Загадай желание

      Первый учебный день Гарри в Хогвартсе семьдесят пятого начался не слишком удачно: он умудрился опоздать на трансфигурацию, в результате чего Слизерин тут же лишился пяти баллов, а Гарри был награждён десятком презрительных взглядов. Но куда больше неодобрения его нынешних однокурсников Гарри огорчило неодобрение его бывшего декана. МакГонагалл относилась к слизеринцам весьма прохладно. Не так, конечно, как Снейп к гриффиндорцам, но разница между своими и чужими студентами ощущалась. И Гарри было очень грустно почувствовать эту разницу на себе. Угораздило же его проспать в первый же день!       Вчера, увлекшись своими переживаниями, он напрочь забыл не только собрать сумку на завтра, но даже завести будильник, а проворочавшись в постели несколько часов, заснул только к середине ночи, закономерно опоздав на завтрак. В результате, так и не увидев расписания, Гарри судорожно метался по этажам замка, понятия не имея, на какой урок ему бежать. Спас его, как ни странно, Кровавый Барон, несколько минут наблюдавший за его метаниями, а после снисходительно сообщивший, что приличные слизеринцы сейчас находятся на уроке трансфигурации, а не носятся как угорелые по коридорам без смысла и цели. Хотя что тут странного? Он же теперь слизеринец, а слизеринцы, при всех их недостатках, помогают своим. Вот только доказывать, что он свой, Гарри, по-видимому, придется ещё долго.       Выслушав краткий выговор от МакГонагалл и пробормотав скомканные извинения, Гарри по стеночке проскользнул к последней парте, где оставалось единственное свободное место. К несчастью, место это было рядом со Снейпом, который при виде Гарри состроил такую мину, будто его сейчас стошнит, и демонстративно отодвинулся на самый край скамьи, за весь урок даже не повернувшись в его сторону.       После трансфигурации к Гарри подошла давешняя рыжеволосая староста-слизеринка и молча вручила ему расписание занятий.       — Постой, — окликнул её Гарри, когда она так же молча развернулась, чтобы уйти. — Я даже не знаю, как тебя зовут.       — Вайолет Рассел. И ты здесь, похоже, вообще ничего не знаешь. Иначе не вел бы себя с первого же дня так вызывающе.       — Ну, меня как-то особо ни во что не посвящали,— неловко улыбнулся Гарри.       Слизеринка выразительно закатила глаза.       — Если желаешь, могу провести краткую обзорную экскурсию по замку после уроков. Заодно и в основные правила посвящу, раз уж ты такой темный.       — Я буду очень благодарен, — заверил Гарри, проигнорировав иронию в её словах.       — Вот и чудесно, а сейчас нам пора на историю магии. И на твоём месте я бы не опаздывала на второй урок подряд. Бинс, конечно, не МакГонагалл, но всё же не стоит наживать себе неприятностей.       — Спасибо, я учту, — кивнул Гарри и последовал за Вайолет на следующий урок. Всё же по легенде он впервые в Хогвартсе, так что хотя бы первые дни нужно изображать сложности с ориентацией в замке.       Благополучно проспав историю магии на задней парте, Гарри последовал в Большой зал вместе с толпой однокурсников, напряженно выглядывая среди них Джеймса или хотя бы кого-нибудь из Мародёров. Он с самого утра хотел поговорить с отцом, но тот, казалось, специально его избегал, не задерживаясь после уроков в классе ни минуты. А теперь вот и обедать не пришёл.       Дальше у Слизерина стояли сдвоенные заклинания с рейвенкловцами, так что до конца дня Гарри отца так и не увидел. Зато на выходе из класса Флитвика Гарри поджидала Вайолет.       Обещанная экскурсия по Хогвартсу вышла на диво занимательной. Конечно, Гарри было не очень интересно заново рассматривать этажи Хогвартса и изучать расположение классов и лестниц, а вот слушать рассказы Вайолет о преподавателях, студентах и правилах, принятых в Хогвартсе в целом и на Слизерине в частности — очень даже. Кое-что он уже знал благодаря четырём годам обучения в замке, но очень многое оказалось совершенно новым и неожиданным.       