Покровитель.

У ребенка не было глаз. Черные от запекшейся крови глазницы с трудом очистили от песка. Четвертый пропавший без вести мальчик, Чарли Томпсон. Он исчез из собственной кровати три дня назад — и ровно спустя неделю после обнаружения ящика с телом Тимоти. Белый песок под одеялом, никаких следов проникновения в дом... Все, как обычно. Нет. Не как обычно. На этот раз мальчик сопротивлялся. И маятник, легко качнувшийся от мысленного посыла, остановился почти сразу же. …«ПЛОХОЙ!».. Единственная мысль — как удар молота по наковальне. Уилл пошатнулся, на миг потеряв точку опоры. Убийца почти что не соображал. Убийца был в отчаянии. Убийца... А вот это неожиданно, Уильяму приходилось признаться в подобном самому себе. Убийца не хотел убивать. Белый песок сочился сквозь пальцы. Искрящимся бисером гранулы падали вниз. - Rock-a-bye baby, on the treetop... Совсем рядом раздался утробный рык. Грэм дернулся, но это просто у одного копа заглохла машина — он пытался её завести. И все же... Напевать треклятую колыбельную Уилл больше не решился. Джек снова вызвался довести его до дома. Прощаясь буквально на пороге, заинтересованно глянул на дверь. - Было плохое настроение? Уилл проследил за взглядом начальника: тот смотрел на глубокие борозды на двери. Не дождавшись ответа, мужчина коснулся пальцами выемок. - Топор? - Рога. Джек, если и удивился, то виду не подал. Хмыкнув, он удалился, оставив своего то ли экс-, то ли все же не экс-профайлера в одиночестве. Уилл же ошалело смотрел вслед машине мистера Кроуфорда. Итак, Джек тоже видел отметины «рогов». И, если раньше и оставались какие-то смутные сомнения касательно реальности произошедшего неделю назад, то теперь они отпадали. Тварь реальна. Реальна, мать вашу. Уилл не знал, радоваться ему или же бить тревогу. Что бы это ни было за существо, раньше оно себе такого не позволяло. Ходило вокруг дома, пробовало стены и дверь на прочность, но отчего-то Грэм не сомневался — оно просто игралось. Пусть эти игрища и наводили на него нешуточного страху и заставляли усомниться в собственном здравом уме... Но «олень» никогда не высказывал агрессии. Что же разозлило «зверя» в тот раз? Пристальный взгляд из глубины леса, кажущегося в тумане вечера темной безликой массой, заставлял покрываться холодным потом. Звук защелкивающегося замка и задвигающегося внутреннего засова, сделанного именно после недавнего инцидента — чисто на всякий пожарный — успокоения отнюдь не принес. Уилл знал — на закате «олень» начнет свой обход. Это уже своеобразная традиция. Песок не давал покоя. Уилл многое повидал, пока был профайлером. Тот же «Фонарщик», или «Трубочист», заталкивающий переломанные тела своих жертв в дымоходы домов их семей. У каждого убийцы-серийника есть свой собственный стиль, чертов фетиш, и, попавшись, они готовы смаковать его, рассказывать мельчайшие детали своих злодеяний, упиваться отвращением либо ужасом в глазах оппонентов. Для них это — повод гордиться, своеобразный подвиг. «Песочник» до усрачки боялся того, что творил. Боялся, почти что рыдал, глотая слезы — но продолжал делать, ломая собственную волю, насыщая место преступления своими эманациями запредельных раскаяния и скорби. Песок, песок, песок... Почему песок? На чем это основано? И какого черта он напевал жертвам колыбельные своим прокуренным — Уилл был уверен в подобном — голосом?.. Мысль скреблась на задворках сознания, как надоевшая мышь под половицей. Что-то давнее, из полустертого детства. Горячий чай обжег нёбо. Масло с булочки немного пригасило боль, но желание попить чайку уже пропало. В лесу трубно заголосил «олень». Он впервые подал голос за все время террора своего «соседа». Песок, песок... Почему песок?.. Вспоминай, Уилл! Оно всё тут, в твоей черепной коробке! Шум дождя нервировал. Подушечки пальцев приятно покалывало тепло кружки. От давящей на восприятие серой пелены за окном навалилась апатия, сонливость коснулась своими коготками висков. Зов из леса резко оборвался, пепельную вуаль за стеклом разрезал темный, быстро движущийся силуэт. В стеклянную перегородку игриво постучали. Тук. Тук. Скри-и-и-и... От противного скрежета аж зубы заныли. Но хотя бы он прогнал дрёму. И заставил нащупать нужную точку. Песок. Дрёма. Колыбельная. «Песочник». Воспоминания из далекого детства, почти что забытого, покрытого толстенным слоем пыли и пепла сожженных воспоминаний... Голос женщины с будто замытым лицом, звучащий подобно старой записи граммофона... «Песочный Человек»?.. Сказка Гофмана, которую та женщина ему читала перед сном. Довольно жуткая, но Уилл всегда любил страшные истории... До сих пор любит, если уж начистоту. Как там было?.. «...