Двойная жизнь

Остаток рабочего дня прошел для Хауса словно в густом прибрежном тумане, пронизываемом только светом возвышающегося над морем маяка. Его почти неодолимо тянуло в кабинет Уилсона, которому он хотел рассказать обо всем и показать себя безоговорочно счастливым. Но, подумав немного, он решил отложить этот важный разговор до вечера. Канал «Дискавери» вел беспристрастное документальное повествование об искусственных спутниках Земли, постепенно уводя Уилсона с поверхности родной планеты на околоземную орбиту. Глядя в экран с отсутствующим видом, Джеймс не обращал внимания на Хауса, сидящего на своей половине дивана и тоже витающего где-то далеко, но явно в другой части Галактики. И это расстояние между друзьями в несколько световых лет стремительно сократилось до промежутка вытянутой руки, как только Хаус сказал: — Мы с Лизой сегодня занимались любовью. Уилсон, неожиданно выхваченный из межпланетного пространства, ошеломленно поглядел на Хауса, не скрывающего радости и торжества. Улыбкой Грега в эту минуту не погнушался бы любой новоявленный властелин мира. Но для Уилсона эта улыбка стала сигналом тревоги. — Хаус, мне страшно предположить, какой травы ты обкурился. Но пообещай, что больше не будешь баловаться ею, — не сводя с друга напряженно-внимательного взгляда, попросил Джеймс. — Уилсон, я чист! Мы с Лизой любим друг друга и сегодня в обеденный перерыв были вместе! — Вот что бывает, если вовремя не решать проблемы! Теперь ты окончательно свихнулся из-за нее! — Ты даже не представляешь, насколько вовремя я решил все свои проблемы, связанные с Кадди! Мы с ней женаты! А после всего, что было вчера и сегодня она навсегда только моя! Челюсть Уилсона при словах «мы женаты» не коснулась черно-белого пола исключительно потому, что человеческое естество не терпит по отношению к себе столь грубого насилия. Он продолжал в полном изумлении смотреть на Хауса и внутренне холодел от страшных кадров цветной кинохроники, проходящих перед мысленным взором. Уилсон представил друга навек запертым в психиатрической лечебнице, словно наяву уже присутствовал на консилиуме психиатров, скорбно произносящих: «Нам очень жаль, доктор Уилсон». Коснулось его сознания и мимолетное желание расправиться с Кадди за то, что она отвергла столь сильно влюбленного в нее человека. Он теперь неизлечим, и никто ничем не сможет ему помочь. Даже ей не удалось бы, если бы она сочла за лучшее сменить гнев на милость. — Хаус, успокойся, ладно? — утешающим тоном сказал Джеймс. — Мы с тобой сейчас поедем к Нолану… — Проклятье, Уилсон! — грубо оборвал его фразу Хаус. — Ты совсем отупел! Мне не нужна промывка мозга, я в своем уме, чувствую себя лучше некуда! Она меня любит, потому что не может иначе! — Хаус, да не сошелся же на ней клином белый свет! — сердито воскликнул Уилсон. — Сошелся! И для нее, и для меня! Не веришь мне, позвони ей! И пока Уилсон отрицательно вращал головой, пытаясь собраться с мыслями для продолжения спора, зазвонил мобильный телефон Хауса, и он, адресовав Джеймсу очередную торжествующую улыбку, нажал кнопку ответа на вызов. — Солнышко, — сказал Хаус в трубку и, услышав в ответ только рыдания, переменился в лице. Ликование безжалостно поглотила тревога в тесном переплетении с тяжелым вчерашним предчувствием. — Лиза, что случилось? — мягко спросил Грег, одновременно вплотную приближаясь к пониманию, что узнать что-нибудь осмысленное из телефонного разговора ему не удастся. — Я сейчас приеду. Договорились? И постарайся успокоиться. Я не сумею превратить следы слез на твоих щеках в объяснения. Но я люблю тебя и всё для тебя сделаю. Он нажал кнопку завершения вызова, поднялся с дивана, схватил с его спинки свой серый пиджак и, одевая его на