Помимо прекрасно известных Гарри МакГонагалл, Спраут, Хуч, Флитвика, Бинса и смутно знакомых Кеттлберна и Вектор, преподавательский состав Хогвартса семидесятых включал в себя множество новых для него лиц. Ворчливый старик Роберт Гриффит преподавал древние руны, смешливый Натаниэль Стамп открывал студентам мир магглов, суровая Эбигейл Рихтер вела астрономию, полноватый и добродушный Гораций Слагхорн являлся деканом Слизерина и преподавателем Зелий, а загадочная Амелия Госсетт, новый профессор Защиты от Темных искусств, впервые появилась в Хогвартсе, так что о её личности можно было только гадать.       После познавательной экскурсии по замку Гарри с Вайолет вернулись в факультетскую гостиную, где Рассел представила ему их однокурсниц-слизеринок, об именах которых он до этого только догадывался. Некоторые его догадки даже подтвердились: ослепительно прекрасная блондинка, очень похожая на Абеля д'Эстре, действительно оказалась его сестрой-близнецом Адель. Помимо неё и Вайолет на его курсе училось ещё трое слизеринок: Присцилла Пауэрс, Диана Нотт и Флоренс Бёрк. Запомнилась Гарри только Диана — озорная сорвиголова, сходу поинтересовавшаяся у него, играет ли он в квиддич. Узнав, что играет, и даже на позиции ловца, она тут же под угрозой проклятия потребовала от него обязательно явиться на отборочные в команду и не отставала до тех пор, пока Гарри клятвенно не пообещал ей не только непременно туда прийти, но и приложить все усилия, чтобы выиграть.       — Не обращай внимания, Гарри, — с усмешкой заметила Вайолет, когда они наконец остались наедине. — Диана всегда «болела» квиддичем, а в этом году ей ещё и капитанский значок доверили, так что её немного заносит. Думаю, через пару недель её энтузиазм слегка поутихнет. Впрочем, на полное «выздоровление» я бы не рассчитывала, в её случае эта «болезнь» грозит затянуться на всю жизнь.       — Да ладно, я и сам обожаю квиддич. В старой школе я играл ловцом за факультет. Буду ужасно рад и тут войти в команду, если у меня получится. Вот только, — Гарри на мгновение замолк и погрустнел, — Джеймс мне это вряд ли простит.       Брови Вайолет поползли вверх:       — А ты всю жизнь собираешься оглядываться на мнение твоего сводного брата? Не слишком умного молодого человека, прямо скажем? Нет, воля твоя, конечно, но ты же не думаешь, что после твоего поступления на Слизерин, у тебя остался хоть мизерный шанс сохранить с Поттером дружественные отношения? Тогда огорчу тебя: он терпеть не может наш факультет и абсолютно всех его представителей. А некоторых особенно, — Вайолет выразительно посмотрела в самый темный угол гостиной, где, сгорбившись над стопкой фолиантов, сидел Снейп.       — Всё это глупые стереотипы, — раздражённо буркнул Гарри, отворачиваясь, — гриффиндорцы, слизеринцы... чистокровки, грязнокровки… Ерунда полная!       — Может быть, — пожала плечами Вайолет, — но на этих стереотипах зиждется наш мир. Лучше сразу привыкнуть.       — А если я не хочу привыкать? Если я хочу иметь нормальные отношения со своей семьёй?       — Я понимаю, семья для тебя больная тема, но, как показывает практика, нормальные отношения у родственников сохраняются только тогда, когда они попадают на один факультет. В остальных же случаях... Братья Блэк весьма яркий пример. Так что лучше забудь и не изводи себя. Заводи себе новые знакомства на Слизерине.       — Тебе легко говорить! Посмотрел бы я, как ты себя повела, если бы оказалась на разных факультетах со своим братом или сестрой. Или если бы твои родители не одобрили твоё распределение.       — К счастью, я единственный ребёнок в семье. Моя мать давно умерла, а мой отец вполне доволен моим факультетом.       — Но ты ведь полукровка, верно? Ты одна из немногих, кто вчера засмеялся, — Гарри прищурился, с любопытством рассматривая собеседницу.       — Не понимаю, о чём ты, — равнодушно передёрнула плечом Вайолет. — Всем известно, что Салазар Слизерин настаивал на том, что поступать на его факультет могут только чистокровные.       — Разве это ответ? — фыркнул Гарри.       — Разве это допрос? — скорчила надменную гримаску Рассел и тут же рассмеялась. — Ну всё, обещанную экскурсию я провела, с девчонками познакомила, дальше давай сам. И не бойся реакции родителей. Пусть младший Поттер идиот, но старшие — на диво адекватные люди. К тому же у Дореи Поттер почти вся родня в Слизерине училась, теперь одним больше станет, что с того?       — Надеюсь, ты права, — вздохнул он. — Мне как раз предстоит проверить твою теорию на практике — я еще не успел написать родителям о распределении.       — Что же, сообщи о результатах эксперимента, — и, махнув на прощанье рукой, Вайолет удалилась.       Гарри же засел за письмо Карлусу и Дорее, периодически отвлекаясь на домашние задания. Сделав уроки, он отправился в совятню, по дороге раздумывая, как же ему все-таки поговорить с Джеймсом, который явно не желал с ним общаться. Не в гриффиндорскую же башню самому лезть, хотя благодаря мантии-невидимке это было вполне реализуемо.       Впрочем, ничего придумывать не пришлось — в совятне он наткнулся на Джеймса, привязывающего письмо к лапе своей неясыти. Увидев Гарри, он скривился почти как Снейп и быстро выпихнул птицу в окно.       — Ну и зачем? — Гарри с укором посмотрел на брата. — Мог бы и подождать. Видишь же, что у меня тоже письмо. Вместе отправили бы, а так двух сов гонять придется.       — Вот ещё, отправляй сам! Не желаю иметь ничего общего ни с твоими посланиями, ни с тобой!       — И почему же? Еще вчера... Неужели всё из-за того, что я попал на Слизерин?       — Именно! Я пустил тебя в семью, смирился с твоим присутствием, познакомил с друзьями, а ты!.. Радостно побежал в этот гадюшник, только приехав в Хогвартс. Ну и ползи к своим змеям, ублюдок! Знать тебя не желаю!       — Так это ты пустил меня в семью, оказывается?! Ну надо же! А я-то, грешным делом, думал, что это Карлус и Дорея принимали решение. Причем задолго до того, как ты узнал о факте моего существования. Что же касается распределения, то Шляпа как-то забыла спросить, куда бы мне хотелось. Думаешь, я мечтал очутиться в этом змеином гнезде?! Но это совершенно не зависело от моего желания.       — Ну да, не зависело! Однако почему-то Сириус попал в Гриффиндор, хотя его родители, брат, дядья, бабушки с дедушками — да почти вся родня! — учились в Слизерине.       — Ужасно рад за Сириуса! — огрызнулся Гарри. — Но при чем тут я?!       — Вот именно, что ни при чем! Каждый сам делает свой выбор, и ты свой уже сделал, — с этими словами Джеймс развернулся и покинул совятню с гордым видом человека, уверенного в собственной правоте. Гарри выругался ему вслед и от души врезал кулаком по стенке. Костяшки заболели, а каменной кладке было хоть бы хны. Устало вздохнув, Гарри подхватил первую попавшуюся сову и наконец отправил несчастное письмо.       «Самое обидное, — думал он, возвращаясь назад в подземелья, — что Джеймс прав: обычно Шляпа действительно отправляет туда, куда ты хочешь попасть в глубине души, даже если ты боишься себе в этом признаться. Поэтому в свое время и Невилл, и Рон, и Гермиона, и я — все мы попали в Гриффиндор, хотя у Шляпы были сомнения, а другие варианты казались куда более подходящими. Но мы хотели, и она это учла. Что же изменилось теперь? Шляпа не дает второго шанса? Или просто решила повредничать? Или я действительно в глубине души хотел оказаться на Слизерине? Да нет, ерунда! Быть такого не может».       