе это надо, Наруто? — Обито снова взглянул на того, чуть насмешливо. — Ты думаешь, что если Мир Луны исчезнет, для людей всё станет так, как раньше? Нет. Пути обратно из Мира Луны нет. Даже если Джуби не станет. Лицо Наруто вытянулось. Он с непониманием смотрел на Обито, и сглотнуть ком, подступивший к горлу, у него тоже никак не получалось. — То есть как? — прошептал он. — Вот так, — просто пожал плечами Обито. — Из Мира Луны можно выйти только в случае, если люди сами переборют свою иллюзию. Как происходит с Итачи. Но это единичный случай, кроме того, при всём при этом чрезвычайно особенный по одной причине. И эта причина не поможет в случае отключения Джуби. Если ты уничтожишь его, ты не дашь людям возможности ощущать покой и счастье. Более того, у них никогда уже не будет ни чувств, ни эмоций — ни хороших, ни плохих. У них ничего не будет. Они будут как овощи — безвольные, ничего не понимающие, ничего не желающие, бездушные, просто тела — как животные. Ничто им не поможет. Никогда. Я не запугиваю тебя. Это факт. Меня считают плохим парнем, но я не желаю зла людям. Не желаю им боли. Не желаю никому смерти. Вы вынуждаете меня защищаться и убивать, потому что не понимаете, что я даю вам всем надежду. Всем. Поэтому я хочу дать людям лучшую иллюзию. Разве ты не хочешь, чтобы она стала идеальной? — С чего бы мне этого хотеть?! — взорвался Наруто и в который раз угрюмо посмотрел вглубь комнаты. Джуби не проявляло ни к нему, ни к Обито никакого интереса. Оно просто стояло бездушной грудой, ожидая развязки. И это он, источник всех бед? — В Вечном Мире Луны люди будут как во сне, — Обито скрестил руки на груди и внимательно посмотрел на Наруто, следя за его реакцией. — Они не будут вообще воспринимать реальность, как это происходит сейчас. Мир Луны — это только подготовка к последней стадии. У каждого будет свой мир. Стоя за прилавком, кто-то будет видеть себя на сцене. Лёжа в постели, другой будет бежать по морскому берегу с теми, кто уже покинул его. А потом им даже не надо будет работать, есть. Я сделаю их тела похожими на Зецу. У людей будет только прекрасный сон. Неужели это так плохо, Наруто? Неужели ужасно дать людям шанс жить так, как они хотели бы, но не могли в реальности? — У этих людей не будет прошлого и будущего, — возразил Наруто. Обито презрительно фыркнул. — Прошлого? Кому оно нужно? По-твоему, лучше уничтожить Джуби и оставить людей в ещё большем страдании, чем дать им шанс? А ты? Ты очень дорожишь своим прошлым? Ты не желаешь забыть тот кошмар? — Желаю, но мне и остальным нужна настоящая жизнь, и я верю, что мы сможем спасти всех этих людей, мы вернём их к жизни, — Наруто упрямо и смело взглянул на Обито. — Чушь! — Обито внезапно ударил по столу рукой, и Наруто ненароком вздрогнул. — Чушь собачья! Никому ты не поможешь, Узумаки Наруто. Ты не Бог. Ты ничего не сможешь сделать, а когда поймёшь это, будет поздно кусать локти. Люди только и мечтают о том, чтобы забыться и убежать от проблем! Они напиваются, колются, курят марихуану только для этого! Всё, что им надо, это их мечты, идеальный мир из них! Не прошлое, не настоящее, не будущее, а то, чего они не могут получить! Наруто задумался на секунду, хмуря брови, и неожиданно кивнул. — Да. Я знаю, но ты тоже не Бог, а Мир Луны — подделка, датте байо. А подделка никому не нужна. Лучше жизнь, любая, но настоящая. Обито встал со стола и подошёл к Наруто. Не дав сделать тому ни шагу назад и взяв его за острый подбородок, он поднял чужое побледневшее и напрягшееся лицо и заглянул в яркие, голубые глаза. — Люди тупые, — прошептал Обито, пристально разглядывая каждую черту лица Наруто. — Тебе лучше мучиться и бежать за тем, чего не достанешь, чем наслаждаться подделкой в своих руках? Но лицо Наруто, как и его глаза, источало железную уверенность и решительность, и оно ни разу не вздрогнуло. — В этом весь сок жизни, датте байо. Обито обречённо вздохнул и медленно кивнул, отпустив чужой подбородок. Переубеждать этого парня в чём-то бесполезно. Для него сейчас существует единственная правда, хорошая, чистая и по-детски искренняя, но для Обито всё это слова человека, который так и не понял жизни. — Сок, значит… Ясно. Я так понимаю, ты не вспомнил своё прошлое, как Саске? Наруто покачал головой. — Вспомнил, но не всё. Обито улыбнулся. Его обезображенное лицо исказилось в странной, но искренней снисходительности, если даже не в большем — понимании и жалости. Наруто внезапно подумал, что когда-то Обито был хорошим человеком — Итачи отзывался о нём как о хорошем человеке. У него до сих пор удивительные, искренние глаза — глаза человека с огромной душой, пусть забитой, раненой — с сильным, прямым, смелым взглядом, пусть даже в нём немая обречённость, горечь, ненависть к миру. Но от него до сих пор веет дыханием огромного, прекрасного, великодушного и сострадательного сердца, иначе бы у него не родились такие идеи, пусть ужасные и неправильные, полные заблуждения, но, тем не менее, утопические и по-своему чистые, возвышенные, желающие принести в мир счастье, убрать ненависть, и Наруто вдруг ощутил, как ему жаль, искренне жаль этого человека. Разве можно его осуждать? Разве нельзя его понять? Разве никто из них не мог оказаться на его месте? Даже он, сам Наруто? Разве его мечту нельзя признать красивой? — Ты очень похож на меня в юности. Я был таким же идеалистом, друзья и прочее были всем для меня. Я расскажу тебе одну историю, — сказал Обито и медленным шагом направился вглубь своей комнаты. — Ты не присядешь? — Говори, — отрезал Наруто. Да, пусть в его сердце жила жалость, но он не простит, никогда не простит этого ублюдка за то, что он сделал со всеми ними. Обито остановился возле Джуби. Немного помолчал, будто собираясь с мыслями, и начал. — Это случилось через месяц после убийства моих жены и ребёнка. Я тогда