Высший класс

Если ты уйдешь, I don't know what to do. Я не знаю, что мне останется делать, So don't you go Так что не уходи, Cause I've got no one but you. Ведь у меня нет никого, кроме тебя. So stay with me Evelyn. Поэтому будь со мной, Эвелин, Don't leave me with a medicine. Не оставляй меня одного с лекарствами. Hurts – Evelyn

Эвелин подъехала к шикарной вилле, у которой уже стояло несколько десятков машин. Доносилась громкая клубная музыка, от которой начинала болеть голова. В ночное небо врывались столбы света огромных прожекторов, стоявших у дома. Один из многих домов Тони Старка, её отца. У них никогда не было тёплых отношений, она его видела раз в пять лет, да и тогда не испытывала невероятной любви к своему папаше. Однако Эвелин всеми силами привлекала его внимание своими достижениями, иногда выходками и скандалами. Но Старк упорно молчал, никакой реакции у него не было. От этого Эвелин практически возненавидела его. Ей казалось, что не может быть ему так все равно. Или может? — Эвелин! — к девушке широкими шагами подошла женщина сорока лет, хотя ей нельзя было дать этого возраста из-за множества пластических операций. — Рада тебя видеть! — Здравствуй, мама, — Эвелин поморщилась, когда Елена её обняла. Да и то не просто так, а чтобы фотограф мог сделать фотографию. — Прекрасно выглядишь, — все в поведении матери претило девушке, в этой женщине было столько фальши. Слишком натянутая улыбка, слишком доброжелательный настрой, все в ней было слишком. Елена никогда не любила свою дочь, относилась к ней чаще всего как к средству для достижения своих целей. Наверно, поэтому Эвелин стала такой черствой и самовлюбленной. — Знаю, — на Эвелин было шелковое платье нежного светлого цвета в модном «бельевом стиле», в левой руке у неё был широкий клатч, а на ногах вечные каблуки, хоть у неё так часто болели ноги из-за танцев. Эвелин скоро отделалась от своей матери и отошла к барной стойке. Вокруг было так много людей, они все двигались и мельтешили перед глазами. У девушки начала кружиться голова, поэтому она достала из сумочки банку и высыпала на ладонь две таблетки. — Дай чем-нибудь запить, — она обратилась к молодому человеку за стойкой. Он без слов отвернулся и плеснул чего-то в стакан. Эвелин закинула таблетки подальше и залпом осушила фужер. — Это что, яблочный сок? — А тебе есть двадцать один? — парень ослепительно улыбнулся, явно довольный собой. Эвелин выругалась себе под нос и ушла. Чертов бармен, да как он смеет! Ей сейчас просто необходимо что-то горячительное для храбрости. Эвелин, на самом деле, все это было ненужно. Ей было все равно узнает ли мир о том, что она дочь Тони Старка или нет. Какая к черту разница? Но вот её матери разница была очевидна. Она и так слыла «светской львицей» и практически везде была на слуху, так ей было мало! Хотелось больше известности, больше рекламных контрактов для себя и дочери. Её даже не волновало то, что Эвелин медленно умирает. — Эвелин, — плеча девушки кто-то коснулся, отчего она вздрогнула. — Рада тебя видеть. Это была Инга Рихтер. Она улыбалась, однако с беспокойством всматривалась в лицо Эвелин, словно искала какие-то следы расстройства или испуга. Но ей ничего не удалось найти, потому что Рошфор снова окружила себя непроницаемой пеленой задумчивости и отстраненности. — Ты как? — Рихтер все ещё держала девушку за плечо. — Нормально, — Эвелин закусила губу. — На самом деле переживаю, что когда Гарри узнает об этом, то его отец запретит нам общаться. — Гарри уже большой мальчик, — Инга снова улыбнулась и отпустила плечо Эвелин. — Он сам решает, с кем ему общаться, а с кем нет. Сама Инга тоже выглядела напряженной. А ещё очень уставшей, словно не спала несколько ночей. Все это было замаскированно под веселостью и обычной улыбчивостью, однако знающие люди не могли не заметить в ней перемен. — Хочешь? — немка протянула Эвелин бокал с шампанским. — У тебя руки трясутся. Рошфор слабо кивнула и взяла, резко осушив весь бокал. Она волновалась, ей становилось все хуже. Скорее бы это пережить, скорее бы все кончилось. — Дамы и господа, — в центр зала вышел Старк, моментально привлекая внимание журналистов и публики. — Я обещал сегодня сделать важное