Темнота впереди, подожди! Владимир Высоцкий
Внутри фляги было душно, сыро и воняло чёрте чем. Грей со всего размаху приземлился на какой-то выступ, твёрдый и закостенелый, и осторожно посмотрел вниз. Там плескалась, волновалась и гарцевала алая, вязкая, едкая и тяжёлая на запах жидкость, всё прибывавшая и прибывавшая к нему, как наводнение всё настигает последний безопасный холмик. Каким образом подобное явление существовало внутри фляги, Грей объяснить не мог, да и, откровенно, говоря, не слишком о том заботился. В данный момент все его помыслы обратились к тому, как выбраться из этой странной ловушки, и он вскинул голову кверху, туда, где должна была быть крышка. Он и вправду увидел огромный нижний участок пробки, похожий на торчащий неподвижный язычок. Само собой, о том, чтобы добраться до него или тем более пытаться сдвинуть, не могло быть и речи, так что этот путь Грей отмёл сразу же. Значит, через верх выбраться ему не удастся. Тогда его взгляд обратился ниже и тут же упал на алую пенящуюся жидкость, омывающую его спасительный выступ. Когда Грей, тщательно выверяя каждое своё движение, стал медленно и осторожно подносить край сапога к красной, отливающей розовым и серовато-белым поверхности, и на секунду окунул самый нос, то сразу же почувствовал, как его большой палец больно и резко обожгло. Вскрикнув, Грей быстро одёрнул ногу и постарался усесться как можно ближе к стене и дальше от края. Там он, отдышавшись, набрался решимости и взглянул на сапог. Нос его был совершенно уничтожен – как будто его и не было, а на подушечке пальца пульсировал красный болезненный волдырь, немилосердно чешущийся. Между прочим, он отдал за эти сапоги чуть ли не половину своей квартплаты, после того, как его почти полчаса задушевно и проникновенно убеждали в их качестве, рассказывали о многочисленных их достоинствах, расхваливая подошву... Грей ни на шутку разозлился. – Он меня сварить вздумал, что ли?! Его растерянность, неуверенность и близорукость улетучились мгновенно. Он вскочил на ноги – волдырь протестующе заныл – и, полный решимости накостылять этому графу-или-кто-он-там по первое число, да и по второе тоже, наколдовал ледяной меч, намереваясь прорубить в стене фляге себе путь к свободе. Это оказалось непросто. Едва Грей обрушил на стену всю мощь своей праведной ярости, истончившейся на кончике холодного меча, оставив на ней тоненькую царапину, как она мгновенно и почти незаметно заросла, на ладони Грею потекла тёплая вода, а на том месте, где только что был кончик лезвия, образовалась какая-то бесформенная куча, объятая паром. Фулбастер нахмурился и ещё раз глянул на стену – такую же ровную, какой она была до того, как попробовала ледяного меча. Однако Грей был не из тех, кто просто так сдаётся, и он решил попробовать ещё разок, и бил напропалую. Тоненькие царапины, как след от кошачьих когтей, зарастали и зарастали, а Грей всё рубил и рубил, пока у него не заболели руки и плечи. В самом деле, подумал он, устало рухнув на выступ и прислонившись к злополучной стене дрожащим от напряжения затылком, наверняка он сейчас настолько мал ростом, что даже стенка фляги для него теперь неодолимое препятствие. С какой стороны ни взгляни, пройдёт совсем немного времени, и он истратит всю магию, не добившись никакого результата. Этот довод заставил Грея задуматься. Когда он наконец позволил мыслям свободно циркулировать по разуму, перемешиваясь и отлагаясь друг от друга, один существенный момент вдруг поразил его, как пуля пробивает самый центр мишени: а ведь на его месте могли быть и другие люди, и они, возможно, тоже пытались сбежать, но в итоге растворились в адской жиже, бурлившей за краем выступа. Страх смерти, огревший его грудь холодом, вселил в Грея силы, и тот поднялся на ноги, изо всех сил не глядя вниз, туда, где всё пребывала красная смертоносная кислота. Ну нет. Он