Несмотря на все сложности, а может и благодаря им, первые недели в Хогвартсе пролетели как один миг. Гарри постепенно включался в учебу, знакомился с новыми преподавателями и их требованиями, пытался как-то влиться в коллектив. С последним было сложнее всего. Мародеры при встрече его либо игнорировали, либо награждали ехидными комментариями, и если от отца с Сириусом он чего-то подобного и ожидал, а от Петтигрю ничего хорошего не ждал изначально, то полное безразличие Люпина оказалось неожиданным и очень неприятным. С остальными однокурсниками отношения складывались не намного лучше. Другие гриффиндорцы, а также рейвенкловцы и хаффлпаффцы вспоминали о его существовании только когда хотели посплетничать, не спеша общаться в остальное время. Слизеринцы же в большинстве своем придерживались вежливого нейтралитета. Судя по всему, факультет Салазара ещё приглядывался к Гарри, не торопясь выносить вердикт и ожидая, как он себя проявит.       Попытка проявить себя в учебе как-то не удалась. Гарри был вполне подкован в большинстве предметов. Хотя многие студенты демонстрировали куда лучший уровень знаний, стыдиться ему было нечего. Кроме уроков зельеварения, древних рун и, как ни странно, защиты от темных сил.       После всех занятий с Карлусом и Дореей Гарри поверил, что немного разбирается в рунах, но избавился от этой опасной иллюзии уже после первых пятнадцати минут урока. С точки зрения профессора Гриффита, руны были предметом слишком сложным и требующим высокоразвитого интеллекта, чего, безусловно, не стоило ожидать от малолетних неучей. Он считал, что никто, даже сам Мерлин, не может разбираться в этой тонкой дисциплине лучше его самого. И, соответственно, даже удовлетворительного балла не заслуживает. Впрочем, у Мерлина еще был небольшой шанс, но и ему не стоило рассчитывать больше, чем на «Выше ожидаемого». По мнению Гриффита, все студенты подразделялись на два типа: тупицы безнадежные, учить которых было бесполезно, и лентяи бессовестные, которых можно было бы учить, будь у них поменьше лени и побольше совести. Материал он выдавал в объемах, достаточных для написания диссертации, спрашивал его почти дословно, вплоть до сносок внизу страницы и искренне полагал, что изучение его предмета — единственное достойное времяпровождение в Хогвартсе. И если не изучать руны, то можно вообще не утруждать себя получением магического образования. Так что ничего удивительного, что со всего пятого курса его занятия посещали всего восемь (вместе с Гарри девять) студентов. Скорее следовало удивиться тому, что целых восемь человек были готовы каждую неделю добровольно терпеть нелестные высказывания об уровне своего интеллекта, перемежающиеся заковыристыми ругательствами, изрыгаемые брызжущим слюной и экспрессивно размахивающим руками злобным лысым старикашкой. Себя Гарри не считал: будь его воля, он бы и на милю не приблизился к пропахшему резким запахом профессорского табака классу древних рун. Но, спасибо Карлусу, мнение его никакого значения не имело, за что дед был уже не раз помянут совсем не в тех выражениях, какие подобает использовать любящему внуку.       В противовес преподавателю рун, профессор Слагхорн, обучавший студентов высокому искусству зельеварения, был со студентами вежлив, мягок и велеречив. Он никогда не повышал голоса и никуда не спешил. Делал ли он замечание, читал лекцию или же пел дифирамбы кому-то из «перспективных» учеников, речь его лилась словно мед — такая же тягучая, неспешная, вязкая и приторно-сладкая.       