работал в школе медбратом, и в мой кабинет пришёл мальчик. Хорошо знакомый мне мальчик. Я неплохо общался с ним. Очень часто. Он растянул руку, на физкультуре, наверное, подумал я, и я накладывал ему повязку. Я был тогда в ужасном состоянии и практически не замечал ничего вокруг. Моя жена была всем для меня, а её убил человек, которого я считал своим братом. Я не знал, как мне жить дальше, и жить ли. Я не хотел больше видеть мир, который я любил, а теперь ненавидел всей душой. Это ужасно. В тот день я наматывал бинт круг за кругом и услышал тяжёлый всхлип. Я не обратил на него никакого внимания, даже не бросил на мальчишку взгляда. Наверное, его рука сильно болела, а моя грубость доставляла ещё больше боли. Но вдруг этот мальчик сказал: «Я хочу, чтобы этого мира больше не существовало». Я поднял голову. Я ошибся, мальчик всхлипывал не от боли и не от слёз, а от ненависти и злобы. Я никогда прежде не видел у ребёнка таких глаз. Они были абсолютно сухими. В них было столько горечи, столько ненависти, столько… боли, и я увидел в его глазах себя. «Скажите, сенсей, можно сделать так, чтобы этот мир исчез и появился новый, такой, где будет всё хорошо?» — спросил он у меня и посмотрел прямо в мои глаза. И я подумал: «Да. Можно». Я пообещал тому мальчику, что я сделаю это. Я захотел помочь ему. И себе тоже. Всем вокруг. Обито замолчал и рассеянно похлопал по карманам своего халата, но так и не нашёл того, что искал. Наверное, сигарет, отстранённо подумал Наруто, поглощённый рассказом. Ведь здесь так пахло их дымом. — Так я и придумал Джуби. А ведь я хотел когда-то донести эту мысль до Анбу, пытался это сделать, но они сами объявили мне войну, мне оставалось только ответить вызовом на вызов, разве я не прав? — закончил свой рассказ Обито. Губы Наруто дрогнули в грустной полу-улыбке. — Это глупо. Глупо слушать обиженного ребёнка. Наверняка, он сердился из-за того, что его отругала мама. Однако Обито покачал головой. — Нет. Этот мальчик часто посещал мой кабинет, я неплохо знал его. У него были хорошие, замечательные родители, но вот сам он был изгоем среди сверстников. Тогда он растянул руку не на физкультуре. Это произошло в драке с его одноклассником, одним очень сильным мальчиком. Они всегда враждовали. Наруто невольно поёжился и потупил взгляд. О, он понимал. Да, он понимал. Наруто так хорошо понимал этого несчастного мальчика. Наверное, бедняга так отчаялся, как когда-то и он сам, Наруто. Если бы только очутиться в то время, он бы сказал ему добрые, хорошие слова, и неизвестный мальчик понял бы самые важные вещи в жизни и никогда бы не подумал о таких глупостях. — Этот мальчик был очень весёлым, — продолжал Обито, подозрительно не сводя с Наруто тёмных глаз. Тот не сразу заметил на себе пристальный взгляд, а, заметив, почувствовал в груди странный холод. — Но его никто не воспринимал всерьёз, и все считали его шутом. Он сразу напомнил мне меня в детстве, всё то же самое. Наруто внезапно нахмурился. По мере того, как он слушал, он всё меньше понимал, почему при каждом новом слове Обито у него что-то замирает в груди. И не только в груди — в животе, в руках, в ногах. В чём же дело? Может быть в том, что эта история ему до боли знакома? Господь, как это похоже на его историю. До дрожи в руках похоже. Нет, даже не так. Это его история. Его история. Только вот такого быть не может. — Кто этот мальчик? — спросил Наруто, не желая прислушиваться к жуткой догадке, которую подсказывала его душа. Потому что он не такой. Он любил этот мир всегда. Несмотря ни на что. Этого не может быть. Это всё глупость. Но Обито в ответ криво улыбнулся. — Неужели ты не помнишь? — Помню что? — прошептал Наруто. Он сам не заметил того, как прохрипел его голос, но говорить громче и чётче у него не получалось. Даже если бы он очень захотел. — Как ты сказал мне: «Пусть это называется Миром Луны». Лицо Наруто побледнело и вытянулось, и он с непониманием уставился на Обито. Что хочет сказать этот человек? Что, чёрт его дери?! — Я… я не мог, я никогда… я никогда так не думал! Это не я! Я не этот мальчик! Ты лжёшь! — вскрикнул Наруто. Комок, поднявшийся из глубины груди, сдавил горло. — Ты не способен на убийство и насилие, это правда, — повысил голос Обито. — Но ты способен на невероятную ненависть. Ты очень хотел дружить с Саске, который вывихнул тогда твою руку, но в то же время ты его невероятно ненавидел из-за того, что он тебя постоянно отталкивал. Наруто потрясённо покачал головой. В нём что-то внезапно надорвалось. — Откуда мне знать, что ты это не выдумал, датте байо?! Откуда?! Ты лжец, ты всегда лгал нам, лгал Саске, лгал Итачи! Но Обито просто пожал плечами, не видя смысла в споре. — Можешь не верить, но это так. Рано или поздно ты вспомнишь об этом. Ты очень обрадовался, когда узнал, что я придумал. Ты был со мной всё время, пока я создавал Джуби. Ты помогал мне. Мы сделали его вместе. С помощью Орочимару, конечно. Ты не желал зла другим, но ты хотел иллюзию, — Обито насмешливо взглянул на Наруто. – Что, невыносимо понимать, что твоя ненависть причина всего? Да, всё началось из-за тебя. Ты не святой. Ты обычный мальчишка. Столько смертей из-за тебя. Все твои друзья страдали из-за тебя. Ты никого не спас и никогда не спасёшь. Ты всех подвёл. Всё, что ты можешь, — это подводить своих друзей. Наруто неподвижно стоял, смотря куда-то перед собой. На его сером лице не отражалось ни одной другой эмоции кроме глубокого шока. Как же так? Наруто было тяжело дышать, возможно, он даже задыхался; он, кажется, расстегнул оранжевую толстовку, но это не помогло. Его ватные пальцы долго не могли зайти замок на молнии, а когда нашли, то не сразу расстегнули её. Как же так? Странное и гулкое ощущение пустоты звенело в голове у Наруто, отдавало в ноги и поднималось снова к груди. Ему было жарко, но плечи вот-вот