ещё ни разу не ходил с отцом вдвоём на задание. Они ещё ни разу толком не дрались бок о бок, не почувствовали, как плечо прислоняется к плечу, не упивались соком бесконечного и сладостного понимания друг друга без слов. Нет. Будь эти стены хоть в сто раз прочнее и толще, это его ни за что не остановит. Он справлялся с противниками намного грознее и кровожаднее, прошёл через многое, и глупо было бы теперь проиграть какой-то там стене. И Грей полез по ней, соскальзывая и отчаянно-методично отыскивая хоть малейшую выбоину, за которую был бы способен уцепиться. Разлучиться с отцом во второй раз было бы непростительно и горько. Между тем алая кислота уже начинала набегать на выступ, протягивая свои адские вездесущие лапы, и стала медленно, но верно подбираться к его пяткам. Метнув назад остервенелый, но беглый взгляд, Грей предпринял ещё одну попытку пробить в стене хоть малейшую трещину. Конечно, успел подумать он, занося руку для удара, пушкой, пожалуй, было бы верней, но теперь, когда его укромный уголок перестал быть обителью и последним пристанищем безопасности, её просто некуда ставить. По крайней мере, совесть его будет чиста, ибо он сделал всё, что мог и до последнего боролся за свою жизнь. Грей поднял ледяной клинок в воздух, замахнулся как следует и обрушил его на стену. Только до стены лезвие так и не дошло, потому что именно в тот момент Грей явственно различил голос Эльзы.* * *
Люси медленно открыла глаза и, не успев убедиться, что находится в своей комнате, вновь их закрыла, полагая себя вправе поспать ещё с полчасика. Чуть погодя, она стала ощущать странный дискомфорт, сырость и холод, быстро взбирающийся по спине, что явно говорило о том, что проснулась она не у себя дома и даже не на полу в гильдии после очередной весёлой гулянки. Когда Люси попыталась потянуться, она вдруг обнаружила, что совершенно потеряла способность двигаться. Это не понравилось ей настолько, что она окончательно растеряла сон, а растеряв сон, она ужасно разозлилась. Она попыталась подёргать ногами, руками, но всё выходило как у мушки, угодившей в сеть пауку, трепыхающейся и всё больше увязающей в липкой смертоносной нити. Даже просто повернуть голову оказалось непросто. На самом деле, ей просто безумно захотелось узнать, рядом ли Нацу. Однако с помощью глаз ей этого не удалось, потому что, сколько бы она не напрягала шею в попытках хоть немного расширить поле зрения, взгляд всё время упирался во что-то зелёное и твёрдое, и только его краешки различали чьи-то вытянутые ноги в рваных сапогах и изодранные штанины. Люси и сама не знала, как это объяснить, но в отсутствии Нацу на неё накатывали тревога и тоска, а осознание его удалённости и недосягаемости давили на неё неподъёмным грузом страха. Вот и сейчас, даже в сырости и холоде, у Люси вспотели ладони и пересохло в горле от ужаса. – Апчхи!!! Люси вздрогнула и подскочила – насколько это было возможно, конечно. За мгновение её сердце успело проделать сальто, сжавшись в судорожный комок, но теперь выдохнуло с облегчением и расслабленно размякло. Судя по громогласному чиху, чьё эхо до сих пор рикошетило о дальние стены, Нацу сидел рядом с ней, такой же обездвиженный и беспомощный. – Нацу?.. – Люси?! – Айя! – Хеппи?! Люси по-прежнему ничего вокруг себя не видела, зато отчётливо различила шорох хвоста по каменному полу, а потому, сделав вывод о том, что теперь с ней не только Нацу, но и привычный, надоедливый синий кот, успокоилась ещё больше. Какой-то частью своего сознания она понимала, что положение их катастрофическое, и тот факт, что она ни черта не может рассмотреть, во многом есть простая милость, снисхождение, этакая дань всем физическим неудобствам. – Слышь, Люсь, а ты знаешь, где мы? – озадаченно спросил Нацу, и, судя по последующей напряжённой паузе, Люси поняла, что Драгнил хочет дотянуться до зудящего затылка, но