За границей облаков

Саундтреки к главе - 1 - Elvis Presley - Don't Be Cruel, 2 - Joy Division–Twenty Four Hours, 3 - Pink Floyd–Eclipse . Pov Изабелла Каллен довёл до логического конца свой последний аккорд на «Epiphone» и вытащил брата из-за барабанной установки. На полпути к краю сцены Джаспер схватил меня, принуждая идти за ними. Смотря на моё каменное лицо, он наивно улыбался, приобнимая меня за плечи. Феликс и Деметрий пристроились со стороны фронтмена, стараясь получить толику оваций. Мы дружно склонились под гомерический ор и частые вспышки фотоаппаратов. Весь зал скандировал: «Затмение!», заряжая меня энергией. Это было действительно удивительно. Во всём теле ощущалась щекочущая лёгкость, граничащая с наслаждением. Я широко улыбалась и не прекратила делать это, даже когда вытирала полотенцем со лба и шеи пот, шагая счастливой, пружинистой походкой по направлению к машине. Сейчас, когда люди просили автограф, я не проходила мимо, а расписывалась на каждом предложенном клочке бумаги, подставляла лицо для фотографий, с усмешкой поправляя тёмные очки. Блаженно выдохнув, я влезла на заднее сидение «Audi», намереваясь улечься на кожаные сидения, и чертыхнулась, зацепив бедром острый край небольшой коробки в синей подарочной упаковке. – Что это? – спросила я Корина, когда он сел за руль. – Та мисс… – парень обернулся ко мне, прищурив веки от тусклого света маленькой лампочки над нами, – эмм, мисс Вольтури. Она просила передать вам это после выступления. В коробке ваша куртка…кажется. Простите, я должен был проверить. – Да, хорошо, – рассеянно пробормотала я, вытаскивая коробку через вскрытый край подарочной бумаги, – она больше ничего не сказала? – Нет, сэр, – покачал головой телохранитель, выезжая на шоссе. В одном из карманов куртки лежала тонкая визитка, на которой элегантным шрифтом были выбиты цифры мобильного телефона. Оставив послание на месте, я вытянула ноги на пустующем сидении, с упоением ловя кайф. Сладкая нега не отпускала меня, даже когда я столкнулась с проклятым Эдвардом у служебного лифта. Джаспера рядом не было, и тишина вокруг нас окутывала каждый угол. Мы в молчании вошли в кабину, поднялись на общий этаж и разошлись в разные стороны. Вероятно, мне стоило что-то сказать, в то время как стальные тросы поднимали нас с Калленом вверх, но я этого не сделала. Впрочем, он поступил также, хотя и оборачивался в мою сторону с характерным покашливанием. Отталкивая мысли с участием фронтмена, я открыла ключ-картой дверь своего люкса, желая поскорее написать друзьям о концерте и возможно станцевать победный танец под «Элвиса». Конечно, не слишком импульсивно, ведь на часах крутился первый час ночи. Насвистывая, я включила свет в комнате и, положив гитару с коробкой на диван, скинула с себя ботинки. После вереницы бессонных ночей наконец-то хотелось обнять подушку и сладко заснуть, а желудок жадно заурчал, будто вспомнив о длительной голодовке. Бросив пальто к гитаре и подтянув рукава джемпера, я вытащила из многочисленных ящичков обилие вредной еды и уже была готова напасть на неё, как вдруг услышала шорох в спальне. Холодные, колючие мурашки спустились от затылка к пояснице. Меня передёрнуло, словно от порыва ледяного ветра, с такой силой, что я прикусила себе губу. Звук вороха простыней вновь донёсся до моих ушей, не на шутку испугав. Поблизости не было тяжёлых предметов, кроме «Fender». Прокравшись к гитаре, я сжала рукоятку трясущимися руками и на носочках пробралась в спальню, готовая к атаке. Едва слышное движение в кровати повергло меня в ужас. Стуча зубами, я локтем нащупала выключатель и зажгла все источники, что были в комнате. На секунду яркость ламп ослепила, а затем моя челюсть отвисла. В моей кровати шептала ругательства и закрывала глаза руками грёбаная Таня. На её теле практически не было одежды – сплошное кружево. – Твою мать! – вырвалось у меня после нескольких секунд её созерцания. – Что за…?! Блекло-голубые глаза осмотрели меня и остановились на гитаре, что я продолжала держать обеими руками за головой, в любой момент способная нанести удар. Она приподнялась на локтях, отталкиваясь от подушек, бесстыдно разводя ноги в стороны, предоставляя наилучший обзор для презентации своих гениталий. Я чуть не уронила гитару на пол. Мои глаза выкатились из орбит, а приступы тошноты, что мучили перед выступлением, плавно перетекали в фазу, где мне положено фонтанировать рвотой. – Сыграешь для меня, малыш? – отвратно-сладким голосом произнесла блондинка, на последнем слове облизнув губы. – Нет! – почти плюнула