К Гарри декан Слизерина сразу же проникся теплыми чувствами, радостно начав восклицать, что он безмерно рад заполучить одного из Поттеров на Слизерин, и что это будет справедливой компенсацией за Блэка-гриффиндорца. Затем Слизнорт плавно перешел к талантам рода Поттер, особенно упирая на их несомненную предрасположенность к зельям и приводя в пример множество предков, о существовании которых Гарри раньше и не подозревал, начиная с жившего в двенадцатом веке изобретателя многих лекарственных зелий Линфреда и заканчивая автором формулы «Простоблеска» Флимонтом.       Сидевший рядом с Гарри Снейп во время этого импровизированного экскурса в родословную Поттеров только скептически хмыкал, зато когда с лекционной частью было покончено и пятикурсники перешли к практике, он дал волю своему сарказму.       Пусть Слизнорт, склонный к потаканию любимчикам и обожающий окружать себя влиятельными людьми, не очень-то понравился Гарри как человек, следовало признать, что преподаватель он неплохой. Уж точно во много раз лучше незабвенного профессора Снейпа. И Гарри был совершенно уверен, что точно сварил бы заданное зелье пусть не на «Превосходно», но уж точно на твердое «Выше ожидаемого», если бы не все тот же Снейп. Сидящий с ним за одним столом и едко комментирующий каждое его действие сутулый подросток оказался втрое хуже ненавистного профессора зельеварения. Тот хотя бы изредка отвлекался от оскорблений в сторону Гарри, чтобы пройтись парочкой унизительных комментариев по Невиллу, Гермионе или ещё кому-нибудь из гриффиндорцев. Местный же Снейп всё свое внимание и весь свой яд сосредоточил исключительно на Поттере. Неудивительно, что уже пять минут спустя Гарри начал ронять ножи, топить мешалки и путать ингредиенты, что провоцировало соседа на новый виток сарказма в его адрес. К концу урока зелье Гарри больше всего напоминало комок слипшейся грязи, а сам он внутри весь кипел от злости, лишь чудом удерживаясь от непреодолимого желания высказать Снейпу всё, что он о нем думает, и макнуть его головой в котел с собственным идеально сваренным зельем.       Из класса зельеварения Гарри вышел, пылая от ярости. Немного утешало его лишь то, что следующей стояла защита от темных искусств, которая всегда ему нравилась. Но и здесь Гарри поджидало сокрушительное разочарование. Профессор Госсетт, молодая и привлекательная француженка с приятным голосом и легким акцентом оказалась едва ли не самым отвратительным преподавателем из всех, кого ему доводилось видеть за четыре года обучения в Хогвартсе. Она обладала характером Снейпа, требовательностью МакГонагалл, экспрессивностью Моуди и профпригодностью Локхарта. Её требования были совершенно непонятными, замечания непоследовательными, а знания откровенно сомнительными. Создавалось впечатление, что о самом существовании такого предмета, как защита от тёмных искусств, она узнала незадолго до своего приезда в Хогвартс. Гарри искренне не понимал, что она здесь забыла, и потихоньку начинал ненавидеть некогда любимый предмет.       Но хватало и приятных моментов, которые было не под силу затмить ни однокурсникам, ни преподавателям, ни Джеймсу с компанией. К концу первой учебной недели Гарри получил из Поттер-холла письмо, в котором Дорея искренне недоумевала, как можно увидеть в поступлении на Слизерин проблему и горячо поздравляла его с этим, с ее точки зрения, исключительно радостным событием. Бабушка уверяла, что они с дедом очень гордятся им, и советовала поменьше слушать Джеймса, который «ещё слишком мал, чтобы хоть что-то понимать в этой жизни». Карлус присоединялся к любимой супруге, желал Гарри успехов в учебе, посоветовал пару толковых книг и понастальгировал, вспоминая Гриффита, у которого имел несчастье обучаться и сам.       