были готовы задрожать от холода. От холода ли? — Подойди сюда, — позвал Обито. Наруто не сразу понял, что обращаются к нему и от него что-то хотят. Но он медленно, как во сне – нет, это не он заставлял своё тело двигаться, оно действовало само по себе — подошёл к Джуби, ощущая нарастающий гул в ушах и напряжение в коленях. — Это твоя идея, целиком и полностью, мой друг, — Обито похлопал по одной из рук Джуби. — Твоё создание. Наруто окинул Джуби стеклянным взглядом. Нет, это смешно. Это так смешно. На самом деле смешно. Так вот, вот чего он хотел когда-то, вот, что скрыла от него его память. Он, дрянной мальчишка, желал это чудовище. Этот ужас, это проклятье. Но только есть одна небольшая деталь. Сейчас Наруто этого не хочет. Он другой, он уже не тот обиженный жизнью мальчик, глупый, безмозглый мальчик. Прошлое — в прошлом. Сейчас у него есть его друзья, сейчас он лишился всего того, что имел в прошлой жизни. Сейчас он пережил многое, настолько ужасное, что мелочи, толкнувшие его на слова, сказанные когда-то Обито, казались ему теперь отвратительными. Да, каким он был отвратительным. Он подвёл всех. Он толкнул их всех в непоправимый ужас. Но что поделать, если прошлое изменить нельзя? Для этого есть настоящее, чтобы исправить в нём все ошибки. Наруто улыбнулся, и Обито нахмурился, когда заметил приподнятые уголки сухих губ. Мечты Наруто исполнились и без Джуби. Джуби никогда не исполнит ничьи мечты. Иллюзия — это пустота, а пустота — это ничто. А в ничто нет ничего, даже мечты. Наруто нащупал в кармане складной нож. Не отрывая остановившегося взгляда от Джуби, он аккуратно вытащил его, сжал в руке и сглотнул горькую слюну. Плевать, что будет с ним самим. Плевать. Люди не будут расплачиваться за его ошибки, он уничтожит Джуби — он как никто имеет на это право. Но в ту секунду, когда Наруто поднял руку, что-то в его животе ухнуло и разразилось жгучей болью. Это секундное промедление стоило дорого: через полсекунды Наруто лежал на полу, сбитый ударом Обито, а лоб, приложенный о пол, раскалывался. — Дерь-мо-о, — протянул Узумаки, упрямо, слепо пытаясь дотянуться до ножа, выпавшего из руки, но Обито наступил ему пяткой на кисть, вдавливая её в пол. — Смирись, — холодно сказал Обито и отвернулся. Смириться? Смешно. Не для Узумаки это слово. Не для Узумаки Наруто! Наруто изо всех сил сжимал зубы, чтобы не застонать в голос, хотя глаза предательски слезились: кисть, казалось, была раздавлена в месиво или лопнула, разорвалась на куски и ошмётки, а Обито всё ещё стоял на ней, нарочно вдавливая в пол. И пошевелиться Наруто не мог: слабость всё сильнее сжимала его виски. Он блуждающим, лихорадочным взглядом нашёл нож на полу. Он не слышал, что говорил ему Обито, он не понимал ни единого слова. Горечь и желчь из желудка саднили его горло, кровь шумела в ушах. Наруто отдалённо поймал себя на мысли, что сошёл с ума. Правда, ему так хотелось кричать. Или плакать. Или орать. Или убивать. Что угодно уже! Что угодно! Наруто не понимал, как смог дотянуться свободной рукой до ножа. Или же просто не помнил. Перед глазами всё вдруг стало таким ярким, чётким, и горечь, ненависть, сожаление и раскаяние, которые захлестнули Наруто, заслонили собой всё. Но то, как он вонзил нож в ногу Обито, он будет помнить вечно. Вонзил не раз, а несколько. Несколько быстрых, грубых раз, и низкий вскрик Обито разнёсся по комнате, а Наруто не стал ждать, когда тот воспользуется вынутым пистолетом, и обеими руками, игнорируя онемение в одной из них, дёрнул его за ноги и утянул вниз. Обито упал на спину, затылком. Он с резким вдохом попытался встать, но из его рук с нечеловеческой силой выбили пистолет и ударили в челюсть, однако его нога достигла своей цели: Наруто получил удар в живот, и тот, едва утихнув от тошноты и боли, словно вывернулся наизнанку. Наруто сжался от боли, но он поздно понял, что зря: его схватили за горло, опрокинули на спину. Чужие пальцы сдавили шею, словно выдавливая из неё всё, что можно, и Наруто беспомощно кашлянул, нервно пытаясь глотнуть открытым ртом раскалённый воздух — он таким не был, но казался жгучим. — Сука, — выплюнул Обито, стискивая руками горло Наруто. Тот пошевелил ослабевающими пальцами рук и не обнаружил в них складного ножа. Дерьмо. Вот это дерьмо! Наруто едва находил в себе силы, чтобы держать глаза открытыми. Но толку — перед ними всё плыло, мир ускользал, опускался вниз, тонул где-то ниже пола, а пальцы судорожно, ломая ногти, ковыряли и царапали пол в поисках неизвестно чего. Нависшее лицо Обито застыло в гримасе ярости, а Наруто смотрел на него. С разбитой губы Учихи капала горячая кровь, она стекала по носу Наруто. Нет. Он, Наруто, не может быть ни в чём виновным. Если бы тогда Обито — взрослый человек, тот самый парень с широкой улыбкой, который так нравился Наруто, — улыбнулся ему, перевязал руку и пообещал, что всё будет хорошо, то тогда — кто знает? — после последнего урока или даже тренировки по дороге домой они встретились бы с Саске, и Наруто улыбнулся бы и ему и сказал бы что-то, что сделало бы Саске его другом уже тогда. А ещё он бы помог Обито, вытащил бы его из этой пропасти, и Мира Луны никогда бы не было. Но его не поддержали. Его утопили в колодце детских обид, и он в этом, чёрт дери этот мир, не виноват! «Ты во всем виноват!» — с этой безумной мыслью Наруто нащупал на полу что-то холодное, поднял, что-то сделал с этой вещью, и прозвучал громкий, оглушающий выстрел. Обито пошатнулся и внезапно отпустил свои руки. Наруто закашлялся, кислород взорвался болью в затылке, а его руки, словно живущие отдельно от тела, продолжали выстрел за выстрелом всаживать в грудь и голову Обито пули. Сколько их было? Три? Пять? Но когда Наруто пустил последнюю, Обито уже был мёртв. Наруто с тяжестью сел, окидывая пустым взглядом труп. Ах да. Это же его первое