Круги

Вечерняя прохлада не принесла облегчения. Она откинулась на спинку кресла, сняла туфли, закинула ноги на балконные перила, прикрыла глаза и тихонько всхлипнула. Как же она его сейчас ненавидела. И ту, что владела его сердцем. И всех его друзей. Всех. *** Истерически нажимая кнопку звонка его квартиры, она втайне надеялась, что его нет дома. Она была бы даже рада, если бы Жак и Ани оказались правы, и Кристиан просто-напросто снова слетел с катушек и напился. Он же чертов музыкант, творческая личность, ему можно. Как же она сейчас жалела о том, что когда-то, в порыве эмоций, вернула ему ключи от его квартиры. Сейчас бы преимущество было на ее стороне, и не пришлось бы чувствовать себя сумасшедшей истеричкой. Она прекрасно знала, что выглядела идиоткой. Всю их совместную историю Кристиан отводил ей роль запасного аэродрома, а она с этой ролью мирилась. Сначала – потому что восхищалась им, потом – потому что жалела, ну а когда уж она влюбилась по уши, то просто ждала, что он заметит ее, поймет, что значит по-настоящему любящая женщина, и, наконец, избавится от этой своей нездоровой зависимости по имени Джоанна. Она положила свою жизнь к его ногам; она вытаскивала его из баров и разгоняла чокнутых поклонниц, готовила ему кофе по утрам и забивала его холодильник едой, да она даже агентство свое открыла, чтобы быть все время рядом с ним. Чего только стоило убедить отца дать ей денег на эту затею... Она не слушала никого – ни подруг, ни родственников, наперебой убеждавших ее в бесполезности этих отношений; не обращала внимания на ехидные статейки, то и дело появлявшиеся в газетах и журналах; игнорировала даже собственное шестое чувство... Но он как будто не видел всего этого, не замечал, не понимал. Он продолжал жить в своем темном мире, изредка выныривая за глотком свежего воздуха, но лишь для того, чтобы снова погрузиться во мрак. Однажды ей показалось, что она, наконец, смогла до него достучаться, смогла убедить его, доказать избитую истину про синицу и журавля... Но... В тот самый момент, когда она уже приготовилась праздновать победу, он положил перед ней листок с набросками новой песни, и она с ужасом и разочарованием осознала, что по-прежнему ничегошеньки для него не значит, а сердце его по-прежнему бьется только для далекой и недосягаемой американки... Тогда она не стала устраивать сцен. Не выясняла отношений, не предъявляла претензий. Она просто собрала свои вещи и тихо исчезла из его жизни, из каждой ее ипостаси. Ее душила обида, и ныло в груди растоптанное сердце, но она приказала себе собрать волю в кулак и не оглядываться. Она нашла утешение в родительском доме в Бретани, в маминых объятиях, прорыдав у нее на груди несколько часов, а придя в себя, получила неожиданную поддержку в виде похвалы за успешный бизнес-проект от отца. Так, потихоньку то, что еще недавно было смыслом ее жизни, приобрело вполне четкие очертания: отныне Кристиан и все, что с ним связано – это бизнес-проект. Она с тайным удовлетворением слушала отчеты Жака о следовавшими один за одним провалами Ани. С трудом сдерживала злорадную улыбку, читая в газете репортажи с его пресс-конференций. Позволяла себе радоваться тому, что он очередной раз стал героем скандальной хроники. Ей хотелось, чтобы он понял, что все, что в последнее время шло в его жизни хорошо - все это было только благодаря ей. Что без нее он никто. Ноль. Пустое место. И какое-то время, в общем-то, так и было, но потом... ...