заявление, за которым вы и пришли сюда. Моя бурная молодость дала свои плоды. По залу прокатилась волна смешков. — Поэтому у меня есть взрослая дочь, которую я скрывал всю свою жизнь, — он протянул руку по направлению к Инге и Эвелин. Рихтер все знали, а среди журналистов то и дело ходили байки о том, что она ему то ли дочь, то ли любовница. Никто не мог поверить, что Тони просто вложился в будущее Инги, все проводили параллели с какой-то немецкой моделью, с которой Тони встречался за год до рождения Рихтер. Некоторые журналисты уже начали писать, что именно Ингигерда Рихтер дочь Старка. — Её имя Эвелин де Рошфор, и она моё величайшее творение. В голове Эвелин будто находилась целая пачка ваты, она не могла соображать. Чисто на инстинктах дошла до Старка, взяла его за руку и лучезарно улыбнулась. Сердце бешено билось, грозясь выпрыгнуть из груди. Люди сливались в одну цветную и шумную массу, девушка никого не могла разглядеть. Ей было страшно. Однако она должна закончить все до конца, просто обязана. Эвелин сглатывает. — Ты в порядке? — Тони наклонился к её уху, поведение дочери не могло не вызвать вопросов. — Все нормально, — Эвелин еле шевелила губами, тело не слушалось. Понемногу она начала различать людей вокруг себя. Вот Пеппер, стоит и разговаривает с её матерью, а это, кажется, Пьетро Максимофф. Меньше, чем через секунду он оказывается рядом с Ингой. В голове немного проясняется, но осадок все же остаётся. Когда Эвелин отходит от Тони, то её тут же окружают журналисты. Задают провокационные и не очень вопросы, суют микрофоны и фотографируют. Эвелин всех посылает к своей матери, ведь она этого так хотела. Рошфор выходит на балкон и тяжело дышит. В груди будто завязался ком. Ей не хотелось об этом думать, однако казалось, что её конец совсем близко. Только руку протяни, и Смерть примет в свои костлявые объятия. В этот момент звонит телефон, и Эвелин стоит больших трудов, чтобы найти его. — Алло? — голос немного хрипит, но, к счастью, слушается. — Эвелин? — все внутри немеет от знакомого голоса. — Это Гарри. — Да, я узнала, — девушка прикрывает глаза и пытается выравнять дыхание. — Почему ты мне ничего не сказала? — он говорил спокойно, не злился, пока не обвинял. Просто спрашивал. — Разве это было важно? — Эвелин смотрела вдаль, пытаясь найти уверенности и внутреннего спокойствия в море, на которое выходил этот балкон. — Мой отец обо всем знает, — Эвелин снова прикрыла глаза. — Он не в восторге, что я общаюсь с дочерью Старка. — Общаешься? — Эвелин усмехнулась. Не только разговорами они развлекали друг друга. — Ты же знаешь, что я имею ввиду, — Гарри устало вздохнул. — Меня немного расстраивает то, что ты не удосужилась мне все рассказать. Мне казалось, что у нас нет секретов. — А если бы и рассказала, то что? — девушка начала раздражаться. — Неужели ты перестанешь со мной общаться только из-за того, что я дочь создателя компании, с которой враждует твой отец? — Я не говорил этого, — Гарри тоже начинал раздражаться. — Мне нужно подумать обо всем этом, Эвелин. — Хорошо. Эвелин сейчас ясно чувствовала себя мертвой внутри. Гарри только что взял и вытащил её сердце. Она пуста внутри без него, младший Озборн был единственный, кто ещё мог найти в ней остатки чего-то хорошего и живого. — Это был Гарри? — рядом встала Инга, облокотившись о перила. — Да, — Эвелин сжала телефон так сильно, что побелели костяшки. — Я потеряла единственного человека, который удерживал меня на плаву. Я потеряла его. Я потеряла Гарри, Инга. Рошфор повернулась к ней с глазами, полными слез. Инга молча приняла её в свои объятия, где Эвелин разрыдалась. Рихтер гладила её по спине, стараясь забрать боль подруги, но плечи её то и дело тряслись. Внезапно Эвелин начало казаться, словно она упала на какую-то воздушную подушку. Тело внезапно стало таким лёгким, словно было соткано из легчайшей паутинки. Она прикрыла глаза и окончательно расслабилась. Инга подхватила её тело, стараясь удержать. Внутри все сжалось от испуга, поэтому она неосознанно громко позвала на помощь Пьетро. От её голоса разбились несколько стаканов у гостей, так что повышение внимание к этому происшествию было обеспечено. Тони не знал, что у его дочери рак.