убийство. И, наверное, потом он очень будет жалеть, ненавидеть себя, презирать, но не сейчас. Сейчас он не помнит даже своего имени. Сейчас Наруто берёт в руки нож, подползает из последних сил к Джуби и раз за разом бьёт по нему острым лезвием, слыша во всём мире только треск коричнево-красного чудовища. Виноваты все. Виноват Саске, который растянул тогда Наруто руку. Виноваты те, кто стоял и смотрел на эту глупую драку, не разнимая их. Виноват Наруто, который отдался тогда порыву ненависти, а не поделился своими светлыми мечтами и горькой болью с окружающими, пусть даже с родителями, с Саске — он бы понял, он ведь хороший, добрый малый, ведь он даже не подозревал, что доставляет кому-то столько страданий; ведь у него у самого было столько проблем — у него был его брат. Ещё удар, ещё, ещё, ещё, чёрт побери! Виноват Обито, который уцепился за эту глупость, а не дал совета. Виноваты гибель его жены и её убийца. Виноваты их родители, которые тем летом отпустили своих детей с Обито. Виноваты они сами, те, кто позволил сделать это с собой, купился на сказку, на иллюзию, на слова, на свои боль и ненависть. Они не умели тогда видеть надежду и хорошее в своей жизни. Но теперь научились, а Наруто искупает свою вину. Они все уже искупили свою вину. Они все расплатились самым дорогим за свою вину — за свою глупость, за то, что поддались ненависти. И теперь начнётся новая жизнь, настоящая, чистая. Она начнётся. Так всегда бывает. Пусть она сначала будет трудной и несчастной для многих, для всех — пусть! Но жизнь, какая бы она ни была, чёрт побери, будет! Пусть даже уничтожение Джуби ничего не изменит, ничему не поможет, всё равно — так будет лучше, обязательно будет лучше. Ведь другого пути нет! Если все эти люди умрут, то пусть умрут в реальности, видя вокруг себя настоящее и только настоящее. Наруто казалось, что его тело разбухло, растеклось, и внутри, откуда-то из живота начинает разноситься странное облегчение и одновременно горечь. Ему казалось, что его руки в чём-то горячем, конечно, он уже кровавыми, разодранными руками с поломанными ногтями раздирал, драл оболочку Джуби, правда, абсолютно безрезультатно. Наруто даже не заметил, когда его схватили за плечи и оторвали от этой дряни, он слышал чьи-то голоса, но не понимал их, и видел зелёное трико Ли, а потом наконец-то разобрал громкий голос Неджи: — …али выстрелы, думали, ты умер, но… эй, ты что? — Неджи тряхнул его за плечи. Его голос стал яснее и чётче, и вдруг Наруто показалось, что как будто он поднялся из толщи воды, в которой был, жил всё это время — всё стало таким чётким, громким, ясным, понятным, простым. Он пришёл в себя, оглянулся вокруг, увидел Ли, сидящего возле тела Обито, увидел изуродованное Джуби, увидел Неджи, смотрящего на него с испугом. И только после этого Наруто понял, что всё это время сидел и рыдал. Рыдал, как ребёнок, сильно, навзрыд, и на него не смотрят с презрением или отвращением, насмешливо или снисходительно. Он вокруг друзей, он чувствует их растерянность, их голоса, их тепло, их взгляды, их запах, их дружбу. — …ив… — прохрипел Наруто, зубами сжимая указательный палец, чтобы не сорваться на очередной всхлип. Неджи переглянулся с Ли и обеспокоенно нагнулся ниже. — Что ты говоришь? Я не понимаю! — … ив… — Что?! Наруто поднял голову. — Я… счастлив… я так счастлив… хотя всё бесполезно… всё напрасно, всегда было напрасно, все годы… — Блять, потом будешь радоваться! — вдруг разозлился Неджи. Боже, он ожидал услышать что угодно, но не эту чушь. Почему Наруто всегда несёт чушь в такие важные моменты? Тем не менее, Неджи похлопал вздрагивающего друга по плечу, искренне не понимая причины его истерики, и обернулся к Ли. — Вызывай Анбу. Скажи, что Обито мёртв, но на счёт Джуби пока ещё трудно что-то сказать. Наруто его здорово испортил, но не знаю, что из этого вышло. И пусть приведут Сакуру или другого медика, этого кретина нехило потрепало тут. Давай, хватит пялиться на проклятую тушу! — фыркнул Неджи. Ли встал. — Да! — крикнул он. Неджи с секунду посмотрел на Обито и повернулся к Наруто. Тот постепенно успокаивался и начинал осознавать происходящее, бледнея и с ужасом смотря на свои окровавленные руки. — Что же за идиот такой, — вздохнул Неджи, глядя на Наруто. Ли перед тем, как сделать приказанное ему, в последний раз взглянул на лицо Обито. Оно было спокойно и на нём разлилась странная маска светлой грусти, делая его мягким, мечтательным и отсутствующим. *** Вечерело. Медленно и неторопливо. Время небольшими шагами двигалось ближе к позднему вечеру, и постепенно холодало. Облака плыли куда-то на юг, медленно, как будто ветер с трудом передвигал их тяжёлые туши. В воздухе пахло травой, теплом и пылью — Саске называл это запахом летнего вечера. На берегу осушённой реки было совсем пусто, а город со своими домами громоздился через дорогу от неё. Сквозь бетонные плиты и на порожках, ведущих к реке, пробивалась редкая, слабая трава. Было очень тихо, не пролетела ни одна птица с громким криком, только лёгкий ветер и какие-то вечерние насекомые тихо стрекотали и шуршали в траве, и мухи всё реже пролетали, жужжа крыльями. Итачи с братом сидел на бетонных порожках уже несколько часов. Было около девяти вечера, позади них, над городом, стоял тёплый оранжевый закат, окутанный собирающимися на горизонте серо-синими облаками, а перед ними — на востоке — темнело фиолетово-синее небо. Итачи поёжился в толстовке и сжал свои руки, сцепляя пальцы. Спина и зад давно ныли от неудобной позы и твёрдого, кое-где треснувшего бетона. Да и цель этого многочасового сидения тоже не была ясна. По крайней мере, для старшего из братьев. — Куда пойдём? — спросил Итачи у Саске, сидящего на порог ниже. Тот неопределённо пожал плечами, в этом жесте скользнуло лёгкое раздражение. Саске был удивительно неразговорчив всё это