я, прислонив «Fender» к стене. – Надень на себя хоть что-нибудь и уходи! Номер твоего парня дальше по коридору. Её рот слегка надулся, тело приняло сидячую позу, а голубизна глаз оживилась. – Дорогой, я уже там, где и должна быть. В моём лексиконе не нашлось слов, чтобы противостоять её наглости, потому что с таким ещё в жизни, пожалуй, не сталкивалась. Из горла не выходило ни звука, я могла лишь наблюдать, в ступоре собирая осколки избитых фраз. – Боже, – закатив глаза, фыркнула она, выставляя напоказ свою грудь, – ты можешь уже трахнуть меня?! Хватит просто пялиться. Глоток кислорода неудачно прошёл через дыхательные пути, и я начала откашливаться. – Обдолбалась, – удалось вымолвить мне, – ты обдолбалась? – Не глупи и иди ко мне. Через выступившие слёзы мне не удалось разглядеть выражение её лица, но от приторного урчания хотелось закрыть уши. – Я не буду с тобой спать! – срываясь на крик, провозгласила я. – Значит, с Джейн Вольтури ты хочешь, а со мной нет?! Решив не реагировать на её выпад, я отвернулась, взглядом производя поиск женской одежды. На маленьком столике у окна, рядом с книгами и компакт-дисками, лежало брошенное платье. Схватив короткий кусок ткани бежевого цвета, я бросила его в Таню. – Ты использовал меня, сволочь, – распылялась девушка, – настала моя очередь! – Ну, как ты выразилась, «трахаться» я не стану, – без новых воплей удалось выговорить мне. – Освободи мою спальню. Та напускная сексапильность стерлась, обнажая обиду в каждом дюйме её лица. Она свирепо глядела на меня, спускаясь на пол и надевая платье. – Слушай, я сожалею, – смахнув со лба прядь волос, сказала я с подлинным раскаяньем, – и как бы сильно ты ни хотела этого слышать – прости меня. Встав на дизайнерские шпильки, Таня подошла ко мне, сердито хмыкнув из-за моих шаркающих шагов в сторону. – Советую тебе впредь думать, прежде чем делать. Произнеся свою реплику, она поднялась на цыпочки и, дотянувшись до крышки шкафа, стащила вниз микро-камеру. За короткое мгновение меня бросило в жар, а затем в холод. Борясь с истерикой, не отводя глаз от устройства в руках сумасшедшей, я надрывно выдохнула: – Кто дал тебе ключ от моего номера?! Кто, блять, дал тебе право… – Успокойся, – подло оскалившись, сказала она, наслаждаясь моей реакцией, – мы же не сделали ничего неподобающего. – Ключ, – обозлившись, процедила я, выставив ладонь вперёд. – Мы в отеле Эдварда, не так ли? – ответила она вопросом на вопрос. – Зачем мне ключи, если любые двери для меня открыты в этом здании? Моя рука сжалась в кулак, мозг пытался переварить последние пять-семь минут, а рот ожил, переходя в режим автопилота. – Проваливай! – одеревенело выдала я. – Это ещё не конец, малыш, – скорчив мёрзлую улыбку, пролепетала она и вышла из люкса, преднамеренно хлопнув дверью. Голова кружилась, и картинка перед глазами двоилась. Из лёгких вышел последний воздух, шипением просачиваясь через приоткрытые губы, и меня замутило от дефицита кислорода. Я жадно задышала, обхватив голову руками, сопоставляя факты. «Двинутая стерва имела доступ к моему, пусть и временному, дому. Она могла рыться в моих вещах, в моём нетбуке и смартфоне. Что, если камера была не одна?! Что, если люкс кишит ими и записывает каждое моё движение или же снимает в реальном времени?!» У меня вот-вот мог случиться припадок. Глаза были открыты, однако видеть у меня не получалось, и слышать тоже. Мою правую ногу неожиданно опутала горячая боль. Сильная, но терпимая, потому что я не могла сообразить, стоит ли она моего внимания, и разрывалась между чувствами, которых не могла описать, понять, принять. Очень близко проносились глухие шумы, вибрации, а за ними два зелёных камня. Драгоценные, без огранки, светящиеся. Над губой шевелилось и ползло вниз мокрое, вязкое нечто. Я не могла стереть, убрать эту сырость, хоть руки пытались помочь мне, а камни светились, не отпуская в сладкую темноту. – …Блейк... эй?!.. Блейк?! – обрывисто звучало в ушах. – Посмотри на меня! «Не могу». *** Она кричит. Топает. Зовёт меня. Сбивается в ругани. Я боюсь, что сегодня она найдёт меня, увезёт с собой, и папа не успеет меня спасти. Конечно, он будет ворчать, что я забралась в его шкаф и помяла выходной костюм, но он не скажет маме, не будет кричать сам и не заберёт струны у моей «Джесси». Топот изменяется. Шагов почти не слышно. Мне хочется плакать, ведь она знает, где я. «Джесси» будет сломана. Она завяжет корсет на мне очень туго, и я не смогу дышать. Папа вернётся, а меня не будет. Я задохнусь и умру на заднем сидении маминой машины. Холодно. Над моей