"Я хочу предложить тебе сделку..."

Канеки стоял в воротах Камии, чувствуя себя до боли паршиво. Вчерашнее радостное возбуждение, вызванное началом нового семестра прошло сразу же, как объявили о мед.осмотре. А после долгожданного воссоединения с другом настроение юноши и вовсе упало до отрицательных значений. Его поразило самое горькое разочарование — разочарование в самом себе. Он не смог. То, к чему он готовился больше недели, разговор, разобранный в голове до мельчайших подробностей, все пошло прахом. А ведь все так хорошо начиналось! Они сидели в уединенном уголке одного маленького кафе, приятель, радовавшийся примирению не меньше самого Кена, готов был выслушать все, что тот пожелал бы ему сказать. Полугуль даже вступительное слово «обличительной речи» сказал удачно! А потом... Он просто не смог. Не смог сказать, смотря в глаза горячо любимому другу, ужасное «знаешь, Хидэ, я стал гулем». Не смог поведать о тех тяжких днях и открыть тайну своего исчезновения. Язык не повернулся выпалить горькое «я пошел на сделку со следователем из CCG и теперь он мой любовник». Губы дрогнули и не смогли выдать «понимаешь, он убьет ребят, если узнает, что мы общаемся, поэтому не мог бы ты больше не говорить им, где я». Он подвел Нагачику. А тот, видя, как тяжело дается ему неожиданное признание, сразу же перевел тему разговора и больше к этому не возвращался, бросив лишь понимающее «ничего, расскажешь, когда сможешь». И тогда парень почувствовал себя еще хуже. Он словно был маленьким навозным жуком, посредственным и жалким тараканом, которого безжалостно давят ногами испуганные хозяйки. Он — ничтожество. И сейчас, стоя в воротах кампуса он ясно понимал, что ступает в мышеловку, которая захлопнется, едва он сделает шаг внутрь. У него не было выбора, избежать этого он никак не мог. Вчерашний разговор с Аримой уничтожил последний лучик надежды, теплившийся в нем. Да, мужчина защитил его от осмотра, заверив ректора, что его «родственник» принесет справку из госпиталя при CCG, но прогулять занятия не разрешил. Более того, он сам привез его в Нэрима, высадив у знакомого торгового центра с требованием «выбросить из головы эту ерунду и взяться за ум». И вот он стоит здесь, и с риском опоздать на занятия, напрасно пытается оттянуть злополучный момент встречи с друзьями. По кампусу то тут, то там мелькали люди в белых халатах, нервируя и без того раздраженного студента. В аудитории стоял привычный гвалт голосов. Канеки глубоко вдыхал и выдыхал, стараясь настроиться на учебу и вслушаться в слова преподавателя. Почему-то у него, вдруг, возникло ощущение, будто кто-то сверлит его спину взглядом, чего быть никак не могло, так как он сидел на последнем ряду у стены. За окном сбоку неизвестная группа выстроилась в линию перед входом в соседний корпус, видимо, их уже повели на осмотр. Что же, это была прекрасная возможность разведать обстановку. Извинившись перед профессором психологии, полугуль вежливо попросился выйти и покинул душный кабинет. Коридоры, разносившие эхом разнобой различных лекций из классов, двери в которые остались открытыми, были пусты. Оппоненты Канеки не стали бы искать его сейчас, им это ни к чему. Судя по их плану, если конечно он все верно понял, его группу в полном составе принудительно приведут в мед.пункт. А там, наверняка, его подстерегут гули из клана Цукияма и незаметно изолируют ото всех. Что же, тем сильнее будет их удивление от того факта, что осмотра Кен все же избежит. Хотя, это не гарантирует того, что он не пересечется сегодня с друзьями. «Сколопендра» аккуратно подошел к окну, просматривая северный выход из кампуса. Как и ожидалось, трое людей, одетых в неприметную одежду, внимательно приглядывают за ним с разных сторон. Отсюда было невозможно понять, кто они, но в том, что это подчиненные «Гурмана» сомневаться не приходилось, юноша слишком хорошо его знал. Прогулка к окнам с видом на южный, восточный и западный концы территории ВУЗа дала аналогичный результат. Проверять главный выход уже не имело смысла, ловушка захлопнулась. Раздраженный Канеки гневно хрустнул пальцами. Впервые за много месяцев ему хотелось кого-нибудь убить или хотя бы сильно покалечить. Полугуль вспомнил уроки йоги и постарался успокоить себя дыхательной гимнастикой, повторяя, как мантру, одну военную мудрость: «Будь, словно скала, — спокоен и неподвижен, и враги твои сами упадут к твоим ногам, будто упавшие с дерева листья». Главное — не паниковать. Перебрав в голове все возможные варианты, «Глазная Повязка» заключил, что выбраться из Камии сквозь оцепление не наделав шума, а следовательно, не привлекая внимания Аримы, будет невозможно. Значит, столкновение с гулями неизбежно. А если разговора ему не избежать, то лучше его просто продумать наперед, чтобы исключить возникновение лишних проблем. Этим Канеки и занимался до середины третьей пары, когда его группу повели на осмотр. Кен отрешено смотрел, как носились по территории слуги дома Цукияма, обнаружив прореху в своем плане. Как взбешено поджимал губы «Гурман», лично проверяя каждый закуток, как нервно пинал камни, опиравшийся на ворота университета Нишики. Вдалеке каркали вороны. Юноша медленно спустился на первый этаж, не спеша продвигаясь к главному входу. В алых лучах заката осветленные волосы Нишио-семпая отдавали всеми оттенками оранжевого. — Да неужели? Решил, наконец, показаться на глаза друзьям, Канеки? — Нишио-семпай… Я хочу выпить. Почему бы нам всем не собраться в баре у Итори-сан? Разговор будет серьезным. Гуль раздраженно хмыкнул: — У Тоуки скоро закончится осмотр, та тварь обещала ей справку о показаниях RC. — Все еще не простили его? — Он пытался убить девушку, которую я люблю. Вообще не понимаю, как ты мог подпустить его так близко к себе… Ты идиот. Канеки обернулся на громкий окрик. «Гурман» со всех ног несся к нему. Полугуль, ни с того ни с сего, испытал безумное желание избить его до полусмерти. Разговор будет действительно трудным. Темно-красный. С того происшествия на стройке весь мир для Кена окрасился в темно-красный и, казалось, никогда не станет прежним. Жизнь — еда, смерть — еда. Все стало одинакового цвета. Даже единственный алкоголь, который он теперь может пить, был насыщенного темно-красного цвета. Напиток играл в изящном бокале, отсвечивая в косых лучах ламп всеми оттенками алого. Полугуль сидел за барной стойкой и молчал. Цукияма-сан нависал слева и, непозволительно сократив дистанцию, почти интимно прижимался к нему. В пабе висела угрюмая тишина. Итори, ради «дружеских» посиделок закрывшая заведение, выторговала себе право присутствовать при разговоре. Хинами, периодически отдергиваемая тактичным Банджо-саном, тихо всхлипывала где-то в углу. «Сколопендра» достал телефон из куртки и проверил время. Половина седьмого вечера. Он должен управиться, в самом худшем случае, хотя бы до восьми, чтобы успеть добраться «домой» до наступления комендантского часа. — Даже не знаю, с чего начать… — Начни с начала, — вскинулся Нишики, тут же отставивший свой бокал в сторону — как тебе удалось спастись? Что случилось с Ирими и Комой? И где ты скрывался все это время?! — Почему ты не хочешь с нами общаться? Голос Тоуки-тян был холодным и сухим, не выражающим никаких эмоций. Юноша почувствовал на кончике языка горьковатый привкус ее растерянности. — Я не… В тот раз, сбежать мне не удалось. Меня «убили». «Глазная Повязка» чувствовал, как за спиной друзья недоуменно переглядываются. Парень зажмурился и потер переносицу. Воспоминания о прошлом мелькали перед глазами картинками из какого-то безумно запутанного сюрреалистического ужастика. Он в подробностях описал все свои действия, после того, как спрыгнул тогда с крыши. И хотя встреча с «Богом Смерти CCG» на словах получилась немного бледнее реальности, по тому, как Цукияма все крепче и крепче сжимал удерживающие «добычу» руки, Кен понял, что основной смысл до друзей он донес. — И вот, я оказался в Коккурии на SS уровне… Я провел там четыре месяца, хотя, и не сразу это понял. Условия были действительно жуткими и я был на грани. Полностью все осознать смог уже на свободе. — Но как ты сбежал, Канеки? В грубом басе Банджо-сана звенели нотки глубоких переживаний. Юноша почувствовал, как больно сжалось сердце. Несмотря ни на что, о нем до сих пор так заботятся… — … Нет. Я не… сбегал. В зале послышались удивленные возгласы. Собравшиеся требовали объяснений и подробностей. Итори-сан любезно открыла новую бутылку и заполнила едва опустевший бокал до самых краев. Возможно, она рассчитывала, что алкоголь поможет развязать скупой на комментарии язык студента. Услышав приличную дозу откровений, она могла бы надолго занять «Клоунов» новой игрой. — Я дошел до самой последней черты, когда от голода регенерация перестает работать и кожа начинает шелушиться и кровоточить. Мое сердце отказывалось перекачивать кровь и я перестал воспринимать окружающую