время. Его никогда нельзя было назвать болтуном, но сейчас дело было не в этом. Он сидел с мрачным выражением на лице, абсолютно погружённый в себя. — Я не знаю. — Пошли домой, — в который раз предложил Итачи. Саске покачал головой. Наверное, брат замёрз, проголодался, может, ему нужно отлить или просто-напросто надоело тут сидеть, затекло тело, но пусть потерпит. — Пока что нет. Не сейчас. — Что за глупость? — Не сейчас, — упрямо повторил Саске. Он набрал в руку горсть камушков и кидал их в густую траву. Она шуршала, мялась, и иногда в ней притихали испуганные ударом насекомые. — Скоро стемнеет. И холодает, — снова попробовал уговорить брата Итачи. Саске с досадой выбросил всю горсть камней в траву, отряхнул серые руки от пыли и грязи и обернулся. Брат с кислым лицом укутался в толстовку и хмурился, зябко ведя плечом. Он постоянно мёрз, ещё тот мерзляк, хотя сейчас было не так уж и холодно. Свежо, но не холодно. Лето всё-таки, пусть и конец августа. До холодной осени, её дождей и пасмурного неба ещё очень далеко. Саске подвинулся ближе, прижимаясь боком к ногам Итачи. Вряд ли это его согреет, но всё-таки. — Сейчас пойдём, — пообещал Саске и снова отвернулся к сухому руслу. Однако обоим было ясно, что это обещание исполнится ещё нескоро. Саске насупился, нахмурился, смотря вперёд, и раздражённо водил пальцами по корявой, отбитой ямке на пороге, пачкаясь в пыли и забивая грязь под ногти: надо было всё-таки их подстричь. Саске чувствовал себя отвратительно, ужасно, каждая проходящая минута всё сильнее сжимала его изнутри. Ведь с каждой секундой он всё ближе к тому, что всё кончится. И Саске боялся этого всё больше и больше. Хотя он и сам не понимал, почему. А потом — сейчас или намного позже, кто знает, что случится сегодня — будет его первая встреча с настоящим братом спустя… сколько? Восемь лет? Встреча, когда они оба будут всё помнить, когда они оба — это они, настоящие. Такие, какими были много лет назад, живя под одной крышей их родительского дома. Это будет ужасно непросто. Да и Саске привык уже к роли лидера в их маленькой семье. Настоящий Итачи никогда не будет ему повиноваться, никогда не будет его слушать, всё будет как раз наоборот. Это будет очень нелегко для них обоих. Но это меньшая проблема из всех возможных. Сложностей с Итачи невозможно избежать, потому что этот проклятый человек — одна сплошная сложность, ебаная проблема! Кто знает, вдруг они с Итачи вообще в последний раз сидят вот так, рядом, как два брата? Кто знает, что случится завтра, сегодня, через неделю? Когда это кончится для Итачи — сегодня или намного позже? Ебать, скорее бы уже! Скорее, скорее, чёрт побери! Пусть всё закончится, и будь, что будет! Пусть будет, что угодно, но только не мучительное ожидание неизвестно чего. — Помнишь, мы ходили по набережной в школу? — вдруг вспомнил Итачи. Саске мрачно кивнул. — Помню, — выжал он. Итачи мягко улыбнулся: кажется, даже ему надоело это напряжённое молчание. Его лицо было расслабленным и светлым, чистым, тихим и спокойным, как летнее небо — Саске не видел его лица, но знал, что оно именно такое. Он знал, что увидит в тёмных глазах брата прохладный блеск темнеющего неба, но не повернулся. Ах, если бы Итачи догадывался, как тяжело ему сейчас на душе. Если бы он только знал, как его младшему брату плохо. А может, и хорошо, что не знает. — Как-то раз мы с Шисуи шли домой… ты помнишь Учиху Шисуи? — Твой лучший друг, кажется, — отозвался Саске. Да, был такой человек. Тоже их дальний родственник. Хороший, весёлый парень, жаль, что он куда-то уехал, но Саске запомнил его только тем, что тот постоянно баловал его лимонным мороженым. Шисуи был таким энергичным, а Итачи — всегда спокойным. Интересно, как они подружились? — Да, друг… Так вот, мы шли здесь, прямо по той дороге за нами, а на тех порогах, вон там, — Итачи указал рукой вправо, и Саске нехотя кинул туда безынтересный взгляд. — Там сидела одна девчонка, она училась в параллельном классе. Такая умная, вся в учёбе, тихоня… — Прямо как ты, — не удержался Саске и фыркнул. Итачи не обратил на это внимания и продолжил: — Тихоня, всегда скромная, милая, добрая. Ужасно стеснительная и с ангельскими глазами. Я говорил, да, что мы шли тогда по той дорожке, повыше? И мы увидели её. Она сидела и что-то рисовала в альбоме. Мы подошли, точнее подкрались, чтобы увидеть, что рисует этот ангел. И знаешь, что? — Кучу трупов? — попытался серьёзно предположить Саске. Он уже сидел полубоком к брату, опираясь локтями о его колени, и слушал — пусть даже если это были ненастоящие воспоминания. Ведь молчаливый Итачи так редко что-то рассказывает, это не в его обыкновении. Наверное, он просто решил разговорить своего поникшего брата. И Саске был благодарен этой мягкой, ненавязчивой поддержке. Прямо как раньше. Как будто он снова слабый младший брат. Как будто дома их ждёт у плиты мама в жёлтом фартуке. Как будто скоро придёт отец, напряжённый и усталый после работы, поинтересуется успехами Итачи, скажет Саске, чтобы он старался больше, и они сядут за стол и будут ужинать. Да. Только этого уже никогда не будет. Итачи улыбнулся. — Нет. Она рисовала голых мужиков с огромными членами и сперму на них. Саске прыснул. — Я же говорил, что прямо как ты. Вы все такие, тихони. Итачи снисходительно взглянул на брата и положил руку на его голову. Саске, внезапно успокоенный этой лаской, придвинулся ещё ближе, и опустил подбородок на колени брата. — Была в моём классе девчонка, Хината. Тоже скромница, и, может быть, никто не догадывался, но я-то уж знал, что она текла по Наруто. Не удивлюсь, если она занималась тем же, что и та девчонка, а может, и ещё чем похуже. Как думаешь? — Это её дело, — пожал плечами Итачи. Саске немного помолчал, вглядываясь в сторону былой реки. — А я как-то шёл здесь домой с придурками, с которыми