Быть Богом - это адский труд

      Господь постановил: шесть дней работать, а седьмой день отдуваться отдыхать. Но Смерть как истая труженица постановила себе работать семь дней, и не днем меньше. И чтоб не тяп-ляп - а очень даже о-го-го. Ударно.       Ударность ее вышла изрядная, с размахом, от души.       А ведь все началось с маленького и вполне себе безобидного казуса. Почти что формальности, в какой-то степени даже традиции…       - Ой, а можно я камушек возьму в качестве сувенира на память?! – пустые глазницы жадно и деятельно посверкивали нехорошими искрами. - То есть как - какие права я на него имею? Тут же написано: «Здесь была Смер…». Ну а что вас не устраивает? Вы же сами гвоздь у меня отобрали, а теперь еще и претензии какие-то…       Но сим дело не ограничилось. Пылкая и деятельная натура требовала феерии, шика и раздолья для фантазии. Одним словом, было решено устроить праздничный фейерверк в честь… да просто так, одним словом. Ибо душа просила. Требовала даже. И грозилась - в случае отказа придумать что-нибудь поинтереснее.       Феерия и впрямь вышла славной. Не долгой, правда, но славной.       Суккуба сидела и рыдала горькими слезами, что теперь ее уволят. Ангелы тоже плакали, но от счастья, что так и будет.       - Ну я ж не хотела! - выла она. – Я ж не думала, что рванет-то так… кто ж знал, что у него фундамент таким ненадежным окажется… гастарбайтеры халтурят, а честным Смертям потом отдувайся!       Она всхлипнула, косясь в сторону божьего Царства-Государства тридевятого… В данном контексте слово «тридевятое» означало в буквальном смысле 3/9. То есть, от всей обители в целых осталось только 3/9...       Михаил расхаживал взад-вперед, заламывая руки и приговаривая, словно убеждая кого: «Не судите да не судимы будете, не судите да не судимы будете…» - а сам все время поглядывал на Смерть, борясь с чертовским искушением огреть ее чем-нибудь, да посильнее. Желательно, ее же косой. Чуть ниже головы.       - Ох, Сепа, - скулила костлявая, косясь в сторону массового скопления ангелов, которые отчего-то недобро так на нее поглядывали. – Ох, и не свидимся мы с тобой, Сепа. Этой… как ее… душой чую – не свидимся… Я тебя никогда не увижу!       - Я тебя никогда не забуду… - фраза прозвучала не совсем с тем окрасом, с каким хотелось бы слышать ее Суккубе, но зато весьма искренно и проникновенно.       Через четверть часа Смерть благополучно покинула место стажировки, что далось ей огромными усилиями. Встречали ее - как требовала формальность, зато провожали - как желала душа. И долго так провожали. С чувством. С толком. С расстановкой.       И хотя хлебом-солью не принято провожать, но душа же желала, как душу-то не уважить...       Поэтому и хлеб был, и соль... и яйца... и помидоры – но эти так себе.       Всевышний вернулся аккурат после симпозиума и решил сперва, что ошибся участком. Осмотрев повнимательнее округу, он пришел к заключению, что где-то на перекрестке свернул не туда, и оказался на одном из проселочных пунктов… и пункт находился определенно не в Раю.       Пока старческая психика перестраивалась геометрически и свыкалась с новым фактом, по ней блицкригом был нанесен один-единственный удар в виде трех рыдающих архангелов.       Выражения: «К такой-то матери…» - «Чтоб еще хоть раз…» - «Да за какие ж грехи-то…» - звучали чаще, чем того требовал контекст, однако суть была уяснена. Спустя два дня на двадцать седьмой участок было выслано письмо, которое дошло туда лишь спустя два месяца. В письме выражалась просьба отослать рекомендации, что было сделано незамедлительно, сей же час, однако цензура не пропустила отправное письмо, и оно скиталось еще полгода.

Сказка подошла к концу, мораль же сей сказки такова, что покуда Антихристовны будут править Божьим Царством-Государством, то не бывать ладу и порядку в Царстве ни теперь, ни после, ни во веки веков. Аминь.