Но я другой!

Молодой человек в элегантном чёрном костюме ходил по комнате из угла в угол, будто меряя её шагами. Заложенные за спину руки и играющие на лице желваки показывали сосредоточенность их обладателя в данную секунду. Каким бы мерзавцем его ни делали, какими тёмными красками его бы не рисовали в обществе, он знал одно — такого конца он не хотел. Нередко размышляя о произошедшем, Саймон замечал, как менялось его отношение к свадьбе Эммы, и к ней самой. Сначала, он мечтал быть только с ней, быть её единственным. Когда же появился Генри Джекилл, Страйд сначала даже не понял, что сильнее подталкивает его на борьбу. Любовь или израненное самолюбие, но любое из этих обстоятельств, по мнению юноши, требовало борьбы. Спустя какое-то время Саймон стал замечать странности в поведении Генри. Смутное предчувствие беды придавало ему сил, но сколько бы он ни пытался открыть глаза подруге, она только отмахивалась от него. Он понимал девушку, но не мог оправдать. И его единственным желанием стало разъединение этой парочки. Он говорил себе: «Неважно с кем она будет после, главное, что бы не с ним. Только тогда я могу быть спокоен». Самому Страйду начало казаться, что это правда. Только отчего-то на помолвке он всё же захотел поцелуя от этой «неземной женщины». Она всегда была такой независимой. Ничего не доставляло ей удовольствия большего, чем доказательство её самостоятельности всем вокруг, а особенно Саймону. После этого она всегда весело и заливисто смеялась. Она никогда не была самой красивой, но достоинство, сочившееся из каждого её движения и слова, обожествляло мисс Кэрью в глазах всех знакомых. А Саймон с каждой новой прожитой секундой открывал в ней что-то новое. И это новое, несомненно, нравилось ему. Безоговорочная власть Эммы над мужчинами, уважаемыми сэром Дэнверсом, давала надежду одному и губила другого. После смерти Генри она ни с кем не разговаривала, даже с отцом, и никуда не выходила. Она чуть было не покончила с собой, но её вовремя остановил Джон. Она почти спрыгнула, если бы не его рука. Что бы они без него тогда делали? Отстранение Эммы от жизни пугало старика, и чуть не свело его в могилу. Эми, растревоженная самочувствием отца, попыталась начать жизнь сначала. И Саймон не мог найти себе место из-за прихода этой четы к нему вечером в гости. Он давно её не видел. Последний раз — похороны Генри. Она была уже достаточна спокойна, но одно какое-то неловкое слово мистера Дэнверса разозлило девушку, и не стесняясь, она обвинила в случившемся почти всех присутствующих, в том числе и себя. Саймон с дрожью вспоминает тот осенний день, заполненный тучами с самого утра. Они просто закрыли небо, нависая низким потолком над головами. Сухие серые линии веток раскидывались вокруг, заунывно шумя. Немногочисленные гости, все в трауре. Сплошное молчание. Становится слышен приглушённый шёпот какой-то общей знакомой. Эмма поглощена горем, хотя не пытается это показать. Сэр Дэнверс, и в прямом и в переносном смысле, поддерживал дочь. Но он также был поражён, и не знал, что делать. Он готов был как в детстве заваливать девочку сладостями и подарками, чтобы не плакала, но девочка выросла. Наверное, нет ничего хуже того, что ты видишь боль родного человека, но ничем не можешь ему помочь. Именно тогда, глядя на неестественно спокойное лицо подруги, Саймон подумал, а может надо было стараться сберечь их отношения? Не пытаться разрушить, каким бы Джекилл ни был, он её любовь. Одна и на всю жизнь. Сейчас он думал о том же. Он будет любить её всегда, но никогда он не будет с ней. Молодой дворецкий, наверняка его ровесник, известил юношу о приходе четы. Страйд глубоко вздохнул и натянул самую дружелюбную улыбку, на которую был способен. Приладив растрепавшиеся усы пальцем, и другой рукой волосы, он вышел навстречу знакомым. Сэр Дэнверс, как всегда, был дружелюбен со своим секретарём, несмотря на ещё усталый вид. Эмма была тоже мила, даже сквозь напущенное равнодушие. Её карие с зелёной радужкой глаза были невероятно лучезарны, она будто бы всё видела впервые, без пелены. Чёрное шёлковое платье с лентами подчёркивало её аристократическую бледность. Причёска хоть и была простой, но Саймону показалась очень элегантной. Она была сдержана в жестах, словах и одежде. И непонятно, как в ней помещается столько любви и нежности, в такой хрупкой, миниатюрной девушке. — Мистер Страйд, у вас есть что-нибудь выпить? — и заметив удивлённый взгляд хозяина дома, мужчина поспешил оправдаться, — я слегка озяб. — Конечно, сэр Дэнверс. Вы хотите, чтобы глинтвейн принесли сюда или Вы пройдёте в столовую? — Пожалуй, я пройду в столовую. — Вас проводят. — Саймон взял колокольчик в руки, не переставая тепло улыбаться гостям, — Хит, проводи сэра Дэнверса в столовую и попроси приготовить фирменного глинтвейна. — У тебя есть фирменный глинтвейн, Саймон? — с лёгким интересом в голосе спросила Эмма. — Не у меня, у нашей семьи. — юноша слегка погрустнел, но заметно было это лишь по голосу и отведённому взгляду. — Это очень интересно. — она ненадолго замолкла, — спасибо тебе за приглашение. Папа был так рад куда-нибудь выбраться. Особенно к тебе. — А ты? — молодой человек понял, что он опять совершил ошибку, поторопился. Девушка посмотрела на него в упор и неожиданно мягко ответила. — Я тоже рада. — Страйд уже хотел столько ей сказать за одну лишь эту фразу, но смолчал. Эмма никогда не признает ошибок. Ни своих, ни Генри. Да и можно ли назвать ошибками то, что дарило тебе счастье? Были только его ошибки. Он мешал их счастью. — Эмма, прости за всё. — За что, Саймон? — она попыталась улыбнуться, но было видно, как тяжело ей это сделать, — ты оказался прав… — в её голосе послышалась обречённость. — Нет, Эмма. Я был дураком. Но я хочу, чтобы ты знала. У тебя всегда был и будет друг. Это я. Когда бы тебе ни понадобилась помощь — я всегда буду готов помочь. — Спасибо, Саймон. Все друзья отвернулись от нас. Всё рухнуло так внезапно. Кстати, ты видел мистера Аттерсона? — Он уехал из Лондона. — Ничего не осталось из прежней жизни. Только ты. — Но и я стал другим. — Да. — Я всё хотел сказать. Эмма, я женюсь. — Женишься? Ты? Так внезапно? — Это не «внезапно». Если бы ты согласилась выйти за меня, Эми. — Ты же знаешь, что было невозможно. Мы же друзья. — Конечно, друзья. Я обязательно Вас с ней познакомлю. — Значит, мы больше не будем вот так видеться? — Будем. Я же сказал… — Генри тоже много что говорил… — Но я другой.