губой медленно ползёт липкая струйка. Я убираю её воротом своей футболки и жду слёз. Маму не слышно. Она может красться. Кровь продолжает медленно течь из носа, и я больше не одергиваю ворот, а придерживаю его. В этом шкафу все папины вещи, и я не хочу их испачкать. Слёзы выходят из глаз, когда я слышу щелчок дверного замка и улыбаюсь, потому что шаги тяжелее маминых. Он открывает шкаф, зная, что я его жду. – Иззи. Папа говорит тихо, чтобы мама не знала про моё убежище. Берёт меня на руки и рукавом фланелевой рубашки стирает липкую струйку. – Посмотри на меня. Я гляжу в его тёмно-коричневые камни. – Ты не должна так бояться, – говорит он, прижимая меня к своей тёплой, одновременно твёрдой и мягкой, груди, – она не найдёт тебя, пока ты сама не захочешь этого. Он улыбается на мой кивок и целует меня в лоб. – Но даже если ей когда-нибудь это удастся, я спасу тебя… *** – Па, – осипло прохрипела я, сглатывая слюну и кровь. От резкого света болели глаза, и звуки давили на перепонки. – Блейк, – натужно повторял Каллен, тормоша меня, дотрагиваясь поочередно до моих конечностей, – давай, давай, приходи в себя. Мне не хотелось прикосновений Эдварда, да и вообще его присутствия в своей жизни, поэтому я заторможено отползала подальше с помощью обмякших рук и ног. Правая нога противилась, откликаясь болью. – Слава Богу, – продолжал он, будто не замечая моих действий, – ты меня напугал! Я смерила его физиономию долгим взглядом. Этот мудак, что натравил на меня свою сумасшедшую девушку, теперь стоял на коленях около моего тела в одних пижамных штанах с татуировками напоказ, в какой-то комнате, где я лежала на полу, и выглядел при этом таким уязвимым и опекающим, словно я была для него важна. «Сплошное притворство». – Всё нормально? – спросил он, озадаченно взирая на меня. «Головокружение, кровотечение, ушибленная стопа, колючее напряжение во всех органах – высшая степень прекрасного самочувствия». – Как я могу помочь? – не затыкался притворщик. – Хочешь воды… «Только не из твоих рук. В стакане точно будет яд». Каллен встал в полный рост. Скрещивал руки, пальцы, буравил меня своими глазами, перебарщивая с нотками доброжелательности в неокрепшем тембре голоса. Изображать заботу он умел довольно неплохо, однако мне была не ясна сама концепция представления. Этот человек возненавидел меня, ударил в самое больное, а потом уничтожил тот островок безопасности, что продолжал держать меня на плаву – так для чего столько актёрства?! – Ты можешь встать? Присев, я подтянула левую ногу к груди, подтирая остывшие капли над губой подушечками пальцев, не принимая салфетки из рук Каллена. Насупившись, он отпрянул, потирая подбородок, и я разглядела беспорядок в номере Эдварда. Мусор, грязная одежда, тарелки с подгнившей едой, запах дорогих сигарет и хорошего алкоголя – главные атрибуты уютного гнёздышка фронтмена, способные вывернуть меня наизнанку. – Тебе понравилось? – охрипшим шипением произнесла я через закупоренные бронхи. – Получил удовольствие? Ему хватило наглости нарисовать на физиономии непонимание. Смятение кружилось в зелёных радужках и расширенных зрачках. Густые брови сдавили веки, рот приоткрыт, кисти похоронены в карманах пижамных штанов. – Считаешь, я этого заслуживаю? Терпение негодяя иссякло. С мрачным лицом он сел на корточки в трёх шагах от моей сломанной фигуры и принялся пудрить мне мозги: – О чём речь?! Ты чуть ли не выбиваешь мою дверь среди ночи, весь в крови, невменяемый валишься в обморок, еле дышишь, бормочешь что-то, и мне должно это понравиться?! Тирада Каллена набирала обороты, нервов, чтобы выслушивать её, у меня не было. – Твоя девушка провалила задание, но, как видишь, не совсем, – выговорила я, холодной ладонью остужая горячий лоб. – Тебе всё-таки удалось растоптать меня. Хорошая работа. Он был готов снова подать голос, и я упреждающе подняла руку. – Знаешь, что теперь будет? – решительно выдавила я. – Ни при каких обстоятельствах я не буду жить с тобой на одном этаже, в одном отеле или автобусе. Мне плевать на клипы, фотосеты и прочую чепуху. Я не появлюсь в студии, если ты будешь там. Насчёт вокальной партии я буду разговаривать с Джаспером и больше ни с кем. Сгруппировавшись, опираясь на руки, я поднялась на ноги и неуклюже попятилась к выходу с застывшей, измождённой полуулыбкой. – Нет тебя! Повернув бронзовую ручку, я проковыляла в коридор, отвернувшись от застывшей физиономии Каллена. Хотелось медленно, горделиво шествовать, но на деле я ломко хромала, держась за стену, и смаргивала накопившиеся в уголках глаз капли.