потом все изменилось. Отчеты Жака стали короткими и скупыми на детали. Кристиан пропал со страниц желтой прессы. Ани бодро рассказывала о том, каким успешным стал новый альбом и о предстоящих гастролях в Америку. В ней никто не нуждался. Ее «бизнес-проект» прекрасно существовал без автора... Она понимала, что это значит: он научился обходиться без нее, и она больше не будет частью его жизни. Никогда. Никакой. Она бесконечно рассматривала его фотографии с гастролей в Америке и очень четко видела произошедшие в нем за пару месяцев ее отсутствия изменения. Он больше не производил впечатления потерявшего всякую надежду на обретение счастья романтика. Теперь он выглядел достаточно жестким и уверенным в себе человеком, нет, не счастливым, но каким-то спокойным. Он смотрел со сцены куда-то в зал, но вместо так хорошо ей знакомого потерянного, бесконечно ищущего взгляда она видела ледяное равнодушие. Она понимала, что пропускает какую-то очень важную веху в его жизни, и ей стоило нечеловеческих усилий не поддаться эмоциям и не рвануть обратно, в Париж. К нему. Ее школьные подружки – все уже счастливо замужем и с детьми, так и осевшие в Бретани, и никуда за ее пределы не выезжавшие – с интересом слушали ее истории и, между грудным вскармливанием и вытиранием носов детям постарше, демонстративно закатывали глаза, когда речь заходила о Кристиане. - Запомни, - говорила ей рыжеволосая Изабель, покачивая ногой коляску и заправляя налитую молоком грудь в кружевной бюстгалтер, - если мужик говорит, что он не может без тебя жить – значит ты ему нужна, как бесплатное приложение к квартире. Мужик должен не мочь без тебя спать. Так, чтобы каждый раз, закрывая глаза, он видел только тебя. Так, чтобы – если ты не спишь рядом – то и он не спит. А если спит, то мало и тревожно. Понимаешь? Она потягивала свою колу с лимоном и кивала, соглашаясь. Да и с чем тут было спорить? Она все это знала, просто не хотела в это верить. - А ты, моя дорогая – дура. – Изабель всегда была очень прямолинейной. – Ты для него стала всем, чем угодно, но точно не женщиной его мечты. Так что забудь его. Разотри и выброси. Если хочешь, я познакомлю тебя с коллегой мужа. Очень интересный мужчина, между прочим. Она снова кивала. Она была согласна. И забыть, и на очень интересного мужчину. Ну а что? А потом он позвонил. Спустя три месяца. Просто позвонил и сказал, что соскучился, что все понял. Помолчал и добавил, что любит. Ее. Любит ее. И она забыла обиды, слезы и недавно принятое решение относиться к нему, как к бизнес-проекту. Всего один звонок – и она в мгновение ока оказалась снова на пороге его квартиры. Он изменился. Он говорил правильные слова, держал ее за руку, обнимал за талию и улыбался, но ее не покидало ощущение, что рядом с ней – чужой человек. Он посвятил ей песню, представил своим друзьям и даже сделал предложение, а ей все еще хотелось чего-то большего. Она не понимала себя, нервничала, доводила своими истериками всех вокруг до белого каления и не чувствовала абсолютно никакого счастья. Но упорно продолжала держаться за него двумя руками, не желая признавать очевидного: он так и не стал ее мужчиной. Она слышала, как перешептываются его друзья за ее спиной; видела непонимание, то и дело проскальзывающее в их взглядах, но все еще уговаривала себя, что им просто нужно чуть больше времени. Все встало на свои места, когда она встретила ЕЕ. Ту, с которой соперничала с тех самых пор, как Кристиан появился в ее жизни. Ту, которую ненавидела за свои слезы и за то, что пришлось пережить ему. Ту, которую ей меньше всего хотелось увидеть рядом с ним. Но это случилось, и в тот