ходил на рукопашный бой. Одного звали Суйгецу, кажется, а другую… Карен? Или погоди… Карин, да, точно. И когда мы шли по берегу, прямо у кромки воды, этот псих толкнул меня в воду. Карин разозлилась, я ей нравился, и тоже толкнула туда этого идиота, но Суйгецу всегда чувствовал себя в воде как рыба, поэтому удрал от меня сразу, как там очутился. Ему повезло. Итачи зарылся пальцами в тёплые волосы брата и потрепал его по макушке. — Помню, ты тогда пришёл весь мокрый. Все учебники и тетради просились на помойку. — Мама так ругалась, — губы Саске дрогнули в тусклой улыбке. Итачи, помедлив, кивнул. — Ругалась, — тихо, как эхо повторил он. Несколько минут они молчали. Смотрели каждый в свою сторону, о чём-то невесело думали, и даже на лице Итачи как утренний туман исчезла былая безмятежность. Неприятная тяжесть и напряжение опять повисли в воздухе. Наконец, Итачи глубоко вздохнул и тихо прокашлялся. Что-то надумал, догадался Саске. Но такие догадки его никогда не радовали. — А ещё я помню, как мы гуляли здесь с тобой, а у тебя улетела бейсболка в воду, — сказал после продолжительного молчания Итачи. — Мне пришлось её доставать. Саске фыркнул. — Тоже мне трагедия, ты доставал её палкой, — проворчал он. Поднял голову и с интересом посмотрел на брата. Надо же, а ведь это и правда было когда-то. Саске хорошо помнил этот день, тогда у Итачи впервые за долгое время выдался свободный вечер, и они решили прогуляться до работы отца и зайти в магазин по просьбе матери. Неужели у них с братом ещё остались общие, настоящие воспоминания? Как это здорово! Невероятно здорово! Какое счастье, что даже в Мире Луны прошлое ещё роднит их. — Ты сегодня что-то разговорчив, — Саске окинул брата подозрительным взглядом. — Да, пожалуй, — согласился Итачи. — Для меня это так необычно. Сам удивляюсь. Это место навевает воспоминания. А ещё… помнишь нашу последнюю поездку в деревню? Мы тогда нашли старый сарай с пробитой крышей, а Шисуи ушёл домой. Саске задумался. — А, да, — кивнул он, с трудом припоминая тот день, — было уже поздно. А мы остались ещё немного. Или нет? Не совсем помню. Итачи положил свободную руку на плечо брату. — Остались, — странным голосом, как будто самому повторил он, и Саске нахмурился, не понимая, в чём дело. Брат слишком резко замолчал, словно наспех проглотил свои же слова, и посмотрел куда-то вперёд. Саске чувствовал, что Итачи сказал не всё, что хотел, и с замирающим сердцем ждал окончание его фразы. — Остались, и у нас был очень долгий разговор, — наконец, договорил Итачи. Саске на секунду задумался, никак не понимая, о чём речь. Он перебирал в голове все события того далёкого августовского дня, пока вдруг не побледнел и не кинул на брата пристальный взгляд. Вспомнил. Да, Саске вспомнил — да как он вообще мог его забыть?! — и тот день, и тот ужасный, стыдливый, мучительный для них обоих разговор, который ему приснился во время комы — те самые слова, которые говорил в том отвратительном сне перед трупами родителей Итачи, истекая кровью от раны на животе. Слова, которые заставили Саске возненавидеть себя и принять протянутую ему руку Обито. Да, именно в том разговоре на чердаке сарая Итачи внушил им обоим твёрдую мысль, что они — лишь братья, и всё, что больше этого, отвратительно, непозволительно, низко и мерзко. Это был и правда гадкий день. Ужасный день. Про него Саске изо всех сил хотел забыть. Ему никогда не было так стыдно, как тогда, он никогда не ненавидел себя так сильно, как тогда, и он никогда не желал так сильно плакать от всех этих ужасных, мучительных чувств, как тогда. И Итачи тоже. С ним было всё то же самое, пусть он и пытался быть строгим и холодным. Он никогда не рассказывает и не показывает, что у него на душе, но иногда Саске знал всё лучше, чем его брат о самом себе. Итачи смотрел прямо на брата, в его тёмные глаза, и Саске вдруг с холодеющим сердцем заметил то, что не видел уже невыносимо давно: удивительно ясные и чистые глаза, удивительно спокойный голос, невозмутимое, но живое, настоящее лицо. Да, что-то в поведении, в речи Итачи мучило его весь этот день, но он так и не смог понять, что именно, а теперь, кажется, всё становится на свои места. Саске не мог выдавить и звука и глупо смотрел на Итачи, то ли ожидая, что тот как-то пояснит сказанное им, то ли сам подбирая слова для ответа. — Ты, наверное, хочешь спросить, откуда я это помню? — пришёл на помощь Итачи. Саске молчал. Нет, он не хотел. Правда, не хотел. Ему не надо этого знать. Он ещё не готов это узнать. — Сакура мне рассказала всё, — сказал Итачи и тут же быстро добавил, увидев, как дрогнули бледные губы его брата: — Не вини девочку, она благородное и чистое создание. Это я заставил её. Я знал, что что-то не так. Всегда. Почувствовал сразу, как только ты тогда приехал ко мне два года назад. — Ты помнишь… всё? — прохрипел Саске, не веря своим ушам. Нет, он уже не чувствовал своего ни колотящегося сердца, ни мокрых ладоней, ни горящих щёк и сжавшегося живота. Он вообще не чувствовал ничего, кроме странного холодка внутри себя. — Всё. Сакура перелила мне твою кровь, пока ты болел эту неделю. Наверное, ты не помнишь, как её у тебя брали. Саске в ужасе беззвучно шевельнул губами и сжал кулаки. — Я же запретил им это! Я запретил им даже думать об этом! Идиоты! — вдруг взорвался он, взвился, едва ли не вскакивая на ноги, но Итачи с силой сжал его плечо, не давая брату и пошевелиться. Саске стиснул зубы: он и забыл, как силён на самом деле его брат. Его, чёрт его побери, настоящий брат. — Я попросил об этом сам, я хотел всё знать и помнить. Я не хотел больше мучиться. Они взяли у тебя кровь, пока ты был в бреду ту неделю. Кроме Сакуры и Цунаде ещё никто не знает о произошедшем, — строго и грубо отрезал Итачи. Саске цокнул языком и отвернулся, стряхнув с себя чужую руку. Но и дураку было