Гарри несколько раз перечитал здорово поднявшее боевой дух послание, заедая его восхитительными пирожными, явно сотворенными Клодетт, после чего с новыми силами взялся за учебу.       Отборочные в команду по квиддичу сгорающая от энтузиазма Диана поставила на вторую в этом учебном году субботу, и поэтому вместо того, чтобы наконец отоспаться, Гарри вынужден был с утра пораньше бежать на стадион в обнимку с метлой. Он успел полетать минут пятнадцать, прежде чем стали собираться первые зрители и кандидаты в команду, после чего тут же занял место на трибунах. Он еще не до конца привык к новой метле, хотя и летал эти две недели после уроков, и теперь всерьёз боялся облажаться. Что бы Гарри там не думал о негативной реакции Джеймса, попасть в команду ему всё-таки хотелось. Во-первых, это был прекрасный способ стать чуть более «своим» на Слизерине — Гарри уже понял, что слизеринцы оценивали однокурсников в первую очередь исходя из их «полезности» для факультета. Во-вторых, он надеялся найти среди таких же безумных фанатов квиддича как он сам если не друзей, то хотя бы приятелей. Та же Диана ему очень даже понравилась, но после приглашения на отборочные больше ни разу с ним не заговорила. Ну и в-третьих, Гарри по-прежнему обожал квиддич и полёты и просто сгорал от желания снова устремиться в небо в погоне за золотым снитчем. Весь прошлый год он почти не летал из-за чёртова Турнира Трёх Волшебников, и теперь его просто снедало нетерпение.       Ловцы традиционно пробовались самыми последними, так что Гарри успел изучить и оценить в деле всю слизеринскую команду. Как он понял из звонких выкриков руководящей отборочными Дианы и разговоров на трибунах, практически весь основной состав команды остался неизменным с прошлого года. Он включал в себя двух загонщиков — Нейла Рейнолса и Феликса Даркера, вратаря Дерека Селвина, его младшего брата Криса, играющего на позиции охотника и, конечно же, саму мисс Нотт. Новым приобретением команды стала Кэтти Кроккетт — белокурая малявка, почти теряющаяся за широкими спинами вратаря и загонщиков, но очень ловко обводящая их вокруг пальца на пути к кольцам. Оставалось выбрать ловца.       Попробовать свои силы пришло почти два десятка желающих, но уже треть из них отсеялась после нескольких кругов с маневрированием по полю: Рейнолс и Даркер не филонили и от души лупили по бладжерам, посылая их в каждого, имеющего неосторожность замешкаться. Затем Диана выпустила снитч и разгорелась по-настоящему жаркая борьба. Зрители на трибунах ревели как на настоящем матче, нескольких пострадавших пришлось срочно транспортировать в Больничное крыло, а количество соперников неумолимо сокращалось.       Гарри так поглотили азарт соревнования и восторг полёта, что он сам не заметил, как остался на поле один на один с последним противником. С некоторым изумлением он узнал в бледном худощавом брюнете брата Сириуса. С объективной точки зрения младший Блэк был хорош: он летал легко и стремительно, быстро уходил от бладжеров и красиво ловил снитч, чему немало способствовали его миниатюрность, отменная реакция и Нимбус последней модели. Не присутствуй Гарри сегодня на поле, место ловца без сомнений досталось бы Регулусу. Но Гарри присутствовал. И был намерен во что бы то ни стало попасть в команду.       — И вот он, решающий момент! На сегодня я в последний раз выпускаю снитч. Кто поймает его, тот и станет новым ловцом Слизерина, — торжественно объявила Нотт, отпуская на свободу золотой мячик.       Гарри и Регулус, зависшие на разных концах квиддичного поля, впились напряженными взглядами в снитч, но всё равно пропустили момент, когда он метнулся куда-то вверх, мелькнул золотой вспышкой и пропал. Ловцы закружили по полю, выискивая мячик, но при этом стараясь не пересекаться друг с другом.       