ходу, направился к выходу из квартиры. Уилсона весь этот телефонный разговор и дальнейшее поведение Хауса лишь убедили в верности его подозрений о безумии друга. — И ты не хочешь сказать, кто на самом деле тебе звонил? — вопрос Джеймса прозвучал Грегу вдогонку. Хаус остановился на пороге, оглянулся на друга и предложил: — Поехали к ней, заодно спросишь ее обо всем, во что не веришь. — Хаус, — жестко сказал Уилсон, подходя к шкафу и вытаскивая из него свое бежевое полупальто, — Кадди встречается с Лукасом, и я не понимаю, сколько раз она должна оттолкнуть тебя, чтобы ты уяснил, что она… — Она — моя и со мной! — категорическим, не терпящим возражений тоном заявил Хаус и, схватив Уилсона за предплечье, вытащил его из квартиры. Друзья захлопнули входную дверь и пошли к лифту. В машине, ожесточенно разгоняя ее до предельной скорости, Хаус принялся размышлять вслух о том, что могло случиться с Кадди. — Из ее рыданий почти ничего нельзя было разобрать, — объяснил он Уилсону. — Только «Рейчел» и «ты мне нужен». И первое упомянуто чаще, чем второе. — Возможно, Рейчел заболела, — предположил Уилсон. — Она не стала бы так убиваться из-за этого, — мгновенно отбросил версию друга Грег. — Врач, которого она считает лучшим, примчится по первому зову. — Этот врач тоже не всемогущ, — возразил Джеймс. — Есть болезни, диагностировать которые способен даже студент-второкурсник, — дополнил он свою мысль. — Но вылечить не под силу никому из врачей с мировым именем. — Не накликал бы ты беды, — задумчиво ответил Хаус. — Смерть Рейчел способна обернуться самыми непредсказуемыми для нас с Лизой последствиями. — Хаус, прекрати меня разыгрывать! — потребовал Уилсон. — Нет никаких вас! Есть только заболевший ребенок и мать, обезумевшая от мысли, что болезнь может оказаться смертельной. Да и это лишь в том случае, если ее плач — не спецэффект твоей больной обостренной фантазии! — Прекрати тупить, Уилсон! — раздраженно откликнулся Хаус. — Я сейчас здоровее всех психиатров вместе взятых! Лиза моя жена, и я не хочу, чтобы она плакала, да еще так, словно рушится все мироздание! И остаток пути к дому Кадди оба друга провели в молчании. Возле двери ее дома Хаус пару секунд отдал колебаниям, воспользоваться ли звонком или открыть дверь тем ключом, что остался у него с той поры, когда они расставались лишь затем, чтобы позже устроить любовный пир во славу новой встречи. Уилсон же, глядя на Хауса, вкладывающего ключ в замок белой двери, подумал о Лукасе, сделавшим в прошлом году дубликаты ключей от квартир всех подчиненных Грега. Но любопытство Хауса, начавшись с подчиненных, неизменно заканчивается прицельным огнем внимания по желанному и неприступному начальнику. Когда Хаус и Уилсон вошли в гостиную, Кадди сидела на диване, подтянув колени к подбородку и обхватив ноги обеими руками. Рыданий уже не было, она беззвучно плакала, присматриваясь к какой-то только ей видимой точке на стене комнаты. Заметив Хауса, спешащего к ней, насколько позволяет прихрамывающая походка, Лиза быстро переместилась с дивана на пол и бросилась к мужу. Она прижала одну ладонь к его затылку, другую положила чуть ниже ключицы и прикоснулась губами к губам Грега, вначале робко и нерешительно, затем, после его ответа, поцелуй стал набирать пыла и огня, словно поднимающихся из самого центра двух сердец. Но в то же время поцелуй вышел горьким и соленым от ее слез, и Хаус покрепче прижал ее к себе, желая поделиться собственной уверенностью и силой духа. «И долго ли я так тупил? — задавался в этот момент Уилсон безответным вопросом. Он отвел от Грега и Лизы глаза после первых нескольких секунд поцелуя, подошел к черному кожаному креслу и устроился в нем. — Как я мог не видеть, что они попросту одержимы друг