В такие вечера мать бывала очень печальна и, едва пробьет девять часов, говорила: "Ну, дети! Теперь в постель! В постель! Песочный человек идет, я уже примечаю!" И правда, всякий раз я слышал, как тяжелые, мерные шаги громыхали по лестнице; верно, то был Песочный человек. Однажды это глухое топание и грохот особенно напугали меня; я спросил мать, когда она нас уводила: "Ах, маменька, кто ж этот злой Песочник, что всегда прогоняет нас от папы? Каков он с виду?" - "Дитя мое, нет никакого Песочника, - ответила мать, - когда я говорю, что идет Песочный человек, это лишь значит, что у вас слипаются веки и вы не можете раскрыть глаз, словно вам их запорошило песком". Ответ матери не успокоил меня, и в детском моем уме явственно возникла мысль, что матушка отрицает существование Песочного человека для того только, чтоб мы его не боялись, - я-то ведь всегда слышал, как он подымается по лестнице! Подстрекаемый любопытством и желая обстоятельно разузнать все о Песочном человеке и его отношении к детям, я спросил наконец старую нянюшку, пестовавшую мою младшую сестру, что это за человек такой, Песочник? "Эх, Танельхен, - сказала она, - да неужто ты еще не знаешь? Это такой злой человек, который приходит за детьми, когда они упрямятся и не хотят идти спать, он швыряет им в глаза пригоршню песку, так что они заливаются кровью и лезут на лоб, а потом кладет ребят в мешок и относит на луну, на прокорм своим детушкам, что сидят там в гнезде, а клювы-то у них кривые, как у сов, и они выклевывают глаза непослушным человеческим детям". И вот воображение мое представило мне страшный образ жестокого Песочника; вечером, как только загремят на лестнице шаги, я дрожал от тоски и ужаса. Мать ничего не могла добиться от меня, кроме прерываемых всхлипываниями криков: "Песочник! Песочник!" Опрометью убегал я в спальню, и всю ночь мучил меня ужасающий призрак Песочного человека [1]...» Тук. Тук. Тук. На легкое постукивание в оконное стекло Уилл уже не обращал никакого внимания. Проснувшись посреди ночи от кошмара, он засыпал именно под это осторожное постукивание — жутковатая колыбельная уносила в мир грёз куда лучше любого успокоительного, так что вскоре подобное перестало являться для Грэма чем-то иррационально устрашающим. Изредка вздыхающая массивная фигура за окном в потёмках нервировала намного больше. И «олень», будто поняв, что ничего не добьется осторожным поскрябыванием по стене, шумно выдохнул и побрел дальше вдоль стены, касаясь чем-то обманчиво надежных стен. Песочный Человек... Значит, «Песочник» считает себя этим самым Песочным Человеком из сказки Гофмана?.. «Он швыряет им в глаза пригоршню песку, так что они заливаются кровью и лезут на лоб, а потом кладет ребят в мешок и относит на луну, на прокорм своим детушкам, что сидят там в гнезде, а клювы-то у них кривые, как у сов, и они выклевывают глаза непослушным человеческим детям»... У четвертого мальчика не было глаз. Горсть песка в руке, глубокий вдох, попытка абстрагироваться от тихого, явно угрожающего скрежета по ту сторону входной двери — только бы «олень» не пробрался внутрь!.. Теперь Уилл знал, что искать. Маятник качнулся раньше, чем мужчина успел его мысленно толкнуть. Раз. ...Он приходит по ночам, проникает в сны.....Описывает... Сманивает... Шелестящие слова оседают золотым налётом в голове, складываясь в узоры... Два. ...Он настойчив... Говорит, что долго искал, выбирал... А быть избранным — так почётно!.. Слова текучи, они меняются каждую секунду, и уже непонятно, где четкая человеческая речь, а где шелест сыпучего песка... Три. ...Безумие ли это?.. Сумасшествие?.. Но врачи заверяют, что всё в порядке — он абсолютно здоров и телом, и умом... Вам просто нужно выспаться, твердят они... Откуда им знать, что шелестящий гранулами песка голос появляется именно во сне?.. Четыре. ...Мальчик кажется спящим... Но он не спит, вовсе нет... Уже нет... Слова колыбельной отражаются от стен, дробят тишину... Песня, чтобы усыпить и без того мёртвого... Пять. ...Он требует больше... Требует жадно, алчно... Ему не нужны любые — он хочет особенных... Он сам указывает на тех, кого алчет забрать... ...Если это безумие, то весьма и весьма странное... Шесть. ...Нет, нет, нет!.. Хватит, хватит!.. Довольно всего этого... ...Но во сне снова звучит шелестящий голос... Во сне снова требуют... ...И спасения от шелеста песка уже нет... Семь. …«Rock-a-bye baby, on the treetop... When the wind blows, the cradle will rock...»... ...Только подчиняться... Идти на поводу... ...Ведь сон — всё, что у него осталось... Маятник остановился. Уилл замер, вслушиваясь, как по ту сторону двери кто-то размеренно и глубоко дышит. Создавалось впечатление, что некто уткнулся почти в упор в деревянную перегородку, прижавшись грудной клеткой. Псы замерли изваяниями. «Олень» не порывался выбить дверь к чертям — уже хорошо. Хотя, Уилл теперь и сам не понимал, что хорошо, а что плохо в сложившейся ситуации. Все что сейчас долбилось в его голове в такт сумбурно бьющемуся о ребра сердцу: «Песочник» не хотел убивать. А вот тот, кто нашептывал ему во сне, шелестя золотистыми гранулами песка, - жаждал всем своим естеством. Оставался лишь один вопрос... Был ли тот, появляющийся лишь во снах незадачливого убийцы, плодом его больного воображения — или чем-то наподобие существа, стоящего по ту сторону двери, в серых объятиях дождливых сумерек?