Блэк заметил снитч первым и тут же бросился к нему, Гарри стремительно метнулся наперехват. Он находился к мячу чуть ближе, но за счёт того, что Регулус раньше начал движение, у них были все шансы столкнуться носами прямо над снитчем. Учитывая набранную обоими скорость, это грозило им переломом не только носов, но и всех остальных конечностей вместе с мётлами.       Ветер бил прямо в лицо, голоса игроков и зрителей слились в равномерный гул, а весь мир сосредоточился в крошечном золотом шарике. Гарри уже мог различить трепещущие крылышки. Казалось, стоит протянуть руку, и он схватит его. Вот только даже полностью сосредоточившись на снитче, он не забывал о темном пятне на периферии слева, которое стремительно росло, превращаясь в Регулуса Блэка. Гарри не знал, на что тот рассчитывал: затормозить до удара ни один из них уже не успел бы. Возможно, он думал, что подлетев максимально близко, Гарри резко изменит траекторию, избегая столкновения? Откуда ему было знать, что не так давно Поттер принадлежал к факультету, где «опасный псих» было почти комплиментом, а воздушные салочки с драконом — проявлением доблести? Сам-то Блэк при всех своих квиддичных талантах оставался слизеринцем, и, как всякий нормальный слизеринец, в минуту опасности положился на инстинкт самосохранения и в последний момент резко вывернул метлу вверх, пытаясь избежать удара. Это уже не спасло бы их от столкновения — они успели подлететь друг к другу слишком близко, зато идеально вписалось в интуитивно намеченный Гарри план. Покрепче вцепившись в метлу правой рукой, он всем корпусом сместился вбок, прыгая влево и налету хватая снитч почти перед самым носом у Блэка. Разминулись они, не задев друг друга и волоском, хотя Нимбус-1001 с повисшим на нем на одной руке Гарри прошёл менее чем в футе под метлой Регулуса. Пролетев по инерции еще десяток ярдов, Гарри подтянулся, снова запрыгивая на метлу и победно вскинул в воздух ладонь с зажатым в ней снитчем.       Зрители, за последние пару секунд забывшие, как дышать, взорвались восторженными воплями. С другого конца поля к нему неслись Диана и остальные члены команды, а Гарри чувствовал себя так, как будто уже выиграл кубок. Душа пела от счастья, ему было легко и хорошо, и не было дела ни до начинающего накрапывать дождя, ни до удивленного и слегка обиженного Блэка, ни до резких порывов ветра, ни до шумящих трибун.       Но мисс Нотт явно не была настроена дать ему насладиться своей победой.       — Ты!.. Ты!.. Гиппогриф чёртов! Где, во имя Мерлина, ты научился так летать?! Тебя что, драконы воспитывали?       — Нет, — улыбнулся Гарри, — но летать вместе с ними мне случалось. То есть не вместе, а скорее от них. В общем, неважно.       Они опустились на землю и их тут же окружили остальные члены команды.       — Это было круто!       — Достойно чемпионата мира!       — Ну всё, у гриффов нет ни единого шанса! Мы теперь сделаем их на раз-два!       — Да, как же здорово, что Шляпа отправила тебя к нам! С таким ловцом мы точно получим кубок!       — Ага, а то они всё хвастают их чемпионом Поттером, а у нас теперь свой есть, ничем не хуже!       — Даже лучше! Гарри, ты такой молодец! Я так рада!       К тому моменту, как энтузиазм слизеринцев немного поутих, Гарри чувствовал себя малость обалдевшим от излившихся на него потоков похвал и восторгов. Он не ожидал от сдержанных и вечно прячущихся за бесстрастными масками однокурсников такой бурной реакции. И тем больше она льстила его самолюбию.       