другом? Да, она была права, у нас с ней точно ничего не получилось бы. Сколько бы я ни старался для нее, мне никогда не удалось бы так ее поцеловать. Словно это первый и последний поцелуй в моей жизни. Они же не целуются даже, они соединяются в целое. А я был так слеп, что пытался быть между ними посредником! — он невесело усмехнулся и озадаченно покачал головой. — Не удивительно, что у меня ничего не вышло. Нельзя соединить тех, кто и так уже неразрывно связан». Не выпуская Кадди из объятий, Хаус сел на диван и усадил ее на свое здоровое бедро. Он еще раз ласково поцеловал ее, слегка коснувшись мягких и трепещущих губ. Потом заглянул в ее серые глаза, переполненные слезами, и почувствовал, как сердце наполняется болью и гневом. Тот, кто заставил плакать этот светлый взор, достоин самой мучительной участи. Только бы виновной не оказалась какая-нибудь загадочная инфекция, ей не очень-то устроишь подобающий час расплаты. Хаус переплел пальцы их рук и с ласковой осторожностью снял губами очередную слезу с ее левой щеки. Но это движение, переполненное нежности, не только не успокоило Лизу, но и вызвало еще более безутешные рыдания. — Уилсон, — обратился Грег к другу, — на кухне есть аптечка, принеси успокоительное. Самое сильное из всего, что найдешь. Джеймс кивнул, встал с кресла и пошел на кухню. Хаус на мгновение прижался лбом к ее лбу и тихо, умиротворяющее сказал: — Лиза, мне нужно знать, что случилось. Давай вместе поплачем, когда все будет позади. Кадди попыталась ответить, но слова, как и прежде, утонули в рыданиях. Уилсон вернулся с успокоительными таблетками и стаканом воды, передал их Кадди и отошел к своему креслу. Лиза запила таблетки водой и поставила стакан на журнальный столик. В ожидании действия лекарства Хаус положил ее голову к себе на плечо и бережно провел свободной от сплетения пальцев ладонью по спутанным темным волосам. Кадди стала затихать в его руках. — Надеюсь, Уилсон не перепутал успокоительное со снотворным, — с легкой иронией в голосе подтрунил над лучшим другом Хаус. — Поспать тебе тоже пошло бы на пользу, но прежде мы должны поговорить. — Я ничего ни с чем не перепутал, — сообщил Уилсон. — Но любое успокоительное навьючено седативным эффектом. Минуты три они все помолчали, а потом, немного успокоившись, Кадди сказала: — Рейчел похитили. Сердце Хауса дрогнуло и пропустило удар. — Когда? — взволнованно спросил он. — Сегодня днем, — с трудом выговаривая слова, ответила Лиза. — Марина, ее няня, гуляла с ней по улице и… — она снова залилась слезами, с которыми ей удалось справиться лишь минут через пять, посвященных нескольким глубоким поцелуям с Хаусом. — Грег, ты только представь, ее забрали среди белого дня на глазах у нескольких человек! Похититель велел Марине никуда не звонить — ни мне, ни в полицию, если только она хочет, чтобы Рейчел осталась цела. — Где сейчас няня? — задал следующий вопрос Хаус. — В комнате Рейчел. Но она не виновата, Грег. Не будь с нею слишком суров. — Не важно пока, кто и в чем виноват, — заметил Хаус. — Мне нужны показания, и лучше всего правдивые, — он заглянул в глаза Кадди. — Пообещай мне не оплакивать Рейчел раньше времени. — Я не… — Вот именно, что да! Но она жива, и я ее найду. Где бы она ни находилась. После этого пылкого обещания Хаус одной рукой подхватил Кадди подмышками, второй под коленями и аккуратно, словно невесомое перышко, уложил на диван. Лиза тотчас же переместилась в полусидящее положение. — И еще, солнышко, — внезапно вспомнил Грег, стоя на полу возле дивана и не сводя с жены внимательных глаз, — мне нужна фотография Рейчел. Возможно, придется спрашивать о ней у посторонних, — пояснил он, не желая признаваться, что, прежде всего, фото пригодится ему, так