вечер она, наконец, признала свое поражение. Нет, она, конечно, закатила истерику, как положено, и даже потребовала, чтобы он не смел больше приближаться к «этой женщине» …но в глубине души уже знала, что эту войну она не выиграет. Потому что впервые за долгое время увидела эмоции на его лице. То есть – для нее у него эмоций не было, а для той, другой – пожалуйста, сколько хочешь… Она сама не знала, почему решила тогда продолжать этот фарс с помолвкой. Но ей доставляло какое-то, прямо скажем, садистское удовольствие наблюдать за ними и смаковать их боль. Она весь вечер не отлипала от Кристиана – то усаживалась к нему на колени, то обнимала за плечи, то требовала поцелуй – и ехидно отмечала про себе каждый раз то, как вспыхивали неприязнью его глаза, и как старательно прятала свое разочарование Джоанна. Ну и приглашенная ей пресса, конечно, тоже сделала свое дело, поставив только их двоих – ее и Кристиана – под прицел вспышек…Она точно знала, что завтра все таблоиды будут тиражировать новость об их помолвке, а это значит, что ей удалось загнать Кристиана в ловушку, и она с определенной долей злорадства собиралась наблюдать за тем, как он будет выкручиваться. Однако теперь, истерически нажимая на кнопку звонка его квартиры, это она чувствовала себя загнанной в ловушку… *** Лали быстро оглядела свое отражение в витрине ресторана, поправила волосы и уверенно шагнула внутрь. Это был не самый дешевый ресторан в Париже, и она, если честно, чувствовала себя здесь немного не в своей тарелке. Хотя они с Николя и были кем-то вроде местных знаменитостей, она все еще предпочитала небольшие уютные ресторанчики, как, например, любимый португальский рядом с ее домом. Жозе, конечно, презрительно закатывал глаза и осуждающе качал головой – ему всегда по душе был пафос – но им с Бенедикт и Николя нравилось. Но сейчас она торопилась на интервью, и раз уж клиент выбрал этот ресторан, она всем своим видом должна излучать уверенность. Ее уже ждали. Она чуть замедлила шаг, выдохнула, улыбнулась и уверенно отправилась к столику. - Привет, Мэт. – Лали чмокнула вставшего к ней на встречу мужчину в щечку. - Привет. Ты прекрасно выглядишь! – Он аккуратно оценил взглядом точеную фигурку девушки. - Спасибо. – Лали с удивлением почувствовала, как щеки заливает румянец. Это что еще за новости? Последний раз она краснела от комплиментов в восемнадцать. - Что там ваша любовная эпопея? – Мэт аккуратно наполнил ее бокал розовым игристым вином. – Надеюсь, ты не против? Я позволил себе заказать. Это лучшее вино с Корсики. Лали пожала плечами. - Я бразильянка, я не разбираюсь в вине. Мэт улыбнулся. - Это плюс. Можешь позволить мужчине побыть мужчиной. Так что там наши влюбленные, нашлись? Лали театрально закатила глаза, но скрыть улыбку не смогла. - Нашлись, конечно. Взрослые люди, а устроили такой детский сад! - Любовь делает из людей дураков. - Согласна. Мэт поднял бокал и пригубил его содержимое. - О чем ты хотела со мной поговорить, Лали? Девушка тоже сделала глоток из своего бокала, забавно сморщила нос и отодвинула бокал в сторону. - Ой, слишком игристое. Я, все-таки, предпочитаю сухое красное. - Я думал, бразильянки не разбираются в вине. - Я тоже так думала. – Лали улыбнулась. – Но не могу я так легко позволить мужчине быть мужчиной. Мэт с удивлением уставился на нее, но, заметив чертиков в ее глазах, громко и беззлобно расхохотался. - Вы, бразильянки, умеете удивлять! - Да, мы такие. В общем, так. Я хочу взять у тебя интервью. Эксклюзив. Все про Тайлер Инкорпорейтед, про фонд, про вашу