Как в сказке

Джон спустил курок. Нажимал на него снова и снова, как под аффектом, не понимая, что делает. И когда стихли выстрелы, вспомнил, как нужно дышать. А еще ему нужно подойти к этой демонической твари, огромной черной тенью лежащей неподвижно в десятке метров перед ним, и убедиться, что она мертва. Окончательно и бесповоротно. Превозмогая волнение и дрожь в ватных ногах, шаг за шагом Джон приблизился к материальному воплощению своего ночного кошмара. Он уже практически различал песчинки пыли на угольно-черной шерсти, видел проблеск клыков, выступавших над нижней губой, и тут услышал чей-то отчаянный крик. Он сам не знал как, но сразу понял, что это его сын. Стайлз. В голове за секунду успевают панически пронестись сотни едва осознаваемых, но от этого не менее страшных мыслей. Что Стайлз здесь делает? Откуда он взялся? Ему больно? Он умирает или?.. Джон не успел додумать. Казавшееся мертвым чудовище у его ног пришло в движение, поднялось на лапы (он видит руки?!), встряхнуло косматой головой, разгоняя дурман наваждения, и слепо бросилось прямо на него. Джон запоздало среагировал, отпрыгнув в сторону, но его все равно задело, и он упал навзничь, выронив пистолет. Чудовище неслось к крепостной стене, оно бежало на крики его сына, чтобы... Джон заорал на пределе связок: — Не дайте ему уйти! Полицейские открыли огонь на поражение, но зверь успел спрыгнуть в ров. Схватив пистолет и расталкивая пытающихся остановить его людей («Там мой сын! Вы не понимаете, там мой сын! Прочь с дороги!»), Джон бросился к замковым воротам. Он добежал быстрее, чем был способен, потому что страх за Стайлза подгонял его в спину. И он увидел, как чудовище приподняло его крошечного беззащитного сына с земли, держа за хрупкую шею своей огромной лапищей. — Не тронь моего сына! Джон, судорожно быстро перезарядив пистолет, направил прицел на выпустившего Стайлза и отступившего от его крика монстра и, хладнокровно прицелившись прямо в голову, спустил курок. И в этот момент Джон резко проснулся, садясь в кровати. Ошалело огляделся, постепенно осознавая себя и то, что он в своей спальне и все это лишь кошмарный сон. Джон встал, зашел в ванную и долго умывался холодной водой, стараясь прийти в себя. Он посмотрел на свое помятое лицо в зеркале, потрогал двухдневную щетину, машинально отмечая, что не помешает наконец побриться. Но его хватило только на то, чтобы одеться и спуститься вниз, следуя за доносящимся с кухни аппетитным запахом жареного бекона. — Доброе утро, па! — бодро поприветствовал его всегда такой жизнерадостный Стайлз, уже завтракавший за накрытым столом, и Джон плюхнулся на стул напротив, чтобы к нему присоединиться. Он подвинул к себе тарелку с очередной травой и кисло и укоризненно взглянул на сияющего сына, который слишком уж заботится об уровне его холестерина. — Что за бледный вид? — полюбопытствовал Стайлз, отодвигая от отца подальше тарелки с тем, что ему есть вредно, и Джону ничего не оставалось, как давиться брокколи и салатом с видом великомученика, но ничто не мешало ему бросать на своего бездушного сына взгляды, полные немого укора. Он Стилински, есть у него совесть, в конце концов, или нет?! — Кошмар приснился? — бессовестно продолжил подтрунивать над ним Стайлз, щедро намазывая поджаристый тост сливочным маслом. Положив сверху два толстых ломтика бекона, он отдал любовно приготовленный завтрак сидящему рядом парню, на шее которого, обнаженной воротом футболки, уже налились желто-фиолетовые смачные засосы. Стайлз бессовестно любовался ими и всеми этими обтянутыми футболкой мышцами, и вообще... Поэтому не заметил, как вытянулось при этом лицо Джона, который пробурчал в кружку: — Он и не кончался. Дерек и Стайлз весело переглянулись между собой и громко рассмеялись. После всего, что им пришлось пережить, они радовались каждому утру, которое встречали вместе. Точнее, после всего, что пережил Стайлз, потому что блохастый засранец ничего не помнил, даже то, что был блохастым засранцем. Но отсутствие памяти не помеха для любви, искренней, вечной и бессмертной. Все, как в сказке.