не может. – Сама хотела бы знать, – отозвалась Хартфелия, сделав ещё одну безуспешную попытку вытянуть вперёд шею. – Похоже, мы тут крепко застряли. – Бог ты мой, теперь он принялся за детей! – прокряхтели где-то в стороне, сопровождая свои слова ветхим бессильным кашлем. Совершив над собой ещё одно неимоверное усилие, Люси удалось наклониться вперёд и просунуть голову между коленками, что позволило ей наконец разглядеть, куда же их занесло на этот раз. Первое, что она отчётливо разглядела, это толстые стальные решётки, небрежно врезавшиеся в пол и потолок. Сквозь них прослеживались очертания обросших плесенью стен с всунутыми в кольца факелами, тоскливо отхаркивающими последние искры света. Они сидели в огромной темнице, поросшей и увитой разнокалиберными виноградными лозами, а по обе руки, бессильно обмякнув в зелёных кандалах, сидели испуганные измождённые люди, бледные и полуиссохшие. Среди них Люси разглядела пожилого человека в помятом костюме, похожем на тот, что носил её отец, когда отлучался куда-то по делам; слева от него сидел мужчина средних лет, елозивший в тщетных попытках вытянуться вперёд – на его комбинезоне оторвались помычи, причиняя ему чудовищный дискомфорт. Тут и там сидели мужчины и женщины в рабочих одеждах или в форме служанок, испуганно глядящие на растерянных, но ещё чистеньких волшебников-подростков. Нацу поёрзал на своём месте и стал усиленно тянуть вперёд руку. От старания на ней набухла вена, но твёрдые, как стальные, лозы его не отпускали. Через несколько секунд даже стал слышен какой-то угрожающий писк, перемежавшийся с тяжёлым шорохом. – Это бесполезно, – вздохнул старик. – Они тебя не отпустят. – Посмотрим!.. – запальчиво прокряхтел Нацу, ещё сильнее напрягая руку. Люси никогда не сомневалась в силе и способностях Драгнила, но поняла, что сейчас он бессилен что-либо сделать. – Лучше отступись, – добавил старик, и его и без того надломленный голос дрогнул. – А иначе ты можешь погибнуть. Люси вскинула голову и застонала от боли, но всё-таки сказала: – То есть?! Старик тяжело вздохнул и кивнул куда-то в сторону, а затем отвернулся в противоположную. Люси посмотрела туда, куда ей указали, и ей стало дурно. Две мощные лозы, сцепляющие кончики, точно пальцы в кулак, сжимали в объятиях нечто, отдалённо напоминающее человека, только едва ли это был человек. Бело-серая, бесформенная туша, валявшаяся беспорядочно, так что нельзя было разобраться, где же голова, а где всё остальное. Люси подавила ком тошноты, подкативший к горлу, и усилием заставила себя снова посмотреть на старика. – Это сделал он, – мрачно и горестно сказал тот. – Этот несчастный точно так же, как и вы, юноша, пытался освободиться... Его задушили, а затем высосали из него всю кровь. Люси съёжилась от ужаса. – Он – это Найтонмэйр? – спросил Хеппи. Старик помотал седой головой, а потом сказал: – Он – это виноград. С минуту в камере царила озадаченная тишина, в продолжение которой Нацу, Люси и Хеппи изумлённо глядели на поникшего старика, словно ожидали, что вот-вот он рассмеётся и скажет, что пошутил. Переглянуться возможности у них не представилось, поэтому они ограничились тем, что синхронно воскликнули: – Как это?! – Да они оба демоны! – не выдержал человек в комбинезоне, не дав старику раскрыть рта. – И виноград, и этот самозванец граф! – Виноград – это демон? – удивился Хеппи. – И мы все обречены! – объявил мужчина безапелляционно, не удостоив Хеппи вниманием, а, может, не услышав его. – По моей вине! – Ну, милейший, – мягко и примирительно сказал старик, – почему же обязательно по вашей вине? Мужчина в комбинезоне сжал зубы и тихонько заскулил, наливаясь свекольным соком, а потом закричал, словно прорывной водяной поток разрушил плотину безмолвия: – Да потому что это я, я продал ему это проклятое поместье! Люси была вынуждена признать, что она окончательно