понятно, насколько зол он сейчас был. А ведь Итачи теперь не заткнёшь как раньше. И не убедишь делать что-то по своему желанию, как раньше! Саске попытался глубоко вздохнуть и успокоиться. Но он никак не мог унять свои дрожащие руки. — Ты, наверное, думаешь, что я изверг и насильно мучил тебя в Мире Луны, а они — твои спасители? — после продолжительного молчания тихо спросил он, так и не поворачиваясь. Его плечи и спина были неестественно напряжены. — Ты понимаешь, почему я запрещал им делать то, что они сделали? — Да, — кивнул Итачи. — Я всё понимаю. Я не думал о тебе так и не хотел осуждать, ни в коем случае. У тебя было две причины. Во-первых, ты думал, что я сойду с ума. Что ж, Сакура и Цунаде привязали мои руки и ноги к кровати, а рот заткнули тряпкой, чтобы я не откусил себе язык. Было… было плохо. Но, как видишь, всё обошлось. — Обошлось… Обошлось! Твоё счастье, что обошлось. Могло бы и не обойтись, ты знаешь, что с тобой могло бы быть? Ничего, потерпел бы ещё, рано или поздно всё само бы кончилось. И я был бы рядом, — выплюнул Саске. — Проклятое Анбу, проклятый Какаши! — Какаши был прав, — возразил Итачи. — Ты должен был делать то, что он говорил. — Действительно?! Ты, наверное, не совсем понимаешь, о чём говоришь. Ты мог умереть. Они готовы были пожертвовать тобой ради других людей! Итачи подавил в себе вздох. — Я знаю. Но это правильно, Саске. Жертвовать меньшим ради большего — правильно. Так должно быть. Саске с бессильной злобой взглянул в глаза своего брата. — Никогда не приму этого, — тихо, но холодно и жёстко отчеканил он. — Никогда. — Я знаю. Знаю. Саске опустил глаза вниз, борясь с каким-то странным чувством. То ли это было жгучая обида, то ли отчаяние — он не знал. Но ему казалось, что его словно обманули. Брат всегда был таким, таким и умрёт. Он готов был жертвовать всем ради остальных — ради тех, кого любил. Готов был делать больно своим же близким ради какого-то придуманного им самим прекрасного будущего родных. Но только он никогда не понимал и вряд ли поймёт, что его благие намерения каждый раз топят его младшего брата. Но что сделать. С этим, похоже, надо смириться. Саске снова посмотрел на брата, но уже без ярости во взгляде. Там было что-то другое, то, что Итачи не мог понять. — Вообще-то, причина была одна, но давай, какая же вторая? Итачи убрал со лба волосы, растрёпанные поднявшимся ветром. — Ты боялся, что я всё вспомню и возненавижу тебя за то, что было между нами. Саске туго сглотнул. Конечно. Итачи всегда всё знает. Ему тоже не надо лишний раз что-то рассказывать и объяснять. — Да, — подтвердил Саске, не отрывая взгляда от брата, — и сейчас тоже. Итачи ничего не ответил и отвернулся. Саске чувствовал себя неловко, и злость одновременно с тем давила на его существо, и неизвестность, и обида, и напряжение, и облегчение. Он молчал, хотя чувствовал, что должен что-то сказать, что-то сделать, ведь этот миг, который он ждал с замиранием сердца, настал, настал так внезапно, быстро, сумбурно, но Итачи как будто было всё равно на существование своего брата, всё равно на то, что случилось с ним, с ними: он смотрел вперёд, и на его лице не отражалось ни капли волнения. А ведь Саске совсем забыл, какой его настоящий брат, который уже не кукла, а живой человек, способный возразить, поступить по-своему, уйти, прийти, жить так, как считает нужным; которому больше не нужна защита младшего брата, не нужно прятаться за его спиной. Совсем забыл как это, с ним говорить, его слышать, смотреть на него — на него, а не на его тень. Это так страшно, так странно, так трудно — и Саске почему-то чувствовал себя провинившимся школьником, чьё глупое будущее на милости отцовского ремня. — Что теперь будет? — тихо спросил Саске, с опасением заглядывая брату в глаза. Тот холодно пожал плечами. — Не знаю. Думаю, что Анбу… — Мне плевать на Анбу! — вдруг нервы не выдержали, надорвались, лопнули, и Саске сорвался, сколько можно терпеть, сколько можно находиться на грани, а Итачи перевёл на него свой спокойный, чуть удивлённый взгляд. — Мне похуй на Какаши, мне похуй на Обито и весь этот мир! Я спрашиваю, что теперь будет с нами? С тобой и мной? — А, ты об этом. Что случилось, то случилось, — просто ответил Итачи. Саске едва ли не вспыхнул снова, как брат продолжил: — Ты всегда знал, что я никогда не хотел, чтобы произошло то, что произошло между нами. Так не должно быть. Я всегда думал: почему мы? Почему это произошло именно с нами? Ведь мы — братья. Так ведь? Но это случилось, и говорить об этом уже нет смысла. Нет смысла? Как это, нет? — Как раз теперь есть смысл, — возразил Саске. — Ты должен понять… — Я понимаю, — заверил было Итачи, но Саске покачал головой и зло посмотрел на брата, взглядом заставляя того замолчать. Итачи всё понял и уселся удобнее, терпеливо готовясь слушать: Саске надо высказаться, ведь ему очень нелегко, и какие только силы ещё держат его. Когда он увидел, что старший брат проявляет всё внимание к нему, продолжил: — Да, я воспользовался тем, что ты был слаб и практически не мог мне ни в чём отказать. Я бы никогда не поступил так с тобой без твоего согласия, и если бы не знал, что мы… мы с тобой всегда хотели этого, Итачи. Глупо это отрицать. Я знаю, я всё знаю лучше тебя. Это ужасно, это… отвратительно, я… мне всегда было невыносимо стыдно перед тобой, я казался себе омерзительным, чудовищем. Мне было стыдно смотреть в глаза родителей. Но, значит, так должно быть. Так лучше для нас, и я рад, что понял это. Я рад, что не сбежал в этот раз, что не поддался тебе в этот раз. Я был сейчас сильнее тебя, и это спасло нас. К тому же… ты тоже пользовался тем, что я не знал о тебе, когда мы были у Обито. Ты… — Я знаю. Я ненавидел себя за это. Поэтому я не хотел, чтобы ты даже приближался ко мне, — перебил брата Итачи и посмотрел в сторону, нахмурившись. Вопреки