как он довольно давно видел девочку в последний раз, очень недолго и вскользь. Да и меняются такие маленькие дети с завидным постоянством, так что ему при любом раскладе без фотографии ее и не узнать. Кадди поднялась с дивана и пошла в библиотеку за фотоальбомом. Хаус направился в детскую. Марина, няня Рейчел сидела в кресле-качалке возле опустевшей белой кроватки и застывшим взглядом смотрела в пустое пространство прямо перед собой. Ее круглое, полное и некрасивое лицо сильно припухло от слез. Но к той минуте, когда Хаус, опираясь на трость и прихрамывая, вошел в комнату, у нее уже не было сил плакать. — Рассказывайте, — без предисловий велел Марине Грег. — Кто отобрал у вас Рейчел, и как это вообще произошло? — Мы с малюткой ходили по магазинам, — принялась объяснять няня. — И вот вышли мы из очередного супермаркета, на улице Франклина Рузвельта, — усиленно вспоминала она детали, способные оказаться важными. — Шли по тротуару, когда Рейчел увидела короля-льва. Ну то есть человека в костюме мультяшного персонажа. Знаете, как актеры наряжаются для детских праздников? Хаус понимающе кивнул и сделал нетерпеливый жест рукой, требуя продолжения рассказа. — Надо тут сказать, что мультик про короля-льва у нее самый любимый. И поэтому она как его увидела, так уже и взгляда отвести не могла. А этот ряженый подошел к ней, присел на корточки, протянул руку, ну как бы предлагая дружить. И она протянула, и … — няня захлебнулась рыданиями. — Сейчас не время лить слезы, — заявил Хаус. — Этим вы не поможете Рейчел. Так что же произошло потом? — О-он-н, — тяжело переводя дух, с трудом выговорила няня, — схватил ее на руки, и прежде, чем я смогла понять, что происходит, потребовал, чтобы я помалкивала и не звонила ни в полицию, ни ее матери, если только хочу, чтобы она уцелела. — И прохожие это видели и слышали? — задал уточняющий вопрос Хаус. — Видеть – да, многие видели, но так чтобы очень близко никого не было, а со стороны выглядело так, будто я отпустила малышку к старому доброму знакомому. Девочка ничего не поняла из его угрожающих слов, продолжала улыбаться и радоваться, как радовалась бы, если бы король-лев выбежал к ней из кадра мультфильма. А он, отдав мне приказ, спокойно и нагло пошел к своей машине. Кажется, это была Хонда, а, может и нет. Я в них совершенно не разбираюсь, сэр, — с сожалением покачала головой Марина. — Номер запомнили? — со слабой надеждой в голосе спросил Грег. — Номер очень тщательно был замазан грязью, ничего не разобрать. Простите, сэр, я так подвела. Я теперь и взглянуть не смогу на доктора Кадди. Она была такой счастливой вчера и сегодня, а я… — Чувство вины бесполезно, — поделился своим давним убеждением Хаус и, подумав немного, спросил: — И вот еще что. Когда он вам угрожал, голос не показался знакомым? — Показался, сэр. Но это точно был не его собственный голос. — То есть как? — переспросил Хаус. — Голос был очень похож на голос актера, который дублирует короля-льва в мультике. — Этот дурень не совсем дурак, — пробормотал себе под нос Грег, уходя из детской. Правда представала перед ним во весь рост, но он не осмеливался до конца поверить в нее. Все выглядело настолько простым, что в этой простоте ему уже мерещилась ловушка, и он решил не говорить Кадди и Уилсону о своих догадках. Кадди со слезами на глазах протянула Хаусу фотографию Рейчел, как только он подошел к дивану. Очаровательная темноголовая девочка, ровесница их с Лизой разлуки, улыбалась безмерно удивленною улыбкой, словно сумела разглядеть за спиной фотографа какое-то невероятное чудо. Грег изучающим взглядом посмотрел с минуту на фото и убрал его во внутренний карман пиджака. — Она еще даже не говорит, — дрожащим голосом сказала Лиза. — Мой маленький