запуталась. Между тем человек в комбинезоне отдышался и, нервно сглатывая, принялся за рассказ: – Пару месяцев назад он пришёл в нашу риэлтерскую кантору. Представился как потомственный граф из какого-то древнего, но поредевшего рода, и заявил, что хотел бы обосноваться в каком-нибудь достойном аристократа месте. Мне он с самого начала показался каким-то странным, но он заявил, что цена его не волнует, так что я решил, что всему виной моя мнительность. Так говорит моя жена, – стыдливо прибавил мужчина и продолжил: – Когда я рассказал ему об этом поместье, то даже не надеялся, что выбор падёт на него. Честно говоря, здесь уже много лет никто не обитал, о доме никто не заботился, и тот пришёл в большое запустение. Последние владельцы сказали, что это плохое место, и я с ними вообще-то согласен, но он – то есть граф – сразу же заявил, что это именно то, что ему нужно. Конечно, я рассказал ему о том, что дом этот не считается райским местом, чтобы потом не жаловался, будто его не предупреждали, но он лишь отмахнулся. Внёс всю плату наличными и, рассыпаясь в благодарностях, удалился. Обычно, заключив удачную сделку, я на следующий же день перестаю о ней думать, но в этот раз у меня с самого начала сердце было не на месте. Когда дело дошло до того, что я не мог уснуть ночью, я решил навестить этого графа, и представьте моё удивление, когда вместо запустелой обшарпанной горы камней, увитой плющом, я увидел ухоженный особняк, сад был в полном порядке, виноградные лозы были живописными до умопомрачения. Я продавал всякие дома, но подобное видел в первый раз. – И это странно, – заметил Хеппи, – потому что, когда мы пришли, поместье такое и было – запустелая обшарпанная груда камней. Разве такое возможно? – А помните эти его слова про какую-то печать и про то, что мы помешали ему прятаться? – напомнила Люси. – Что если это всё как-то связано? – Так или иначе, – продолжал мужчина, горько вздохнув, – когда я вошёл, то провалился в какую-то дыру, и с тех пор я здесь. Понятия не имею, сколько мы тут проторчали. Как видите, окон здесь нет, как и часов. Остаётся только догадываться, сколько дней и недель прошло. Одно можно утверждать наверняка: рано или поздно, а нас ждёт та же судьба, что и этого беднягу, – и он боязливо мотнул головой в сторону обезображенного тела. – Только я так и не понял, – протянул Нацу, словно он его и не услышал, – что этому парню нужно. – Как бы странно это ни прозвучало, он хочет казаться человеком, – прокряхтел старик. – В смысле?! – Лозы, опутывающие нас, виноград, растущий на веранде, овившийся вокруг ограды – всё это части Адского Виноградника, удобрением для которого служит человеческая кровь, – за этим последовала длинная пауза, в продолжение которой Люси не смела дышать, а Нацу всё пытался понять, это рассказчик уснул или задумался. – Когда Виноградник даёт плоды, из них получается жидкость, содержащая частички из крови человека, выпив которую, можно подавить на какое-то время свою природу и заменить её человеческой. У Люси зашевелились волосы на голове. А ведь, пока они стояли в холле, Найтонмэйр всё время делал глотки из какой-то фляги – той, где плескалось вино, сварганное из человеческих жизней. Во всяком случае, стало ясно, что он имел ввиду, говоря «я прячусь». – Адский Виноградник, – продолжал старик, – это демон, точнее, его сделали демоном. И я, к глубочайшему сожалению, приложил к этому руку. – Вы? Каким образом? – удивилась Люси. – Меня и ещё нескольких волшебников сюда пригласили как экспертов по растениям. Он сказал, что хотел бы обзавестись виноградником, чтобы начать винодельню. Я не усмотрел в нём никаких дурных намерений, хотя должен был догадаться, когда он попросил меня сделать так, чтобы корни уходили в подвал поместья, что что-то тут нечисто. Выходит, он обратил магию, впитанную в корни, в чёрную, создав демона. И