работу во Франции. Люди, лица, судьбы, истории. Мэт понимающе кивнул. - Но разве Николя уже не делал сюжет о Тайлер? - Вот именно, Николя делал сюжет о фирме. А я хочу о людях, понимаешь? Вот, например, вы помогли Натали и ее сыну… - Еще не помогли пока. - Неважно. Но я вот таких историй хочу, понимаешь? Не сухие факты из биографии Синди Тайлер и заученные фразы, а настоящую, живую Синди Тайлер. - Ну, это тогда тебе к Синди. Я про нее никаких настоящих и живых фактов не знаю. - Но я хочу начать с тебя. Серия «Тайлер Инк в лицах», сюжет первый – «Кто ты, Мэт Донован?» - Ты все уже продумала, да? – Мэт чуть подался вперед и практически перешел на шепот. Лали тоже чуть склонилась в направлении Мэта и кивнула. - Конечно, я всегда прихожу на встречи подготовленная. Мэт тяжело сглотнул и протянул Лали бокал с вином. - Мы сначала поедим или ты сразу приступишь к допросу? - К черту еду, мне давно не дает покоя это интервью! *** Она не ожидала, что он откроет ей дверь. Надеялась на то, что его либо и правда нет дома, либо он снова струсит, не захочет выяснять с ней отношения прямо сейчас, подождет, пока она остынет. Она, если честно, и сама не готова была к разговору с ним. Потому что понимала, что это, скорее всего, будет их последняя встреча. И хотя она уже знала, к чему все идет, отпустить его насовсем, все-таки, была еще не готова. Но он открыл дверь… *** - Привет. Не пугай соседей. – Кристиан протянул ей руку, приглашая войти. Она презрительно фыркнула и, оттолкнув его, рванула сразу в сторону спальни. - Полин. Она жестом попросила его замолчать, и, чуть помедлив, распахнула двери спальни. - Полин. В спальне никого не было, но от ее проницательного взгляда не укрылись ни разбитая ваза, не перевернутая чашка с кофе, ни вторая чашка на подоконнике, ни скомканные простыни. Она развернулась к нему, пытаясь одновременно подобрать слова и скрыть слезы. - Она была здесь, да? Он кивнул и попытался взять ее за руку. - Не смей прикасаться ко мне, слышишь? Ненавижу тебя! И тебя, и ее, и всех твоих друзей! - Полин. Пожалуйста. – Кристиан говорил тихо, но не опускал привычно глаза, а смотрел прямо на нее. – Ты имеешь полное право ненавидеть меня. Но позволь мне объяснить… - Что тут объяснять, Кристиан? Что ты воспользовался мной, чтобы вызвать ревность у твоей драгоценной Джоанны? Что тебе всегда было плевать на мои чувства, тебе было просто удобно со мной? Это ты мне хочешь объяснить? Он молчал. Полин горько улыбнулась и вытерла слезы. - Я никогда больше не хочу видеть тебя, Кристиан. Меня никто и никогда так не унижал, и я вряд ли когда-нибудь смогу простить тебе это. Она развернулась на каблуках и двинулась в сторону выхода. - Полин, я прошу тебя. Если меня чему-то научила моя жизнь, так это тому, что просить прощения нужно сразу. Она остановилась и зло хмыкнула. - Будешь пытаться растрогать меня историей своей неземной любви? У меня для тебя новости, Кристиан. Твоя история ничего для меня не значит. Я годами нянчила тебя и лелеяла твою любовь к святой Джоанне вместе с тобой. Я годами наблюдала за тем, во что превращало тебя равнодушие этой женщины. И это я, а не она собирала тебя по кусочкам. Я, Кристиан. Я была рядом. Я любила тебя, несмотря ни на что – что бы ты не делал, что бы ни говорил – я любила тебя. А где была она, а? Но ты – слепец, Кристиан. Ты не видишь, что твоя любовь – это придумка, а твоя Джоанна – обыкновенная баба, которая не погнушалась сигануть в постель к чужому мужчине, как только поняла, что он может ускользнуть. Кристиан покачал головой. - Это