поддельно спокойному лицу его пальцы нервно перебирали нитку на распустившимся рукаве толстовки. Саске глубоко вздохнул. На самом деле, всё не так сложно, как он думал. И совсем не страшно. — Я принял это. И ты тоже должен принять. — Я и принял, — кратко ответил Итачи. Саске внезапно нахмурился и непонимающе взглянул на брата. — Подожди… Сегодня в душевой, ты же… ты же не был в Мире Луны… Итачи и в этот раз не дал ему договорить. Поднял руку, щёлкнул по лбу и сказал: — Я же сказал. Я принял свою судьбу. Саске прикрыл глаза и нащупал рукой край порога, на котором сидел. Внезапная слабость обрушилась на него. — Эй, что такое, Саске? — Итачи притянул его за плечи к себе, и Саске наклонился, с невероятным, невыносимым облегчением положил тяжёлую голову на колени брата. Нет, как он мог подумать, что с Итачи будет сложно. Он же тот самый старший брат, который всё поймёт, всегда будет рядом и защитит. Как он мог сомневаться в нём? Саске наконец-то вспомнил, каким был его настоящий брат. Он вдруг как будто впервые ощутил его настоящим, живым и неподдельным, впервые ощутил, как он дышит, услышал его слова так ясно и чисто, как никогда прежде; впервые увидел его за долгое время, впервые коснулся тёплой руки, настоящей, руки живого и живущего человека, руки своего старшего брата. Его брат снова с ним. Не где-то там, в своём мире, а снова здесь. Саске внезапно ощутил себя тем самым младшим братом, человеком, у которого появилась семья, появились те, кто поможет и защитит его, любит и никогда не предаст. Наконец-то после долгих лет он снова со своей семьёй, с их общими проблемами, жизнью, воспоминаниями. Наконец-то. Наконец-то! — Прости, что я облажался тогда. Если бы я был аккуратнее, никто бы не погиб, — Итачи погладил волосы Саске. Тот молчал, уткнувшись лицом в колени брата, сжавшись, поджав ноги, а Итачи не требовал ответа. — У нас будет очень много проблем с Анбу, — продолжал он. — Я могу представить, что ты натворил за это время. Какаши найдёт нас, и начнётся настоящая весёлая жизнь. Нам крупно попадёт за этот побег. И не только за это, да? Нам надо вернуться. Нас всё равно найдут, слышишь? Но Саске не слышал. Вернее, ему было всё равно, он, внезапно обессиленный, бесчувственный, думал о своём, и Итачи, заметив это, не стал пока что продолжать убеждать его. Саске слишком устал, у него стресс, у него сдали нервы, он должен сам всё осмыслить, сам собраться с силами, а для этого нужно время. И братское плечо рядом. Так было всегда. — Я рад, что ты прежний, — сказал, наконец, после длительного молчания Саске. — Так рад. Итачи сдержанно улыбнулся. — Я тоже. Только я… — он замялся, не зная, как выразить свои ощущения и стоит ли вообще говорить о них. Только я чувствую себя так, словно из меня вытащили все органы — пустым и полым внутри, хотел сказать Итачи. Мне кажется, что у меня отрезали огромный кусок сердца, жизни, и его никак не вернуть. Мне кажется… да какая разница, Саске не надо это знать. Никому не надо это знать. Это Итачи похоронит только в своей душе. Саске прикрыл глаза. Он знал, что брат хотел сказать. Но кому из них сейчас легко? У кого нет ощущения опустошённости? Но ведь это дело времени, не так ли? Ведь всё самое страшное позади, правда? И Анбу, и эта невыносимая тяжесть внутри даже в такой момент — это ведь пустяки, так ведь? Неважно. Всё уже неважно. — Я подслушал твой разговор с Наруто сегодня и понял, что он разберётся с Обито? Я рад, на этого мальчика можно положиться, — продолжал говорить Итачи словно сам с собой, не надеясь услышать никакого ответа. Да, действительно, Саске опять промолчал. Для него не существовал сейчас остальной мир. Что ему дело до него, какое дело ему было до этого всю жизнь? Сейчас на этой набережной были только они с братом. Было только странное тепло внутри живота, искреннее и обжигающее. Итачи вдруг напрягся и выпрямился в спине. — Слышишь, — сказал он и повернулся лицом к городу, — что это за шум? Саске нехотя прислушался и, наконец, различил шум машин. Громкий гул. Как раз в той стороне был книжный магазин. Но раз так, то это вовсе неинтересно. — Может, это Анбу? — Итачи безотрывно смотрел на город, вытянув шею. — Пойдём. Нас всё равно найдут. Пошли же. Но Саске покачал головой и стиснул руками колени брата. — Нет. Я хочу остаться здесь, с тобой, — отрезал он. Итачи, собравшийся было подняться, остановился и вдруг снисходительно улыбнулся, смотря на Саске. — Если хочешь, то мы останемся здесь хоть навсегда, — пообещал он, кладя руки на голову и спину брата. Итачи мягко гладил их, со вздохом удобнее устроившись на похолодевших ступенях. Да, если надо, то он останется здесь навсегда. Только бы Саске было хорошо. Ведь это и значит быть старшим братом. — У меня к тебе столько вопросов, — после недолгой паузы глухо сказал Саске. Он повернул голову и устроил её удобнее на худых коленях, смотря в тёмные глаза Итачи. Как же сильно он любил эти глаза. — Я знаю, но так ли важны тебе эти ответы сейчас? — спросил Итачи. Саске задумался на несколько секунд. — Нет, — ответил он и сам поразился тому, как просто и легко прозвучал его ответ. Нет. Ему уже всё это неважно. Теперь уже ему ничто неважно. И никогда не будет важным. Прошлого нет. Будущего нет. Есть только настоящее, и оно как никогда прекрасно. Они сидели с братом ещё долго. Сколько — никто из них не помнил и не знал. Но Саске не хотел никуда идти, а Итачи, его любимый, настоящий старший брат, ласково гладил его волосы и терпеливо молчал. Саске было уютно и тепло так, на тёмной набережной, ведь зачем им с Итачи куда-то идти, что-то искать, что-то ждать? Их дом здесь. Их жизнь здесь. Впервые за многие годы всё здесь, рядом с ними. Саске прикрыл глаза, болезненно замирая от ласки брата и сильнее сжимая руками его ноги. Он вернулся домой. Они вернулись домой. Наконец-то.