теперь всё это поместье стало одним огромным живым организмом, а мы – внутри этого чудища, и выхода у нас нет. – Не может быть, – не моргнув глазом, постановил Нацу. – Сейчас я малость поднажму, и!.. Он отчаянно пытался раздвинуть плечи, но тяжёлые и твёрдые, как сталь, путы не поддавались. Когда лицо Нацу стало приобретать лиловый от старания оттенок, на кончиках пальцев у него вспыхнуло пламя. Поняв, что физической силой действовать бесполезно, Нацу попробовал поднести горящие пальцы к лозе. Та слегка поворочалась недовольно, и сверху, но будто со всех сторон, послышалось какое-то страшное утробное рычание. Ещё мгновение – и кончик лозы, изогнутый, точно крюк, звонкой пощёчиной обрушился на Нацу. Он громко охнул и на минуту растерялся, хлопая глазами, как щенок, которого клюнул в нос воробей. Вторая попытка также не увенчалась успехом, а Нацу приобрёл ещё одну красную «ящерку» – уже на другой щеке. Старик умолял волшебника оставить попытки под аккомпанемент ярых стенающих молитв человека в комбинезоне, чей лоб приобрёл оттенок граната, а щёки были белыми, словно он хлопал по ним обвалянными в муке ладонями. – Нацу, хватит!.. – жалобно протянул Хеппи. – Ещё чуть-чуть!.. – заверил Нацу, хотя он, конечно, дал чересчур оптимистичный прогноз. Путы и не собирались поддаваться, а отдача становилась всё более ощутимой. Люси тем временем лихорадочно соображала. Сколько бы Нацу ни старался и сколько бы раз ни думал, что уже вот-вот, а ловушка не становилась ни менее смертоносной, ни податливой. Теперь она казалась ещё более страшной: одно дело, когда пытаешься сражаться с устройством, и совсем другое – если это устройство разумное. Всё то время, что они сидели тут, она пыталась прикинуть, сможет ли дотянуться до связки с ключами, но так до конца и не разобралась. Пальцами она исступлённо тянулась к кожаному ремешку, но нащупывала его лишь кончиками ногтей. Если бы ей удалось добраться хоть до какого-нибудь Звёздного Духа и освободить по крайней мере себя и Нацу с Хеппи, то они смогли бы бежать, а когда всё кончится, вернуться и спасти остальных пленных. Конечно, это было бы наилучшим раскладом, но Люси осознавала, что это лишь мечта. На деле всё оказалось в разы сложнее. – Скажите, господин, – обратилась она к старику, – а этот Адский Виноградник понимает, о чём мы с вами говорим? – Скорее всего, да, – кивнул тот, – Но не пытается нам помешать, – заметила Люси. – Думаю, он не полагает нас способными сопротивляться, поэтому и позволяет спокойно разговаривать. Этому демону до каждого из нас, как до человека, дела нет. Мы становимся ему интересны лишь тогда, когда можно воспользоваться нашей кровью. Прямо сказать, Люси это не очень-то обнадёжило, но тот, кто не рискует... Она ещё раз взвесила все шансы, вновь удостоверившись в сумасшествии задуманного, затем набрала в грудь воздуха, подобно тому, как пловец делает решающий вдох перед нырком, и запустила руку в связку с ключами. Сердце её бешено колотилось, кровь стучала в висках, заглушая все остальные звуки. Люси не помнила, что именно выкрикнула в тот момент, только мгновением позже перед ней стоял Телец, перекинувший огромный топор через могучее пятнистое плечо. Прежде, чем он рассыпался в сладострастных излияниях относительно её потрясающей фигуры, Люси сказала: – Телец, руби лозы надо мной! Огромный мускулистый бык с готовностью повиновался, не обращая внимания на обалдевшие взгляды остальных пленников, занёс топор и обрушился им на толстый слой зелени, застывший у Люси над головой. Заклинательница почувствовала напряжённую тряску, затем путы у неё на плечах ослабли, и она со всей силы рванулась вперёд. Путы поддались, и Люси рухнула посередине камеры, ощущая, как запах сырости и плесени влетает ей прямиком в нос. Нацу издал радостный возглас. Одновременно с этим послышался отдалённый рёв, как будто дикого зверя