не выдумка, Полин. Возможно, я выгляжу по-идиотски, ты права. И Джоанна – она не святая. Она обычная женщина. Но она – моя, понимаешь? Моя женщина. И это делает ее в моих глазах выше и важнее всех прочих. Я никогда не скрывал от тебя этого. Я всегда пытался быть предельно честным с тобой, Полин. Но я совершил ошибку, пытаясь заменить ее тобой. Я не хотел этого, но я думал тогда, что навсегда потерял ее, и потерять еще и тебя я не мог. Я знал, какие чувства ты ко мне испытываешь. Знал, что ты вернешься в мою жизнь только если я скажу тебе то, что ты так давно хотела услышать. И я не врал тебе, Полин. Я действительно люблю тебя. Ты – лучшее, что случилось со мной за долгие годы. Но Джоанна, она…понимаешь…я вижу мир по-другому, когда она рядом. Так было всегда. Она не моя половинка, нет. Она – это я. Полин покачала головой. - Она предала тебя однажды. Предаст снова.. Кристиан улыбнулся. - Ты же знаешь правду, Полин. Натали мне все рассказала перед отъездом. Про мои письма, и про то, как тщательно ты скрывала от меня правду. И знаешь – я даже рад, что вышло так, как вышло. - Я даже не буду извиняться за это. Я защищала свою любовь. Я боролась за тебя. В отличие от нее. Ты снова ошибешься, и она снова сбежит в Техас. - Не сбежит. В этот раз не сбежит, потому что я не собираюсь больше ошибаться. Полин скептически пожала плечами и, сняв с пальца кольцо, протянула его Кристиану. - Ты все еще веришь в сказки. Пора взрослеть, Кристиан. Потому что в следующий раз, когда рухнет твой сказочный хрустальный замок, меня рядом не будет. - Прости меня, Полин. Она кивнула и вышла из его квартиры. *** - Ничего так интервью получилось. – Мэт улыбнулся и убрал влажную прядь волос с лица Лали. Она смущенно уткнулась носом в одеяло. - Это неофициальная часть, в номер не пойдет. Мэт рассмеялся. - Ты потрясающая, Лали. - Лучше, чем Джоанна? – вопрос вырвался как-то сам собой, и Лали тут же пожалела об этом, еще больше зарывшись в одеяло. - Я не сравниваю вас. – Мэт стянул с нее одеяло и провел пальцами по обнаженному плечу. – Мы есть здесь и сейчас, все, что было до нас – неважно. Лали положила голову ему на грудь и позволила себе расслабиться, чувствуя, как медленно, потихоньку, начинает заполняться теплом пустота в ее сердце. - Но интервью, тем не менее, все еще в силе, да? - Ты никогда не сдаешься? Лали рассмеялась. - Больше нет. *** Вечерняя прохлада не принесла облегчения. Она откинулась на спинку кресла, сняла туфли, закинула ноги на балконные перила, прикрыла глаза и всхлипнула. Как же она его сейчас ненавидела. И ту, что владела его сердцем. И всех его друзей. Всех. Тихонько скрипнула балконная дверь и рядом с ней на плетеном столике появилась чашка с ее любимым земляничным чаем. Потом чьи-то заботливые руки аккуратно накинули ей на плечи пиджак. Она схватила тяжелую мужскую руку, прижалась к ней щекой и, наконец, позволила себе разрыдаться. Он не имел ничего против. Он готов был стоять рядом с ней столько, сколько ей будет нужно. Ничего не просил взамен. Он знал, когда-нибудь она поймет, что значит, когда мужчина любит женщину по-настоящему. *** Что есть у тебя для меня? Взгляд? Улыбка? Слово? Намёк? Строки запылают, звеня — Стоит бросить лишь уголёк. Новый разгорится пожар — Стоит ветерочку подуть. За тобою рвётся душа, Тонет в беспросветном бреду. За тобою мысли летят — Не могу их остановить. В каждой новой капле дождя — Голос моей глупой любви. Разум, страх и стыд во мне спят. Я — как первобытный дикарь. Что есть у меня для тебя? Всё! Весь мир держу я в руках.