зайчонок… — Ты еще много чего от нее услышишь, — пообещал Хаус, присаживаясь рядом с нею на диван и обнимая ее. — В том числе и о том, что она влюбилась и согласна жить и в шалаше, но лишь бы с любимым вместе. Кадди невольно улыбнулась последним словам Грега. Подобный поворот судьбы годовалого ребенка сейчас представлялся ей невообразимо далеким. Хаус коснулся губами горячих и соленых губ жены, и, увлекаясь поцелуем, они выпали ненадолго из строгих границ беспощадной реальности. Им обоим казалось невозможным оторваться друг от друга совершенно так же, как свежим, алеющим гроздьям избалованной солнцем рябины невозможно без постороннего вмешательства оторваться от питающей их древесной ветки. И только боль, смертоносною хваткой сжимающая материнское сердце Лизы, помогла ей опомниться и сбросить с себя головокружительное колдовство того обособленного мира, что издавна существовал исключительно для них с Грегом. Кадди с мягкою осторожностью завершила поцелуй едва ощутимым прикосновением к губам Хауса и поглядела на него умоляющим взглядом. Хаус еле заметно кивнул, подхватывая на лету усиление ее тревоги. Поднимаясь с дивана, он потянул за собой Кадди, удерживая левую руку на ее талии. — Пойдем, ты проводишь меня до двери, — предложил Грег тихим и ровным тоном. И, повышая голос, прибавил: — А Уилсон дойдет со мной до машины. — Лучше бы наоборот, — слабо улыбнулась Кадди, — но будь по-твоему. И они направились к двери, не разнимая обоюдного полуобъятия. Уилсон шел за ними вслед, держась на расстоянии не менее двух шагов и невольно любуясь почти осязаемой гармонией между его беспамятно влюбленными друзьями. Подойдя к порогу дома, Грег и Лиза еще раз с неутолимой жадностью поцеловались, снова вынудив Уилсона отвести от них понимающие глаза. — Будь осторожен, — героическим усилием воли обрывая поцелуй, попросила Кадди. — Береги себя. — Я наведу порядок, Лиз, — ответил Хаус. — И не вернусь без нашей дочери. Сердцу, порывам и чувствам Лизы стало от этих слов тесно в груди, перехватило на мгновение дыхание и ненадолго отступили от рассудка полчища всевозможных страхов. Хаус найдет Рейчел, но сделает это не только для Кадди и осушения ее слез, но и для себя и для них троих. Лиза ослепительно улыбнулась, превращаясь на короткий век этой улыбки в источник солнечного света. — Наша дочь, — в полном изумлении повторила она невероятные слова Грега. — Ты, конечно, всегда думала, что у девочек бывают только мамы, — пошутил Хаус. — А у мальчиков только папы. Но в живой природе все устроено немного сложнее. — Да, Грег, я до сих пор живу в плену иллюзии, что дети появляются от воздушных поцелуев, — шуткой ответила Кадди, медленно выпуская Хауса из объятий и начиная тосковать о нем в тот же миг, как за ним и Уилсоном закрылась входная дверь. Она подошла к двери вплотную и прижалась лбом к ее центральной части, словно ожидая, что Грег вот-вот вернется, и она сможет настежь распахнуть перед ним разделяющую их преграду. Постояв так около минуты, она ушла в гостиную, безуспешно отгоняя внезапно нахлынувшие воспоминания о вечере десятидневного юбилея, когда она почти в точности также проводила своего любимого супруга до крыльца, не подозревая, что отпускает его навстречу смертельной опасности. Уилсон и Хаус дошли до Ниссана молча, Грег словно бы взвешивал неизвестные Джеймсу чрезвычайно важные промежуточные выводы. Уилсону даже показалось, что Хаус забыл об его существовании, настолько отстраненным и далеким выглядел Грег. Но, открывая дверь рядом с водительским сидением автомобиля, Хаус сказал: — Будь с ней рядом, Уилсон. Пока я не вернусь, она и на полминуты не должна оставаться одна. — Чего ты боишься? — удивился Уилсон. — И после этого, кто же из нас