обстановку. Мозг бунтовал. Голова раскалывалась. Я бредил… И тогда появился он. Один высокопоставленный «голубь», сам не знаю почему, заступился за меня и поднял перед начальством вопрос о гуманизме. Они что-то решали, думаю, это было нечто, вроде суда, где меня оправдали. Хотя… Они посчитали, что я был рожден человеком, стал жертвой экспериментов, следовательно, являюсь пострадавшей стороной. Мои действия классифицировали, как превышение пределов самообороны. Полугуль сделал приличный глоток «вина», промочив пересохшее горло: — Потом, меня выпустили. В рамках «реабилитационной программы» я был назначен на должность следователя в CCG и одновременно с этим зачислен в их же Академию для перепрофилирования. Конечно, мне позволили продолжить учебу в Камии, я же, вроде как жертва обстоятельств. И обращаются со мной, как с человеком. Но… и плата за это немаленькая. Все мои действия проверяются, за мной пристально следят. Я живу там, где велено и всегда возвращаюсь домой до наступления комендантского часа, чтобы избежать возможности моего побега. Мне запрещено даже смотреть в сторону гулей, если это не касается работы. В случае, если я буду уличен в общении с ними, или, не дай Бог попытаюсь помочь им сбежать, это будет расцениваться, как попытка дезертирства и тогда меня и их ждет казнь. Поэтому… прекратите меня преследовать. Я действую в ваших же интересах. Кен едва успел договорить, как интуиция подала сигнал тревоги, приказывая немедленно пригнуть голову. Массивный деревянный табурет с грохотом врезался в стену, пролетев всего в двух сантиметрах от его макушки. — «Действуешь в наших интересах»?! Не лги себе! — голос Тоуки эхом разнесся по залу, звонкими оплеухами обвинений раня в самое сердце — Ты просто трус, который продался «голубям» за возможность выйти из Коккурии! Цеплявшийся за дернувшегося юношу Цукияма нелепо свалился на пол, но тут же вскочил на ноги, ошалело покосившись на девушку: — Ты что творишь, Киришима? — Что я творю? Что ты творишь! Ты защищаешь предателя! — Прекрати нести бред. Что за театр абсурда? Главное, что Канеки-кун вообще выжил. Почему ты не рада? — Заткнись, идиот! Он нас предал! Он стал следователем! Что ты на это скажешь? «Гурман», за эти месяцы разительно преобразившийся, в тусклом свете ламп казался еще худее и бледнее. Пожалуй, сейчас определение «полоумный маньяк» подошло бы ему, как никогда. — Это… это, конечно, неожиданно… Я никогда бы не подумал, что он станет следователем в CCG… Да какая, к черту, разница?! Канеки-кун это Канеки-кун! Нет ничего важнее Канеки-куна! «Кролик» насмешливо скривила губы и находившийся на грани срыва мужчина кинулся вперед, яростно сверкая лихорадочно блестящими глазами. Завязалась потасовка. Хозяйка заведения, прикрывшая собой холодильник с особо ценным «алкоголем» пыталась вразумить гостей чинить разборки на улице. Нишики, вступившийся за Тоуку, пытался скрутить разбушевавшегося Шуу. Банждо-сан, велев своим людям присматривать за разрыдавшейся в голос Хинами, старался оттащить Киришиму подальше от обидчика. Кен шокировано смотрел на разворачивающуюся перед ним сцену, ноги налились свинцом и словно приклеились к полу. В пабе стоял жуткий гвалт. Громкое и твердое «хватит» раскатами грома разнеслось по помещению. Этот голос был «Глазной Повязке» хорошо знаком. Забывший, как дышать, юноша, медленно повернулся к двери. Крепкий силуэт Йомо-сана, обтянутый черной тяжелой косухой, занял почти весь проем. Студент даже и не думал, что он собирается почтить их компанию своим присутствием! Гули растеряно замерли. — Кен, это твой окончательный выбор? Ты действительно уверен, что хочешь навсегда покинуть мир гулей? «Сколопендра» устало опустил взгляд, в последний раз пробежавшись глазами по комнате, и до дна опустошил свой бокал. Горло саднило. — Да. — Тогда ты можешь быть свободен. Никто больше не побеспокоит тебя. Комната кружилась. Канеки нагнулся и поднял сумку с пола, проверяя время на телефоне. Он успеет, если поторопится. В ушах ужасно зашумело, голос едва заметно дрогнул на последнем слоге: — … Прощайте. Кен крепко зажмурился и вновь открыл глаза. Белый. Белый был повсюду. Белая мебель и стены, белое постельное белье, белый «Бог Смерти» обнимающий его сзади. Липкая беловатая сперма, потеками засыхающая на его ногах. Темно-красная реальность отступала. Теперь, весь мир для него всегда будет белым… Хотя… даже в слабом свете луны слезы так и остались прозрачными…