потревожили в его логове. Пленники вздрогнули и зажмурились. Телец вновь занёс топор. После второго удара Нацу оттолкнулся пятками от стены и отлетел вглубь камеры, затем вновь удар – Хеппи протиснулся к друзьям. Первые несколько секунд казались прекрасными мгновениями жаждуемой свободы, тело Люси вздохнуло с неописуемым облегчением. В следующую секунду она машинально потянулась в зудящей лодыжке и поняла, что попалась. – Люси! Её руку стискивала титановыми клешнями лоза, подползшая к ней, воспользовавшись кратковременной потерей бдительности. Люси стала лихорадочно трясти ногой, как будто бы пыталась сбросить надоедливое насекомое. Поднялась невообразимая суматоха. Точнее сказать, она бы уж точно поднялась, если бы пленники были способны двигаться. Сейчас же они из совершенно неподвижного состояния умудрялись поднять такой шум, что казалось, будто они мечутся по камере. Чем больше они урезонивали друг друга, тем протяжней становились ахи и охи. Первым оправился Нацу, который одним быстрым движением нанёс по лозе удар огненным кулаком. Раздался отдалённый дикий рёв, хватка ослабла, и Люси метнулась вперёд. Нога её была свободна, но это была лишь секундная передышка. Растение мгновенно кинулось в их сторону, неумолимо и смертоносно, словно бы чья-то умелая рука спустила упругую тетиву. Нацу и Люси синхронно отскочили в сторону, но зелёный кончик устремился прямо за ними, словно у него были собственные глаза. Подобная беготня по камере продолжалась довольно долго, пока спина заклинательницы не встретила холодное железо широких прутьев. Кровь застыла у неё в жилах. – Люси, нам надо убираться отсюда, – заметил Нацу, уворачиваясь от щупальца. «Мог бы и не говорить» Материализовавшаяся рядом Дева, отчего-то облачённая в купальник с болтающимися на запястьях наручниками, немедленно приступила к рытью подкопа, чем привела пленников в совершенный маразм, и стало ясно, что ещё одного такого эмоционального захода при их давлении и холестерине они просто не выдержат. По счастью, Дева проявила исключительную изобретательно и ухитрилась всё устроить так, что, провалившись в тоннель, можно было мгновенно выпасть уже за пределами камеры. Волшебники поспешно нырнули внутрь и секунду спустя уже неслись по длинным каменным коридорам, а вдогонку им неслись вопли ужаса и восхищения. А также вездесущие смертоносные лозы, как тени скользящие вдоль стен. От ужаса Люси перестала что-либо соображать, кроме того, что впереди у неё маячит, как сигнальный флаг, кончик чешуйчатого шарфа Нацу. Хеппи мелькал перед глазами расплывчатым синим пятном. Время от времени девушке казалось, что её схватили за лодыжку, но, превозмогая отвращение и страх, она неслась вперёд, тщетно стараясь разглядеть проблеск в конце этого мерзкого тёмного коридора. Тщедушные лоскутки пламени, теплившиеся в факелах, казалось, вот-вот потухнут, но Люси успокаивало присутствие Нацу – неиссякаемого источника тепла и света. Она изо всех сил тянула руки, надеясь сократить расстояние между ними, но хватала лишь воздух. Они бежали долго, и заклинательница почувствовала, что ещё немного и она рухнет на месте, или её лёгкие разорвутся. Коридор и не думал кончаться, а тоненькие лозы неотступно и бесшумно скользили за ними по стенам. Люси уже почти ничего не видела. Она рванулась вперёд... ...и начала стремительно проваливаться по тьму. Свет погас, словно кто-то разом задул все свечи на именинном торте. Последнее, что уловил взгляд, это обращённое к ней белое лицо огненного убийцы драконов – мгновенный блиц, внезапно выступивший из-за ширмы. Затем исчезло и оно. Безмолвный каменный лабиринт содрогнулся от вопля: – ЛЮСИ!!! Ещё минуту, а, может, целую вечность, покидающее её сознание цеплялось за стенающее эхо, как альпинист хватается за скользкие выступы в скале, но потом оно растворилось, погасло и умерло. Люси закрыла глаза.