женский сердцевед? — пожал плечами Хаус и тотчас же пояснил: — Ее нужно отвлечь от всех тех ужасов, что она уже в избытке напридумывала. Ей сейчас нельзя быть одной. Иди, а я постараюсь побыстрее обернуться. — У тебя есть версия? — заинтересованно осведомился Джеймс. — И клубок сомнений в довесок, — ответил Хаус, забираясь в кабину и захлопывая дверь авто. Он резко сорвался с места, и уже вскоре уходил на поворот в самом конце улицы. Уилсон вернулся в дом, прошел в гостиную и присел на диван возле потерянной и подавленной всем происходящим Кадди. В этот момент она более всего напоминала ребенка, прибежавшего с прогулки по улице и обнаружившего своих родителей мертвыми, покинувшими ее в беспросветной пучине самых немыслимых жестокостей земного мира. — Только бы Хаус вернулся, — непослушным, срывающимся голосом проговорила Лиза. — Только бы все обошлось. — Ничего с ним не случится, — заявил Уилсон, сочувственно наблюдая за всеми оттенками нечеловеческих терзаний, отраженных на лице Кадди. — Ты же знаешь, Хаус в нескольких рубашках родился. И он может пройти сквозь воду сухим, а сквозь огонь не обожженным. — Но почему тогда у меня такое чувство, словно я послала его на смерть? — спросила Кадди. — У тебя паника, Лиза, и ей нельзя доверяться, — сделал справедливое замечание Уилсон, раздираемый в этот миг двумя противоположными стремлениями. Ему хотелось обнять ее, взять за руку и успокаивать до полного рассеивания всех одолевающих ее кошмаров. Но одновременно с этим желанием, с осознанием важности и необходимости подобных объятий, он ощущал себя лишним. В его глазах Кадди была теперь не столько его другом, сколько женой человека, которого внутри себя он давно уже именовал своим братом. Когда-то, относительно недавно, еще и трех лет не прошло, Уилсон и сам слишком много думал об этой женщине, скатываясь порою в нежно окрашенные несбыточные грезы. И обнять ее сейчас, даже в подобную тяжелейшую драматическую минуту ему представлялось равным беспримерному предательству и брата своего, и самого себя. — Если бы виной всему была паника, мне было бы несравнимо легче, — возразила Кадди. Она заметила его замешательство, истинно женским чутьем уловила подоплеку этой неловкости и, немного отодвинувшись от Джеймса, подтянула колени к подбородку, обхватывая согнутые ноги обеими руками. — Но никто не знает замыслов того, кто забрал Рейчел. Нелюди, способные на преступление против ребенка, самые отъявленные из всех мерзавцев. И если уж ребенок для таких зверей всего лишь разменная монета в жестокой бандитской игре, то взрослый и вовсе сойдет за букашку, которую раздавить не жаль. — Хаус выглядел так, словно ему известен ответ, — поделился своим предположением Уилсон. — И при этом он показался мне разочарованным, как бывает, когда под наслоениями загадок он обнаруживает что-то, недостойное его хлопот. — Его первая мысль очень редко оказывается верной, — напомнила Кадди. — Попробуй подсчитать, сколько раз в среднем он ошибается на пути к точному диагнозу. Но если бы все действительно выявилось простым и очевидным, моя благодарность небу не знала бы никаких горизонтов. — Так или иначе, он вернется, Лиза. Хаус всегда возвращается, тем более к тебе, — и Уилсон, под влиянием всех свалившихся на него откровений, потрясенно покачал головой. — Я все могу понять, но, черт меня вразуми, почему вам с ним даже свадьбу понадобилось скрыть ото всех, включая меня! — Таково было желание Грега, Джеймс, — невольно улыбнулась Кадди, вспомнив о тех днях, когда Хаус решил на ней жениться. — Он опасался бросить тень на свою репутацию истинного мужчины, не созданного для супружества. А я слишком его любила и сходила по нему с ума. И не придавала значения всем этим условностям, требующим