Эти недели он впервые за долгие годы чувствовал себя одиноким и никому ненужным. Конечно, ему и раньше случалось ссориться с друзьями, ловить на себе испуганные и подозрительные взгляды общественности, терять близких людей. Но никогда ещё он не ощущал этого так явно. Другое время, незнакомый мир, старый-новый Хогвартс — всё это исподволь давило и немного пугало. И как никогда хотелось какой-то поддержки, опоры, дружеского плеча рядом. Но Карлус с Дореей, в одночасье ставшие самыми близкими людьми здесь, остались в далеком Глостершире, обозлившийся из-за ерунды Джеймс не желал поддерживать даже видимость общения, а окружавшие его ученики и преподаватели смотрели холодно и равнодушно. По ночам же его терзали кошмары и он не знал, что хуже: жуткий смех Волдеморта и зелёные вспышки проклятий или лица знакомых из прошлого и будущего, то залитые кровью и слезами, то спрятанные под белыми масками и чёрными капюшонами.       Выходя по утрам из спальни, Гарри с тоской вглядывался в окружающих его подростков, пытаясь вспомнить, что же с ними стало в будущем. Ему кажется, или вон та семикурсница-рэйвенкловка была убита Пожирателями вместе с мужем и двумя маленькими детьми? А этот смешливый здоровяк-гриффиндорец стал аврором, который получил Орден Мерлина посмертно, в одиночку уничтожив троих? А вон того бледного шестикурсника, кажется, убили из-за отца, важной шишки в Министерстве? И кто убил, не его ли лучший друг, смешливый весельчак, который сгниет в Азкабане всего за год? А этот продержится там целых десять. А вон ту убьют за сопротивление при задержании…       Он уже сам не знал, что из этого было правдой, а что его мутными снами и вспышками запутавшегося сознания, и от души проклинал статьи и книги по истории первой магической войны и собственное любопытство, заставившее его взахлеб читать их весь июль. Теперь Гарри и сам боялся смотреть в глаза своим однокурсникам, устав гадать, что же он увидит: глаза жертвы, глаза убийцы?       Как ни странно, но с теми, чью судьбу он знал доподлинно, какой бы печальной она ни была, общаться ему было проще. Не было чувства, что он ошибется, проглядев волка в овечьей шкуре, или не сможет спасти, или сам каким-то неосторожным жестом не сломает чужую жизнь. Вот только те, чьи судьбы он знал, желанием идти с ним на контакт не горели. С Мародёрами было всё уже ясно, хотя и очень обидно: если Джеймс и снизойдёт до прощения, то случится это точно не скоро, а пообщаться с остальными без него вряд ли получится. Подойти к Лили он боялся сам, совершенно не представляя, как и о чём с ней говорить. И потом, это же была его мама! Та, что родила его, та что отдала за него жизнь. С Джеймсом-то за месяц совместной жизни в Поттер-холле он как-то свыкся и теперь и вправду считал его скорее братом. Но Лили! Нет, пока он определенно не был к этому готов. Был ещё Снейп, но диалог с ним Гарри тоже представлял себе крайне плохо. Это же Снейп! Сальноволосый, придирчивый и злобный гад, которому и слова не скажешь. Так что почти всё время Гарри проводил один и чувствовал себя брошенным и очень, очень одиноким.       Зато теперь, после такого эпичного попадания в команду, всё наверняка изменится. У него появится хоть какое-то занятие помимо уроков и мучительных размышлений о прошлом и будущем, всегда будет, о чём поговорить с той же Дианой, да и остальные члены сборной станут если не друзьями, то хотя бы приятелями. А потом он сделает все возможное, чтобы выиграть матч с Гриффиндором в октябре. И тогда Гарри не только окончательно завоюет расположение на факультете, но и утрет нос Джеймсу.       Первая победа, восторг окружающих и мечты о дальнейших планах существенно подняли настроение, так что он живо включился в дальнейшее обсуждение тренировок, стратегий и соперничающих команд. В окружающем его мрачном тумане впервые за две недели наметился просвет.