Квантовые близнецы, или два "А" в пионерских галстуках

      Вокруг сплошная стена из колосьев. Это вообще нормально, когда они под два метра вырастают? Нет, уж скорее это я лежу. Да, точно. Уже вечерело и по небу плыли бесформенные облака. Приподнимаюсь — поле уходит куда-то вдаль золотой рекой, горящей в лучах закатного солнца. Дурацкий сон. Пейзаж как будто Репин какой-нибудь нарисовал, чтоб ему икнулось. О, отлично. Я осознаю, что сплю. Ну-с, где мои безграничные возможности? Для начала попробуем что-то простое.       Я вновь легла на землю и зажмурилась, концентрируясь на идее табуретки. Четыре ножки и сиденье — никаких изысков, ничего сложного. Не работает. Ножка от табурета? Тоже. Что за невразумительная чепуха? Вокруг шумят живые организмы, тем самым не давая сосредоточиться.       — Заткнитесь все! Я вас выдумала и могу развыдумать обратно, если сейчас же не установится тишина!!!       Если разберусь в управлении, разумеется.       Организмы проигнорировали угрозу.       Ночь наступила как-то внезапно, а на небесный свод выкатились аж две луны. Первая выглядела привычно, только светилась не так ярко. А вот второй спутник сбивал меня с толку — он был раза в три больше первого и имел отчётливо различимый красный оттенок. Повторюсь: дурацкий сон. Так, ладно. Пока чушь не начала множиться в геометрической прогрессии, стоит начать просыпаться, раз до власти всё равно дорваться не удалось. Я ущипнула себя, но это ничего не дало. Повторила попытку — снова без изменений. Следующие десять раз тоже ничего не дали. Возможно, шоковое состояние могло исправить ситуацию, но что может вызвать шок посреди поля? Сама себя напугать я не могу. Внезапно, откуда-то слева послышался шум голосов:       -…указывать тут будет, шпингалет. Лучше бы температуру подкрутил, а то что-то прохладно.       — Не выйдет, смена не моя.       — Тьфу ты! А значит, когда в июне тыща восемьсот шестнадцатого в Лондоне снег выпал, то всё нормально, а тут для товарищей жалко?       — Так то вообще не ко мне претензии. Это Ян так постарался…       Я отряхнулась и встала на ноги. Люди. Тут есть люди. Стоп. Почему именно люди? Во сне говорить может что угодно. К примеру, табурет. Нет, какой ещё табурет?! Остановимся на людях.       — Ой, привет, а ты кто? — источник звонкого девчачьего голоса находился позади меня. Да что же как все любят подкрадываться сзади?       — Уже не уверена. Но будет хорошо, если я — всё ещё я, — ответила я, не рискуя поворачиваться. Очень уж не хотелось, чтоб собеседник оказался комодом.       — А что ты тут делаешь?       — Нахожусь.       — А, ну пока.       — Бывай.       Пожав плечами, я побрела туда, где разговаривали двое других.       Там оказалась, за неимением другого слова, поляна. В центре горел костёр, вокруг сидели три человека и о чём-то оживлённо беседовали.       — А всё-таки зря они кибернетику заклеймили. Ни за что по сути, — ворчал первый. Он сидел спиной ко мне и был огромен, одет в шинель, а рядом под рукой у него лежала винтовка. Этакий образцовый красноармеец на привале.       — А ты сам посуди, рабочие места из воздуха при массовой автоматизации брать?       Второй выглядел куда прозаичней — чёрная куртка, картуз на голове, в зубах папироса — гротескный пролетарий в вакууме. Третьим был белобрысый мальчишка в пионерской форме. Он сидел напротив остальных и сразу заметил вылезшую из стены колосьев чувырлу. Меня, то есть.       — Товарищи, — паренёк обратился к остальным, — у нас гости.       —  Не стесняйтесь, барышня, — молвила гора в шинели, обернувшись ко мне, — проходите, присаживайтесь.       Вопреки здравому смыслу, я прошла и присела у костра. Теплее от этого не стало.       — Вот, другое дело, — пролетарий одобрительно кивнул, — нечего по полю ночью одной шарахаться.       — Да я в общем-то и не планировала, — хмыкнула я, — всё вышло спонтанно. А вы, собственно говоря, кто?       — Темнота-а-а… — насмешливо протянул белобрысый пионер. — Куда только Луначарский смотрел?       — Май, ну-ка ша! — пролетарий одёрнул пионера.       — А что я? Я ничего… — стал оправдываться паренёк. Кого-то он мне напоминает.       — Вас как зовут, барышня? — поинтересовался здоровяк с винтовкой.       — Что-то вы слишком учтивы для красногвардейца…       — Ну так я и не совсем по этой части, — усмехнулся он. — Так, как говорите, ваше имя?       — Анна.       — Так вот, Анна, вам известно, что такое антропоморфная персонификация?       — Вполне. Я изобразила пальцем в воздухе нечто неопределённое.       — Ну тогда позвольте представиться, — человек-шкаф поочерёдно указал на себя и остальных, — Мир, Труд, Май.       — Ага. Сейчас у меня должна отвалиться челюсть, глаза по пять копеек сделаться и вообще я обязана по закону жанра лишиться чувств. Не дождётесь.       — А мы и не ждём, — буркнул Май, — нам, собственно говоря, вообще безразлично. Всё равно мы вам снимся.       — Типа, всадники коммунизма? — съязвила я. — Один косит, второй забивает, а третий на шухере?       — Ты где коней видишь? — перебил пролетарий, обиженно морщась.       — Да-а вроде нигде…       — Вот! — погрозил он пальцем в небо. — Начальству даже лошадей жалко выделить лучшим сотрудникам! Сеем тут разумное, доброе, вечное и шиш. А эти, — он махнул рукой, — только пакостить умеют, а уже механизацию проводят — коней на автомобили меняют, морды буржуйские…       — Кто?       — Да всадники эти, Квартет Апокалипсиса.       — Ну хорошо, допустим. Тогда что вы делаете в моём сне?       — Находимся, — ответил пролетарий.       — Перефразирую, почему именно вы, а не, скажем, Чебурашка с крокодилом Геной?       — Сон есть субъективное восприятие образов, — пояснил Мир, — возникающих в сознании спящего человека. Так что это вы у себя спрашивайте.       — Хорошо-хорошо, — согласилась я, — вы все тут продукты моего подсознания. Строго говоря, вы — моё отражение в его зеркале. Может тогда, хоть у вас есть идеи, почему я не могу ни управлять этим всем, ни проснуться?       — Теория эксперимента полагает, — Труд, вытащил для разнообразия сигарету изо рта, — что в случае несовпадения результатов, полученных от испытуемого и контрольного объекта или системы, эти самые системы либо неравноценны, либо эксперимент поставлен без должной точности.       — И что же вы мне посоветуете делать?       — А чего тебе нужно? — спросил Май.       — Проснутся, что же ещё?       — Ну, тогда, у вас один выход, — ответил Мир, — ждать, самостоятельного пробуждения, либо надеяться в этом деле на чью-то помощь.       — Хорошо, допустим. Чем тогда тут можно заняться?       — Всем, вообще-то. Кроме, пожалуй, потребления пищи или, скажем, курения. А с какой целью интересуешься, гражданочка?       — Надо же мне себя как-то занять до пробуждения. Побуду с вами хотя бы. У меня всё ещё есть вопросы для самостоятельной проработки.       — Как достойный вариант, могу предложить заняться самоанализом, — попытался сменить тему Мир, но проигнорировав его, я продолжила.       — Да я смотрю, вечера у вас просто пролетают…       — Вам виднее, — пожал Мир плечами.       — Хорошо, вопрос такой: с Трудом и Маем всё понятно, одеты подобающе, а вы, Мир, почему в военной форме?       Мир замялся.        — А что есть мир, как не битва против войны?        — Резонно. Добро с кулаками.        — Вот-вот. А сестрёнка моя, к слову, как раз наоборот — всё в штатском ходит. Стерва.       — Это не она часом со мной в поле говорила? Через спину.       — Не, это стажёрка, Электрификация, — буркнул Труд. — Прикрепили к нам, чтоб опыта набиралась, а она всё носится не переставая. Я уже и ловить её бросил. Схвачу, бывало, так она бить начинает…       — Током?       — Угу, трёхфазным. На десятую долю секунды мне показалось, что полянку обнесли синим забором, но во-первых, забор не мог появиться так быстро, а во-вторых, заборы не пытаются вызвать торнадо, кружась вокруг костра. «Забор» прекратил бегать по кругу и оказался девушкой в рабочем комбинезоне цвета электрик. Просто обхохочешься.       — Ну, что я пропустила? А, снова ты! Привет!       — Эля, вот ты чего всё мельтешишь? Может, у тебя коза? [КоЗа/К.З. — короткое замыкание]       — Ну тебя, Труд, — обиделась девушка, — лучше бы с Маем за проблему автоматизации спорили, чем к порядочному воплощению приставать.       — Элечка, знакомьтесь, это Анна, — представил меня Мир, — мы сегодня ей снимся.       — Это здорово! — Электрификация метнулась ко мне. — Иначе бы мне пришлось высосать тебе левый глаз. Шучу-шучу!       — Я осторожно ткнула пальцем ей в плечо. Электрификация качнулась назад, поддаваясь нажиму. Стоило убрать палец, и она, уподобляясь маятнику, подалась чуть вперёд, чтобы затем вернуться в вертикальное положение.       — Ты мне не нравишься, — заявила я, — тебя я развыдумаю в первую очередь.       — Не буду мешать, — Эля усмехнулась, — но на твоём месте я бы так не делала. Есть вероятность, что ты застрянешь тут так же, как уже застряла в лагере, а в округе кроме нас никого нет, я проверила.       — Сон внутри сна, получается… — протянул Труд, — чушь какая-то…       — Я же вроде отбросила ту теорию про сон…       — Два дня пробалбесничали, данных не собрали, зато успели в историю влипнуть… — подключился Май.       — Да что вы всё о…       Поляна вместе с обитателями завертелась вокруг меня, набирая обороты. Мне едва удавалось вычленять отдельные лица, но они снова и снова ныряли в водоворот, сменяя друг друга и сливаясь в одно.       — Да как… Как вы вообще смеете?! Вы… Вы всего лишь мои отражения…       — Это не мешает обвинять тебя в некомпетентности!       Голоса, искажались, словно их пропускали под паровым катком, и сливались в единую какофонию.       — ТЫ ДАЛА ВОЛЮ ЭМОЦИЯМ, ТЫ ТЕРПИШЬ ПОРАЖЕНИЕ ЗА ПОРАЖЕ-ЕНИЕ-ЕМ, ТЫ НИКЧЁМНА.       — Заткнитесьзаткнитесьзаткнитесь!       — ОБВИНЯЕМ! НЕКОМПЕТИЕ-ЕНТНА-А-А! В БА-А-АСТИЛИ-ИЙУ-У-У-У-У-У-У-У-У!!!       Шоковый метод, — мелькнула последняя мысль и я провалилась в бездну.