присутствия нескольких десятков подвыпивших людей во имя того, чтобы союз двоих любящих был засчитан свершившимся. Я, как и он, хотела быть вдвоем с ним и, прости, Джеймс, в тот момент даже ты был бы некстати. — Вы с Хаусом неизлечимые романтики, — наградил Уилсон своих друзей не подлежащим критике диагнозом. — Поверить во все это не могу! И кем же я должен теперь себя чувствовать? Я же влез в ваше с ним очень личное сведение счетов, присвоив себе квартиру, которую выбрала ты. Я, как последний болван, учил его ухаживать за тобой! А он, по-видимому, умел это лучше меня, раз из нас двоих ты предпочла его! — У нас с ним была всего одна ночь, когда он ухаживал за мной в традиционном понимании этой фразы, — преобразилась от пленительной улыбки Кадди. — В ту ночь мы оба были пьяны от переполняющих нас чувств. Все остальное время он был Хаусом, тем самым гениально многогранным человеком, каким я полюбила его еще в Мичигане. А что касается квартиры, то ты поступил так, как считал правильным. — Нет, — отрицательно повертел головой Уилсон, — я был абсолютно не прав. Если бы я только знал, что вы женаты, что у вас с ним всё настолько серьезно, я ни за какие награды не влез бы в ваши отношения этаким заступником «обиженного» Хауса. Я тогда знал бы, что любая ваша ссора — крайне недолговечное явление и придется остаться в дураках, как только вашей перебранке выйдет строго отмерянный срок. — Этот срок я могу обозначить в днях, — с грустью отметила Кадди, и улыбка мгновенно исчезла с ее лица. — Внушительная цифра. А теперь может выйти, что я больше не увижу ни его, ни Рейчел. — Они оба вернутся, Лиза, — снова, еще увереннее прежнего, сказал Джеймс. — И знаешь что? Я отдам вам с Хаусом эту квартиру, — он на мгновение смущенно запнулся из-за мысли, последовавшей вдогонку его великодушному предложению: — То есть, я на самом деле подарил бы вам ее, но мне не по доходам такой подарок. Поэтому вы с ним заплатите столько, сколько ты собиралась заплатить, пока я не сломал все твои планы своею ребяческой местью. Разница в цене будет моим подарком к уже прошедшей свадьбе. — Ты не обязан этого делать, Джеймс, — испытывая чувство крайней неловкости, ответила Кадди. — Мы не заслужили такого щедрого жеста с твоей стороны. — Но именно такой поступок я мог бы считать правильным, — возразил Уилсон. — И потом, Лиза, мне не привыкать уходить в никуда из своего дома. Я трижды так делал, когда разводился с моими женами. Оставлял им всё и уходил. А на этот раз ситуация даже не будет настолько скверной, ведь у меня будут деньги что-нибудь подобрать. Тем более эту квартиру выбирал не я, и, положа руку на сердце, я не могу сказать, что она меня сколько-нибудь греет. Уверен, Хаусу она нравится намного больше просто потому, что ее присмотрела ты. — Ты почти убедил меня, — согласилась с доводами Уилсона Кадди. — Но не будем принимать окончательного решения без участия Грега. — Для себя я уже твердо решил. А Хаусу я заранее скажу, что поссорюсь с ним навсегда, если мое решение чем-нибудь его не устроит. Так что квартира ваша, можно хоть завтра переоформить документы. И не будем больше об этом, давай включим телевизор, если ты не против. Разумеется, у Кадди не было желания смотреть телевизор, но она хорошо понимала, что Уилсон стремится всячески отвлечь ее от разрушительных мыслей и не могла не испытывать признательности за его чуткую и тактичную заботу о ней. Телепрограмма нимало не увлекла ее. Грег и Рейчел, беспечно веселые и безмерно дорогие, виделись ей в каждом мелькающем на экране человеке. Сердце, то сжимаясь, то угрожая рассыпаться на миллионы мельчайших пульсирующих сосудов, превращало в пытку каждое мгновение этого долгого, невыносимо тягостного ожидания.